Пифагор

Пифагор, "не последний из греческих мудрецов", по словам Геродота и Исократа , а также и других, родился на острове Самос в Эгейском море около 570 года до н.э.
Некоторые приписывают ему варварское происхождение. Так, Аристоксен и Феопомп называют его тирренцем, а Неаиф – сирийцем или уроженцем Тира , но эти их вымыслы совершенно не имеют оснований.
Отцом его считают Мнесарха. Об этом Мнесархе есть различные мнения: одни называют его богатым купцом , другие – дактилиоглифом, то есть резчиком гемм . На самом деле он был знатного происхождения и занимался торговыми делами, а жена его Партенис, именуемая также Пифаида, принадлежала роду Анкея – основателя Самоса.
Мнение о Мнесархе как о резчике гемм произошло по недоразумению и обязано  своим происхождением истории с перстнем который, по рассказам, был подарен Мнесархом Поликрату, самосскому тирану (Климент, Строматы, I.62, ДЛ VIII.1). Но подарить перстень – вовсе не означает сделать самому, ведь перстень был вырезан скульптором Феодором. К тому же не ясно, было ли это на самом деле, поскольку история с перстнем более поучительна, чем правдива.
Имя Пифагора означает «Предвещенный Пифией». Рассказывают, что находясь в Дельфах по торговым делам,  Мнесарх и Партенис решили спросить у Дельфийского оракула, будет ли Судьба благоприятствовать им во время обратного путешествия. Пифия-предсказательница не ответила на их вопрос, но сказала, что вскоре родится у них дитя, которое превзойдет людей  красотой и мудростью, и будет пользоваться величайшей славой. Так и получилось, и когда Партенис родила сына, Мнесарх нарек его «предвещанным Пифией», то есть Пифагором.
Позднее, когда Пифагор, как и было предвещено, снискал славу и почет, стали утверждать, что обыкновенный человек не может обладать столькими превосходными качествами и спрашивали, не божественного ли он происхождения, и не Аполлон ли настоящий его родитель. Такое мнение запечатлел в своих стихах один самосский поэт, который уверял:
"Фебу, Зевесову сыну, рожден Пифагор Пифаидой,
Той, что в Самосской земле всех затмевала красой".
С Пифагором, как видим, произошло то же, что и с Орфеем, которого тоже называли Аполлоновым сыном, ведь невеждам не столь обидно быть превзойденными богом, чем простым смертным.
По многим свидетельствам родившийся мальчик был очень красив, а вскоре стал проявлять незаурядные способности в музыке и познании.
Среди его учителей традиция называет самосского аэда  Гермодаманта  из рода Креофилидов и мудреца Ферекида Сиросского : первый ввел юного Пифагора в круг муз, а второй обратил его ум к Логосу. Ферекид, как говорят, обладал обширными познаниями и пророческим даром. Рассказывают, будто однажды, прогуливаясь по Самосу, Ферекид увидел корабль под парусом и сказал, что он сейчас потонет, - и корабль потонул на глазах присутствующих. В другой раз, отведав воды из колодца, он сказал, что на третий день случится землетрясение – и оно случилось. Впрочем, все это свидетельствует не столько о чудесах, сколько о наблюдательности Сиросца.
Ферекид был посвящен в орфические таинства, и передал свои знания Пифагору, включая учение о метемпсихозе. Так что неправы приписывающие учение о переселении душ авторству Пифагора: оно первоначально открылось Орфею, а он передал это учение посвященным. Так оно дошло до Ферекида, о котором тоже говорили как о создателе этого учения.
Ошибаются также и утверждающие, что Пифагор приобрел свое знание в восточных странах. Например, Порфирий говорит, что геометрию Пифагор усвоил у египтян, арифметику у финикийцев, а астрономию у вавилонян.
Исократ в речи, восхваляющей мифического фараона Бусириса, пространно уверяет: «Пифагор  из Самоса… прибывши в Египет и став их [египтян] учеником, первым ввел в Элладу философию вообще и в особенности отличился рвением, с которым подвизался в науке о жертвоприношениях и торжественных богослужениях, совершаемых в храмах, полагая, что даже если ему не будет никакой награды от богов, то уж у людей-то он за то сподобится величайшей славы» .
