С тобой или без тебя. Глава 19. Неприятности

Все время пути судно их шло вдоль берега, то отклоняясь, удаляясь от него, то приближаясь настолько, что можно было разглядеть россыпи цветов в изумрудной траве и птиц – мелких, невзрачных, то копошащихся, ищущих что-то на смятых в бархатные складки склонах, то тучами взвивающихся ввысь.
Клементина, получив к концу второго дня плавания разрешение выходить на палубу, после – почти не покидала ее. Иногда вместе с Мари-Франсуазой и Полин, но чаще одна, она оставалась наверху, пока это было возможно. Спускалась в каюту только в обеденные и ночные часы. А также на то короткое время, когда экипаж, выполняя приказы своего капитана, брался переставлять паруса. Но делать это приходилось нечасто – погода была относительно устойчива. 

Несколько последних часов дул легкий северо-западный бриз, так радовавший моряков.
Ветер ровно и уверенно наполнял паруса. И три корабля – после захода в генуэзский порт караван их изрядно поредел – двигались кильватерным строем*, сохраняя между собой максимально комфортное расстояние.

Не так давно они миновали узкий пролив между островом Эльба и Аппенинским полуостровом. И теперь – солнце уже готовилось клониться к закату – огибали каменистый мыс, вершину которого венчала крепость со сторожевыми башнями – суровыми и непреклонными.
Налюбовавшись вдоволь извилистыми живописными берегами, Клементина перешла на правый борт, за которым до самого горизонта простиралось серебряное море.
 
Именно в этот момент к ней подошел Мориньер.
Остановился позади. Произнес:
- Вы совсем не стережетесь солнца, душа моя.
Она дернула плечом.
- Я южанка, и обилие света, тепла и воздуха для меня – дело обычное.
- Не переоценивайте силы своего организма. Щедрость здешней природы может показаться вам чрезмерной, – улыбнулся он.

Клементина привыкла уже, что каждое ее возражение он встречает снисходительной улыбкой. И ей не надо было смотреть, чтобы опознать эту вечную насмешку. Дабы не длить бессмысленных споров, она проигнорировала последнее его замечание. Поинтересовалась с прохладцей в голосе:
- Что это за город у нас за спиной?
- Орбетелло, – ответил он спокойно. – Город, который два десятка лет назад едва не сделался французским.

Она не произнесла больше ни слова, только чуть повернула голову, демонстрируя внимание. И он заговорил вполголоса – об этрусках и римлянах, о Карле Великом и римском аббатстве, получившем когда-то Орбетелло в дар, обо всех, кто когда-либо владел этим городом. Наконец, взялся рассказывать о французском флоте, подошедшем однажды к здешним берегам, о его командующем – герцоге де Брезе и принце Фоме, в чье распоряжение тогда поступили прибывшие из Тулона части.  Он говорил об осаде Орбетелло, о гибели герцога и о поражении – печальном поражении, которого вполне можно было избежать.

И вдруг замолчал – внезапно, на вдохе. Клементина подождала минуту-другую. Потом спросила: 
- О чем вы задумались?
Мориньер ответил не сразу. Клементина даже собралась повторить вопрос, когда он наконец  проговорил тихо:
- О самонадеянности – родной сестре трусости.

Ей показалось, что голос его изменился. И сам он сделался отстранен и даже как будто равнодушен.
Она обернулась, заглянула мужу в лицо.
- О чем? – хмыкнула скептически. – Какая ерунда! Разве самонадеянность не происходит от преувеличения собственных возможностей, тогда как трусость – напротив, является следствием преуменьшения их?
 
Мориньер склонился к ней, коснулся горячим дыханием ее уха.
– Совершенно верно. Однако и то, и другое, в конечном итоге, ведет к поражению. Битва при Орбетелло – очевидный тому пример. Из-за ерунды, из-за мелочи победа, которая была так возможна, выскользнула из наших рук.
- Хорошенькая мелочь – гибель военачальника.
Он покачал головой.
- Вы невнимательно слушали, – сказал. – Главной причиной нашего поражения была вовсе не смерть герцога, хотя, безусловно, она тоже повлияла на развитие событий у Орбетелло. Основная причина поражения заключалась в беспечной самоуверенности тех, кто был ответственен за принятие решений. В их легкомысленности. В отсутствии слаженности в войсках, наконец. Если бы не это…

Он вновь взглянул куда-то поверх ее головы.
– Если бы не все это, – повторил ровно, – над городскими башнями теперь развевались бы совсем другие флаги.

