Крошка Прошка и невезучая трусишка Ирка ч. 8

Часть 8. После армагеддона

Ирка очнулась от какого-то звука. Сначала не могла понять, чтО её разбудило. Голова не хотела соображать, а глаза открываться. С огромным трудом она приоткрыла веки. Железо, куски железа. Среди железа лежала Зинаида Алексеевна. Ирка зажмурила глаза. Она не могла смотреть на такое. Такое показывали только в кино. Кино ужасов. И надо было сильней закрыть глаза, и этот страшный ужас закончится. И тут опять она услышала звук. Звуки. Плач. Плакал ребёнок! И она вспомнила! Всё вспомнила. Вертолёт, который в полёте вдруг замолчал. Дмитрия Ивановича, который закутывал Прошку в ватное одеяло, укладывал в коляску и закрывал «фартуком», говоря:
-Ничего, ничего, потерпишь. И всё нормально будет, пацан.

А потом её накрыло огромным и тяжёлым одеялом. Она обмякла. И наступил этот армагеддон.
Опять заплакал ребёнок. Ирка открыла глаза. Вроде, ничего и не болело, просто тошнило сильно, и усталость какая-то ненастоящая обволокла всё тело. Она пошевелила ногами, руками. Двигаются. Стараясь не смотреть в сторону Зинаиды Алексеевны, Ирка поднялась. Коляска лежала, перевёрнутая вверх колёсами, чуть в стороне от обломков. В сторону кабины пилотов она тоже боялась смотреть.

Освобожденный из коляски и одеяла Прошка выглядел вполне целым. Она вытерла ему заплаканное лицо и, стараясь говорить мягче, произнесла почти весело:
-Проша, это я, твоя мама. Мама Ира. Не плачь.
Ребёнок перестал плакать, уставился на неё и произнёс:
-Мама!
-Правильно, мама! – обрадовалась Ирка.

И тут совсем рядом раздался стон. Как она ему обрадовалась! Бросилась в ту сторону. Дмитрий Иванович, придавленный ящиками, лежал внутри салона. Точнее, того, что осталось от салона. Она притащила коляску, уложила в неё ребёнка, сунула ему в рот соску, прикреплённую к комбинезону, предварительно облизав её. Она так и не разобралась, откуда у неё взялись такие силы. А, может, ей всё это казалось, и время шло замедленно, а не так быстро, как ей показалось сразу.

Освободив Дмитрия Ивановича от навалившегося на него груза, она бросилась обнимать его, не замечая, что плачет. Тот застонал и сделал отталкивающее движение. Одной рукой. Вторая лежала, как плеть.

-Подожди, девка, - сказал он. – Послушай меня. Не трогай меня и послушай. Поняла!
-Поняла, поняла! – замахала головой Ирка. – Я слушаю.
- Не трогай меня, пока я не разрешу. Поняла?
-Поняла. – Ирка опять замахала головой.
-Как там пацан? – спросил Дмитрий Иванович.

-С ним всё нормально. Я потрогала ему ручки и ножки. И голову. И крови на нём нет. Его одеяло спасло. Вы правильно придумали. Вы знали, что мы упадём?
Он смотрел на неё, ещё испуганную, но уже вполне адекватную, чтобы с ней можно было что-то решать. Но на её вопрос он не ответил.
-Теперь вот что. Я не могу двигаться. Худо мне. В любой момент могу сознание потерять. Ты не пугайся. Я ещё продержусь. Не пугайся, если что. Оклемаюсь, и дальше решать будем.

Она хотела спросить его, что они будут решать, но не успела. Дмитрий Иванович потерял сознание. Она хотела заплакать, но тут заплакал ребёнок. И Ирка вспомнила, чтО  не успела сделать Зинаида Алексеевна. Покормить ребёнка и сменить ему памперс. Как это делается, Ирка знала. Она помогала сестре, когда у той родилась Дашка. Ирка полазила по развалинам, стараясь не смотреть туда, куда было страшно смотреть, нашла сумку Зинаиды Алексеевны и открыла её.

Когда Прошка выпил всю смесь, пусть и слегка прохладную, Ирка поняла, что нарушила очерёдность мероприятий. Сначала надо было снять полный памперс, а потом  кормить ребёнка.
-Фу-у-у-! Какой же ты вонюченький! – громко сказала Ирка, чуть отвернувшись в сторону. –Дашка так не воняла. Или я забыла.
Она лихо сменила ему памперс, впрочем, слегка задумавшись, поскольку перед ней был мальчик, а раньше она ухаживала за маленькой девочкой.

-Иди сюда! – Дмитрий Иванович пришёл в себя.
Держа Прошку на руках, она пробралась вовнутрь разбитого вертолёта.
-Теперь слушай меня и не перебивай. Я всё тебе разложу по полочкам. Ты сможешь меня спросить только тогда, когда я закончу и разрешу тебе говорить. Поняла?
-Поняла!
Говорил Дмитрий Иванович минут пятнадцать. Кратко и с передыхом. И один раз терял сознание.

Пока он излагал Ирке программу  выживания, у Ирки глаза то округлялись до невозможности, то набухали от слёз, но она молчала. Прошка тоже молчал. Она положила его в коляску, и он сразу уснул. Укачивать его не было необходимости.

Ирка без вопросов выполнила первое задание Дмитрия Ивановича.   Передыхая,  стараясь причинить ему меньше боли, она перетащила его из разбитого вертолёта наружу и прислонила к куску фюзеляжа. Потом принесла ему рюкзак. Стояла и смотрела, как он вытащил ружьё, похожее на автомат, снарядил его и приказал:
-Освобождай рюкзак!