Такого рода ложные мнения возникают вследствие того, что люди не признают пророков в своем отечестве и пренебрегают истинами, которые открываются их согражданам, и в то же время падки до самых нелепых иноземных суеверий. Видимо, людям унизительно сознавать, что их соотечественник собственным усилием приобрел мудрость, в то время как они по лености ума пребывают в невежестве, поэтому они готовы приписать мудрость ближнего кому угодно, даже варварам, только не ему самому.
Если следовать таковому мнению, то всякое знание придется считать полученным от другого народа, а им – еще от другого, более древнего, и так далее без конца. Откуда же взялось оно первоначально? Говорят, что было передано древним людям богами или героями.  Но разве боги не могут открывать свои тайны и теперь, в эти времена? И разве греки в меньшей чести перед богами, чем египтяне или персы?
Нет, у каждого народа есть свои пророки и свои мудрецы, а что до того, что их учения сходны, то в этом нет ничего удивительного: ведь почерпаны они из одного источника.
Поэтому Пифагору незачем было искать мудрости у халдеев и финикийцев; если он и принял что, то орфическое посвящение (через Ферекида). А то, что он не удовлетворился принятым и превзошел своими познаниями учителя, свидетельствует, что он и сам стал свидетелем откровения и открывателем новых истин.
Вместе с тем то, что Исократ говорит о Пифагоре как об основателе философии в Элладе, следует признать верным. Ведь до него знающие и ученые люди назывались софистами, то есть мудрецами; Пифагор же утверждал, что ни один человек не имеет и не может иметь всего знания, а может лишь стремиться к нему, если обладает такой потребностью. Никто не мудр, - говорил он, - но есть стремящиеся к мудрости. Последних называл он любителями мудрости или философами , а само познание Истины – философией.
Со времен Пифагора, однако, понятие философии стало толковаться настолько обширно, что возникли разногласия по поводу того, что понимал под этим словом его создатель.
Одни говорят о нем как о великом математике и геометре, другие – как о маге и прорицателе. Есть мнение, что он занимался политикой и был вождем аристократической партии. Все эти мнения справедливы, хотя они и не дают настоящего понятия о великом Самосце.
В отношении того, что мы называем математикой, Пифагор «продвинул ее вперед, отведя от практических расчетов и уподобляя все вещи числам» . Ему принадлежит учение о четном и нечетном, теорема о равенстве сторон треугольника, стягивающих равные углы , учение о числах, включающее теорию фигурных чисел, т.е. треугольных, квадратных, прямоугольных и проч. Пифагор первым провозгласил геометрию наукой, рассматривая теоремы с невещественной, интеллектуальной точки зрения. Он же, по словам Прокла, открыл теорию пропорций и конструкцию «космических фигур» , т.е. пяти правильных мгногогранников.
Исследуя теорию музыки и применяя к ней учение о пропорциях, Пифагор, по свидетельству Ксенократа, открыл, что и музыкальные интервалы возникают не без участия числа, а так же исследовал, при каких обстоятельствах интервалы бывают созвучными и несозвучными и как вообще возникает все гармоническое и негармоническое .
Согласно Гауденцию, Пифагор сделал свое открытие при помощи монохорда, то есть инструмента с одной струной, натянутой на линейку с размеченными делениями , общим числом 12 . Заставив звучать струну, а затем  ее половину, он обнаружил, что они звучат созвучно, причем  получающийся интервал является октавой. Затем он заставил звучать всю струну и ; ее, получив таким образом кварту. Наконец, то же самое было проделано с целой струной и ее 2/3, при этом была получена квинта.
Таки путем Пифагор доказал, что высота звука обратно пропорциональна длине струны и установил, какие числовые соотношения, в соответствии с длиной струны, выражают наиболее устойчивые гармонические интервалы.  Октава была выражена через отношения 12:6 (2:1), кварта – 12:3 (4:3) и квинта 12:8 (3:2). Все эти числа образуют музыкальную пропорцию (12:9=8:6), в которой  число 8 является средним гармоническим, а число 9 – средним арифметическим между двумя крайними членами.
Пифагор и его последователи считали музыку важнейшим из искусств и приписывали ей исцеляющую силу.
