Повесть непогашенной луны, или Чёрный квадрат солн

"ПОВЕСТЬ НЕПОГАШЕННОЙ ЛУНЫ, или ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ СОЛНЦА".

 Глава 2.

      Прошло две недели. Василич как откапался, так акул аукционных во главе со Шибко-Швыдким и простил. На работу стал ходить исправно, задерживался там допоздна, спектакль готовил. А к моей фамилии время отпуска в графике подошло. Он-то, этот самый отпуск, мне совсем ни к чему, но бригадир заартачился. Бери, говорит, по кодексу положено не отговариваться. Ну, взял, деваться некуда.
      
     И вот сижу я, простой сантехник-отпускник, от нечего делать, перед все тем же "квадратом", перед этим неквадратным и нечерным громадьем  загадок и ничего, ну совершенно ничегошеньки не понимаю. В чем смысл наличной глубины - никак не угляжу. "Квадрат", как квадрат... Не моего ума, стало быть дело, думаю, не моего соображения уровень. Знания у меня не те, это точно. Ну а где их подсобрать можно? - Правильно: в библиотеке. Обуваюсь и, спонтанно как-то, туда направляюсь. А сам - как во сне под гипнозом, ей богу...
      
     В библиотеке тихо, как на кладбище. Вот, говорю вполголоса, давеча на торгах малевичный "квадрат" очень задорого запродан, а я на него смотрю третью уж неделю, а ценностей его художественных все одно никак не соображу; помогите, чем можете. Может, книжку какую почитать или еще что... Библиотекарша покосилась на меня как-то натурально, молча выплыла из-за стойки, пошуршала в дальних стеллажах и говорит: супрематизма, извините не имеется, но возьмите, мол, орнаментальность, - эта должна помочь; да и тема модная нынче - реки крови на фоне одной частной смерти, не заскучаете небось. Только записаться необходимо. - Записываюсь. Беру. Благодарствую.
      
     Возвращаюсь домой, усаживаюсь на стул поудобней. Раскрываю объект литературный: Б. Пильняк. "Повесть непогашенной луны". Глава первая. Начинаю чтение:
      
     "На РАССВЕТЕ над городом ГУДЕЛИ заводские ГУДКИ. В переулках тащилась серая МУТЬ  туманов, ночи, ИЗМОРОСИ; растворялась в РАССВЕТЕ - указывала, что РАССВЕТ будет невеселый, ИЗМОРОСНЫЙ. ГУДКИ ГУДЕЛИ долго, медленно - один, два, три, много, - сливались в серый над городом вой; это, в притихший перед рассветом час ГУДЕЛИ заводы, но с окраин долетали визгливые, бередящие свисты паровозов, идущих и уходящих поездов; и было совершенно понятно, что этими ГУДАМИ воет город, городская душа, залапанная ныне туманной МУТЬЮ".
    
     Ладно, думаю, гудят гудки, ну и пусть их гудят на здоровье, только бы определились когда им гудеть надобно - ДО рассвета, или НА рассвете, а МЕДЛЕННО или БЫСТРО гудеть, так это их личное гудовое дело. И от себя пример придумал: "высоко над головой светит солнечный свет". - Даже как-то светлее в комнате стало... Но сколько ни пытался представить себе "СЕРЫЙ ВОЙ" - никак не получалось: уж и прислушивался, и моргал, и глаза зажмуривал, а все перед ними -  пятно черное - то ли квадрат, то ли параллелепипед, не разобрал в темноте. И, признаюсь, поезда с паровозами немного смутили: когда с закрытыми глазами сидел - показалось на секунду, что они ИДУТ вместе, а УХОДЯТ по отдельности. Опять же не уверен по причине сугубой сумеречности под веками.
      
     Пусть, подбадриваю себя, лиха беда начало; дальше, небось, утрясется с этими самыми поездами-паровозами. И правда:
      
     "В этот час к вокзалу, куда приходят ПОЕЗДА с юга, пришел ПОЕЗД. Это был экстренный ПОЕЗД, в конце его сизо поблескивал синий салон-вагон, безмолвный; с часовыми, с опущенными портьерами за зеркальными стеклами окон. ПОЕЗД пришел из темной ночи, от полей, промотавших, роскошествуя, лето на зиму, ограбленных летом для того, чтобы стариться снегом. ПОЕЗД вполз под крышу вокзала медленно, не шумно, стал на запасный путь".
      