-Дядечка Димочка! Миленький и дорогой! Можно, мы тут с Вами посидим! Не отправляйте нас. Я боюсь! Я так сильно боюсь!
-Заткнись! – не своим голосом произнёс Дмитрий Иванович. – Думай не только о себе. О пацане. Его отце. Ребёнок и так без матери рос. Собирайся и мотай отсюда. Дорогу я тебе сейчас опишу. Запоминай, потом переспрошу и проверю, хорошо запомнила или нет.

Собралась она шустро. Минут за пятнадцать. Собрала тёплые вещи, пересыпала смесь, подумав, положила в рюкзак спицы и мотки шерсти, обмотав их для безопасности, вещами. Найдя переноску, обрадовалась.  Дмитрий Иванович отдал ей огромный пласт сала и почти целую булку хлеба.

Потом она села перед ним, и он подробно рассказал ей, как добраться до спасительного убежища. Она слушала внимательно и не перебивала. Экзамен она сдала на «отлично». Повторила всё, разложив по полочкам.  Один раз  Ирка всё-таки заплакала:
-Я не хочу уходить. А если нас никто не найдёт?

Дмитрий Иванович дождался, когда она наплачется, и произнёс:
-Оставаться здесь нельзя. Сюда с минуту на минуту медведи придут. Ты на биолога учишься, должна знать их повадки. А Вас найдут, обязательно найдут. Папка у него пограничник. Найдёт сынка. Помни об этом и не плачь никогда. Я тут сейчас напишу на железке, что пацан в  хижине, и  вас найдут. Уходите. Меня не жалей. У меня онкология. До весны, может, и дотянул бы, не больше.

Прощалась она минут пять.  Осторожно обнимала Дмитрия Ивановича и держалась. Не плакала. Потом они ушли. Прошка сидел в переноске у неё на груди, а  на её спине громоздился огромный рюкзак. Ну, может, и не такой огромный, но по её размерам, огромный. Они отошли метра на  три, когда Дмитрий Иванович крикнул:
-Вернись.

Она подошла к нему. Он поразился. Перед ним стояла совсем другая девушка. Как там про неё говорили геологи, «Тридцать четыре несчастья». Та, что стояла перед ним, была совсем другая. Уверенная, собранная. И выглядела старше.

-Нож возьми. Только в руках не неси, напороться можешь. Сними с меня, с ножнами. Я тебе сейчас дырочку в ремне проверну, чтобы на тебе как раз был. Смотри, как его надо держать, если враг нападает. Вот так! Поняла?

Она поняла.  Только сначала попросила:
-Дмитрий Иванович! Обрежьте мне, пожалуйста, если сможете, косу, я подержу её, а Вы режьте.
-Ты что, девка, - Ахнул Дмитрий Иванович. –Такую красоту.
-Режьте, - твёрдо сказала Ирка. – Чтобы лишнее на себе не нести. И чтобы враг за косу не поймал.

Потом она ушла, с ремнём и ножом на поясе, даже не спросив, о каком враге он говорил. Значит, знала, какая опасность может им встретиться. Они скрылись в кедраче, а он опять потерял сознание. Пришёл в себя и окровавленными пальцами стал выводить буквы на обломке фюзеляжа. И понял, что не успеет. Написал «пац», стал выводить первую букву в слове «хижина», и не успел. Схватил здоровой рукой карабин и приготовился.

Ирка с Прошкой отошли уже далеко, когда издалека донеслись звуки выстрелов. Потом всё стихло. Она ускорила шаг. Прошка смотрел ей в лицо, молчал и не капризничал. Уже начало темнеть, когда они подошли к «Собачьей голове».

В дом заходили в темноте. Она сразу нашла фонарик, потом  керосиновую лампу. Пока Прошка спал, утомлённый дорогой, она затопила печь. Печку топить она научилась в пять лет. Когда родители пристрастились пить. Напившись, они спали, а она возилась около печки. Однажды они чуть не угорели. Потом она научилась это делать быстро и правильно.

И сейчас она всё делала быстро и правильно. Нашла все запасы и поняла, что с ними можно дотянуть до весны. А потом… А потом их опять будут искать. Папа Проши. И все добрые люди. Такие, как Дмитрий Иванович.

Ирка говорила, говорила, говорила. Лампа на столе мерцала, отбрасывая в стороны фантастически красивые тени. А трое сильных мужчин слушали  её и молчали. Сильная, смелая, красивая Ирка. Мама Ира.

В этот вечер Ирка не успела рассказать им всё, что хотела. Это потом она всё-таки расскажет им, почему сняла ручку с двери. Когда вечером к двери пришёл кто-то большой и страшный и стал возиться около ручки, она схватила нож так, как её научил Дмитрий Иванович, и приготовилась. Под утро этот страшный зверь ушёл, а она не выходила из дома почти сутки. Не потому, что боялась за себя. Боялась, что, если с ней что-то случится, Прошка останется один.

Расскажет и о том, как в первые дни  слышала звуки вертолётов над головой. Не раз. Но выходить из дома боялась. Спугнутые шумом на месте аварии, медведи переместились. Испуганно выглядывая  сбоку в окошко, она тряслась от страха. И опять не за себя. Потом  выпал снег, вертолёты перестали летать, а медведи ушли.

Расскажет, как купала Прошку, пусть и в неудобном тазу, но ему было так весело. Как сшила ему из одеял тёплую одежду, а из овчиной старой шубы – обувь. И ходила с ним гулять. Пусть всего на десять-пятнадцать минут. Но эти минуты катания на горке она так любила! И Прошка так радовался!

Окончание следуетhttp://www.proza.ru/2016/03/10/1090