От Источника до Источника. Ч. 2

 На фото: лесное зимовье

Часть вторая. Доверяй да проверяй!

О  проверке товарищества. Эти строки из дневника для внимательного читателя могут рассказать о некоторых качествах человека, которому я решил довериться. Дневник – это факты, но всегда ли мы умеем делать выводы?
5 июля. Заходил Матонин. Решали вопросы, связанные с поездкой. После него нашел в Интернете, что электричка идет в шесть вечера. Он говорил, что в пять.
Дома. Скоро полночь. Вечером потихоньку собирался в лес. Сейчас рюкзак стоит, прислоненный к печке. Что в рюкзаке? Топор, острие засунул в две верхонки; пластиковое ведро, в нем тушенка – две банки, свиная и говядина, банка морской капусты с кальмаром; вермишель, упакованная Танюшей; на всем этом – котелок с помытой картошкой, как просил Матонин; сверху – полиэтиленовый мешок, в котором можно спать; в карманах – разная мелочь: фонарик и прочее. Кстати, где-то я откладывал удочку, она места почти не займет – на тумбочке на веранде. Спальник – завтра. Рюкзак тяжеловат за счет картошки. Туда будет тренировка – давно не ходил в дальние переходы. Назад понесу ягоду. Взял фотокамеру. Что-нибудь обязательно забудется. Главное, взял резиновые сапоги, в кроссовках хожу по дому – новые, надо размять. Взял репеллент, аж две разных упаковки: «Дэта» и гель. Клещ в этом году особенно свирепствует. Но клеща бояться – в лесу не бывать. Да, надо взять спортивные трусы – в дороге будет жарко. С одеждой решу завтра.
6 июля. На часах телефона время: 14-45, немного спешат. Присел на несколько минут. Только что пришел с вокзала, узнал, что электричка будет в шесть вечера. Вскипело. Замочил футболку с майкой – надо стирать. Еще – варить собачкам, всегда перед отъездом делаю по максимуму. Огурцы беру с собой. Свеженькие. Сейчас съел один. Сорвал шпината, редиски, лука, укропа. Варится собачкам. Постирал. Половина четвертого. В пять выйду. Позвонил Матонин. Удивился, узнав, что электричка в шесть. По его словам была без четверти пять.
В кассе – очередь. Мужчина берет обратный билет из Челябинска, туда взял раньше. Говорю, что мне тоже предстоит через неделю брать обратно. Он отвечает: «Ваше лицо знакомо». Я: - в одном городе живем. Он: - Да нет, здесь что-то другое. Смотрю на мониторе его фамилию: Засухно. Такой не слышал, думаю. Был Матухно – архитектор города, сейчас – другой. Кассир дала мне билет до Источника - 22 рубля, подтвердив, что электричка будет в 18-07 – спросил ее, так как Матонин заверил, что электричка в пять. Когда шел туда, на тротуаре ребята сидят (неподалеку от церкви). Один спрашивает, знаю ли я велосипед на букву «И». Отвечаю: «Иж, ижевского завода». Парень внимательно смотрит на меня, не отвечая. Иду дальше – мне некогда. Потом мысль: с чего бы он спросил?
Поездка в Источник. Матонин настоял ехать в пятницу. С утра был сильный дождь, казалось, беспросветный, но прогноз был благоприятный. Действительно, к вечеру прояснилось. В шесть была электричка. Заждался Матонина на пешеходном мосту. Он подошел перед самой электричкой. Сказал, что уже был на вокзале, но меня не видел и пошел в магазин. Подумал, что я могу не придти. Это удивило. Отметил странность его колебаний: утром договаривались, потом я звонил ему домой - в Чистые Ключи – сказал, что электричка в шесть часов (он настаивал, что в пять). А вот я подумал, что у него автобус не совпал или он не рассчитал. Ладно, все благополучно. В электричке нашел местечко, а ему пришлось стоять до Летней. Потом пассажиры стали расходиться по дачным остановкам. Матонин услышал от кого-то в маршрутке, что электричка забита битком. Еще рано: грибники-ягодники только готовятся. Вышли в Источнике. Матонин вел по тропе уверенно, видно было, что здесь не впервые.
