Приключения мужчин у дачи. Глава пятая

Оставим  наших друзей знакомиться с прекрасной дамой, для того, чтобы сказать несколько слов о ней самой и пояснить читателю, почему  обеспокоен такой авторитетный источник, как внутренний голос Генадия Бодрикова.

Галине Евгеньевне Добронравовой было тридцать пять лет. Несмотря на относительно молодой возраст, она уже успела дважды овдоветь. Первый её муж десять лет назад погиб в аварии. Второй, который был на двадцать лет её старше, умер от инфаркта. Ни с первым, ни со вторым детей Добронравова не нажила. Зато второй муж оставил ей в наследство садовый участок с домиком и комнату на общей кухне.

Коль скоро наше повествование претендует на почти документальную точность, заметим, что по паспорту Добронравова была Глафира Евстигнеевна, а вовсе никакая не Галина Евгеньевна, как она всем представлялась. Своё настоящее имя-отчество она считала слишком старомодным, патриархальным и, как бы это помягче выразиться, немного стеснялась своего имени, которым нарекла её матушка, и своего отчества, которое ей досталось от батюшки.

Глафиру можно было бы назвать красавицей, если бы не вздернутый нос и по-сибирски широкие скулы. Но мужикам она нравилась за стройную фигуру, лёгкий, как тополиный пух характер, и не менее лёгкое поведение. У Глафиры-Галины была ясная осознанная цель – найти третьего мужа. При этом, если она выбрала объект, то не останавливалась ни перед чем, даже если этот объект, мягко говоря, был занят, прямо говоря, женат. За это она пользовалась нелюбовью женского пола, что её не особенно расстраивало, так как недостающее тепло она получала от любви пола мужского.
 
Эта самая неприязнь к ней женской части коллег и знакомых особенно возросла после прошлогодней истории, когда Глафира познакомилась с двумя мужиками с автозавода и пригласила их на свою дачу.

А дело было так. Прошлым летом два товарища приехали к родственникам на именины в деревню Малый Яр. Работали они на заводе, один слесарем-сборщиком, другой – сменным мастером. После того, как посидели за столом, решили они искупаться, и вдвоём под вечер отправились на речку. Окунулись, поплавали и, совсем было собрались одеваться и идти к родственнику, чтобы дальше поздравлять, значит, его с днем рождения, но на свою беду, заметили, что на противоположном берегу появилась стройная фигурка цвета шоколада и помахала им, как водится, с берега рукой.

 А может, она первая и не махала рукой. Может быть, они первые спросили: «Девушка, вам не страшно одной вечером купаться?» На что Глафира ответила, что страшно, мол, а что поделаешь – я, мол, женщина одинокая. Ну, тут и руками махать не надо было – мужички сразу же к ней и переплыли на другой берег. Разговорились, познакомились. Тот, кто помоложе был  и мастером работал, уж больно Глафире приглянулся. Да и сам он был не прочь познакомиться с ней поближе, поэтому, когда она сообщила, ненароком, что у ней дача рядом, мужики сразу согласились зайти в гости. «А чего, в самом деле? Полчасика посидим, да и всё. Пусть одежда на том берегу – куда она денется?»

Глафира Добронравова – щедрая душа – угостила их самогоном собственного приготовления двойной перегонки. В ту пору «сухого закона» самогон не гнал только ленивый. В городе в каждой второй квартире стоял самогонный аппарат, а в деревне так и вовсе в каждой. Не гнал только участковый инспектор, ему и конфискованного хватало.

В общем, остались мужички у гостеприимной хозяйки ночевать. Мастер в обнимку с Глафирой, а слесарь-сборщик – с бутылью самогона. Утром  совсем было собрались идти, но, опохмелившись на другой бок, снова остались. Видимо, самогон был дюже крепкий и качественный – действовал не как рвотное, а как зелье приворотное.
Опомнились только в понедельник. Рефлекс сработал – на работу нужно было во вторую смену. Как-никак, оба на цеховой доске почёта висели. Хозяйка им из гадероба бывшего супруга кое-какую одежонку дачную дала и в город отправила – аккурат сосед туда на «Жигулях» ехал.

 Конечно, если бы эти ребята сначала мозги включили, а потом на завод поехали, может быть, такого шума и не было. А так…

Когда они в четвертом часу появились на центральной заводской аллее, которая вела к фонтану и далее к сборочному цеху, народу сбежалось на них смотреть, столько же, сколько было бы, если бы взорвалась заводская котельная. Они шли небритые, опухшие, заросшие, одетые не по росту в одежду огородных пугал, дыша сивушным перегаром дальше, чем Змей Горыныч огнём дышал, и совершенно не подозревающие о том, что их два дня уже ищут водолазы на дне речном, что в красном уголке висят их портреты с траурными лентами, что в столярном цехе стоят два аккуратных свежевыстроганных гроба… А эти два передовика производства шли по центральной аллее и головами крутили недоумённо – чего на них глазеют?

В общем, директор завода, когда узнал, что они нашлись и даже на работу не опоздали, накапал себе полстакана валерьянки, выпил, отдышался и приказал обоих в литейку перевести, там как раз рабочих не хватало.

А жёны их каким-то, известным только женщинам образом, узнали, у кого их мужья на двое суток «зависли». Приходили в бухгалтерию проектного института – Глаше Добронравовой нервы мотали. Скандалистки.