Преодоление - 6
6
ЖЕЛЕЗО НЕ СОВРЕТ
Патрикеев шел в профком завода и злился: что там еще придумали? Взносы сдал, список победителей соцсоревнования тоже. Нет, чтоб по телефону все разъяснить, так Тучеву надо, чтоб пред его очи явились. Не бережет ни свое время, ни других. Нет, надо сматываться с профсоюзной работы. Надоело! Хотя, конечно, есть в ней кое-что: и ты людей знаешь, и люди тебя. И, главное, дело налицо. Сослуживцы довольны: и в дома отдыха ездят, и в санатории, и в турпоездки. Ретнева хочет в круиз вокруг Европы. Надо помочь ей с путевкой, заслуживает — жилищно-бытовая комиссия работает нормально. А вот с соревнованием не все в порядке. Но ничего! Вот проведут собрание — и дело пойдет. Правда, Малинин что-то колеблется, это Патрикеев понял. Вон и в командировку махнул: тянет с собранием. Видать, крепко придавил его Стыров, запугал, что неразбериха будет и путаница, как тогда пытался пугать и его, Патрикеева. А какая тут может быть неразбериха? Что, не видно, кто газетки читает, а кто вкалывает? Кто больше форматок выдает, а кто меньше? Кто рационализацией занимается, а кто нет? Это даже без формул и коэффициентов видно, а с ними будет конкретнее. Каждый должен уметь отвечать за себя. А Малинин все «политику» гнет, обобщает, философствует, словно во всех своих партийных делах мировую революцию готовит. — Патрикеев вспомнил слова Стырова: «Он что баба, которая запамятовала, кто у ней муж, а кто любовник...» — «Да, нет в Малинине уверенности, — продолжал рассуждать Патрикеев, — не чувствует себя хозяином, хватки нет. Как говаривали, кисельный интеллигент. Вряд ли он справится со Стыровым. — Усмехнулся: — Хоть проводи профсоюзное собрание... Но сейчас я и сам вряд ли смогу пробить Стырова. Для этого нужна сила, власть...» — и Патрикеев подумал, что, видимо, Малинин потому и оттягивает собрание, что хочет хорошо и надежно подготовиться. Хотя может не хватить ему сил, не хватить. — «Но ничего, мы с ним вместе на собрании надавим!»
Патрикеев вошел в кабинет заместителя председателя профкома.
— Вызывали?
Тучев, взглянув на Патрикеева, кивнул и продолжил просматривать какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе, поводя совершенно лысой головой вслед читаемым строчкам.
Патрикеев сел на стул напротив Тучева. А тот оживился:
— Здравствуй, здравствуй, — протянул руку. — Быстро пришел. Вот, — ткнул рукой в листочки, — подготавливаем с дирекцией решение: будем награждать победителей социалистического соревнования. Но и от тебя закорючка требуется, все же председатель цехкома! — Глаза у Тучева добродушные, смотрит как на сына родного. — Тут у нас все есть: и значки, и грамоты, и путевки, и денежные премии, и, так сказать, почти натурой: преимущественное право на покупку ковра, мотоцикла, машины, вплоть до получения ключей от квартиры. — Помолчал немного. — Ты третий год в цехкоме работаешь? Я больше знаю вашу Ретневу. Голосистая бабенка. — Внимательно посмотрел на Патрикеева: — Ты, так сказать, порядки наши знаешь: каждый год мы победителей чествуем, награждаем и поощряем. Завод и обком профсоюза на это денег не жалеют. А тут еще и горисполком несколько квартир дополнительно выделил. Букет получился что надо! — Тучев взял листок со стола. — Мы познакомились с победителями, которых нам представили цехкомы, и вот, так сказать, составили списочек, — тряхнул листком. — Понял?
— Что же не понять! — Патрикеев уже устал от его разжевывания.
— Мы с дирекцией со всех сторон на людей смотрим: и как работают, и на общественные заслуги, и на материальное положение, на жилищное...
Патрикеев слушал и злился: «Ну что резину тянет? Коль приняли решение, читай список — и дело с концом!»
А Тучев все нудил: рассказывал подробно, словно пытался в чем-то убедить, уговорить Патрикеева.
— Ну а квартиры мы раздали по цехам. Но и для отделов кое-что оставили. Вот, в десятом отделе однокомнатную порешили дать Быдле... Ну и фамильица! — Тучев закрыл глаза и затряс головой, словно его било током.
Патрикееву от этого было еще смешней. А Тучев проговорил сквозь всхлипывания:
— Я когда учился... у нас в группе... была... Толстозадова... А у самой... самой... с кулачок.
