Желание войны

Я решил объявить войну. Мои военные министры, туго затянутые портупеями, тяжело увешанные гроздьями начищенных до блеска медалей, наперегонки, расталкивая друг друга локтями, расстелили пожелтевшее полотно карты.

– На кого бы вы хотели пойти войной, ваше превосходительство? – наперебой вопрошали они меня.

Четыре стороны света прежде свободные от посягательств, трепеща, ожидали моей воинственной поступи.

Я медлил, тянул, не решался, коршуном кружил над иссеченной линиями, изъеденной знаками картой грядущих побед, беззащитно распростершейся на необъятном столе.

Бряцая оружием, министры шаг за шагом неотступно ходили за мной; след в след повторяли все изгибы моей мысли. Но никто из них не решался задать вопрос «зачем?». До жаркого пота в подмышках эти поседевшие среди кабинетных стен вояки боялись, что я решу, будто они не понимают моего коварного и смелого плана, не способны восхититься красотой блистательно-острого замысла.

Стоило повернуться, как все они тут же, как один, принимались одобрительно кивать головами. Некоторые из них от усердия даже привставали на цыпочки, чтобы в одноликой толпе я мог заметить, оценить, насколько они единодушны с моим решением. Кое-кто – но, надо признать, таких было совсем немного – настолько входили в азарт, что даже подпрыгивали – невысоко, буквально чуть-чуть, опасаясь, как бы рядом стоящие не сочли их старания чрезмерными.

Сущие дети.

Стоило сделать разворот кругом – внезапно, резко, неожиданно – как мне в лицо швыряли громогласный утверждающий клич и вздернутые вверх, преданно сжатые в кулаки, незапятнанно-белые перчатки.

Ни у кого из министров не было резона спрашивать «зачем?». Они полностью и безоговорочно полагались на мою монаршую волю и неизменно удачливую дальновидность, и мне ничего не оставалось, как, прикрыв глаза ладонью, ткнуть пальцем наугад в потертую поверхность карты.

Иллюстрация:
Ferdinand Georg Waldmueller