Римский врач Целий Аврелиан называл Пифагора первым, кто применил музыку для лечения болезней . Действительно, пифагорейцы использовали музыку для лечения различных заболеваний и расстройств, прежде всего душевных. По словам Аристоксена, они «использовали медицину для очищения тела, а музыку для очищения души» . Это очищение надо понимать не только в медицинском, но и в религиозном смысле: музыка была для пифагорейцев таким же способом ритуального очищения, как более древние способы очищения кровью, огнем и водой.
Поскольку они рассматривали звук как движение воздуха, исходящее от звучащего инструмента, то этот импульс, в свою очередь, должен был приводить к движению души, проявляющемся в различных эмоциональных состояниях .
Таким образом, с помощью музыки можно воздействовать на душу. Хорошая музыка может  ее улучшить, а плохая – испортить.
Об этом говорит такая история, рассказанная Секстом Эмпириком. Пифагор, увидев однажды молодых людей, которые  неистовствовали под влиянием опьянения, так что ничем не отличались от безумных, дал совет сопровождающему их флейтисту исполнить мелодию в спондаическом размере. Когда же тот исполнил этот совет, то они внезапно в такой мере перешли в разумное состояние, как будто были трезвыми с самого начала».
Из этого примера Секст Эмпирик делает замечательный вывод о том, что музыка достигает тех же результатов, что и философия, распоряжаясь нами не насильственно, но с какой-то чарующей убедительностью .
Далее, открытые им музыкальные интервалы и пропорции Пифагор распространил на учение о вселенной, связав, таким образом, музыку не только с математикой, но и с астрономией в известной доктрине небесной гармонии.
В области астрономии Пифагор впервые высказал суждение о том, что Утренняя и Вечерняя звезды суть одно и то же и есть не что иное, как планета Венера. Он же первым утверждал и доказывал шарообразность Земли и шарообразность всей Вселенной, составляющей две концентрические сферы, между которыми помещены небесные тела, объясняя это тем, что самое совершенное среди фигур – круг, а среди тел – сфера. Такое гармоническое, упорядоченное и симметричное устройство Вселенной Пифагор первым назвал словом Космос т.е.  порядок, строй, мир, прекрасное устроение.
Пифагор, в отличие от прежних философов, отличал планеты, имеющие собственное движение, от звезд, движущихся вместе с небесной сферой и установил, что кроме Солнца и Луны имеются еще пять планет. Он верно определил их порядок и открыл круговое движение планет. Поэтому совершенно справедливо именуют Пифагора родоначальником астрономии, как это делает Гермин6 в трактате «Введение в астрономию», говоря: «Вся астрономия основывается на том, что Солнце, Луна и пять планет движутся с равномерной скоростью по кругам в направлении, противоположном движению космоса (небесной сферы). Пифагорейцы, первыми подойдя к этому  типу исследований , предположили, что движения Солнца, Луны и пят и планет являются круговыми и равномерными» .
Как и все движущиеся тела, вследствие трения об эфир планеты издают звуки , которые соединяются в музыкальные созвучия – «мировую музыку» или «гармонию сфер», то есть музыку, без которой мир бы распался на части.
Земная же музыка – первое из искусства, дарующее людям радость, - является отражением «мировой музыки». Земная музыка поэтому и находит отклик в душе человека, что человеческая душа родственна Вселенной и в ней изначально звучат мировые гармонии. Вот почему Пифагор называл музыку главнейшим из искусств.
Чем дальше небесное тело от Земли – тем больше его линейная скорость и тем выше издаваемый ею тон .
Об этом сказано у Александра Ародисийского, который, излагая учение пифагорейцев о мировой гармонии, говорит так:
«Они говорят… что тела, вращающиеся вокруг центра, находятся от него на пропорциональных расстояниях и некоторые вращаются быстрее, а некоторые медленнее, причем звук производимый ими при вращении быстрых тел высокий, а медленных – низкий. Эти звуки, пропорциональные расстояниям, таковы, что их общее звучание является гармоническим… Таким образом, от Солнца до Земли будет, скажем, в два раза дальше, чем от Луны, от Венеры – в три раза дальше, от Меркурия – в четыре раза. Они полагали, что и все остальные [тела] находятся в некоторой пропорции и что движение небес является гармоническим… Они говорили, что тела, находящиеся на наибольшем расстоянии, движутся наиболее быстро, а находящиеся на наименьшем – наиболее медленно, и что тела, находящиеся между ними, двигаются со скоростью, пропорциональной размерам их орбит» .
