Портрет

- Вот! Я закончил! – провозгласил мой гений и скинул покрывало со своего творения.
Я не увидел ничего нового. Тот же самый портрет, что и сотни развешанных и разбросанных по его конуре, которую он величественно называет мастерской. Та же самая дамочка, только в хорошем цветовом решении. Ну и, пожалуй, попривлекательней, чем ранее и в другом платье. Вернее вообще без платья, а в ночной кружевной белой сорочке. Я чувствовал его сверлящий ожиданием взгляд и брякнул:
- Слушай, сколько я тебя помню, ты всё время рисовал эту бл.., - его глаза сверкнули в меня: - Эту женщину, - поправился я.
- Ты не понимаешь, ты не можешь понимать, но я тебе расскажу. Тебе, - он ткнул в меня пальцем: - Расскажу.
Я опрокинул наконец-то предложенный стакан, кивком принял предложенную и засунутую мне в рот сигаретку. Теперь, чувствуя, как по мне растекается сорокаградусная живая вода, приправленная дешёвым куревом, я готов был слушать что угодно и сколько угодно. Он тоже закурил и начал:
- Впервые я начал рисовать в пятнадцать лет. То есть начал рисовать портреты. Это были обнажённые женщины. Выводя шариковой ручкой  в школьной тетрадке линию груди и бёдер, я доходил до стадии невозможного сексуального возбуждения.
- Хе, да я помню! Здорово у тебя получались голые красотки. А серия «Приключения жопастой Лолы», где помимо самой Лолы и её прелестей появились и мужские, так сказать, детали -  действующие персонажи, переходили из рук в руки, из класса в класс, порой за неплохую монету, пока в итоге полное собрание, достойное места в Эрмитаже или, на худой конец, в Лувре, не составило экспозицию на полке в кабинете нашего директора. Хе-хе.
- При всём при этом я ведь никогда и не видел голой женщины, не знал её, как бы это…, устройства. Всё выдавало моё воображение, фантазия, желания, если хочешь, под влиянием небывалого эрективного вдохновения.
- Фантазии у тебя были, что надо! Плесни-ка ещё полстаканчика. Ага.
- Но вот однажды я, закончив тело, приступил к лицу своей очередной вожделяющей музы и вдруг я осознал, что оно захватило меня целиком. Я переделывал, перерисовывал его десятки раз. С того самого момента я ясно видел у себя в голове это лицо.
Я ткнул сигаретой в сторону портрета: - Вот это, надо полагать?
- Да. Да! – заорал вдруг он: - Это! Именно это! Двадцать лет! Двадцать лет я каждую ночь и каждый день вижу и рисую это лицо, но всё было не так. Всё не то! Не так ложится тень, не тот взгляд, не такая улыбка, не такие завитки у лба. Я сходил с ума! Я видел это в воображении, но не мог воспроизвести на холсте. Это бесило и убивало. Но полгода назад, проходя мимо рынка, я увидел его!
Я чуть не поперхнулся третьим стаканчиком:
- Кого?
- Лицо!
- Да ну? Дайка сигаретку… Его что, эк.., пардон, продавали на рынке?
- Нет. Это была она. Та, чьё лицо я пытался воспроизвести двадцать лет. Она шла с рынка, я последовал за ней, как загипнотизированный и…
- И? – я недвусмысленно хлопнул ладошкой о кулак.
- И я пришёл сюда!
- Сюда? – я попытался оглядеться, но голова закружилась, и я вновь сфокусировался на жестикулирующем руками друге.
- Она живёт в доме напротив! Она – моя дива с рисунка, понимаешь?
- Ну…
- Не буду вдаваться в бытовые подробности. Я продал свою комнату и переехал сюда.
- Ты встретился с ней?
Он посмотрел на меня, как на буйно помешанного:
- Ты что?!
- Познакомился?
- Нет, конечно! Я наблюдаю за ней в окно. Её окно напротив. Я редко её вижу, чаще силуэты за занавеской. Иногда она одна, а иногда, в основном по пятницам, к ней приходит мужчина, - он как-то странно вдруг на меня посмотрел: - Вот, кстати, на тебя похожий. Твой силуэт. Мне так хочется его… убить…
- Да ты чего! Да я первый раз вижу эту.. Ну, то есть видел только на твоих портретах, то есть её портреты на твоих работах. Тфу ты, пропасть… Налей-ка.
- Да, выпьем. Я наконец-то завершил свой труд. Я счастлив и у меня сегодня праздник! – он заулыбался, на щеках вновь заиграл румянец.
- Но, разве ты не хочешь с ней хотя бы просто поздороваться? Посмотреть на неё вот так, как мы сейчас с тобой?
- Ну, неужели ты не понимаешь?! – вскочил он: - Это муза, это мечта! Нельзя так! Это разрушит всё то очарование и тайну вдохновения!
- Да, - ухмыльнулся я: - И сиськи могут оказаться не те, что ты нафантазировал.
- Что?
- Нет, ничего. Пора мне. Дождь, похоже, поутих, а я что-то перебрал.
- Оставайся.
- Нет уж, - я подошёл к окну. Окно напротив было затворено, свет не горел:
- Хватит с меня на сегодня историй. Увидимся завтра в галерее. Я тебе свой новый рассказ подарю. Хотя всё равно ты их не читаешь.
Уходя, я остановился перед портретом. (Ничего. На корректоршу похожа из «Пэйдж». Как бишь её..?),
- Ладно, пока.
- До завтра.

Я долго стоял на лестничной площадке перед деревянной дверью, прежде чем всё-таки позвонил. Звонок не работал. Я постучал. Никто не отвечал. Открылась соседняя дверь, из-за двери вылезла опухшая морда, источающая многодневный перегар:
- Чего долбишь? Околоточного позвать, что ли?
- Не надо околоточного, скажите, мадам, женщина, соседка Ваша, которая вот здесь проживает…
- Женщина?
- Да, блондинка. Такая с завитушками…
- С завитушками? – пыталась врубиться в смысл Опухшая Морда.
- Да, на корректоршу из «Пэйдж» похожа. Э – э, то есть…
- Ты пьяный что ли?
- Ну… относительно. Но суть не в этом. ****инка, то есть блондинка…
- С завитушками?
- Да!
- Здесь уже восемь лет никто не живёт, идиот. Дом под снос стоит. Одна я тут. Мне уходить некуда. Похмелиться хочешь – заходи, нет – иди на …
- Хочу.
Я вошёл к гостеприимной бабуле. Она закрыла за мной дверь:
- С завитушками, с побрякушками…

27 январь 2015