— А у нас был Гроб.
— Какой гроб? — заливался Тучев
— Мы его звали Гроб дубовый. Дуб дубом. Ни один предмет не мог сразу осилить.
Они еще некоторое время весело говорили. Потом Тучев в том же настроении продолжил:
— А вот для вашего отдела двухкомнатную выделили Малинину. — Взглянул в список: — Малинину Юрию Григорьевичу. Так? Малина, значит, ягодка!
— Да, Юрий Григорьевич, — подтвердил Патрикеев и подумал: «Молодец, Юра».
— Ему решили, — Тучев говорил громко, уверенно. — Знаем, что он хороший производственник, хороший общественник, ударник коммунистического труда. Вот и в ваших списках он есть как победитель социалистического соревнования. Так? — Патрикеев кивнул. — Семья у него три человека, живет в однокомнатной, в очереди на жилье у вас стоит, так что, так сказать, все в полном порядке! А его однокомнатную кооперативную решили в шестой цех отдать. Там у них женщина есть... двое детей... Я уже, так сказать, договорился и с райисполкомом, и с кооперативом. Все в порядке! Так? — Патрикеев опять кивнул. А Тучев вдруг разбушевался: — Но зато сами разводим формализм! — оттолкнул от себя листочки, и они беспорядочно покрыли чуть ли не полстола. — Вон какая бюрократия! — Тучев выпучил глаза, которые на чисто выбритом лице да еще при его зеркальной лысине выделялись контрастными кляксами. — Мы здесь решаем, а от вас подпись требуется. Наплодили этих стандартных бланков. Формалистика! Давай чиркни вот здесь, — Тучев протянул Патрикееву листок и ткнул пальцем в графу «Решение цехового комитета», где уже была вписана фамилия: Малинин Ю. Г.
Когда Патрикеев уходил, Тучев сказал:
— Ты пока не говори про это решение. Мы сами, так сказать, торжественно все организуем. Так?
— Само собой, — деловито согласился Патрикеев, радуясь, что наконец-то освободился от Тучева и его бумажных дел.
Но в душе он завидовал Малинину. И было с чего. Сам он с семьей, — а их тоже трое — еще жена и дочка, — живет в двухкомнатной квартире, но дом старый: без ванны и горячей воды. Года через два должна подойти его очередь на улучшение жилья...
Патрикеев все же решил рассказать Ретневой о награждении Малинина, квартиры ее хлеб, пусть и работает, а то завтра Тучеву опять что-нибудь потребуется.
— Ого! — удивилась и обрадовалась Ретнева. — Разбогатела наша дирекция! Такое у нас впервые. Малинин от неожиданности заикой сделается. — Потом подумала немного... — Плохо только, что однокомнатная не нам достается.
— А, разве в их бухгалтерии разберешься?!
— Да, с кооперативом не так просто решается, — согласилась Ретнева. И была искренне рада за Малинина. Но, видимо, чувствуя какое-то неудобство перед Патрикеевым, сказала: — Ну а тебе, Валера, может, на следующий год что-нибудь придумаем.
— Не возражаю, — заулыбался Патрикеев.
Но мысли Ретневой вертелись: хорошо бы для отдела выбить однокомнатную Малинина. Хоть она и кооперативная, но желающих было бы на нее не мало: например, из комнаты переехать. Тогда и Бродову можно было бы кое-что организовать... Да и вообще, почему Тучев забрал у них эту однокомнатную? — начинала уже возмущаться Ретнева. — Награждение — это же дополнительная квартира. Что-то химичит Тучев. — И она решила поговорить с ним, благо, знала его как облупленного: он уж, наверно, всю жизнь заместителем в профкоме работает. Председатели менялись, а зам оставался. Старый волк.
Где-то под конец рабочего дня она пришла в профком и сразу наткнулась на Тучева: он шел по коридору, сверкая плешью.
— Евгений Харитонович, поговорить надо.
Тучев почему-то хмуро взглянул на нее, остановился:
— Что тебе?
— Давайте в сторонку отойдем. С вашей-то шевелюрой и в темной комнате не заблудимся. Или вас теперь только к теплой стенке прислонять можно?
— Это точно, — засмеялся Тучев, — Только и осталось.
Отошли в сторону.
— Я к вам по жилищному вопросу.
— А что? — насторожился Тучев и зло подумал о Патрикееве: «Неужели рассказал? Вот балаболка!»