Согласно этим воззрениям, сферы звучат совершенными консонансами, т.е. если тон Земли принять за тонику (1), то Луна звучит в тон кварты (4/3), Солнце – квинты (3/2), а сфера звезд и планет – октавы (2). Так получается аккорд из совершенных консонансов: до-фа-соль-до1.
Таким образом, колеблемый движением сфер эфир издает чудесную мировую музыку. Однако человеческое ухо  не слышит слов этой музыки. Как рожденный на берегу моря человек перестает в конце концов различать беспрестанный рокот волн, так и слух земного человека привыкает и не замечает гармоничного звучания небесных тел. Лишь душа человека охотно откликается на это звучание.
Не все соглашаются признать названные величайшие открытия принадлежащими одному человеку; находятся и такие, кто говорят, что вовсе не было такого Пифагора, ибо не может человек сочетать в себе столь многообразные способности. Третьи, под тем же предлогом, объявили его богом или сыном бога, как уже говорилось выше, и окружили его имя необычайными небылицами.
Рассказывали, например, что у него было золотое бедро и что укусившую его ядовитую змею он сам убил своим укусом. Что видели его в двух отдаленных городах в один и тот же день и час. Также приводили историю о том, что увидев в море корабль, он предсказал, что тот везет покойника, что и сбылось: эта история, очевидно, родственна той, что рассказывали о Ферекиде, что и побудило Аристотеля, по словам рассказчика всех этих нелепых басен Аполлония, заявить, что Пифагор поначалу усердно занимался математикой и числами, а впоследствии и Ферекидова чудотворства не чурался . 
Конечно, причиной этих небылиц была не действительность, а лишь зависть и невежество.
Тесное же родство четырех элементов  квадривиума: арифметики, геометрии, музыки и астрономии говорит за то, что это не отдельные учения, но части одного великого учения, истинный смысл которого понятен лишь посвященным.
Вследствие этого лучшие из непосвященных, догадываясь о наличии некоего единства в различных науках, созданных Пифагором, но не зная истины, пытались отыскать это единство в различных внешних частях учений.
Аристотель увидел такую связь в учении о числах, ибо все четыре части квадривиума действительно основаны на числовых соотношениях. Исходя из этой посылки, в историческом введении к «Метафизике» Аристотель пишет: «Пифагорейцы были первыми, кто, занявшись математическими  науками, продвинул их вперед; воспитавшись на них, пифагорейцы стали считать их начала – началами всех вещей».
Отсюда пошел обычай приписывать Пифагору изречение о том, что «начало и мать всех вещей – число» и что «всё есть число», что означает, будто бы, что он считал число таким же первоначалом, каким по мнению Фалеса была вода, по Ксенофану земля, по Анаксимену воздух, что, конечно, нелепо.
Далее Аристотель критикует эту нелепость, забывая, что она им же самим и придумана. А все остальные, приняв эту выдумку за чистую монету, послушно повторяли ее в своих писаниях.
На самом деле Пифагор никогда не  утверждал «всё есть число», он говорил лишь «во всём есть число», а это не одно и то же. Смысл, вкладываемый Пифагором в эти слова растолковывает его последователь Филолай, говоря:
«Все познаваемое, конечно же, имеет число.
Ведь без него мы не можем ничего ни постичь, ни узнать» .
И далее: «если все вещи будут безграничны, то не будет вообще ничего познаваемого» .
В этих словах нет ничего, что подтверждало бы выдумки Аристотеля, которая и по сей день имеет самое широкое хождение.

Будучи мужем столь великих познаний и основателем эллинской философии, в возрасте 40 лет Пифагор навсегда покидает родной Самос и переселяется в Италию.
О причинах его отъезда говорят по-разному, в особенности ссылаясь на то, что  якобы тирания тогдашнего правителя острова Поликрата была «слишком сурова, чтобы свободному человеку терпеть деспотическое господство» .
