Картошка моего дяди

                Мы трепетно, с болью, но и радостью вспоминаем тех, кого нет рядом с нами. Их нет. Они ушли. Но они возвращаются к нам дождём, снежинками, первой весенней листвой. Они с нами в нашей повседневной жизни...Памяти моего дяди Вали посвящается.


   Скорый поезд, навёрстывая опоздание, мчался через ночную Беларусь. Мимо пролетали одинокие огни полустанков, и тогда в купе врывался запах дальних перегонов и луговых трав. Посёлки оповещали о себе недолгим, но достаточным освещением , чтобы прочитать названия. И тогда у поезда появлялось робкое желание притормозить и отдохнуть от беспощадной гонки, но где-то призывно светился зелёный семафор, и поезд не позволял себе расслабиться. И тогда был осязаем запах суеты и спешки.

   Тот поезд проносился через мою память. Мелькали  озёра и реки, как бездонные голубые глаза и  зеленоглазые колдовские топи, болота,которые желтели, рыжели, окрашивались в ржавый потёртый цвет и чернели, как вдовы. И проплывали, как земные грозовые облака, тяжёлые от густого хвойного запаха, сосновые боры. И звучал чистый, такой прозрачный, как утренний воздух в горах, медово- сочный голос из  Песняров " Письма, письма лично на почту ношу, словно, я роман с продолженьем пишу..." Это было обо мне. Я пишу эти письма в моей памяти уже двадцать лет. Ровно столько, сколько нет адресата. Моего дяди, человека, которого любили все.

   Помню, когда собирались за большим столом родственники и друзья, о нём говорилось столько много добрых слов, и мне всегда хотелось встать, подойти к нему, обнять и сказать, что я его тоже очень люблю. Но поскольку я из породы застенчивых молчунов, я просто тихо сидела и улыбалась.

   И вот теперь полустанками проскакивали эпизоды из детства. Дядя вернулся из Минска и своим детям раздаёт подарки. Я прячусь за мамой, подсматривая, как мои сёстры и брат разворачивают свёртки. И вдруг дядя говорит: " А где это моя Иришка прячется?" Подхватывает меня на руки и подбрасывает к потолку.

  Лететь так высоко и радостно, и страшно падать вниз, но меня подхватывают крепкие , сильные руки. И я  смешно,  ещё не выговаривая правильно слова, кричу : " Есё, есё! " Дядя ставит меня на пол, и я цепляюсь за его руку.

 -Так, Иришка, ну- ка принимай свои подарки,-ласково говорит дядя, и я, как все, начинаю шуршать бумагой и разворачиваю два шерстяных платьица. Жёлтое и зелёное.Они такие красивые, мягкие, воротнички и манжеты отстрочены несколькими строчками, и впереди вышивка разноцветными цветочками.Платьюшки были немного на  вырост, и я долго их носила.До самой школы.

   И вот я уже иду в школу.
-А форма у Иришки есть,-помню голос дяди, который пришёл к нам в гости, и разговаривает с моими папой и мамой. А бантики для кос?  А фартуки? И чёрный, и белый?

- Всё есть,-успокаивают его мои родители.

-А вот такой чернильницы, такой ручки и перьев нет,-улыбается дядя и достаёт белую чернильницу с голубым ободочком, длинную красную, деревянную палочку- ручку и металлические блестящие пёрышки.

   Всё это добро я складывала в специально пошитый мамой мешочек и носила  вместе с портфелем.

   Сколько себя помню, столько и дядю. Я была на равных с его детьми. Я была его четвёртым младшим ребёнком. Иришкой. Это было имя-титул, который я бережно хранила и оберегала, не позволяя другим так меня называть. Иришка я была только для дяди и его семьи.

   Дядя был из детдома. Наверное, поэтому он так любил большую семью. Любил всех вместе взятых и каждого по отдельности. У него был особый дар- чувствовать человека. Помнил все дни рождения и дарил самые желанные подарки. Знал, кому нужна помощь и помогал так вовремя, ненавязчиво, что никто порой и не замечал. Всё было, как само собой разумеющееся. С ним было интересно общаться. И молчать. Да, именно с ним я поняла, что молчание-это высшая форма общения, когда понимание происходит на глубинном уровне, где два человека встречаются  в молчании, за пределом какого бы ни было словесного выражения.

   Он был настольной лампой, которая очерчивала огромный круг его дорогих людей. И в этом кругу всегда было светло и тепло.Его жена-моя тётя - старшая сестра мамы. Мои мама и папа. Мои брат и две  двоюродные сестрички, которые в силу тесного месторасположения в кругу, были родные, и говоря о них, я никогда не употребляла слово двоюродные…

   Это уже станция на пути следования моего поезда-памяти. Здесь поезду нужно остановиться, даже не смотря на  выбитое из графика расписание. Это большая станция, и я даже могу не читать название. Я узнаю её и с закрытыми глазами. У станции короткое название- Жизнь.