— Насчет награждения до нас слухи дошли. Так хорошо бы однокомнатную Малинина нам отдать. Помогите. Это ведь вы еще можете, — Ретнева игриво смотрела на него.
Тучев вытащил большущий скомканный носовой платок и, отвернувшись, громко, пронзительно... то ли высморкался, то ли чихнул.
— Загадочный вы человек, Евгений Харитонович.
Тучев в эти мгновения опять думал о Патрикееве: «Вот слюнтяй! Вот балаболка!»
Услышав голос Ретневой — она что-то сказала — сразу спросил:
— Что? — и, скомкав платок, затолкал его в карман.
— Да так, ничего.
Тучев недоверчиво глядел на Ретневу. Наконец, сказал:
— Насчет однокомнатной подумать надо. Я здесь кое с кем, так сказать, переговорю, — и хотел было уже пойти.
— Нет, нет, — приостановила его Ретнева, — мне надо точно. Ведь вы договорились с райисполкомом и кооперативом. С кем еще говорить?
— Посмотрим, посмотрим, Вера Константиновна. Так сказать, что-нибудь скумекаем.
А Ретнева от этого «скумекаем» только разозлилась:
— Вообще интересно получается: награждаете нашего сотрудника, дополнительно нам квартиру даете, а его жилплощадь забираете. Лучше уж дали бы квартиру, у кого ее вообще нет. О чем вы здесь думаете?
Тучев на мгновение закрыл глаза, тут же открыв их, словно не мог поверить, что перед ним она, Ретнева.
— Идем в кабинет.
Сел за стол, Ретнева — напротив.
— Говоришь, о чем думаем? — воинственно начал он. — Думаем о чем надо: о награждении победителей соцсоревнования. Вот, Малинин в вашем списке, — ткнул пальцем в листок. — Ты что, против Малинина?
— Да нет, не против. Отлично, что вы ему дали квартиру. — И решила схохмить: — Но у нас считают, что ее лучше бы дать... — замялась, потом брякнула: — Сидорову.
— Какому еще Сидорову?! — Тучев чуть не подскочил на стуле. — Никаких Сидоровых!
Его всплеск гнева был настолько искренним, что Ретнева еще более утвердилась: явно уже что-то «скумекал» с однокомнатной.
А Тучев стал шуметь и объяснять, что дирекция и профком выделили квартиру Малинину, и точка! Может, Ретнева хочет, чтоб эту квартиру передали в другой отдел? Вот в этом он может помочь. Но и обнадежил: однокомнатную Малинина постарается оставить конструкторскому отделу.
— Даю слово, — примиряюще заключил Тучев.
Но Ретневу опять что-то не устраивало, и она спросила:
— А вообще-то как вы сумели без нашего ведома дополнительной квартирой распорядиться?
Тучев опять вытащил платок и, развернув его небольшой скатеркой, погрузил в него лицо...
Многое приходилось решать Тучеву, работая в профкоме. Все в основном, конечно, было законно. Но всю жизнь в закон не впишешь. То человек внезапно заболел — ему жилье надо улучшить, то двойню родили, а живут в общежитии — все хлопочут. Вот и выходят отступления: приходится подстраиваться, тасовать очередь, заручаться поддержкой профкома. Но иногда бывали и другие просьбы. Конечно, здесь он тоже старался, чтоб все было «законно»... Вот и сейчас он силком не заставлял Патрикеева расписываться... Давить, что квартира целевая, из директорского резерва? — метались мысли. — Нужно было сразу сказать! Что он сюда привел Ретневу?.. Но тут же подумал, что она и до директора может дойти...
Ретнева удивилась: что он мнется?
А Тучев понимал: поспешил, не продумал что-то. И зачем связался с этой кооперативной? Хотел двух зайцев убить... Болтун Патрикеев. А на вид серьезный, деловой...
— Так ты что, против Малинина? — повторил Тучев свой вопрос.
— А что мне против него иметь? Я не против.
— Тогда, так сказать, все в порядке, — и Тучев безмятежно вытащил из стола папку с бумагами. — Вот, — протянул бланк, подписанный Патрикеевым.
Ретнева прочла его и еще более удивилась: квартира оформлялась обычно, как всегда... Спокойно сказала:
— Фикция. Это он без нас подписал.
— Ну и что?! — взревел Тучев. — Мне плевать: с вами он подписывает или без вас! Не доверяете ему, так гоните!.. — видно, хотел что-то еще сказать, издав непонятный звук: — Иэ-э, — и умолк, словно захлебнувшись.