В действительности правление Поликрата было не столь уж суровым, особенно для поэтов, строителей, философов, которых просвещенный тиран приближал к себе и всячески опекал, и уж тем более не для пифагора, ведь не зря же дарителем знаменитого перстня Поликрату легенда называет Мнесарха, отца Пифагора.
Истинной причиной отъезда в Италию было желание самого Пифагора воплотить в жизнь свой идеал совершенного общественного устройства, которое по его мнению должно было способствовать улучшению человеческой природы и со временем обещало распространиться по всей обитаемой земле.  Такое общество, основанное на новых отношениях между людьми, могло быть основано лишь на новом месте, и, конечно, было несовместимо с тиранической формой правления.
Когда Пифагор прибыл в Италию и появился в Кротоне, говорит Дикеарх (в передаче Порфирия), - он расположил к себе весь город как человек, много странствовавший, необыкновенный и по своей природе богато одареннывй судьбой, ибо он обладал величавой внешностью и большой красотой, благородством речи, нрава и всего остального. Сначала, произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в Совете, затем, по их просьбе, дал наставления юношам, после них детям, собранным вместе из школ, и, наконец, женщинам, когда и их созвали, чтобы его послушать» .
Эти слова Дикеарха подтверждает Антисфен, свидетельствовавший о способности Пифагора обракщаться к детям с речью детской, к женщинам – с речью, подходящей для женщин, перед правителями произностить речь правительственную, и перед эфебами – эфебическую .
Действуя таким образом, Пифагор, по словам Никомаха, «пленил своими речами более двух тысяч человек, так что никто из них не вернулся домой, а устроив вместе с женами и детьми большое училище, они поселились в той части Италии, что зовется Великой Грецией. Указанные Пифагором законы и предписания они соблюдали нерушимо, подобно божественным заповедям, имущество считали общим, а Пифагора причисляли к богам» .
Так возникла в Кротоне пифагорейская общ0ина, основанная на учении Пифагора.
Эта община подразделялась на две неравные части соответственно двум пифагорейским степеням посвящения. 
Первую и довольно многочисленную часть составляли рядовые общинники, среди которых были и женщины, и эфебы и просто горожане, не склонные или не способные к занятиям философией, но стремящиеся вести благочестивую жизнь и ищущие в пифагорействе советов и увещаний, касающихся обычных человеческих дел. Для них учение Пифагора было как бы мерилом справедливости и инструментом для различения дурного и хорошего, ведь прежние их установления основывались не на благочестии и разуме, а на обычаях, унаследованных еще от диких времен.
Для этих людей Пифагор создал так называемое «внешнее» или «открытое» учение (экзотерику),  вначале передававшееся в устной форме, а впоследствии записанное. Изложение этого учения  приводят Диоген Лаэрций  и Порфирий, последний – в специальном труде «Жизнь Пифагора».
Согласно этим источникам, Пифагор запрещал молиться о себе, потому что в чем наша польза, мы не знаем.
Пьянство именовал он доподлинной пагубой и всякое излишество осуждал: ни в питье, ни в пище, говорил он, не должно  преступать соразмерности.
О похоти он говорил так: «похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна  она весной и осенью, опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша».
Жизнь человеческую он разделял так: «двадцать лет – мальчик, 20 – юнец, 20- юноша, 20- старец. Возрасты соразмерны временам года: мальчик – весна, юнец – лето, юноша – осень, старец – зима».
Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса.
В религиозных воззрениях Пифагор придерживался того,  чему учили орфики, т.е. почитания Диониса и совершения орфических мистерий; впрочем, он был терпим и позволял каждому поклоняться Богу под тем видом, который был внушен воспитанием или привычкой.
В отношении жертвоприношений говорил он, что убивать животных ради этого грех, ибо они имеют душу, как и мы; считаясь, однако, с укоренившимися обычаями, совсем жертвоприношения не отвергал, но наложил запрет на употребление в пищу некоторых видов и частей животных , говоря:
«не ешь недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни того в чем первооснова всего».
