Животные в море

                ЖИВОТНЫЕ   В  МОРЕ



   Боцман СРТ «Белуха» - Иван Трофимович Доценко был невысок ростом, коряв и жилист. Возраст его на глаз определить было затруднительно. Можно было дать ему сорок лет, но, с таким же успехом и пятьдесят. На лице – два шрама, двух передних зубов недоставало. Седоватая щетина неровно торчала на красном, изрезанным морщинами лице. Когда боцман находился в лёгком подпитии, взгляд его бесцветных глаз теплел и его пиратская физиономия принимала добродушное выражение. Также, выражала она нечто похожее на смирение, когда капитан или старпом отчитывали его за явную провинность. Но такое случалось довольно редко, поскольку, положа руку на сердце, боцманом Доценко был толковым. В остальных случаях глаза его недобро светились и был известен он окружающим, как человек психоватый и свирепый в драке.

    Но было на судне одно существо, которое Трофимыч очень любил и уделял которому много своего свободного времени – судовая собачка Кукла. Впрочем, Куклу на судне любили  почти все (команда СРТ- среднего рыболовного траулера – состояла из двадцати двух человек) за исключением деда (старшего механика), которому, по одной ей известной причине, Кукла пакостила под дверью каюты.

    Куклу на судно притащили матросы откуда-то перед выходом в рейс ещё малюсеньким щенком, а теперь она заметно подросла (учитывая конечно то, что по своей природе она была маленькой собачкой), ночью спала на боцманской койке вместе с Трофимычем, а днём крутилась на палубе под ногами матросов и тявкала на чаек.

   При появлении на борту «Белухи» чужого человека, она звонко лаяла и норовила вцепиться зубами в штанину. Матросов, а боцмана, в особенности, это зрелище почему-то умиляло.

   Нелюбовью стармеха к собаке все были недовольны, хотя и осознавали, конечно, что дед по-своему прав.
 
   Была на судне, правда, ещё и кошка, но внимания ей со стороны команды уделялось меньше, чем всеобщей любимице Кукле. Кошку Сильву поймал на Шикотане и принёс на судно радист Юра и с тех пор она жила в его маленькой каютке рядом с радиорубкой и за довольно короткий срок превратилась из тощей бездомной доходяги в упитанную и солидную кошару. Был, правда, у неё один физический недостаток – пупочная грыжа.

   Территория между животными на судне была негласно разделена следующим образом:
Главная палуба принадлежала Кукле, а шлюпочная палуба, спардек и мостик – кошке.
Преимущество Куклы заключалось в том, что она имела свободные подходы к камбузу, в то время, как Сильва пробиралась туда с риском нарваться на засаду, так как камбуз расположен был на чужой территории. Ну, а в основном, если не считать редких пограничных конфликтов, животные мирно сосуществовали.

    Во время сильных штормов Кукла жалобно скулила в коридоре надстройки и гадила под дверью каюты стармеха.

    Люди, оторванные от дома, семей, на долгие месяцы видели в своих четвероногих друзьях представителей суши и смотрели на них, как на частицу чего-то такого далёкого, земного и домашнего.

    Присутствовал, правда, в составе команды «Белухи» один человек, который может быть, был тоже неравнодушен к животным, но по-своему. Любил он «отмочить» что- нибудь эдакое на потеху публике. Теперь таких людей называют «приколист», а в те времена так и называли: «мочила». Вообще-то он любил подшутить не столько над животными, сколько над людьми, используя при этом бедных четвероногих.
    Таким хохмачём на судне являлся старший моторист-электрик Сосунов с профессиональным погонялом – «Светила».

    К месту будет пояснить, что, как правило, почти у каждого спеца на судне был, как сейчас говорят, свой позывной: капитан –«мастер» или «кэп», а, если он с придурью, то, почему-то, – «фюлер». Старпом – «чиф», второй помощник – «ревизор», третий – «трёшник», боцман – «дракон», кок – «кандей», стармех – «дед». А у старшего тралмастера на «Белухе» было самое звучное погоняло – «драбадан». Видимо от того, что уж если наскакивали с тралом на зацеп и раздирали его, то «в драбадан». Хотя, конечно, такое обидное погоняло применять к этому спецу было несправедливо: тралы-то рвал как раз не он, а судоводители, а он, бедолага, чинил их вместе с матросами.
 
    Ещё ходила такая прибаутка на флоте: старпом – это взбесившийся второй, а капитан – это ленивый старпом. Ну, это к слову.

      Светила Сосунов был мужчиной средних лет, с большим дырчатым носом, вечно растянутом в полуухмылке ртом и хитро сощуренными глазами. Суровые мариманы, несмотря на каверзные приколы хохмача, были не лишены чувства юмора и потому прощали их Светиле, а его приколы вносили всё какое-то разнообразие в монотонную и нелёгкую рыбацкую жизнь.
 