А Ретнева недоумевала: что он взбесился? Как из клетки выскочил. Ведь он уже согласился оставить отделу однокомнатную... И смутная тревога стала охватывать ее: дело-то, видать, не только в однокомнатной... — аж дрогнуло что-то внутри.
— Так вы категорически против... этого... Сидорова?
— Слушай, Вера Константиновна, — Тучев скрестил на груди руки, — что ты пристала с этим Сидоровым? Ты не против Малинина? Не против. И Патрикеев, как видишь, за Малинина. И профком, и дирекция так же считают. Мы не хуже вас в людях разбираемся. Ну а однокомнатную выделим вашему отделу. Так что радуйся!
Ретнева ушла, а Тучев так и не понял, что предпримет дальше эта настырная баба...
А Ретневой было не радостно: Тучев вместе с Малининым химичит. Патрикеев наверняка был не в курсе. Нет, она не столько осуждала сам факт, эту «химию» с квартирой, — бог с ней! Мало ли в жизни было, есть и будет еще левых ходов — больших и малых, — сколько ее до скрежета зубов возмущало, бесило другое: он! Малинин!, в которого она уже так поверила! В его честность, в его жажду лучшего, правильного, в его бескорыстие... и на тебе! Он, именно он, замешан в этой «химии». Что тогда стоят его красивые слова?! Нет, никому нельзя верить!.. И что был за геройский жест с кооперативной квартирой? Решил набить себе цену? А на утро сослался на жену, мол, уговорить не мог. — И впервые мелькнула злая мысль: «А может, просто хотел за счет других в рай проехать, да жена пожадничала?» — Ретнева верила и не верила этому, и мысли ее были противоречивы, сумбурны. Но сегодняшний разговор с Тучевым был ясен ей до конца. Что же из себя гнет Малинин?.. Или с этим собранием. Пугнул Стырова и результаты ждет. А тот — пожалуйста: извольте в творческую командировочку. А там и в начальнички определит... — но здесь она, пожалуй, больше иронизировала над Стыровым, чем осуждала Малинина, не очень-то и расстраивалась, что Малинин не проводит собрание. Да об этом она и раньше думала, правда, не вдаваясь в детали, в «науку» и «технику». А что вдаваться? Пусть хоть до ее пенсии сочиняет свои методики и инструкции! Разве дело в этих талмудах? И нутром чувствовала другую, более сложную для себя «кашу»: ей под старость лет надо было менять уже привычное русло жизни. И на работе и дома...
Она шла домой после разговора с Тучевым, и сердце ее было переполнено обидой, злостью на Малинина. Был бы он здесь, в городе, сказала бы она ему пару ласковых слов...
На следующий день с утра Ретнева подошла к Патрикееву:
— Валера, я насчет квартиры. Той самой, которую профком решил подарить Малинину. Давай соберем цехком: тебе ее нужно дать.
— Да ты что?! Малинину выделили...
— Хватит ломаться! — перебила Ретнева. — Мало ли, кого они рекомендуют. Квартира на отдел выделена. Ты тоже в списках победителей. Имеешь право!
— Да я уже подписал решение, — упорствовал Патрикеев, вдруг почувствовав неловкость: как сам подстроил, Тучев ведь просил никому не рассказывать. Да и перед Малининым неудобно: он, конечно, узнает, что профком и дирекция его рекомендовали: «Лучше бы не подписывал ничего, — мелькали мысли. — То решение дирекции, то просто рекомендация... Откуда узнала Ретнева?.. Задурил Тучев мозги своими быдлами и толстозадовыми». Попытался было спорить, но бесполезно, Ретнева так решительно говорила, словно она была председателем цехкома. Да и спорить-то Патрикееву было некогда: скоро совещание у главного инженера, а он еще не все материалы подобрал по подъемникам. Спросил:
— А почему ты решила, что квартиру выделят мне? Может, Малинину и оставят.
Ретнева посмотрела на Патрикеева, прищурив карие глаза... но промолчала.
...В этот день Патрикеев два раза заседал у главного инженера, потом ходил в гальванический цех. И опять пошел. Ну и дела! Оказывается, работницы написали письмо в партком: просят, чтобы в цехе не устанавливали дополнительные ванны.
