7. 3. Партийно-комсомольская рекомендация

Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 7. Как я принимал в МГИМО (1977-1985)

7.3. Партийно-комсомольская рекомендация

     При тех трудностях с набором абитуриентов, с которыми ежегодно сталкивался институт, не совсем понятно выглядела идея с партийно-комсомольскими рекомендациями. Процедура со временем выродилась в пустую формальность, но признать такое было равносильно падению Берлинской стены. Это не метафора, поскольку в итоге обязательные для поступления в вуз характеристики отменили в СССР фактически одновременно с крушением пресловутого сооружения.
     Конечно, зависимость будущей судьбы от характеристики позволяла держать в узде и без того наиболее послушную часть школьников. И надо сказать, учителя этот рычаг иногда весьма успешно использовали, чтобы свести счеты с наиболее конфликтными или смелыми учениками. Положительная часть характеристики никого не  интересовала. Но отрицательная могла здорово попортить жизнь желающим поступить в высшее учебное заведение. Чтобы преобразовать (современным языком – провести апгрейд) стандартную школьную характеристику в партийно-комсомольскую рекомендацию, следовало пройти целую цепочку инстанций. В чем заключался смысл такого хождения по кабинетам с рациональной точки зрения объяснить невозможно.
     Даже в школьном комитете комсомола, учитывая тот факт, что в нашей школе обучалось более трех сотен комсомольцев, не могли оценить достоинства или недостатки претендента. Точно так же и в Дзержинском райкоме комсомола, при том, что я был секретарем довольно крупной комсомольской организации, о моем существовании никто не подозревал. Вполне понятно, что в райкоме партии вопрос о рекомендации рассматривался заочно, моего присутствия не требовалось.
     Каково, однако, приходилось абитуриентам из провинции. Ведь им было необходимо получить рекомендацию областного или республиканского (в республиках без областного деления) руководящего органа КПСС. Поступавшие после службы в армии должны были запастись рекомендацией политотдела (то есть на уровне дивизии). Правда, в Москве такой уровень тоже не выглядел столь устрашающе недостижимым.
     Все-таки хотя бы один человек все эти характеристики-рекомендации читал. И даже весьма внимательно. Я случайно смог в этом убедиться на второй год своей работы в приемной комиссии. Коля Зайцев, планируя освободиться от престижной и одновременно обременительной должности ответственного секретаря приемной комиссии, подбирал себе заместителя с прицелом на будущее. Под прицел попал я, и мы проводили приемную кампанию практически тандемом, чтобы я мог перенять все секреты и ноу-хау. Так, например, следовало передавать личные дела абитуриентов для ознакомления заместителю начальника отдела кадров, скромному до незаметности мужичку, которого звали Василий Демидович Захаров. Коля пояснил, что он проверяет их «по своей линии», и к нашей работе это отношения не имеет.
     Впрочем, однажды кадровик буквально залетел в наш кабинет в весьма возбужденном состоянии. Он выложил на стол партийную рекомендацию одного из абитуриентов и предложил провести тест на внимательность. Как мы ни крутили эту бумагу, ничего обнаружить не смогли. Тогда Василий Демидович гордо выдал секрет. На оттиске печати в слове политотдел буква «И» была изображена зеркально, то есть выглядела как латинская «N». В общем, печать была явно вырезана из резиновой подметки старого ботинка. В реалиях 1981 года подобная новация выглядела по-настоящему сенсационно. Мы дружно поохали, отдали должное дотошности специалиста кадрового фронта, и убрали личное дело абитуриента вместе с «рекомендацией политотдела» в сейф. Кадровик публичности избегал, поэтому в дальнейшем урегулирование ситуации возлагалось на нас.
     Обнаруженное произведение искусства принадлежало санитару из медсанчасти при КПЗ на Петровке, 38. Мы отыскали соответствующий номер телефона, объяснили ситуацию и посчитали, что инцидент исчерпан.
     Однако, наш санитар проявил завидное упорство. Когда пришло время получать экзаменационный лист, девушки-секретарши, естественно, ничем порадовать его не могли, и он направился качать права к начальству. Вид у него был странноватый, но заметить или вообразить это можно было бы, только зная предысторию с буквой «И». А так, просто немногословный, слегка замкнутый человек. Коля очень мягко объяснил, что, к сожалению, предоставленной партийной рекомендации недостаточно и требуется ее подтверждение. Несмотря на вежливость тона, подразумевалось, что намек будет понят (про букву «И» мы благоразумно, как нам казалось, умолчали).
     Где-то через полчаса наш подопечный позвонил по телефону и, представившись каким-то начальником, срывающимся от напряжения голосом объявил, что подтверждает рекомендацию санитара. Здесь мы уже не на шутку испугались, так как получили явное предостережение о потенциальной возможности перехода безобидной немногословности в угрожающе буйное состояние. Пришлось звонить на Петровку еще раз и уже настойчиво требовать избавить нас от их сотрудника.
     В 1981 году только психически нездоровому человеку могло прийти в голову то, чего сегодня не делают только болезненно совестливые несовременные люди.

Москва, 2015