1. Лёшкины проводы

С реки доносились тревожные гудки «Омика». Лёшка Шатов переложил чемодан в другую руку и прибавил шагу, опасаясь, что речной трамвайчик уйдёт в Лабытнанги без него. На мгновение он оторвался от своих провожатых, но мать, тянувшая за руку Любочку догнала-таки его.
— Не пей там, — говорила Нина, пытаясь вырвать у сына тяжёлый, как ей казалось, чемодан, — у тебя дурная наследственность.
— Сколько тебе говорить? — возмущался Лёшка, дёргая чемодан на себя. — Мы виноград собирать будем!
И это было правдой. Лёшка вместе со своим классом уезжал на юг, на уборку урожая. Хотелось и каникулы провести весело, рядом с морем, и деньжат заработать. Их уже ждали в винодельческом совхозе под Одессой.
— Может, останешься?
— Мама! Мне шестнадцать лет! Отец в мои годы на коне пахал, мешки по два пуда на плечах носил.
— Ты мне зубы не заговаривай. Спелись с отцом. Тоже рвался, как услышал про винсовхоз, — сказала Нина и прикрикнула на дочь:
— Шевелись!
Любочке было завидно, что брат уезжает, и она из вредности едва переставляла ноги. Один Рыжик был весел и бежал впереди всех, помахивая загнутым в кольцо хвостом.
Лёшка стыдился, что его, будто маленького, провожают. Втянув голову, он бросал косые взгляды по сторонам. Повсюду ему чудилась Наташа Тоцкая. Прошлой осенью эта девочка появилась в параллельном классе, кареглазая, стройная, бойкая. Она так заразительно смеялась и так гордо поднимала подбородок, что в неё нельзя было не влюбиться. И Лёшка пропал. Не смея к ней подойти, он страдал, мрачнел, худел. Мать беспокоилась, уж не заболел ли он. Учебный год, к счастью, закончился, и теперь, расставаясь с Салехардом на три недели, Лёшка надеялся хотя бы на время забыть о Наташе.
Не доходя до водокачки, они свернули с улицы, чтобы по лежнёвке  сойти на нижний берег, и лоб в лоб столкнулись с Идой Кляйн, с бывшей соседкой.
— Мой бог, какие люди! — воскликнула пожилая немка и, заметив чемодан, полюбопытствовала: — Ви куда? В отпуск?
— Ага. Лёшку вот отправляем, — ответила Нина.
— В Одессу! — похвасталась Любочка.
— О! — воскликнула Ида, сложила губы колечком и вскинула брови. — Одесса?! Моя родина, Мариенталь, рядом с Одесса…
Окинув Шатовых пронзительным взором, она выпрямилась, набрала воздуху… Лёшка понял, что тётя Ида будет вспоминать свою довоенную молодость: своего отца, свой каменный дом и большой виноградник, и кирху, в которую она ходила по воскресеньям, одним словом, всё то, что она часто рассказывала, когда они жили с ней через стенку.
— Опоздаем, — проронил Лёшка и, вытянув шею, посмотрел из-за Иды на пристань, на которой шевелились люди.
Ида смутилась, потухла, постарела.
— Нам и правда пора! — будто извиняясь, проговорила Нина и взяла Любочку за руку.
Они откланялись. Лёшке показалось, что в толпе на пристани промелькнула головка Наташи Тоцкой. Подхватив чемодан, он припустил по пирсу, озираясь на ходу. Но Наташа как в воду канула. Последние пассажиры поднимались на пароход. Возле трапа стояла классная руководительница Варвара Степановна.
— Наконец-то, Шатов, — строго сказала она подошедшему Лёшке, и жестом руки предложила ему подняться.
Взвыла сирена. Трап убрали. Провожающие стеснились у кромки причала, напротив них на борту судна выстроились пассажиры.
— Пиши, Коленька!
— Соня, панамку не снимай!
— Береги себя, Светик!
— Кукушон, деньги я в пояс зашила! — истерично прокричал женский голос.
Раздался хохот. Это реготала известная своей развязностью четвёрка Лёшкиных одноклассников.
Отвальный гудок взвыл во второй раз. Лёшка смотрел то на мать, то на сестру. Любочка вертелась, оборачиваясь по сторонам, а Нина не отрывала взгляда от сына. Мать всегда казалась Лёшке большой, как мир, а теперь он заметил, что она маленькая, совсем маленькая. Сердце у него сжалось.
Дали третий гудок, речной трамвайчик отчалил. Расстояние между судном и стенкой увеличивалось всё больше и больше. Рыжик зашёлся в лае. Не сводя глаз с Лёшки, он метался по причалу и как будто искал, где спрыгнуть в воду.
— Назад, Рыжик! Домой! — закричал Лёшка, обмирая от ужаса. Течение в Полуе сильное, утонет пёс. Он сделал знак сестре, чтобы она поймала Рыжика. И пока Любочка держала собаку за загривок, Лёшка спрятался за каюту. Он едва сдерживал слёзы. Преданность Рыжика растрогала его.