     Ну вот, с поездами, кажись, сладилось. Но, опять же, поля эти самые жалко стало. Они, родимые, кормилицы наши, а их грабют по ночам. Непорядок. Тут никак - без полиции полевой, без присмотра строгого. Опять же и обмен не солидный - лето-то на зиму сменивать: надо бы меж ними осень с весною поставить. А так - непорядок. Впрочем, здесь сторожа - не помощники.
      
     Читаю дальше:
      
     "Трое военных с ромбами на рукавах пришли к САЛОН-ВАГОНУ. Люди там ОБМЕНЯЛИСЬ ЧЕСТЯМИ - эти трое постояли у подножки, часовой шептал что-то внутри ВАГОНА, тогда эти трое поднялись по ступенькам и скрылись за портьерами. В ВАГОНЕ вспыхнул электрический свет. Два военных монтера закопошились у ВАГОНА и под крышей вокзала проводили телефонные провода в ВАГОН. Еще подошел человек к ВАГОНУ, в демисезонном стареньком пальто и - не по сезону - в меховой шапке-ушанке. Этот человек НИКАКОЙ ЧЕСТИ НЕ ОТДАВАЛ, И ЕМУ НЕ ОТДАЛИ ЧЕСТИ, он сказал:
      - Скажите Николаю Ивановичу, что пришел Попов.
      Красноармеец ПОСМОТРЕЛ МЕДЛЕННО, осмотрел Попова, ПРОВЕРИЛ ЕГО НЕСВЕЖИЕ БАШМАКИ и медленно ответил:
      - Товарищ командарм еще не вставали".
      
     Итак, ясно как солнечный день: приехал сам командарм, а у вагона, у салон-вагона, буквально под носом у высоченного военноначальника происходит между какими-то неустановленными лицами прямой равноценный ОБМЕН ЧЕСТЯМИ, а возможно ( по умолчанию ) и доблестями. Однако, между меньщиками нашелся человек, который наотрез отказался меняться даже какой-никакой мало-мальской честью; впрочем, и ему лично никто ничего подобного не предлагал. И все бы ничего, да только и здесь углядел я упражнение для зрения: стал не спеша водить взглядом по стене - вправо-влево, вверх-вниз - и одновременно соображать, как же вернее все-таки ГЛЯНУТЬ так, чтобы вышло МЕДЛЕННО. Не знаю, получилось ли в итоге; тут со стороны посмотреть надобно.
      
     И вот еще что. Не знаю, как вам, а мне не очень бы хотелось ПРОВЕРЯТЬ несвежие башмаки по причине неприятного от них запаха. Да и сгибаться к ним при всем честном народе - как бы и унизительно. Сам-то человек, ведомо, по собственному желанию своих башмаков снимать не станет. Тем более, что - гордый, раз уж даже честями ни с кем не сменялся. Сразу видно, человек не простой. Да и к командарму, известно, всякая шелупонь не попрется, потому как должность не позволяет, отважества всякие заслуженные. И действительно, читаю дальше:
      
     "Это был ЧЕЛОВЕК, имя которого сказывало о героике всей гражданской войны о тысячах, десятках и сотнях тысяч людей, стоявших за его плечами, - о сотнях, десятках и сотнях тысяч смертей, страданий, калечеств, холода, голода, гололедиц и зноя походов... Это был ЧЕЛОВЕК, имя которого обросло легендами войны, полководческих доблестей, безмерной храбрости, отважества, стойкости. Это был ЧЕЛОВЕК, который имел право и волю посылать людей убивать себе подобных и умирать. Сейчас в салон прошел невысокий широкоплечий ЧЕЛОВЕК, с добродушным, чуть-чуть усталым лицом семинара. Он шел быстро, и его походка одновременно сказывала и кавалериста, и очень штатского, никак не военного ЧЕЛОВЕКА".
      