Оба были в хорошем расположении духа. Для меня места были новые, поэтому тоска по Ване не обострялась, как за Шаманкой. От Источника мы шли больше трех часов, перешли речку Олха, как он и обещал, через остров. Я учитываю все разговоры, поэтому наличие островка придало уверенности. Мостом служили два неровных бревнышка, причем, только на островок. Дальше пришлось перетаскивать одно бревно, другое оказалось тяжеловатым. Я перепрыгнул по бревну, он взял в руки палку, которой хотел упереться в дно. Длины палки не хватило – настолько было глубоко, хотя ширина протоки - всего метра два. Уперся в берег, продвинулся по дрожащей лесине, я держал ногой второй конец  – перепрыгнул. После переправы тропы не было, но он шел уверенно. По густым зарослям, в которых попадалась хорошая, почти спелая жимолость, поднялись в горку. Здесь он стал сомневаться. Несколько раз прошел по хребту туда и обратно, приговаривая: «Правее или левее?». Начинало смеркаться, солнце уже село. Я предложил, видя его сомнения, заночевать здесь, а утром пойти на поиски его места. Но для меня показалось странным, что он не знает дорогу к своему месту, которое посещает больше десяти лет. Повторил дважды. Место было сухое, дров для костра достаточно. Он прошелся еще, повернул назад по хребту и решительно пошел вниз. Я шел за ним. Мы прошли метров пятьдесят, как увидели плоскую крышу строения. Это было зимовье. Вокруг было – обустроенное место. Люди были здесь недавно – видно по кострищу. Спросил Матонина, что за зимовье. Вид самой избушки был странный – высота чуть больше метра, плоская, чуть покатая крыша. Для маскировки – удобно, видно ее только когда находишься рядом. Ответ Матонина: «Никогда до этого не был здесь, впервые ее вижу». Я-то вообще был в этой стороне впервые, поэтому меня устраивал любой ответ. Лучше, когда отвечают честно. Мы расположились в гостеприимном месте. Ничего не надо было готовить, даже дрова были на месте. Вскоре полыхал костер, кипел чаек. В зимовье обнаружился большой горбовик с продуктами. Вскоре должны придти хозяева. Зайти в зимовье можно было только сгорбившись, почти на коленях. Сразу у входа – столик, в стене – окошко. На столике – спички, свеча, радиоприемник и вытащенные круглые батарейки. Если батареи оставить в приемнике, то они могут потечь. Все продумано. За столиком можно сидеть, но встать сможет только гном. Дальше – полати. Вытянуть ноги здесь невозможно, только наискосок – человеку небольшого роста. Из-за небольшого объема помещения – воздух спёртый, застоявшийся. Если проветривать – залетят комары. На улице между кедром и сосной прибита доска, служащая столом. Между соседними деревьями протянуты проволоки для сушки белья. Они сослужили нам хорошую службу. Матонин ночевал на улице, я – в зимовье. У нас были свежие батарейки, поэтому вскоре было радио, его я оставил на всю ночь - негромко. Эту радиоволну я слышал впервые – «Культура». Утром меня все-таки разбудили комары, проникшие сквозь еле заметную щель. Обычно в лесу я встаю рано, но на этот раз встал, когда солнце было высоко – в начале девятого. Даже для одного человека маловато воздуха на ночь, но в целом впечатление было хорошим. После неожиданно трудного захода такой отдых оказался кстати. Да, у меня с собой была бутылка водки «Шумак». Взял ее только из того, что мы с Матониным в разговорах собирались сходить на Шумак. Увидев это название, тут же взял. Разумеется, на ужин досталось и Бурхану – в благодарность за то, что навел нас на замечательное место. То, что мне помогли сверху, нисколько не сомневался. Когда трудно, молча начинаю молиться – вопрос начинает решаться. Водку пил понемножку – на двоих с Бурханом, что означает отливать несколько капель перед приемом.  Матонин принимал лекарство, поэтому пить отказался. Лекарством у него был флакончик с медвежьим жиром. Должен отметить некоторую особенность – человеческую.  Ванёк не пил – погиб. О других говорят: «Лучше бы пил». Это я теперь думаю и о сыне: лучше бы пил и курил. Непьющий человек опасен – в большей степени для себя. Не дай бог, если вы окажетесь впервые с непьющим человеком в неизвестном месте или в тяжелых условиях. Непременно что-то случится – из ряда вон. Бойтесь непьющих. Во-первых, у них завышена самооценка, они амбициозны, несмотря на внешнюю покладистость и демократичность, но главное, их нервная система не отдыхает – в этом вся проблема. Обычно непьющие – суперкультурные люди, но и супердоверчивые, так как медицина и официальная пропаганда убедила их, что алкоголь – зло, зло и зло. Они скорее будут пользоваться антидепрессантом, чем рюмкой хорошего вина, хотя таблетки, особенно сотворенные с помощью чудес химии, приносят большее зло. Надо сказать, Матонин, в отличие от верных моих людей – Иваныча и Леши – хорошо отнесся к чаю из трав, собранных мной по пути. Один букет и гриб-масленок я оставил у первого ручья, но затем набрал еще. В первый вечер я не мудрствовал, положив в чай дазифору, Иван-чай, листа брусники и спиреи. Спирея, другое название таволги иволистной, растет по влажным местам и цветет розовым цветом, я не мог удержаться, чтобы не сорвать несколько веточек. Матонин живо интересовался растениями – по пути я подробно рассказывал о каждой траве, которая оказывалась в моей руке. Трав там изобилие. Вдоль тропы растет местами боровая матка, совсем недалеко от жилого места. В болотистых местах все заросло вероникой лекарственной, такого ареала вероники я еще не встречал.
 – Вот погремок, - говорю, – убивает любую головную боль.
- Где-где? – интересуется Матонин. – У меня часто болит голова, вот здесь, по неизвестной причине.