     Основной жертвой проделок Светилы был стармех, то-бишь, Дед – Михалыч, но иногда перепадало и другим, поскольку Сосунов был весьма изобретательным в этом отношении и не упускал случая над кем-нибудь «прикольнуться», чтобы ходить потом по судну героем дня, хотя иногда ему, за некоторые его проделки, жертвы грозили и «рога пощекотать». Но, всё-таки, степень риска была ничтожной в сравнении с растущей известностью Светилы, как большого хохмача, как на «Белухе», так и во всей экспедиции.

     Многим, например, была известна история с медведем, произошедшая на этом же судне, но, к сожалению, имевшая для медведя трагический исход.

     А дело было так. СРТ «Белуха» сдавался в эксплуатацию из ремонта на Находкинском судоремзаводе. Капитан ( вскоре после этого разжалованный за пьянство и недобросовестную приёмку судна из ремонта во вторые помощники) и Дед - Михалыч, в каюте капитана принимали судно. Представитель завода по-аптекарски точно разливал водку, капитан аппетитно хрустел луковицей, пристально вглядываясь в ремонтные ведомости, а стармех, уже изрядно «хрюкнувший», заплетающимся языком повествовал о примечательных событиях тридцатилетней давности. Вежливый стук в дверь каюты раздался в тот момент, когда Дед, приобняв строителя (руководителя ремонтных работ) шелестел ему в ухо о том, как он пережил на своём веку две войны, две жены и две тюрьмы.

   -  Кто там? -Спросил Кэп. В каюту заглянула лукавая физиономия Светилы.
- Михалыч! – Сделав круглые глаза, выдохнул Сосунов.
- Ну?

- Быстро идите к себе в каюту. Прибыл из Владивостока групповой механик, срочно вас требует – мрачный, - видать, ремонтом недоволен! С Деда хмель словно рукой сняло – очень уж боялся высокого начальства старик. Выйдя в коридор, негнущимися пальцами взялся Дед за ручку двери своей каюты, на лысине внезапно выступила испарина. Суматошно и бестолково дёргая за ручку, Михалыч отворил дверь.

     Неся на вытянутых передних лапах сорванные надкоечные шторки на него шёл небольшой, почему-то чёрный медведь с белым треугольничком на груди. Михалыч, в первый момент в остолбенении глядел на «группового механика», затем вдруг развил такой задний ход, что влетев кормой в капитанскую каюту, расположенную напротив и, споткнувшись о комингс, грузно рухнул под ноги осовевшему капитану.

    Уже, встав на четвереньки, Дед услышал в коридоре дружный хохот моряков – участников этой хохмы и просто, притаившихся заранее, зрителей.
 
     Медведь был незаметно украден матросами с другого СРТ, недавно прибывшего с Камчатки на ремонт в Находку. Команда его дружно отмечала приход, а медведь был оставлен привязанным у трапа вместо вахтенного. По инициативе Светилы поддатые матросы «Белухи» отвязали его (мишка оказался совсем ручным) и притащили на своё судно. Выкрали, одним словом.

      Сначала, по идее того же Сосунова его решили использовать в вышеупомянутом качестве, затем, когда страсти улеглись, покормили, привязали за ошейник на корме за камбузом, да и забыли о нём.

      Поздно вечером судно уходило из Находки. Японское море штормило, «Белуху» валяло с борта на борт. Качество ремонта судна первой на своей шкуре ощутила вахта второго штурмана. Вода хлестала из множества щелей в рубке, после того, как её накрывало волной, по палубе ходовой рубки ходили микроцунами.

     К утру, на вахте старпома, «Белуха» прибыла во Владивосток и стала на якорь в бухте Диомид. Вот тут и вспомнили о медведе. Бедный медведь болтался за бортом на пеньковом конце, повешенный, будто военный преступник – вывалился ночью под качку.

     Погоревала команда немного, да и схоронила его тут же по морским обычаям, обрезав конец. Только Дракон Доценко страшно ругался и норовил протянуть Светилу обрывком верёвки.

     Через несколько дней, получив провизию, снабжение и нового капитана, «Белуха» покинула Владивосток и направилась в Охотское море. Предстоял ей девятимесячный рейс, состоящий из трёх путин: сперва – промысел минтая тралом среди битого льда Охотского моря, затем краба и завершить должна была это плавание сайровая путина на Курилах и в океане, южнее японского острова Хоккайдо.