*

После сказанного, похоже, он совершенно потерял к их беседе интерес. Постоял какое-то время рядом с ней в задумчивости. Потом скользнул ладонью по ее спине – я оставлю вас, дорогая. Направился вдоль борта к юту. 

Шел он медленно, даже как будто лениво. Несколько раз останавливался. Задержался возле небольшой группы, собравшейся у грот-мачты. Что-то сказал. Мужчины, до тех пор о чем-то бурно спорившие, сделались неподвижны. Они жадно внимали каждому его слову. И, когда он отошел, еще какое-то время в молчании смотрели друг на друга.

Он же направился дальше – той же неспешной, раздумчивой походкой. Почти дойдя до шкафута**, остановился возле юноши. Тот сидел, привалившись спиной к бухте троса. Клементине казалось даже, что он дремал – так расслаблена и покойна была его поза. Но стоило Мориньеру остановиться рядом, как он тут же вскочил, поправил одежду, вытянулся. Сделался собран и деловит.
Клементина не удержалась от улыбки – она не впервые наблюдала эту мгновенную перемену, случавшуюся в людях Мориньера при всяком его к ним обращении.

Пока Мориньер говорил, Клементина не отводила от них обоих взгляда. Оттого она заметила, как юноша вдруг беспокойно дернулся, обернулся, посмотрел туда, где солнце прятало за разлитым по поверхности моря серебром границу слияния неба и воды. 
Тогда она тоже обернулась.
Там, на горизонте, то появляясь, то теряясь в солнечных бликах, параллельно их курсу шли два судна.

*

Несколько минут Клементина стояла, замерев. Все пыталась осознать, что появление этих кораблей могло бы значить для них – всех, кто окружал ее теперь.
Когда сердце, оказавшееся проворнее разума, отреагировало, забилось в горле, она снова развернулась, поискала взглядом мужа.
Он обнаружился на квартердеке***. Стоял рядом с капитаном, что-то говорил ему. Тот слушал, хмурился. Потом поднес к глазам зрительную трубу.


*

- Да, это два алжирца, – сказал Делоне, закончив осмотр. – Давненько о них не было слышно в этих краях.

Мориньер забрал у него подзорную трубу. Довольно долго изучал очертания судов, их оснастку, считал порты, вглядывался в борта, на которых остались едва заметные следы от прежних, сбитых берберами, букв. Наконец спросил:
- Не были ли эти суда не так давно приписаны к порту Марсель?
Делоне посмотрел на него удивленно.
- Одно из них. Два года назад галеон – тот, что идет теперь первым – был захвачен младшим сыном проклятого голландца, Мурат-рейса. Мерзкий предатель. И семя его отравлено теми же страстями. Четыре сына – и все бандиты, беспринципные и жадные до золота.
- Ну, эти грехи свойственны не только им, – заметил Мориньер, возвращая капитану трубу.
Тот взглянул на Мориньера с подозрением. В словах его Делоне почудилась ирония – и не в первый раз.

Делоне покраснел. Вспомнил высокомерную улыбку, скользнувшую по лицу его теперешнего собеседника при первой их встрече, когда там, на берегу, обсуждая с Мориньером условия принятия того со всей его «семьей» на борт, он, Делоне, не сумел укрыть радости от неожиданно привалившего счастья.
Еще бы! Сумма, составляющая почти четверть стоимости товара, находившегося на борту его судна, готовилась упасть в его карман! Не понравилось капитану только маленькое условие – дополнение: полный расчет он получал лишь в случае успешного завершения путешествия. Впрочем, до сегодняшнего дня он и не думал сомневаться в том, что судно его благополучно достигнет Константинополя.

Каждый год он отправлялся торговать на побережье Золотого Рога. И ни разу с ним не случилось ничего дурного. Он знал, безусловно, о том, что море по-прежнему небезопасно, что берберийские пираты то и дело слоняются – то поодиночке, то целыми эскадрами – вдоль христианских берегов и не только облегчают кошельки «торговцев», но и разоряют прибрежные города, забирают мужчин, женщин, детей и продают их в рабство. Но сам он никогда не сталкивался ни с чем подобным. 
По-видимому, поэтому сейчас, оказавшись перед лицом возможного нападения, Делоне вдруг растерялся. На спокойное мориньеровское: «Что вы собираетесь делать?» – ответил раздраженно:
- Ничего. Нам пока ничто не грозит. Продолжим идти прежним курсом и будем надеяться на лучшее.