- А причину знать не надо. Берешь горсть травы, завариваешь стаканом кипятка, через полчаса выпиваешь – боль проходит, голова будет словно ватой набита, такое ощущение, но боли нет. Теперь ищи причину, искореняй. Допустим, отравление или простудился. Кстати, погремок и от простуды поможет.
Так объясняю по пути, Матонин идет неторопливо, хотя время позднее. В таких случаях я обычно выкладываюсь по скорости - чтобы зайти вовремя, развести костер, приготовить ужин. Видя его степенность, решаю, что он так ходит вообще. В последнее время он сидит на лекарствах после больницы – было воспаление легких. Это наши иллюзии. Оценивая нечто, мы создаем свое представление. На самом деле, это – слепок, не соответствующий оригиналу, отражающий только форму, не дух. Но об этом я думаю сейчас, сидя перед компьютером. Там же я общался с сотоварищем, с природой и не делал никаких выводов. Отвлекся на телефонный звонок, прочел написанное, и пришла на ум фраза: «Выводы делает жизнь». Обдумал это и, наконец, понял, что выводы делает смерть. Ничего высокопарного нет в этой мысли. Смерть ставит точку в наших метаниях, размышлениях, в наших представлениях о жизни. То, что мы представляем – это и есть иллюзия. Заостряю на этом внимание, так как старшая сестра утверждала, что всё – иллюзии. Тут есть противоречие. Чем более мы живем: эмоциональны, чувствительны, сопереживаем за других людей, мечтаем, любим, ценим, то есть, имеем человеческие качества в высоком понимании, тем ближе мы к смерти. Таков был Ваня. Он доказал это своей жизнью и смертью. Чем менее мы живем, - это в большей степени относится к пожилым, умудренным людям, не спешащим, не торопящимся, а так же, к психически заторможенным людям, находящимся в своеобразном коконе, - тем дальше от них отступает смерть. Могу не точно донести мысль. Это похоже на мои сны, когда действие идет, но, вспоминая, не находишь аналогов в реальной жизни, даже слов иногда попросту нет, в словаре нет, чтобы охарактеризовать действие. Поменьше делайте выводов, так хочется предостеречь молодежь. Ваня остро реагировал на все, но оказался беззащитен перед лицом смерти. Видя выражение моего лица, он немедленно делал вывод о моем отношении к вопросу. Он считал себя психологом, физиономистом – в этом великая ошибка. Никогда нельзя считать себя знатоком – в любом деле, жизнь может опровергнуть любое представление, любую иллюзию. Хорошо, если так, ведь в противном случае опровергает смерть. В чем же противоречие? Если смерть – энтропия, то есть, прекращение движения, то заторможенные люди находятся в состоянии, более близком к энтропии, но живут дольше. Разве не противоречие?
На следующий день я нашел тропку в туалет, что полностью закрепило уважение к хозяину зимовья. Я уже дал прозвище этому месту - «Зимовье Шумак», уже родилась такая строчка: «В этом домике живут гномики». Я пошел по тропке в тайной надежде, что она ведет к туалету. Гномики поступили просто, как и положено лесным жителям. Выдранное разлапистое корневище упавшей сосны служило стенкой. В естественное углубление, оставшееся после падения дерева,  были вставлены две доски. С другой стороны туалет прикрывали заросли багульника. В окоем лесного дерна, состоящего из мха и брусничника, выглядывали зеленые бусинки брусники.
 Туалет в лесу – это признак культуры человека, уважительно относящегося к природе. В нашем балагане за Старухой Иваныч, в первую очередь, сделал туалет. Когда я там появился через год после основания, Иваныч мне об этом с гордостью заявил. Потом я туалет обновлял и занимался им, потому что народу ходило много, даже случайные туристы, оставлявшие восторженные записи в журнале балагана. А вот зимовье Великого Йога на горе за Орленком, представлявшее из себя большой, наполовину кирпичный, домик с бельэтажем, туалета не имело, что меня поразило. День я посвятил строительству туалета, а Ванек мне помогал, хоть и было ему тогда лет восемь. Зато туалет мы отстроили классный, из березовых стволов. Человек и в лесу должен оставаться человеком.
После такой находки уходить отсюда расхотелось, поэтому на вопрос Матонина, где будем оставлять вещи – здесь или в его месте – мой ответ был один: здесь. Вторую ночь мы провели здесь же. Суббота была полностью посвящена поиску его места, оно нашлось в километре от зимовья, затем поиску жимолости. Место или балаган представляло из себя остов навеса из жердей и мусорную яму, в которой Матонин откопал целую банку тушенки. Коли она осталась цела, решил я, то медведи сюда не заходят. Матонин рассказал, что у реки однажды увидел большую мохнатую собаку, подумал, откуда ей здесь быть, пока не догадался, что это – медвежонок. Тот шел по его следу. Матонин постарался быстрее скрыться. Мы прошли это место. Медведей на этот раз не было видно. Вдоль горы шла старая дорога. Я остановился у куста со спелой жимолостью. Решил обобрать. Потом догонял Матонина бегом. Налегке в кроссовках бежалось хорошо. Дорога дошла до берега Олхи,   показавшейся широкой и плавной рекой, затем повернула в гору. Вот там и началась жимолость.
