Повесть непогашенной луны, или черный квадрат солн

 "ПОВЕСТЬ НЕПОГАШЕННОЙ ЛУНЫ, или ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ СОЛНЦА".               


                Глава первая.
    
     Все началось с того, что жена моего соседа по балкону - всегда бойкая, энергичная, улыбчивая - вдруг взяла, да и приставилась, царствие небесное.
    
     Хорошая была женщина, добрая и внимательная. Бывало говорит мне, стирку на балконе вывешивая: Кузьма, мол, Ильич, а у нас снова кран на кухне подтекает.  - А я уж - тут как тут; делов-то - на двадцать минут. А она меня и отблагодарит на чекушку, и слово доброе найдет... Только вот муж еёный, Василий Васильевич, шибко к беленькой иногда прикладывался, потому как художник есть; так и познакомились, кран чинивши.
      
     А у них, у художников, рабочий день получается нерегламентированный: хочешь работай, не хочешь - так и жди вдохновения творческого. Полная зависимость от состояния внутреннего, от процессов, так сказать, глубинных. 
    
     Знамо, заходил и ко мне иногда для вдохновения в поисках минимализма, хоть и широкой души человек. Сидит порою задумчивый: то да се, случаи разные из мастерских ихних художественных рассказывает, но все больше вяленько как-то, без энтузиазма, как будто думает о другом чем-то. Я и не запомнил ничего прочно. А  бывало, попотчуемся под закусочку, чем Бог послал, так у него щеки раскраснеются, глаза загорятся блеском творческим и - давай наброски художественные творить экспромтом буквально. И меня нарисует у камина в цилиндре с сигарой, как лорда английского, и букет из тюльпанов простым карандашом составит, и посуду немытую в раковине изобразит, хоть порядок наводи, честное слово. Девять произведений у меня набралось, я уж думал коллекцию сообразить в рамках, все десятого ждал... 
    
     Иными словами -  неожиданно умерла супружница от болезни сердца мягкого своего. Крупного масштаба душа ее женская была, светлая память. Тут, как говорится, времени не угодишь и сроков не знаешь. Бог времена ведает, ну а нам-то неведомы помыслы Евоные. Так-то: попробуй вникни...
    
     Ну, ведомо: горе у человека великое, похороны, поминки, девять дней, десять, одиннадцать... Шибко затосковал сосед, словом. И я, понимаючи его состояние, каждый день после работы - прямиком к его соболезнованиям, потому как пропадает человек без участия, выход нужен. А у него, кроме сестры в Питере, - никого больше не имеется.
    
     Скажу, не хвалясь, что надзор за выходом  выстроил я умеючи, со знанием дела, так сказать. Отгулы на работе взял, у Василича поселился на время. Тем более, что к началу процедур он уже не способный был сам ногами таскаться за необходимым лекарством: пол-литра до обеда, ничего не емши, - это не шутка даже и  для мастера художественного ремесла. Пюпитр-мольберт - это хоть и не станина, а человек так ослаб, хоть под коленки подымай. В общем - дозу я уменьшал, как мог, как ситуация позволяла. А потом и сестричка с капельницами подъехала. С полным пониманием и родственным участием отнеслась.Здорово подсобила... К концу надзора отошел Васильич, вроде. И я - на работу, там разные домовладельцы взвыли уже: у кого кран тот же засопливил, у кого вода в ванной не уходит, у кого унитаз, прошу извинения, веревками засорен. 
    
     Короче. Спас я его. А, мо быть, и себя, - потому как алкоголь с этого времени оставил принципиально вне собственной глотки. Завязал то есть. Порозовел даже, как Василич, когда выпьет лишку... На месте служебном попытки некоторых коллег вовлечь в круг порочный, так сказать, в коллектив привычный - отвергал прямо сурово. Сначала, не скрою, перегарный газ от сослуживцев развинчивал нервы, а потом ( дураков нету ) вспомнил, что и Брежнев Леонид, когда бросил курение, просил, бывало, своих товарищей по партии подымить на него для проверки собственной коммунистической стойкости. И ничего - терпел, хоть и мировых масштабов человек был. Так что скоро мои коллеги прочие и предлагать присоедениться перестали; только посматривали зазывающе. Ну, ладно.
    
     Что далее? - Да, каждый раз устраивал проверку. День не заскочу, второй, а на третий - нагряну. И всякий раз Василич - тверезый, как стеклышко. То ли в кресле с книжкой коротается, то ли на топчане в коридоре, где потемнее - лицом в подушку: переживает очень кончину супружескую. Не рисует, то есть не пишет, тоскует, словом. Погодю, погодю и снова - визитирую неожиданно: ан нет, та же картина.
    
     Прошло месяца два с лишком. Захожу как-то раз после работы неведомо для него ( ключ у меня от его квартиры, им даденый, был ), а Василич, болезный,  - вдрабадан. Не по-человечески пьяный, то есть. Одна пол-литра пустая в углу валяется, вторая наполовину почата, а он за столом кухонным сидит, над газетой склонившись, глаза от слез утирает. И плачет-то, видать, долго: два мокрых пятна с кулак величиной на печатное издание излил.
    