Едва договорив, он понял, как беспомощно прозвучали его слова. Чтобы рассеять неприятное впечатление, добавил:
- В конце концов, ветер благоприятствует нам. И через четыре-пять часов, Бог даст, мы будем у Чивитавеккьи.

*

Делоне хотел бы чувствовать себя более уверенно. Хотел уметь вот так, как это делает со своими людьми Мориньер, – отдать приказ и больше ни о чем не беспокоиться.
Хотел, чтобы его ни в малейшей степени не волновало, как окружающие воспринимают его слова. И этот его теперешний собеседник – в первую очередь.
Мысленно он воображал, как, ответив, поворачивается к Мориньеру спиной, и принимается раздавать указания своим матросам. Нет, сначала он холодно просит этого чертова гордеца спуститься с мостика и отправиться в каюту, чтобы не мешать ему управлять судном.
И тот со всем своим «семейством» идет к дьяволу!

Он даже представил себе в этот момент, – краешком сознания увидел, – как, выслушав отповедь, Мориньер медленно, понуро спускается по трапу. И где-нибудь там, на нижней ступеньке, спотыкается и падает. И ковыляет потом в сторону каюты, смешно подволакивая ногу.

Однако в жизни все получалось иначе. Принципиально иначе.
Когда он произносил последнюю фразу, голос его дрогнул. И Делоне, вспыхнув, бросил на Мориньера взгляд – услышал ли тот это позорное бульканье в его горле? Понял ли, как не уверен он в том, что говорит?

*

Мориньер выслушал его, изогнул бровь. Промолчал, впрочем. Это исполненное скептицизма молчание, конечно же, показалось капитану оскорбительным.
Делоне вскричал:
- Я ведь не обязан перед вами отчитываться, не так ли?
- Разумеется, – улыбнулся Мориньер.

Он шагнул в сторону, облокотился небрежно о поручни. Спросил буднично – как будто не заметил владевшего капитаном возмущения:
- Сколько у вас пушек?
И тот ответил – неохотно, но покорно.
- Семь. По три – с бортов. И кулеврина**** – на носу.
- Негусто.
- Сколько есть, – пробурчал Делоне. – Все равно, случись нам драться, мы не могли бы рассчитывать на победу. У всякого промышлявшего разбоем на море пушек в разы больше, чем у нас. Не говоря уже о численности команды. Двадцать восемь человек – против скольких? Сотни? Двух?
- На что же вы рассчитываете?
- Главным образом, на силу остальных членов нашего каравана.
 Делоне подождал немного. Потом продолжил:
- «Святая Мария», что идет перед нами, к примеру, не прогулочная гондола. Она везет в Неаполь золото – содержание войскам тамошнего гарнизона. Так что, без сомнения, на судне довольно воинов, готовых сражаться.

Мориньер выпрямился, взглянул на Делоне.
- Золото? И корабль казначейства отправили без конвоя?
- Знали бы вы, какие скупцы сидят в Малаге! Они сочли, что в составе каравана судну ничего не грозит.
- Однако, после того как в Генуе количество судов в нашем караване сократилось вдвое…
- Вот именно, – перебил Мориньера капитан Делоне. – Вот именно. Но кто мог знать, что у генуэзских таможенников возникнут вопросы к судам, на одну только ночь вошедшим в их порт? И кто мог подумать, что на еще одном судне обнаружится течь? Эти незапланированные «потери» сделали нас очень уязвимыми. Но что теперь сетовать! Подождем.

Он бросил взгляд на горизонт – корабли по-прежнему шли параллельным курсом и, казалось, не собирались его менять.
- До тех пор, по крайней мере, – добавил, – пока опасность не станет очевидной.


*

Все время, пока Мориньер и Делоне беседовали на квартердеке, Клементина продолжала оставаться на верхней палубе. Стояла, опершись обеими ладонями о фальшборт. Всматривалась в слепящую даль. Думала: пусть все обойдется.
Пожалуйста. Пусть обойдется!