   Мы- дети, как цыплята, вываливались из дядиного круга любви и заботы. Вырастали, уезжали, женились, выходили замуж, появлялись наши дети, потом по какому-то невидимому пути спирали, кто-то из нас разводился, соединялся с другими, непонятно чужими или родными душами. И все как-то отпочковывались, прорастали в другом месте, но удивительным образом оставались соединёнными. И тогда я поняла, что дядя -это ствол и корни нашего большого семейного дерева, а мы все веточки и листочки, растущие из него.

   Дядя любил праздники, любил готовить.Если любил он, значит любили и мы все. Теперь, когда наше разветвлённое дерево разрослось и окрепло, мы собирались за большим столом.Все приносили свои фирменные блюда.Стол всегда ломился от явств. Кто-то особым образом запекал курицу, кто-то делал неимоверно вкусные овощи. Мама делала экзотические для всех чахохбили и люля-кебаб. Тётя пекла  торты Наполеон, Рыжик и Косолапый мишка, которые просто таяли во рту. Одна сестра делала фаршированные грибы “пальчики оближешь”. Другая сестра....Нет, это невозможно описать сколько разных рецептов встречались за одним столом от шеф-поваров всей семьи, потому, что надо будет упомянуть всех золовок и снох, а  заодно их сестёр, а тогда уже и многочисленных кумовьёв ,крёстных и крестников, не говоря о племянниках и племянницах.

   Но королевой стола была дядина картошка. Он просто жарил её каким-то своим способом, и она получалась румяной, ароматной, с зажаристой корочкой. Каждая картошинка  превращалась в маленький грибок боровичок, под румяной корочкой которого скрывалась сочная воздушная мякоть. Все переспрашивали друг у друга рецепты. Я даже завела специальную тетрадку, куда записывала тонкости  рецептов  всех родственников.Кроме дядиной картошки.Это было  так просто и очевидно.Картошка, она и есть картошка. Бульба, она и в Африке бульба.

   Дядя умер неожиданно. Набегу. Налету. Упал замертво, как подстрелeнная птица. Это было так несправедливо. Страшно. Больно.И рухнуло всё. Большое цветущее дерево, упало, как ловко срубленное мастером-дровосеком.Упало и разбилось, рассыпалось на мелкие кусочки, словно оно было стеклянное. Кто-то обвинил кого-то в недостаточном внимании к дяде, кто-то обиделся, кто-то куда-то уехал, кто-то понял, что рядом приблудилась чужая душа. Всё зашевелилось и расползлось растревоженным муравейником.

   Первый раз мне захотелось сделать дядину картошку на его день рождения. В память о нём. Пожарила. Картошка получилась жареной, но не дядиной. Вкусной, не не такой, как у него. Обыкновенной. Той же самой, которую я всегда делала сама.
Позвонила одной сестре, другой. Позвонила брату. И никто не смог вспомнить, в чём же секрет его, именно его картошки.

   Дядин рецепт я собирала по крупицам из своей памяти.

   Вот тогда на восьмое марта, уже и не вспомню, в каком году, я помогала накрывать на стол.

-Иришка, достань полотенце и расстели здесь на столе,попросил дядя,- а то у меня руки грязные.

   Точно, а ведь он почистив картошку, помыв её, расскладывал картофилинки на полотенце и обтирал каждую насухо.

   Так перебирая праздничные дни, как чётки, я вспоминала детали: какую он брал сковородку, какое масло добавлял. Я вспоминала  его голос, улыбку, глаза, как и что он говорил. Рецепт восстанавливался годами. Пробы жареной картошки превратились в кастинг для фильма, где  никак не могли подобрать главного героя.

   В конце концов, моя настойчивость была вознаграждена. Мои дети стали просить меня приготовить дядину картошку : " Мам, а ты приготовишь дедушки Вали картошку?!" И все записали рецепт, чтобы больше не потерять. Мы научились делать ЕГО картошку! С правильным соотношением и сочетанием разных видов масла и лука. Мы освоили всю технологию, не забыв вложить в приготовление любовь к окружающим.

   Однажды я  пригласила друзей на дядину картошку.Строго по технологии поставила жарить-парить в определённое время, чтобы она была готова  к назначенному сроку. В силу обстоятельств, назначенный час изменился. Готовая картошка остыла, потускнела, а когда я захотела подогреть и перемешала её-картошка слиплась и рассыпалась. Как в сказке про Золушку, карета превратилась в тыкву. И я вспомнила последний штрих . Как дядя выносил картошку, аромат расплывался по всей квартире, и , широко улыбаясь,  дядя говорил : " Скорее к столу, а то картошка остынет! "