Чем выше в гору, тем спелее была ягода. На вершине записал на видео пение неизвестной птицы, выделывающей музыкальные кренделя. На этом месте Матонин хорошо ориентировался. Там же нарвали черемши на ужин. Мошкара крутилась роем, но бывалому человеку – Матонину она не доставляла особенных беспокойств, а у меня была шляпа с противомоскитной сеткой. Кстати, просматривая видеоролик, можно услышать ровный скрипучий звук роящейся вокруг меня мошки. Через горку мы вернулись к месту переправы, неподалеку от его балаганчика. Затем пошли напрямую к зимовью. Немного поплутав, что естественно для леса, имеющего плавные переходы из одной плоскости в другую, мы вернулись в зимовье.
Если учесть прекрасную, солнечную погоду, то вечер в зимовье был настоящим отдыхом. За водой сходили вдвоем с Матониным, это было мое решение. Мне хотелось поглядеть на речку, можно ли там порыбачить. В первый вечер Матонин, как старожил, ходил один. Снасти виднелись у гномиков на столе, я тоже взял с собой удочку: леска, поплавок и крючок. Удилище потом сделал на месте из березки. До воды оказалось далековато. Я сделал погромче музыку в приемнике, но выяснилось, что этот, изобиловавший мхом,  лес звуки глушит. Увидел лежащее через речку дерево, перешел на ту сторону, чтобы показать, где лучше брать воду в котелок, и предложил Матонину: не перейти ли Олху здесь? На мой взгляд, здесь можно было сократить путь и не переваливать через гору. Это дерево и этот вопрос сыграли роковую роль в дальнейшей нашей судьбе. Когда проводишь логическое расследование происшествия, то зачастую сталкиваешься с деталями, на первый взгляд, малозначительными, однако имеющими решающее воздействие на цепочку последующих событий. Матонин прошел вдоль реки и вскоре вернулся, сказав, что назавтра надо будет найти саму тропу в лес, а здесь идет бывшая дорога. Набрав воды в бутылки – Матонин брал с собой рюкзак – вернулись. Я нес воду в котелке.
На следующее утро мы отправились на речку. Прошли по валежине на тот берег. Я остался с удочкой. Володя пошел на разведку. Как он утверждал вечером, однажды он уже шел здесь с четырьмя ведрами брусники за спиной. У меня горбовик имеет емкость 24 литра.  В одном месте упал, увязнув ногой в яме, и не мог подняться. Место здесь низменное, болотистое. Рыба не клевала – у меня был насажен паут. Набежала тучка, забрызгала дождем. Я спрятался под куст. За ней показалась еще одна, более грозная. Я взялся молиться и мысленно представлять, как туча сдвигается правее, минуя нас. Тучи были июльские, грозовые, должны быстро проходить, но и дождь может оказаться проливным. Я был в одной футболке. Пока показалось солнце, стал собирать травы. На этом мысе, где река делала петлю, расцветала пижма. Пришел Матонин. Сказал, что идет большая туча, надо двигаться до дома. Он имел в виду зимовье. Тропу он нашел – та самая, сказал, что идет в Источник. Теперь можно собираться и идти здесь. Я бросил удочку на тот берег – подарок местным рыболовам. Оперативно поднялись в гору, меньше плутая, чем вчера, и нашли зимовье. Туча решила нас не мочить и куда-то делась.
Странно, что я не поймал ни одного клеща, хотя не пользовался репеллентами. На Матонина сел один, но я вовремя его вытащил. Обычно я собираю на себя больше клещей, потому что обязательно залезу в травы, буду их коллекционировать – клещ любит обитать в кустарниках и травах. Видно, зверья и людей здесь бывает немного, а что клещу без них делать? Пообедав и собравшись к трем часам дня, мы отправились в путь. В зимовье оставили порядок. Полбутылки водки с названием «Шумак» и записку с надписью: «В этом домике живут гномики» я оставил на столе. Еще оставили разные сухие продукты.
Вначале – знакомая дорога: вниз с горы, через речку, где Матонин ворчал слегка, что надо было сучья срубить с валежины. Дальше – по болотистой равнине, где следы дороги, возможно, зимника тянулись вдоль горки. Здесь и падал Матонин, по его рассказам, головой в жижу. Шел он уверенно, сомнений не было. Тропку нашел не сразу. Но тропка была достаточно утоптана – на вид, виляла по крутому склону вдоль болота. Потом станет ясно, что внешний вид обманчив. По тропке мы дошли до поворота, дальше шел распадок. Тропка тоже поворачивала направо вдоль горки. Матонин сказал, что наша тропа, идущая в Источник, на той стороне распадка, но здесь распадок пошире, поэтому можно пройти подальше и перейти там. Переход там есть. Здесь же видимой тропы через распадок не было заметно. Он – ведущий, ему виднее. Пошли дальше. Ходить по тропам – приятное занятие. Свежий воздух, запахи тайги, непуганые птицы вспархивают из-под ног. Прошли мы километра два, распадок стал постепенно сужаться, но никакого перехода не было видно. Несколько раз Матонин задал вопрос: не перейти ли здесь?