     Батюшки, говорю, что ж это делается-то опять! Какая-такая, спрашиваю, причина этого крутого разворота прямиком в омут зеленый? А он газету схватил пятерней и мне подает: на, мол, читай, вот это. А там в статейке отчет напечатан про распродажу ценных недвижимостей одного банка, который лопнул. Ну, думаю, надулся много больше собственных размеров, да и лопнул, мало ли бывает несуразностей финансовых при нестабильности экономической. - Рыдать-то о чем? -  Ах ты, говорит, лоб толоконный, слона не видишь! И указывает пальцем дрожащим на пятно мокрое. Читаю:
    
     "Сенсация! На товарных торгах аукционного дома "Гелос" стартовые цены работ Валерия Кошлякова, Алены Кирцовой, Тимура Новикова, Василия Веснецова, Сергея Шутова и других признанных мастеров современного искусства стартовали всего с нескольких долларов или нескольких десятков долларов, в то время как "Черный квадрат" Казимира Малевича не был допущен к торгам и выкуплен неназванным известным меценатом в пользу государства за один миллион долларов".
    
     Я попросил оставить мне газетку для прочтения более внимательного и среагировал сразу, в том смысле, что как человек, имеющий в своей коллекции девять впечатлительных работ и потому, не понаслышке немало знакомый с многими  талантами художника Василия Василича Веснецова, - выражаю сугубый протест против установленного ценового беспредела, который только на руку жадным акулам, желающим забесплатно поживиться живописью.
    
     Но оказалось, что собака, так сказать, была зарыта в другом месте.
    
     И вот Васильич, в глубоком расстройстве своих критически настроенных сил разливши остаток беленькой по двум стаканам, уныло разложил специально для меня по полочкам причину своего внезапного срыва.( Признаюсь, раз уж разговор веду начистоту, что налитое в свой стакан я, незаметно для сотрапезника, опрокинул на свою правую штанину: водка, она есть часть спирта в менделеевской пропорции, а потому быстрей воды испаряется. То есть начинать не стал. И правильно сделал...).
    
     А оказалось вот что. Перечисленные художники, за исключением женщины, были его давними товарищами по кисти. Всех этих самобытных творцов, он, мол, может быть,  даже и не достоин и потому готов смириться с фиаском своего собственного творчества. Но такого положения, когда Шутов оценивается в двадцать долларов, а Новиков - в пять, - такого он не только не хочет понять, но и отказывается принимать всю наличную политику министерства. А потому, от подобного пренебрежения к искусству, готов, ради солидарности с униженными авторами, объявить нерабочую забастовку в театре, где, против собственной воли, готовит декорации к новому спектаклю. Дальше много ругал какого-то то-ли Прыдкого, то-ли Швыдкого не помню точно фамилии, в общем шустрого какого-то авторитета из министерства культурного. Говорил, что он еще покажет свое настоящее лицо, что в мире искусства прослыть - легко, но прослытье свое исправить - практически невозможно...
    
     Ну а потом произошло то, что заставило написать меня предлагаемые воспоминания. А именно: этот миллионный "квадрат", буквально раздавивший своим темным смыслом авторитет всех прочих достойных участников торгового соревнования, был, как оказалось, не совсем квадратом. Да к тому же, - и не черным. Хотите верьте, хотите нет - передаю как услышал поначалу: параллелепипед смешанных цветов на белом фоне. Ничего более. 
    
     Лады, говорю, я ничего в изображениях художественных не понимаю, потому и смысла квадрато-параллепипедного не могу уразуметь. Тем более - по словесному описанию...
    
     Тут-то меня Василич и внедрил в объятия настоящих, так сказать, ценностей.
    
     Сначала приволок журнал с черно-белым "квадратом", да с другими цветными фотографиями картин этого самого  Малевича. Я просмотрел, признаюсь, без интереса всякого: мужики да бабы - как на рисунках выпускной группы детского сада моей племянницы. Такие же формы плоские, как не крути. Только на рисунках детей детсадовских - нет надстроек на головах людских, а у Малевича есть. Единственное отличие. Еще оказалось, что "квадратов" этих намалевал Малевич всего четыре штуки. Только размеров разных, чтоб хоть так отличались. Этот, проданный банком, был последним по счету и самым маленьким по величине.
   
     И вот еще что: миллион долларов, это ведь сумасшедшие деньги! Иными словами ( благодаря подсказкам Васильича)  оказалось, что на эту сумму, которую отдало неназванное лицо взамен "квадрата", я, как индивидуальный предприниматель, мог бы приобрести десять тысяч унитазов по цене сто долларов за штуку. И если бы поставил себе строгим правилом заменять этот необходимый в повседневной жизни предмет не чаще раза в неделю, то обеспечил бы себя стабильной работкой на целых тридцать лет кряду. Во, дела...
    
     Последнее обстоятельство меня очень сильно впечатлило. Позвонил я сестре Василича, как у нас с ней и было договорено заранее, если что. Та обещалась прибыть утром. Хозяина, долго уговариваючи, удалось все-таки уложить в спальне. Сам прилег на кушеточку в корридоре. Лежу, лежу, а не спится: мысли про "квадрат" с унитазами шибко голову будоражат...