     Тут, признаюсь, вспомнив математику, пришлось разом и фантазию с интеллектом потренировать; не обманула библиотекарша, дай Бог ей здоровьичька. Возвел я глаза к потолку, чуть правее люстры, и, не мигая, стал представлять как выглядит тысяча холода с гололедицей, десять тысяч голода и сто тысяч зноев походов. С голодом, положим, на голодный желудок скоро получилось, а с остальными - ну ни в какую. Не знаю, долго ли представлял, да только переведя взгляд на стену, вдруг увидел на ней черное, чуть размытое пятно. И тут меня озарило: ба, да ведь "Черный квадрат" - и не квадрат вовсе, а Куб! И куб - не простой, заковыристый: то ли кость игральная, то ли все четыре стороны света. А то знаю по опыту собственному своему: возвращался как-то раз по молодости из Алтая на поезде домой с заработков. В нарды сел, помню, на интерес играть. А по концу игры весь мой интерес и вышел: без копейки в пенаты вернулся. Пойми, если умный...
      
     Верь-не верь, а чувствую, что открытие наклевывается нешуточное. Ай да библиотекарша, ай да мудрая! А я, неблагодарный, о ее косоглазии давеча нехорошо подумал.
      
     Ну как мозг, решение нашедши, подустал от работы, а глаза заслезились от упражнений я - бегом к ней; в тишину и, так сказать, в храм знаний. Весна, солнышко, птички поют, а я - в библиотеку - сам себя не узнаю.
      
     И что ж? - Прибегаю, значит, и со знанием дела: так, мол, и так - открытия свои высказываю. А она, родимая, глаза на меня опять скосила маленько, помолчала чуток и говорит: Кузьма, мол, Ильич, вероятно отец у вас был немало интеллектуальный мужчина, а потому и вы очень даже занимательно получились в итоге. А что до Куба касательно, так это вроде того, что у меня, говорит, глаз есть третий, не открытый пока воочию, но уже почти зрячий при этом. Я, конечно, благодарности в ответ отвечаю, а она - другую книжку достает. Вот, мол, попробуйте-ка, Ильич, понять глубины прозаические. И тычет тонким пальцем в страницу номер девяносто один. А я-то - уже наученный опытом: беру карандаш, тетрадку заготовленную заранее, книжку предложенную закрываю к началу и переписываю данные необходимые: Б. А., мол, Пильняк, исследования, мол, и материалы, выпуск четвертый из Коломны; статья автора Т. М. Ауэр под названием "Роль авторского тире в создании функциональной перспективы третьей главы "Повести непогашенной луны". А библиотекарша - статная, кареокая, бодрая такая, привлекательная даже во многом - все тычет и тычет. Ладно, записал для ее успокоения фразу неполную: мол, тема-рематическая структура отдельных высказываний, где с помощью авторского тире акцентируется рема-акциональные глаголы-сказуемые или грамматические формы одной лексемы - это, мол, есть один из завидных приемов писательского пильняковского мастерства. Перечитавши дважды, все одно - ничего не понял. И что, спрашиваю? А она и объясняет, что автор, мол, не прост совсем, а очень даже сложен, и что под квадратным кубом Малевича надо понимать Пуп Земли. Я сначала не понял: пуп ведь он - не квадратный. Но опять же библиотекарша растолковала, что это и не пуп вовсе, а - святыня всех мусульман, которая называется Кааба и имеет кубическую форму черного цвета. И поясняет далее, что моя мысль о "кубе" это очень даже подтверждает. А Пильняк, спрашиваю, причем тут. А, говорит, в его творчестве сплошь да рядом элементы кубизма присутствуют... 
      
     Ну, ладно, поговорили актуально. Я - назад домой, к книжке, стало быть, к знанию и развитию. Потому как - заинтригован по горло.
      
     Вернулся, взял в руки повесть насущную. Ее погладивши, уселся удобно на стуле. А странички не листаю - глаз третий не позволяет. Вот как есть: двумя вижу, а третий не открывается. И лоб щупал, жмурясь, и на обои смотрел, и по люстре взглядом водил медленно - нет как нет. Только круги перед глазами, не квадраты даже.
      