Тропа стала местами пропадать. Мы перешли на болото, но перехода не было. Идти по высоким кочкам было трудно. Впереди Матонин увидел два дерева и предположил, что там – твердая почва, там можно перейти. Пошли к этим деревьям. Матонин несколько раз падал, проваливаясь в ямы между кочками. Вначале я посмеивался над ним, говоря, что понятно, как он падал с четырьмя ведрами брусники. Возможно, ему не везло, возможно, он был более грузен, чем я. От моей помощи, которую я предлагал, протягивая руку, он отказывался – приходилось ждать, пока встанет. Однако ходить по метровым кочкам – целая проблема. Подошли к ручью. Он не решился перепрыгнуть, повернул вдоль. Я постоял на кочке и, размахнувшись ногой, прыгнул через ручей. Кочка с той стороны была ниже. Попав на кочку, специально повалился дальше, чтобы кочка не качнулась назад. Позвал Матонина. Он повторил мой маневр, но устоял на кочке. Пошли дальше. Заросли были выше человеческого роста – трава и болотная поросль. Дошли до второго ручья. Русло его состояло из намытого песка с блестевшими крупинками. Я предположил, шутя, что здесь надо мыть золото. Через этот ручеек лежал тонкий ствол деревца. Матонин сказал, что здесь переходили. Я следов не увидел. Глубины здесь не было вообще, но песок мог засосать. Потихоньку перешли и вышли на твердую почву, хотя и не сразу. Поднявшись по склону, попали на тропу. Матонин тут же пошел по ней в заданном направлении. Создалось впечатление, что я здесь не проходил – это отчетливо помню, но уверенность Матонина и понимание, что идем в обратном направлении, а, значит, мог иначе воспринимать, убрало сомнения. Быстрым шагом прошли около километра, когда тропка куда-то рассеялась, но не рассеялась уверенность Матонина. Я начал догадываться, что тропа не могла пропасть – что-то здесь не то. Матонин сказал посмотреть выше, потом пошел к болоту со словами, что тропа там. Тропы не было. Он махнул рукой вдаль и сказал, что это путь к Андриановской. Я ответил, что если следовать его логике, и тропа была на этом склоне, то тропа там – показал через горку в направлении нашего движения. Ответ меня поразил: «Если ты хочешь идти туда – иди, а я пойду, куда сам захочу». Я-то думал до этого момента, что мы – вместе, оказалось, что мы – порознь. Поняв, с кем имею дело, я тут же замолчал. Здесь, находясь неизвестно где, нельзя быть порознь, хоть как, но – вместе. Ни слова я не произнес, но тут же, молча, про себя, стал молиться: «Отче наш, сущий на небесах…». После слов основной молитвы я стал просить вразумить этого человека, указать ему правильное решение. Закончив один раз, продолжал молиться и просить дальше. Тот пометался еще вверх-вниз, пытаясь найти тропу, потом пошел, вначале осторожно, назад. Тропа нашлась. Я продолжал внедрять в него это решение: пройти путь назад до точки, где будет понятна ошибка или переход на основную тропу. Мы молчали оба. Если он что-то и произносил, то я не обращал внимания. До этого я сказал: «Зачем же ты обращаешься ко мне?», так как мы беседовали, и я высказывал свою точку зрения, в том числе, на путь. Он ответил, что разговаривает сам с собой. Когда двое рядом, один из них говорит вслух, то обычно считают, что это – беседа, то есть, общение двух или более людей. Если это – монолог, то меня здесь нет.