Главный инженер и задергался. А Сивый тут как тут: коль без дополнительных ванн не обойтись, тогда вот — подъемники, установим на все ванны, выиграем время, обеспечим план, а там и к комплексной механизации вернемся. Молодец, сразу стал дело двигать. — Патрикеев шел в гальванический цех и вспоминал, как Сивый агитировал начальство взяться «всем миром». Стыров-то помалкивал, а главный инженер провел свою науку: запланировал подъемники на следующий год. А «всеобщий» энтузиазм Сивого приглушил: мол, насчет подъемников пусть с людьми говорит, пожалуйста, и деньги будут и почести, а о комплексной механизации лучше помалкивать. И философствовал: научно-техническая революция не Монблан и не Эверест — вершины нет, одна бесконечность, потому, мол, люди сейчас осторожны и сдержанны, энтузиазмом-то не раскидываются. Тоже один из теоретиков! — усмехался про себя Патрикеев. Усмехался, но сейчас где-то по-своему соглашался с главным инженером: он, Патрикеев, и сам бы не стал добровольно тратить время на эту комплексную механизацию, в которой, как он уже не раз убеждался, старья навалом. Ну а над подъемниками, конечно, готов работать денно и нощно. И правильно: нечего на массовость напирать. Всегда были и будут энтузиасты-руководители и исполнители их идей!
Конечно, он Патрикеев, понимает: подъемники — решение вынужденное, они не заменят комплексную механизацию. Но тут он пас... Да и уже принято решение, хватит дергаться! На то у нас единоначалие!
Патрикеев опять ходил по гальваническому цеху, высчитывал, прикидывал, и на душе в общем-то было хорошо. Главный инженер дал Стырову команду, чтоб тот обеспечил ему, Патрикееву, условия для работы над подъемниками. А это значит, что теперь он будет заниматься только ими. А потом и весь отдел подключится. И мелькнула мысль, что можно уже сейчас, сразу, замахнуться на установку подъемников на все ванны, не дожидаясь, когда возьмется за это весь отдел. Да и можно кое-что усовершенствовать в конструкции. Это, конечно, будет тоже пока не комплексная механизация, но подъемники будут совершенней, надежней. Интересная мысль...
Рабочий день давно закончился. По дороге домой Патрикеев опять вспоминал совещание у главного инженера, свои походы в гальванический цех и, конечно, думал, как уже не раз, о намерениях Ретневой: «Надо же, хочет для меня пробить квартиру. Хотя еще не известно, как решит цехком: мне или Малинину...» — И опять думал о работе, о том, что, конечно, было бы хорошо уже сейчас начать привязку подъемников ко всем ваннам, подумать над более совершенной конструкцией... Но мелькали и другие мысли: если сейчас взяться ему за большую разработку, то она затянется бог знает на сколько. Вон как медленно продвигается дело... Нет, надо отбросить все эти мечты и варианты! Необходимо доказать, что даже с такой маленькой группой конструкторов-добровольцев сделан не малый объем работы! А потом можно будет требовать и дополнительно людей, не дожидаясь плановых сроков. Надо доказать, что ты можешь хорошо сделать малое, тогда доверят и пойдут на большее! Надо форсировать начатую работу! Чтоб она была видна, чтоб могли оценить и ее и тебя! Никаких сейчас усовершенствований! Только форсировать! Доказать!..
К Стырову вошла Ретнева, села возле стола.
— Дело есть одно. Щекотливое, — и рассказала о квартире, которую дополнительно выделили на отдел и что профком Малинина рЭкомендует, — произнесла вычурно, с издевкой и тут же напористо заговорила: — А мы на расширенном цехкоме будет рекомендовать Патрикеева! Да и вообще никаких рекомендаций! Решим и все!
Она специально рассказала о «рЭкомендации» профкома — пусть Стыров знает, что ни он, ни профком ее уже не переубедит, видать, они сейчас в одну дудку дуют.
— Значит, профком рекомендовал Малинина? — переспросил Стыров.
— Профком, — Ретнева с вызывающей усмешкой смотрела на него.
— Что ж, соберите цехком, — обескуражил ее Стыров.
«Да, вот тебе и Малинин, — размышлял Стыров, когда ушла Ретнева. — Профком рекомендует. Смотри ты! Знают его там. На примете. Ретнева почему-то настроена против Малинина... Ну что ж, он выступит за Малинина. Надо порадовать парня. Хотя профком вряд ли будет оспаривать решение цехкома, если квартиру дадут Патрикееву, все же мнение коллектива... Тогда надо будет успокоить Малинина, поддержать...»
В кабинет Стырова набилось человек четырнадцать: члены цехкома, жилищно-бытовой комиссии. Принесли еще несколько стульев, но почти все сидели по двое.
Смеялись, шутили:
— Хорошо! Тепло-то как!
— Расширяться надо, Василий Иванович. Подайте нам заявление.