     Ну, думаю, видать орнаментальности маловато накопил. Подбавить надо бы. Собрался силами, открыл наобум книжицу, глянул - не двоится, кажись. Читаю:
    
     "Улицы тогда пустели, чтобы отдохнуть в НОЧИ, и НОЧЬЮ, у ЗАПОЛНОЧИ, в тот час, когда в деревнях первые поют петухи, по домам в постелях мужья и жены, любовники и любовницы, в огромном большинстве случаев одинокими парами отдавались тому, чем звери, птицы и насекомые занимаются в рассвете и на закате дня".
      
     Врать не буду: семь раз перечитал предложение, а все только библиотекарша перед глаза становится. Улыбается, зазноба, и глядит вроде как прямо на меня, без искососи то есть. Отметил я ногтем место, где чтение остановил, даже лист порезал. Ну, думаю, гляди, болезная, даже и покосывая гляди, а объяснений тебе не минуть. Опять же - к ней бегом. А, запыхавшись, замок поцеловал. Рабочий день кончился, значит. Возвращаюсь не солоно домой, а руки сами к чтению тянутся.
      
     Отыскиваю ногтем отмеченное, читаю далее:
      
     "Но день шел своим порядком, отсчитывая ЧАСЫ на ЧАСАХ контор, банков, заводов и фабрик, на ЧАСАХ у площадей и на карманных ЧАСАХ".
      
     Как хотите, а автор, скажу вам, хорош! Как бы мне, поведайте милостивые, про замок на библиотеке вернее выразиться? - Никак. Вот и то-то и оно. А тут - часок сплошь да рядом: всяк часок - знай шесток. Только-только, кажется, пропели петухи невиданной породы ( потому как - полуночные певцы ), ан не успеешь глазом моргнуть, а вот уже и день своим законным порядком ступает. Время есть наука, за которой только поспевай. Потому и не опоздаешь к расписанию. Продолжаю чтение:
      
     "МНОГАЖДЫ начинал падать дождь и МНОГАЖДЫ переставал. Однажды посыпал было снег, чтобы гуще размешать слякоть на мостовых. МАШИНА города работала, как подобает, как всякая МАШИНА".
      
     И вот, скажу вам, братцы, - перечитывая в третий раз уже, по умственной, так сказать, привычке про эту самую рабочую машину - раскачивался я на стуле: вправо-влево, туда-сюда. Как глазами давеча. И - рухнул как есть. То бишь - стул сломался, ножки подкосились. Мне-то ничего: плечо ушиб, а книжица в руках - хрусть - надвое разорвалась. Не знаю, как так получилось. А факт: две половинки наискось.
      
     Ну, мыслю, поздний час, библиотека закрыта, библиотекарша аукнулась, книжица пополам практически, а я - буквально возбужденный поиском знаний и с комплексом вины от поврежденного общественного имущества. В двух глазах - сна ни капельки, а третий так и не просыпался, кажись. Что делать? - Вниз-вверх, вправо-влево, операция, значит, - собрал половинки пильняковские... И опять новое: прикладываю так - славно автором сказано. Этак совмещаю - не хуже звучит. По разному пробовал: везде эффект разнообразный и одинаковый одновременно. Хорошо писал, шельмец, орнаментально...
      
     Так вот, главное: в тот момент, когда совмещал странички поочередно, пришло мне озарение помимо глаз, которые напрягал ненужно ранее. А именно: Квадрат, который я думал, что Куб, на самом деле - кубик по имени Рубик! Только черный. Поэтому как его не разбирай - он всегда остается собранным. Вот в чем фокус! И всего делов-то. Во, думаю, порадую завтра хранительницу книжную открытием неожиданным.
      
     С тем и лег в постели, глаза уставшие замкнув. Ан уснул не сразу: сначала до сотни досчитал, потом - до трех. Не уверен, но, кажется, на зноях холодов отошел ко сну заслуженному: ясное дело - еще две недели отпуску.

   Продолжение последует...