Итак, мы двинулись в обратный путь. Матонин вновь шел уверенно и неожиданно быстро. Рюкзак мой был не столько тяжел, чтобы ждать отдыха. Проблема была лишь в лямках, которые давили на плечи и натирали. Однако еще в первый день Матонин подсказал привязывать рюкзак к поясу. Дома, готовясь к пути, я завязал эти лямки, чтобы не болтались, не зная их предназначения. Видимо, оттого, что я не ходил с настоящими туристами, некому было подсказать. Затянув лямки, я ощутил помощь в совете Матонина: теперь можно было, находясь в движении, расслабить плечи, пригнувшись, дать им отдых; рюкзак тем временем держался на пояснице. Пройдя половину этой тропки, Матонин стал рассуждать о причинах  заблуждения: мол, надо было так-то сделать – пройти через падь… Я слегка перебил его: «Причина здесь только в одном – в психологии. Ты был чересчур уверен, только и всего. Сомневаться – значит размышлять. Твоя самоуверенность увела нас от правильного пути». Несмотря на то, что я четко обозначил свою оценку происшедшего, так как он решил говорить откровенно, я не стал усугублять и обвинять. Сил было еще достаточно, времени тоже должно было хватить, если следовать его точке зрения, что с этой тропы идти до Источника один час. Я еще доверял ему. Он возразил, что мы оба зашли в тупик. Как? Пришлось сказать, что я здесь впервые, и его точка зрения, его решение является главным, я могу только предполагать. Тем не менее, движение назад продолжалось. Мы дошли до большого балагана в виде дома из стволов небольших деревьев. На полу была одежда, крыша из пленки предохраняла от влаги, но стен не было. Матонин этого раньше не видел. Понятно. Это жилище местных жителей, когда они большими компаниями заготавливают голубику, которой здесь все заросло – видимо, для продажи. Тропка вновь рассеялась. Пришлось искать ее. Нашлась. Идем дальше. Проходим интересный шалаш не углового типа, а округлый, сделанный из свежих березок, которые хорошо гнутся. Высыхая, стволы остаются в таком положении. Дошли до угла. С той стороны пади была та тропа, с которой все началось. Здесь должно быть продолжение. Эта тропа потерялась. Я прошел вперед, нашел чуть заметную в большой траве тропку. Позвал Матонина. Пошли дальше, но уже вдоль Олхи. Тропа периодически терялась. В одном месте пришлось остановиться. Матонин снял рюкзак и отправился на поиски. Ходил долго. Вернувшись, сказал, что тропа есть. Вышли на тропу и шли по ней часа два. Вначале она пропадала, особенно в болотистых местах, потом ее находили и продолжали путь. Часа два мы потеряли на злополучный крюк, пройдя лишних километров семь, да еще форсировав болото. Но и эта тропа была не та, хотя Матонин молчал. Наконец, перейдя болотистое место, мы вышли на основную тропу. На семичасовую электричку мы уже опоздали, задача была попасть на девятичасовую. Мы вернулись по тропе метров на двести назад и оказались у ручья. Это был первый переход топкого места, где мне пришлось надеть резиновые сапоги. Здесь – в первый день - я оставил букетик трав, собранных по пути. Оставив рюкзаки на полянке, пошли к ручью. Матонин стал раздеваться, я только умылся. Он и там, полностью раздевшись, купался в Олхе. Зачем мне кормить комаров?
Напившись студеной воды и принеся кружку на полянку, решил перекусить. Достал сало у Матонина из рюкзака. У него была еда на дорогу.  Матонин рассказывал, как они с кем-то поели сало с холодной водой, и их пронесло. Я учитываю все слова. Но было потеряно много энергии, хотелось есть. Матонинское сало от жары потекло, но мой красный, наперцованный шпиг держался – продавщица подобрала, по моей просьбе, такой, чтобы не таял на жаре. Вот его я тщательно пережевывал с хлебом. У полянки стоял кедр, усыпанный шишками. С другой стороны – заросли жимолости. Матонин принес воды в котелке. Повторил притчу про сало и воду. Я сказал, что все проверяю на себе. Футболка была насквозь пропитана потом, пришлось переодеться. Вот отсюда, сказал Матонин, точно идти полчаса. Я поверил.
 Мы вышли за сорок пять минут до последней электрички. В ускоренном темпе он двигался минут двадцать пять. Здесь я узнавал места. По пути набирал травы – в основном, Иван-чай, затем догонял Матонина бегом. Вышли на вершину горы, где Матонин в последний раз разговаривал по мобильнику. Остановились. Я снял рюкзак. Он пытался дозвониться – связи не было. Тут же собрался: «Пошли». Я не ожидал – мне надо было уложить собранные травы, хотя бы наверх рюкзака. Я помнил, что здесь должна быть какая-то дорога – мы заходили по ней. Ответил: «Я тебя догоню». Уложил травы и через полторы-две минуты побежал за ним. Тропа вышла на дорогу. Ее я помнил. Дорога шла вниз. Да, мы поднимались здесь. Я побежал. Метров через сто дорогу пересекла утоптанная тропа. Причем, слева она поднималась