1. Поехали!

          Июльским утром 1972 года Лёшка Шатов, ученик девятого «Б» класса, с большим рыжим чемоданом в руке, торопливым шагом шёл по Мостострою. Его сопровождали мать, Нина Шатова, сестра Любочка и собака Рыжик. Все четверо направлялись к пристани. Первый раз Лёшка уезжал так далеко — в Одессу. Ехал он, впрочем, не один, а со своим классом. Решили поработать в каникулы на винограднике, в одном из винодельческих совхозов. Их уже ждали.

— Не пей там, — говорила мать, пытаясь вырвать у сына тяжёлый, как ей казалось, чемодан, — у тебя дурная наследственность.
— Мама! Мы едем собирать виноград! — возмущался Лёшка, дёргая чемодан на себя. — Сколько можно повторять?
— Знаю я тебя… — пробормотала Нина и прикрикнула на дочь, которую тянула за руку: — Шевели ногами!
Любочке было завидно, что брат уезжал, и она из вредности едва волочилась за матерью.
— Может, останешься…
— Мама! Отец в мои годы на коне пахал, мешки по два пуда на плечах носил.
— Ты мне зубы не заговаривай. Спелись с отцом. Тоже рвался поехать, как услышал про винсовхоз.

Лёшка шёл, бросая косые взгляды. Повсюду ему чудилась Наташа Тоцкая, как будто он удирал от неё, хотя она едва ли знала о его существовании. Это началось прошлой осенью, когда в параллельном классе появилась новенькая — Наташа Тоцкая, черноглазая, стройная, бойкая. Она так заразительно смеялась и так гордо поднимал подбородок, что в неё нельзя было не влюбиться. И Лёшка пропал. Не смея к ней подойти, он страдал тайно и с каждым днём всё больше мрачнел. Мать беспокоилась, уж не болен ли он. Теперь его мучения закончатся — хотя бы на две недели. Две недели не видеть Наташи! За это время можно выздороветь.

 Шатовы уже спускались по лежнёвке к реке, когда встретили Иду Кляйн, бывшую соседку, пожилую немку, ужасно говорливую. Она шла им навстречу.
— Мой бог, какие люди! Нина! Ви куда?
— Здравствуй, Ида. Вот Лёшку провожаем.
— Ух, какой большой стал. Настоящий мужчин. А Любочка — прямо невеста!
— Тётя Ида, наш Лёшка в Одессу едет! — брякнула вдруг Любочка, довольная тем, что её назвали невестой.
— О! — воскликнула Ида, опуская на землю тяжёлую сумку с битой уткой, купленной у браконьеров. — Одесса?!
И начала свой известный рассказ: её родина, село Мариенталь, недалеко от Одессы, её отец имел каменный дом и большой виноградник, она много работала, а по воскресеньям ходила в кирху, и жили они счастливо…
Лёшка понял, что Ида остановится не скоро. Она ещё не помянула Екатерину Вторую, немцев-колонистов и целинный таврийский ковыль. 
— Мам, опоздаем.
— Ой, правда! — встрепенулась Нина. — Пора нам, Ида.
Они поспешно простились. Обескураженная Ида смотрела им в след. Когда они были далеко, Лёшка съязвил:
— А ты боялась, что чёрная кошка дорогу перейдёт.
— Нельзя так о тёте Иде, Лёшенька. Она никому зла не сделала.

Между тем посадка на теплоход Салехард – Лабытнанги уже началась. Люди на пристани сбились в кучу. Лёшка взглядом искал одноклассников. На миг среди чужих голов ему померещилась Наташа Тоцкая. Показалась и пропала. Он решил, что обознался. Бывает! Одним из последних он пробрался к трапу.
— Шатов, — отметила классная руководительница Варвара Степановна, стоявшая у трапа, и показала рукой, предлагая ему подняться на теплоход.
Лёшка занёс чемодан. Взвыла сирена. Трап убрали. Провожающие стеснились у кромки причала, напротив них на судне выстроились пассажиры.
— Пиши, Коленька!
— Соня, панамку не снимай!
— Береги себя, Светик!
— Кукушон, деньги я в пояс зашила! — истерично прокричал женский голос.
Раздался хохот. Это реготала известная своей развязностью четвёрка Лёшкиных одноклассников. Фраза о «кукушоне» их раззадорила.
Тем временем сирена взвыла во второй раз. Лёшка смотрел то на мать, то на сестру. Любочка озиралась по сторонам, а Нина не отрывала взгляда от сына. Мать всегда казалась Лёшке большой, как мир, а теперь он заметил, что она маленькая, совсем маленькая. Сердце у него сжалось.

И вот речной трамвайчик отчалил. Расстояние между судном и стенкой увеличивалось всё больше и больше. Рыжик зашёлся в лае. Не сводя глаз с Лёшки, он метался по причалу, однако лестницы не было, а прыгать высоко: метра три до воды.
— Назад, Рыжик! Домой! — закричал Лёшка, обмирая от ужаса. Течение в Полуе сильное, утонет пёс. Он сделал знак сестре, чтобы она поймала Рыжика. И пока Любочка держала собаку за загривок, Лёшка спрятался за каюту. Он едва сдерживал слёзы. Преданность Рыжика растрогала его. Так и бывает: рядом — не ценишь, а в разлуке — скучаешь.