Этим он запрещал вкушать  от жертвенных животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову: первоосновой всего он называл чресла, ибо животные держатся на них как на опоре; рождением – яички и матку, силою которых возникает все живое; приращением – костный мозг, потому что он – причина роста для всякого животного; началом – ноги, а завершением – голову, в которой высшая власть над всем телом .
Как говорят, Пифагор признавал бессмертие души и первый заявил, что душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь .
Некоторые из этого учения выводят воздержание от мясной пищи, практиковавшееся у пифагорейцев. На самом же деле цель этого воздержания была в том, чтобы приучить и приготовить людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели несваренную снедь и пили простую воду, так как только в этом – здоровье тела и ясность ума.
Поскольку Пифагор придерживался того, чтобы с каждым говорить на доступном ему языке, то и учение свое он излагал по-разному: одно – для детей, для стариков – другое, третье – для женщин, иное – для мужей разумных, иное – для профанов.
В соответствии с этим внешнее учение излагалось им без объяснений, в виде коротких изречений, называемых акусмами, которые легко было запомнить и нетрудно понять.
Соответственно, посвященные во внешнее учение звались акусматиками, т.е. выполняющими заветы.
Объяснение этих правил давалось только тем, которые могли понять. Их называли математиками , ибо они были посвящены в суть учений Пифагора. Этих последних было немного и были среди них мужи великой учености, открыватели многих таинств природы.
Для достижения этой второй степени, по словам Диогена Лаэрция, «ученики Пифагора пять лет  проводили в молчании, только внимая его речам, но не видя его, пока не проходили испытания; и лишь затем они допускались в его жилище и к его лицезрению» .
Ямвлих разъясняет, что пятилетнему искусу молчания предшествовали три года строгой проверки.
Ученики не называли Пифагора по имени, обосновывая это тем, что в нем заключена священная формула. Говоря о нем, говорили они «Тот муж».
Если же спорили между собой, то главным аргументом была ссылка на учителя: «Сам сказал».
По словам Исократа, «он настолько превзошел остальных славой, что все юноши мечтали быть его учениками, а старшие с большим удовольствием взирали на то, как их дети учатся у него, нежели на то, как они пекутся о семейных делах. И этому нельзя не верить, ибо еще  и поныне молчанию притязающих на звание его учеников восхищаются более, нежели [речам самых прославленных ораторов] .
Внутренне учение Пифагора было тайным и не подлежащим разглашению, его нет доверяли даже пергаменту. Излагалось оно только в устной форме.
Не следует доверять излагающим это учение профанам, ибо они сообщают или совершеннейшие вымыслы или ложно понятые и недостоверные слухи.  Ведь и пифагорейцы и их преемники говорили и действовали таким образом, чтобы ни один невежда не узнал и не понял того, что надлежало сохранять втайне.
Разве можно было доверять им сокровенное, если они даже внешнее учение, преподаваемое открыто, исказили и дополнили своими измышлениями. Например, говорили об общности имущества у пифагорейцев , а между тем, акусматики владели каждый своим имуществом, как было им привычно; среди математиков же было принято презирать владение вещами, предпочитая им знание.  То же и в отношении запрета употреблять животную пищу: всё это лишь неумеренные преувеличения. И среди ныне известных приписываемых Пифагору акусм встречается много  несправедливо приписанных, хотя дошли и подлинные.
Акусмы же таковы:
; Огонь ножом не разгребай;
; Чрез весы не преступай;
; На хлебной мере не сиди;
; Сердца не ешь;
; Ношу помогай взваливать, не помогай сваливать;
; Постель держи свернутой;
; Изображений в перстне не носи;
; Против солнца не мочись;
; По торным тропам не ходи;
; Руку без разбора не подавай;
; Ласточек под крышей не держи;
; Уходя, не оглядывайся;
; Венка не обрывай.

Все это акусматики должны были соблюдать, а посвященным давалось разъяснение настоящего смысла этих предписаний.
Поскольку с течением времени и по мере надобности часть тайного открывается, то можно и нам теперь дать толкование внешних пифагорейских правил.
Итак, говоря «огонь ножом не разгребай», Пифагор хотел сказать, что следует избегать смуты и насильственных действий как в семье, так и в государстве.