прямо. Справа она шла полого, но тоже понижалась. Утоптанность ее говорила, что заходят именно по тропе – но откуда? В памяти было впечатление, что по дороге шли долго – но на ней не было следов! Я кинулся в левую тропку – гыкнул. Такой звук я издавал всегда, когда бывали с Ваней в лесу, если не брал свистки для обоих. Его дальше слышно. «Э-э-э!». В ответ – тишина. Забежал на другую тропку - крикнул. Тишина. Вообще лес затих – ни шума деревьев, ни птицы не слышно. Всеобщая тишина. Если б я был маленьким ребенком, стало бы жутко. Один в лесу. Принимать решение надо было срочно. Я прошел вниз по дороге – гыкнул. Все молчало, даже эха не было. Что делать? Как в сказке: три дороги – надо выбрать. У Вани было выражение: «Играть в непонятку». Если Матонин продолжал бы идти прежним шагом, как он ходил до этого, комплекция у него не для бега, то, несомненно, я к этому развилку догнал бы его или он был бы настолько близко, что обязательно услышал меня и откликнулся. Он что, полетел? Принимаю решение: идти по дороге. Во-первых, она находится между двумя тропами, я уже не уйду в обратном направлении; во-вторых, дорога предназначена для транспорта, следовательно, должна выйти к населенному пункту. Другим близким селением была станция Глубокая. Туда тоже можно выйти – смогу найти дачу Филиппыча, близкого человека, переночую. Бегу по дороге. Если вначале было подобие тропки, то затем дорога оказалась заросшей и местами болотистой – никаких следов. Возвращаться смысла нет – продолжаю бег. В одном месте услышал характерный свист – такой же свист издавал Матонин. Я тут же крикнул. Тишина. Солнце еще было – вначале дорога шла на заходящее солнце, на запад, потом повернула на восток. Это меня смутило, но куда денешься? Продолжаю бежать. Сейчас догадываюсь, в чем дело. Когда спускаешься, уклон не столь заметен, чтобы акцентировать на нем внимание. Это был спуск с горы, горная дорога, она идет серпантином. Показался просвет. Не железная ли дорога?  Выбегаю. Это просека высоковольтной линии. Сразу вспоминаю, что мы ее пересекали. Место самое нижнее, рядом – большая лужа. Вдоль просеки идет дорога, вся раскисшая, в колдобинах. Надо наверх. Иду, всматриваясь вдаль, надеясь увидеть Матонина на просеке. Не видно. Наверное, решаю, остался сзади – ждет меня. До тропы, пересекающей просеку, оказалось не так близко – метров триста. Вновь побежал по тропе. Здесь увидел погремок – стал на ходу собирать. О Матонине подумал: «Если он сзади – его проблема». Понял, что стоял на верной тропе: она была поросшей погремком. Вот теперь близко к станции.
Вдруг слышу совсем недалеко, спереди, голос Матонина: «Анатолий! Анатолий!». Не отзываюсь. Зачем? Постепенно выхожу. Он говорит: «Дочь звонила». Нажимает кнопку. Беру мобильник. Танюша беспокоилась, где я. Матонин отозвался, а сказать, куда делся я, не смог. Коротко сказал дочери, что все в порядке – она удивилась, что меня нет рядом, - сейчас сядем на электричку. Спрашиваю Матонина, почему не откликался. Он говорит: «Там какой-то мужик орал, а ты где был?». Потом, мол, он видел меня, я уверенно шел. Говорю, что я его звал. Он: «Так надо было позвать по имени». Ах, вон в чем дело! Оказывается, его заело, что я не позвал по имени. Отвечаю: «Ты как в анекдоте про зайца и медведя. Заяц отнекивается, что не он это сделал, медведь говорит: «Заяц, в этом лесу только мы с тобой вдвоем…». Матонин видит мою ироническую улыбку. Отношение к человеку у меня всегда написано на лице. Он нажимает кнопочку, номер набран, показывает указательным пальцем, что разговор закончен, ему надо беседовать по телефону. Разворачиваюсь и пробегаю по тропке вниз. Вот и железная дорога. Прохожу по гравию до платформы. Трое парней смотрят на меня. Несколько собак бегают у платформы. Дальше – женщины с рюкзачками беседуют, наливают воду, пьют. Останавливаюсь неподалеку, ставлю рюкзак на свободную скамью. Спрашиваю женщину, стоящую ближе всех: «У вас питьевая водичка?». Получив утвердительный ответ, спрашиваю: «Найдется для меня немножко?». Достал кружку. Женщина наливает и наливает до самого верха – видит мое состояние. Выпил половину кружки. Говорю: «Водичка сладкая у вас, вкусная, откуда?». Женщина оживилась, сказала, что здесь, внизу, родник, вода в нем действительно вкусная, они постоянно набирают в нем воду. Поблагодарил ее. Взялся допивать вторую половину – показался Матонин. Еще он был далеко. Не стал допивать, оставил ему. Подошел. «Будешь?» - показываю кружку. Он выпивает, спрашивает, откуда. Говорю, что угостили. После этого отвернулся и замолчал, наблюдая за собачками. Вот здесь я и услышал крылатую фразу, что он обо мне сразу забыл, так как других проблем хватает. Интересно, каких? Если у него проблемы где-то в Усолье, то при чем здесь лес и зачем все это?