— В тесноте, да не в обиде!
Ретнева подумала: «Хорошо, что нет ни Патрикеева, ни Малинина». Патрикеев-то догадался: «Сама проводи, меня в цех вызвали. Дела!» Ретнева поняла: не хочет, чтоб при нем его же обсуждали, только и себя и людей смущать. А Малинин сейчас где-то в столице прохлаждается и, поди, себя героем чувствует!
Начала:
— Нам выделили дополнительно двухкомнатную квартиру...
Сразу стало тихо. Даже те, кто не очень-то уютно сидел на краешке стула, перестали ерзать.
Вначале быстро определились: квартиру дать Малинину или Патрикееву. А вот кому конкретно?
Ретнева сразу высказала свое мнение: квартиру надо выделить Патрикееву и привела не мало весомых доводов: и отличный конструктор, и председатель цехкома, да и в списках очередных впереди стоит. Ее, конечно, поддерживали.
Но такие же весомые доводы приводили, отстаивая кандидатуру Малинина.
— Это специальная квартира! При чем здесь, кто впереди стоит? Малинин вон сколько сил отдает общественным делам! И Патрикееву помогает чертежи выпускать! — при каждом новом предложении Лысенко взмахивал руками, словно дирижировал сам себе.
— Зато мы сможем использовать старую квартиру Патрикеева.
— Так и кооперативная Малинина от нас не уйдет.
— При чем здесь эти квартиры? Мы на людей должны смотреть. У Малинина общественная работа — одна беготня...
— Так ее не пощупаешь: все воспитываем друг друга...
— Работу Патрикеева тоже не всегда в металле увидишь...
Ретнева вначале не очень-то охотно и активно принимала участие в разговоре. Для нее вопрос был ясен. Хотя она вроде и не собиралась говорить про блат Малинина. Но потом втянулась в этот оживленный и интересный спор и искренне отстаивала кандидатуру Патрикеева, доказывая, что он больше, чем Малинин, делает для производства, а это главное, что он более инициативный, более деловой. Да таких инженеров, как Патрикеев, единицы! Им все условия создавать надо — и на работе и дома: трудитесь и живите спокойно. Давно надо было за Патрикеева ходатайствовать! — и в этом мнении Ретнева была честна перед Малининым.
— Хватит нам разговоры говорить, — сказал Петя Лысенко. — Надо что-то конкретное сравнить. Их чертежи, работу... Малинин ведь собирается, насколько я знаю, подготовить собрание на эту тему. Может, после решим?
Стыров, который до этого времени в основном молчал, хотя и с интересом слушал спор, решительно сказал:
— Сейчас надо решать, и дело с концом! Что ждать каких-то собраний? — И высказал свое мнение: квартиру надо дать Малинину. Неплохой парень.
Голос Стырова неожиданно и мгновенно вернул Ретневу в прежнее состояние злости на Малинина и его покровителей, и она рявкнула:
— Нет, Патрикееву!
Многие засмеялись — настолько был неотразимо-властным ее голос.
— Ты что, Вера Константиновна, так кричишь? — заулыбался Стыров.
— Ничего. Так считаю, и все.
— Тогда давайте голосовать, — предложил Стыров.
Большинством голосов решили квартиру выделить Патрикееву. Его старую двухкомнатную пустили в оборот, — Ретнева заранее составила обменную цепочку, и для Бродова получилась приличная комната.
Ретнева хмыкнула:
— Теперь профком с меня три шкуры сдерет... и замолкла.
— Это почему же? — удивились многие, не знавшие, кроме Стырова, про «рекомендацию» профкома.
— Да так. Нам надо было давно кандидатуру назвать, а мы затянули, — нашлась Ретнева.
Никто не стал больше ничего спрашивать, даже не уловив нелогичность в ответе Ретневой. А Стыров промолчал. Ему было все равно, кому дадут квартиру, и он не собирался козырять этой рекомендацией.
Но теперь, когда все стало ясно и выписка из решения уйдет в профком, он решил и сам сходить туда и объяснить, что вот-де настаивал на кандидатуре Малинина, но...
— Да ты что?! — Тучев чуть ли не кричал на него.
— Вот, не мог ничего сделать, — Стыров не ожидал такой реакции.
А Тучев забегал по кабинету, аж лысина взмокла.
— Балбесы! Слюнтяи! Что же теперь делать?