Через весы не переступать – значит не преступать справедливости и равенства всех перед Богом. 
На хлебную меру не садись  - значит не привязывайся к своему имуществу и не заботься только о теле, ибо хлебная мера есть наша дневная пища.
Сердца не есть – не подтачивать душу заботами и страстями, не удручать себя горем.
Не носить в перстне изображений – означает не выставлять напоказ перед людьми свое благочестие, но иметь Бога внутри себя.
 Ласточек под крышей не держать – не поощрять сплетен, пустых разговоров.
Венка не обрывать -  не нарушать законов, ибо законами венчается государство.
Не ходить по торным тропам – означает, что надлежит следовать  не мнению толпы, а немногим понимающим.
Наконец, заповедь уходить не оглядываясь означает расставаясь с жизнью не жалеть о ней и не обольщаться ее усладами.
Сообщество, основанное Пифагором в Кротоне, быстро приобрело влияние и славу благодаря его мудрости и благотворному влиянию его учения. Сам Пифагор не занимал никакой государственной должности, довольствуясь ролью законоучителя.
Управление городом находилось в руках Совета. Члены Совета председательствовали по очереди. Совет издавал законы, исполнял роль суда и решал важнейшие дела. В его власти было также назначение мистагогов, военачальников и эдилов, а также утверждение лиц, избранных народным собранием. Таким образом были ограничены права демократии в интересах самого же народа, ведь недопустимо ставить важнейшие дела государства в зависимость от искусства демагогов и изменчивых настроений толпы. Вместе с тем, такое государственное устройство делало затруднительной узурпацию  власти каким-нибудь одним лицом и гарантировало всеобщее соблюдение законов.
Стоит ли говорить, что потерпевший незадолго до появления Пифагора тяжелое поражение от  Локр Эпизефирских, город Кротон с чудесной быстротой восстановил свое разоренное хозяйство и расцвел под таким благодетельным правлением, пребывая в этом состоянии более 20 лет.
Однако, зависть к процветанию государства, а еще более страх перед установленным в нем мудрым строем, столь отличным от всего, что было вокруг и служащим  как бы укором другим государствам, в которых тирания толпы соперничала с деспотизмом тиранов, порождали ненависть соседних правителей к процветающему Кротону. Эта ненависть  в конце концов стала причиной войны между Кротоном и Сибарисом.  В битве. Произошедшей ок. 510 года кротонское войско во главе с пифагорейцем Милоном наголову разгромило сибаритов и установило в их городе правление по образцу пифагорейского . Кротон стал самым сильным среди городов Великой Греции, так что остальные полисы признали себя  зависимыми от него «союзниками».
Победив внешних врагов, пифагорейское государство, однако, подверглось опасности внутренней смуты. Зачинщиком ее стал Килон, о котором Аристоксен сообщает следующие подробности:
«Килон, кротонский муж, по своему роду, славе и богатству происходил из первых граждан, но был в остальном человеком тяжелым, тиранического нрава, насильником и сеятелем смуты. Всячески желая присоединиться к пифагорейскому образу жизни, он пришел к Пифагору, когда тот был уже стариком, но был им отвергнут по указанным причинам. После этого он и его друзья начали яростную борьбу против Пифагора и его соратников» .
Пользуясь терпимостью властей и свободой, предоставленной в Кротоне всем гражданам, снедаемый честолюбием Килон сумел возбудить недовольство черни нарушением старинных обычаев и сужением круга вопросов, решаемых общим голосованием. Он называл Пифагора  иноземным колдуном, говорил, что пифагорейцы с их тайными посвящениями произвели  разделение, лишив народ первоначального равенства и прячут от людей истину, а свои увещания подкреплял посулами денег и должностей; настоящую же свою цель скрывал.  Создался заговор, в который вошли все, кто чувствовал себя в чем-то ущемленными или просто жаждал большего, чем имел.
Действуя коварством и обманом и возбуждая суеверия, до которых столь падки невежды, заговорщики подняли мятеж и склонили на свою сторону большинство в народном собрании.
Из-за этих событий Пифагор вынужден был покинуть город и уехать в Метапонт , где и окончил свои дни, проведя сорок дней без пищи в храме Муз .