Но я-то сразу понял, сразу же возникла аналогия с Ваней. Это было такое же испытание другом, смертельное испытание. Ваня тоже мог выйти живым – не сумел. Друг не только его завлек, не только подсек в висок. Он же и не дал спасти – сделал все, чтобы Ваня погиб. Матонин меня завлек, мотался по лесу, обвинив меня же в этом, затем вовсе бросил и сделал все, чтобы я пропал. Я не потерял самообладание и вышел. Теперь два варианта, два сценария этих событий. Или же он такая же сволочь, как Ванин друг, или же их делает придурками некая мистическая сила, которая ставит препоны на нашем с Ваней пути. Она не может сама уронить на нас небеса, но может создать условия с помощью тех, кому мы доверяем. Ваня доверял Грише, как лучшему другу, я доверился Матонину. Но с Гришей понятно. Они оба с Ваниной подругой лгали о характере происшествия, значит, осознавали свои действия сразу. В их действиях было то, что привело к Ваниной смерти. Иначе лгать нет смысла. Они не попросили прощения – за это будет им кара обоим, и без моей помощи. Мистика мистикой, но если человек выполняет определенные действия, связанные с безопасностью, то и мистическим силам будет трудно добиться своего. Это касается всех. Предполагаемая жертва должна принимать меры безопасности, в первую очередь. Черная метка уже появлялась у Вани в младенческом возрасте, но он остался живым. Вспоминаю, что он упал в бочку с водой у времянки. Я вовремя заметил, вытащил его, потом закрывал бочку крышкой. Были и другие моменты: бегая во времянке, врезался лбом в батарею отопления. Остался жив. Рубец на лбу, даже не рубец, а нарост на лобной кости, помог ему в будущем. Некий одногруппник в лицее решил его ударить лбом, видимо, так уже поступал с другими. Ударив неожиданно Ваню, он упал на колени, на какое-то время потеряв сознание. Попал лбом в Ванину броню. Педагог начала ругать Ваню: зачем он так нехорошо поступил? Ваня с восторгом и с обычным для него юмором передавал мне эту историю. Так же, как на свет лезет мошкара, так же и на Ваню, чистого, яркого, неординарного, находящегося в центре внимания человека, лезла всяческая мразь.
Не могу сказать, что у меня подобная ситуация. Я веду себя скромно. Если есть у меня способности, не выпячиваюсь – меньше зависти со стороны. Однако опасность таится в тех людях, кто пытается сотрудничать, дружить, делать общие проекты. Это не говорит о том, что надо жить анахоретом, как Онегин, но всегда - помнить и быть начеку.
Вот та самая фраза. На платформе пункта Источник, когда я стоял, отвернувшись, не обращая на него внимания, Матонин произнес: «А я, если честно признаться, о тебе сразу забыл – своих проблем хватает». Я о нем не забыл, оставив воды, поделив по-братски, но это уже свойства моего характера. Правильней сделать адекватный ответ: он – подлость, ты ему – подлость. Но это означает опуститься на его уровень, значит, перестать уважать себя. 
Я промолчал, подумав, что когда шли туда, к его месту, ничто не предвещало такого финала. Настроения говорить с ним не было, он для меня стал никто.
11 июля. Встреча с Матониным на лестнице. Я спускался к себе – был в парной. Он поднимался. Я ему предоставил место для переодевания - шкафчик, даже оставил замок с ключом. От него получил свинское поведение в лесу. Именно так погиб Ваня. От того, что друзья «что-то подумали». О Ване думали, что он шутит, а не тонет, обо мне: «Я думал, ты уверенно идешь, значит, все знаешь». В обоих случаях – полнейший бред. Ваня это называл бредиком. Веселился: «Бредик, бредик!», щелкая при этом пальцами. Ваня любил несуразности. Одна из них стоила ему жизни. Несуразность Матонина могла стоить мне здоровья или жизни, ведь неизвестные дороги могли увести в сторону тайги, где пришлось бы заночевать. Нам выписали премию в связи с 20-летием службы. Получили в заводской кассе. Вернулся. Заходит Матонин, красный, нос блестит. Напарился. Разговариваю спокойно. Он спрашивает о фото, сможет ли скачать у меня. Я, разумеется, не принес. Коли просит, принесу – в пятницу. Пообещал. Ведет себя, как ни в чем не бывало. Такие люди и страшны, ведь на него надеешься, а он – пофигист.
18 июля.  Рассказал сослуживцу Лене о походе с Матониным. Леня, бывший служака, капитан запаса, как и я, но служил после училища на военных аэродромах, отвечает:  «С такими только на пляж ходить». А я только партизанил, но ощущаю себя офицером.
25 июля. День смерти Высоцкого, день памяти. Высоцкий звучал у нас всегда, пока жил Ваня, за исключением, пожалуй, последних двух лет. После ухода Вани звучит иногда, когда включаю песни 70-х годов – слишком тяжело.
Заходил Матонин. Все чин по чину, как лучший друг. Одно не просит – изображения, что я снимал в лесу. А я ведь принес их, но не напоминаю – зачем? Он не говорит – почему? Думаю, потому что помнит и понимает свое свинское поведение, от которого зависела моя жизнь. В лес Матонин больше не ходил, хотя меня приглашал на эти выходные. Объяснил, что рюкзак оставил в Усолье, куда увез ягоду дочери – для переборки. Рассказал, как он бегал по тропинке за Чистые Ключи, как работает в гарнизоне электриком, о Шумаке: «Соболев вернулся – надо узнать, тоже собираюсь в будущем году». Я говорю с ним нормально, Леня сидит за столом – слушает нас. Но никуда больше с таким «другом» – никуда и никогда. Мой сын любил повторять фразу: «Никогда не говори никогда». Не знаю, не знаю.

От Источника до Источника. Ч. 3: http://www.proza.ru/2016/03/12/1661