Как и тогда Ретнева, Стыров задумался: что это профком так заинтересован в Малинине? Вначале-то понимал однозначно: Малинин на хорошем счету, его знают, он на примете — вот и двигают. Но сейчас он стал соображать, что из-за какого-то общественника не будет Тучев так бегать и злиться. Что-то здесь не то... И когда, наконец, понял, что у Малинина здесь, в профкоме, — а может и в парткоме! — есть своя рука... не на шутку заволновался. Малинин становился крепким орешком. Но в то же время Стыров почему-то и обрадовался: Малинин такой же, как и все.
А Тучева не смущало, что Стыров может о чем-то догадаться. Наоборот, он сожалел, что не через него начал оформлять бумаги. Стыров бы не подвел...
И Петя Лысенко не мог успокоиться, что квартиру дали не Малинину. Симпатизировал он ему, уважал. Хоть и друзьями не были, а готов был поделиться с ним, посоветоваться по любому делу. Правда, все собирается подойти, поговорить, узнать... Хочет вступить в партию. Да что-то волнуется, стесняется. А чего — и сам не знает. Как в чем-то не уверен: то ли в себе, то ли в других. Все откладывает разговор. И про индивидуальное соревнование ничего не спрашивает. Малинин молчит — значит, так пока и надо.
Но симпатии симпатиями, а Петя Лысенко хотел доказать правоту чем-то конкретным. Взял у экономиста отдела данные о работе Малинина и Патрикеева за последний год, кое-что уточнил у начальников КБ, где они работали, просмотрел в архиве чертежи, которые они выпустили, а потом долго приспосабливал свои коэффициенты и формулы для подсчета. Не знал он, что и Малинин недавно мучился тем же... Делил, умножал, возводил в степень, извлекал корни, вычитал, складывал — у Патрикеева итоговый коэффициент получился больше. Лысенко немного успокоился: теперь есть общая картина, без всяких эмоций.
Он, конечно, понимал, что коэффициенты и формулы, по которым он считал, не все учитывают. Но если их дальше совершенствовать, то ясность будет полная — и в общем, и в частности. Все будет по закону — железо не соврет!.. Но все же почему-то жалел, что не Малинину получилось награждение. Но куда денешься от коэффициентов и формул?!
Стыров вызвал к себе Патрикеева и без всякого предварительного прощупывания начал:
— Слушай, Валерий Денисович, мы с тобой тогда о собрании говорили, да не туда поехали. Дело не в боязни за себя, нам с тобой, на самом деле, бояться нечего. А вот другим? Не соревнование это, а черт знает что! — решительно говорил он. — Ни я, ни иное руководство на это не пойдет. У нас общая, законная система аттестации, и так и должно быть, — и, как тогда Малинину, стал говорить о необходимости создания нового КБ и что он хочет его, Патрикеева, рекомендовать в начальники, что он, Патрикеев, парень энергичный, грамотный и, самое главное, честный.
Патрикеев, конечно, понимал, что хочет от него Стыров, но, как в свое время и Малинин, не собирался унижаться перед ним, идти у него на поводу и думал сейчас о деле. Да, он хочет быть начальником КБ, справится с работой, — и не только с этой, — и сейчас Стыров определяет и решает и его судьбу и отдела в целом и, обладая поддержкой заводского руководства, сможет додавить Малинина. И не только его. И Патрикеев пришел к уже давно созревшей мысли: надо выждать, обрести силу, укрепиться, чтоб потом обязательно сразиться и пробить Стырова. Да, он, Патрикеев, за сильных людей, умеющих принимать решения и защищать их. И, главное, готовых уступить место более достойному. Нет, ему, Патрикееву, нужна власть не ради власти, а власть ради дела, ради общего будущего. А потому-то он и поддерживает Малинина: нужна четкая и жесткая система подбора и расстановки кадров. И сейчас он даже в чем-то соглашался со Стыровым: на самом деле, зачем Малинин привязал все к соревнованию? Это может быть что-то другое.
— Ну как, не возражаешь? — спросил Стыров.
— Не возражаю. Работать всегда готов.
— Знаю, знаю, что готов, — удовлетворенно сказал Стыров. — Работать надо честно. А то Малинин как? Говорит красивые слова о соревновании, а сам хотел квартиру получить по блату, — и рассказал о своем посещении Тучева.
Все мог ожидать Патрикеев, но только не этого. Пытался возражать, что, может, это не так, он был у Тучева...
— Вот он и обвел тебя вокруг пальца! — смеялся Стыров. Потом добавил: — Но ты о Тучеве никому не говори. Это он команду сверху выполнял. Тучев тут ни при чем. Он сам возмущается.