Время от времени оглядывалась – все надеялась обнаружить хоть какие-то признаки того, что разговор Мориньера с капитаном подходит к концу. Те, однако, продолжали говорить – негромко, но напряженно.
Устав от ожидания, от бесплодного, мучительного волнения, в какой-то момент она подумала было прервать их затянувшуюся беседу. Бросив короткий взгляд на появившиеся на горизонте облака, даже сделала пару шагов в направлении кормы. И тут ей вдруг показалось, что суда, столько времени являвшиеся предметом ее беспокойства, переменили свое положение, развернулись, как будто сделались больше, ближе.
В растерянности, в нестерпимом желании поделиться хоть с кем-нибудь своим наблюдением, а еще лучше – убедиться в его ошибочности, Клементина огляделась. И не удивилась отчего-то, обнаружив у себя за спиной незнакомца.

Остановившись в шаге от нее, мужчина – крепкий, коренастый – ждал, кажется, возможности привлечь к себе ее внимание. Во всяком случае, как только их взгляды встретились, он вдохнул, приготовился заговорить, но Клементина опередила его.
Пренебрегая всеми правилами, она порывисто протянула к нему руку, спросила встревоженно:
- Мне кажется, сударь, или они, действительно, развернулись и теперь идут на нас?

Тот ответил быстрее, чем следовало:
– Большинство торговых судов, сударыня, следующих в том же, что и мы, направлении проходят по этому пути. Думаю, было бы странно, если бы мы оказались на нем в одиночестве.
– Но они ведь движутся нам наперерез? Они готовятся напасть?
- Этого я не знаю, – ответил тихо, но твердо. – И у меня нет привычки предполагать. Но выслушайте меня. Я осмелился потревожить вас, чтобы сообщить, что вам следует спуститься в каюту.

Клементина презрительно повела плечом.
- Вы не готовы ответить на простой вопрос, однако уверены, что знаете, что мне следует делать?
Мимолетная улыбка, смягчившая на мгновение линию его губ, сделала мужчину почти привлекательным.
Его предупреждали, что «миссия» его не так проста, как кажется на первый взгляд. И вот только что он удостоверился в этом.

Он посмотрел ей в глаза, произнес мирно:
- Я не посмел бы давать вам советы от своего имени, сударыня. Это распоряжение господина де Мориньер.
- В самом деле? Когда он же успел распорядиться? – спросила Клементина насмешливо. – Разве вот уже полчаса не ведет он с капитаном нескончаемый разговор?
Мужчина кивнул.
- Так и есть. Но что вас смущает? Все, что считал нужным, господин де Мориньер передал нам до начала этого разговора. И он приказал, чтобы, в случае опасн…
Он запнулся, качнул головой. Прикрыл глаза.
- Так все-таки «в случае опасности»?

Она не удивилась. И не испугалась отчего-то. Скорее, разозлилась.
- Прекрасно, – хмыкнула. – Вы говорите – спуститься в каюту? Я так и сделаю, возможно. Но чуть позже.

Развернувшись, она направилась в сторону квартердека. Мужчина последовал за ней. Он окликнул ее раз, другой. Клементина не отозвалась. Тогда у самых ступеней, ведущих наверх, он ухватил ее за запястье.
- Подождите. Остановитесь.
Когда, разъяренная, она повернулась к нему, он повторил спокойно.
- Остановитесь, мадам.
- Уберите руки, – прошипела Клементина.

Он отпустил ее. Встал между нею и трапом.
Она приготовилась возмутиться. Но голос капитана, возвысившийся вдруг до визгливого, заставил ее замереть.
Клементина не поняла ни слова из того, что говорил Делоне. Зато совершенно отчетливо разобрала резкое «нет», брошенное ее мужем. Позабыв на время о человеке, заслонявшем ей путь на квартердек, Клементина застыла, затаила дыхание.
У нее появилась возможность узнать, наконец, что их ждет. И она не собиралась ее упускать.



Примечания:


*кильватерный строй - строй, при котором каждый корабль идет в кильватерной струе впереди идущего, то есть один за другим;

**шкафут – здесь, средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты;

***квартердек – он же «шканцы», помост либо палуба в кормовой части парусного корабля, на один уровень выше шкафута;


****кулеврина - легкая пушка