Да, Патрикеев не ожидал, такого.
А Стыров уверенно говорил:
— А насчет собрания сам решай. Ты же предцехкома! Действуй! А то много разговоров идет. Лучше бы работали.
— Это точно, — искренне согласился Патрикеев. — Работать надо, а не лясы точить.
Стыров предложил:
— Давай сообщим Бродову, что и ему жилье выделили, — и сразу надавил на кнопку звонка.
— Садись, Сергей Андреевич, — пригласил Стыров, когда Бродов вошел в кабинет.
Бродов сел. — Вот с председателем цехкома хотим сообщить, что комнату тебе выделили. Зал! Плясать в нем с женой будешь! Ну как?
— Спасибо, — буркнул Бродов и поднялся со стула.
— Как сынишка? — спросил Стыров.
— Ничего.
— Хороший паренек, — радушно говорил Стыров. — Я его как-то видел с тобой. На тебя похож: нос, глаза... — Бродов заулыбался. — А характер как? Такой же — прямой, честный? — Бродов подозрительно взглянул на Стырова. А тот продолжил: — А то молодежь всякая сейчас. И не только молодежь. Вот и у нас. Валерий Денисович знает, — кивнул на Патрикеева, который не мог сразу понять, что имеет в виду Стыров. А тот продолжал: — Вот тебе пока комнату выделили, а потом и квартиру постараемся. Валерий Денисович благоустроенной обзавелся. Все честно, законно. Не то, что хотел Малинин, — и замолчал, взглянув на Патрикеева, который был удивлен, что Стыров вдруг решил говорить об этом. Вдруг сплетня?.. Но не знал, как остановить его, что сказать... И защищать Малинина у него, вроде, не было оснований...
Стыров докончил:
— Малинин-то хотел квартиру по блату получить. Зато о соцсоревновании красивые слова говорит. Лучше бы молчал.
А у Бродова взгляд сразу злой, белки влажные, порозовевшие... Стыров ерзнул глазами, но опять уставился на Бродова:
— Вот как бывает, Сергей Андреевич.
— Бывает. Знавал я таких общественников, — и Бродов вышел из кабинета.
А Патрикеев вдруг понял, что попал в зависимость от Стырова. И назад хода не было. Пока не было.
Но Патрикеев и сейчас не собирался сильно-то поддаваться и подыгрывать Стырову и без Малинина проводить какое-то собрание. Предложение по индивидуальному соревнованию Малинина, он его все равно потом может выставить. И дело даже не в этом. У Патрикеева есть аргументы. И не шуточные. Вот приедет Малинин и поговорят.
И Сивый хотел, чтоб поскорей приехал Малинин. Без него тоже не хотел проводить собрание. Малинин все же готовился, у него свои задумки. Надо подождать. И мысль взяться «всем миром» не покидала его. Другого выхода он не видел. И считал, что главный инженер зря отговаривал его от комплексной механизации. Что в людей не верить? Если надо, люди на все пойдут, все осилят. Сивый это хорошо знал. Войну на заводе прошел...
Патрикеев и Сивый при содействии, конечно, главного инженера стали запускать в производство готовые чертежи подъемников. И цеха изыскивали резервы: строгали, точили, фрезеровали — не мало нужно было сил, материалов, времени. Но цель оправдывала средства.
Стыров понимал: Патрикеев без Малинина не хочет решать дела по соревнованию. Что ж, может, и правильно. Надо им поскорей встретиться. Люди взрослые. Малинин о перспективе, видать, тоже думает. Дурак был бы, если б не думал. И Стыров предложил Патрикееву вместе с ним махнуть в командировку.
— В творческую поедем! — бодро говорил он. А то Малинину, поди, одному скучно!
Патрикеев отказывался: некогда ему.
— Я что зову тебя в Москву за песнями? На «Труде» и посмотришь, как они свой цех оборудовали. — Голос у Стырова приказной, решительный. Патрикеев молча глотнул сухой, дребезжащий в горле ком...
Стыров жалел, что не знал, где остановилась Олегина. Сам-то внезапно решил поехать, не мог ее предупредить. А у нее есть номер телефона секретарши, по которому она могла бы найти его на «Труде». Однажды звонила ему из города... «Ладно, — успокоил себя Стыров, — пусть одна побудет». — Да у него самого на этот раз были совсем другие планы.
(Продолжение следует.) - http://www.proza.ru/2016/03/10/448
Преодоление. Повесть. — Новосибирск: ПК «Издатель», 1991 г.
Свидетельство о публикации №216030901941