     Краба ловили в ту пору сетями. Впрочем, СРТ только ставили сети от зари до зари, а снимали их с уловом - мотоботы крабоконсервного плавзавода «Блюхер». Ночью, отставившись, СРТ шёл загружаться к плавзаводу новыми сетями, а затем – дожидался рассвета, стоя на якоре, а  рано утром, вместе с двумя другими СРТ, приписанными к «Блюхеру», ставил новое «поле» и так повторялось изо дня в день, в течение трёх месяцев.

     Однажды ночью, во время якорной стоянки, Светила, неся вахту в машинном отделении ковырялся с топливной аппаратурой двигателя. Выйдя на палубу перекурить, увидел Куклу, которая, похоже, выскочила по-нужде, и чтобы было не скучно, взял её с собой в машину. Кукла, оказавшись в незнакомой обстановке, озиралась по сторонам и крутила носом, пытаясь избавиться от неприятного запаха солярки. Затем подошла к Светиле и жалобно заскулила. В этот момент Сосунов менял трубку подвода топлива к двигателю и нечаянно обрызгал Куклу соляркой.

    Светиле по-началу стало жалко собаку, но тут он представил себе, как она будет укладываться спать сегодня к боцману, которого не любил, рассмеялся своим скрипучим смехом, взял Куклу на руки и обмакнул хвостиком в ведро с соляркой. Затем поднялся с ней на палубу и отпустил восвояси.

    Поджав хвост, Кукла устремилась в носовой кубрик, заскочила к боцману на постель и устроилась у него под боком.
 
    Боцману снился сон, будто бы сам начальник главка «Дальрыба» прибыл на судно, чтобы вручить команде вымпел за хорошую работу.
- Всем наверх! – Прокричал старпом в мегафон. Команда неровно построилась на главной палубе.
 
- Ты что, пьяный?- Зашипел старпом, глядя на боцмана, - и это в такой момент!
- Под пайолы загоню, скотина!

   И вот, Трофимыч видит себя в машинном отделении, под пайолами, в кромешной темноте. Удушливый запах солярки шибает в нос. Боцман пытается сдвинуть плиту и вылезти из этой душегубки, но на плите сверху стоит Сосунов и смеётся своим скрипучим смехом. Боцману не хватает воздуха, он напрягается изо всех сил, давит головой и спиной на плиту и просыпается от обиженного визга Куклы, сброшенной им во сне на палубу. Матросы спят. В кубрике чувствуется запах солярки.

   Боцман принюхивается. Затем берёт на руки Куклу и включает бра над головой. На Кукле, простынях, тельнике Трофимыча – солярка. Боцман длинно и вычурно ругается вполголоса, выносит Куклу в тамбур, закрывает в кубрик дверь ложится на койку и начинает придумывать месть. Минут через десять громкий храп оповещает обитателей кубрика, что Дракон отошёл ко сну.

    На следующий день, во время обеда, в салоне команды происходит следующий разговор:
- Это твоя работа? Еле сдерживаясь спрашивает боцман Сосунова.
- Какая работа? – Смотрит на него Светила – сама невинность.
- Куклу ты в солярке выкупал, язва тропическая?! – Уже орёт, приподымаясь, Дракон.
   Лицо Сосунова, потихоньку ретирующегося к выходу правдиво - обиженное:
- Совсем ты, Трофимыч, сдвинулся, видно. Да что же я, живодёр какой? Может, сама где влезла. Боцман размышляет, Сосунов уже у двери. Слишком уж правдиво на него смотрел Светила, думает боцман и, явно успокаиваясь, говорит ни на кого не глядя, но все понимают, что это относится к машинной команде:
  - Поймаю в другой раз кого – ноги выдерну!

    Слышен характерный смех за дверью и голос Сосунова:
 -  Старый мухомор, лечиться тебе надо в психической больнице, а то последние свои зубы где-нибудь потеряешь.

     К проделке Светилы  с Куклой команда отнеслась неодобрительно, ведь, хотя и не было против него прямых улик, все были уверены, что мазутные ванны  - его рук дело.

     Но, всё же, через неделю наш хохмач по шее огрёб от боцмана. Причём несправедливо.

     А дело обстояло так. «Белуха», отставив свои порядки сетей к заходу солнца, стала на якорь в районе острова Птичий. Не успели взять на стопор якор-цепь – на связь с ней вышел коллега – другой СРТ – постановщик сетей «Бобруйск» и попросил разрешения ошвратоваться у «Белухи» с правого борта – у них были проблемы с брашпилем и плохо отдавался якорь.
    Получив «добро» коллеги «привязались» к «Белухе» и обе команды ушли отдыхать до рассвета, оставив на вахте по штурману на мостике и по механику в машинном отделении.

     Второй штурман «Белухи» сидел в тёмной рулевой рубке и пытался сочинить стих, про суровые рыбацкие будни. Первая красивая фраза была как бы готова: «Шикотан закутался в туманы», а дальше, хоть ты тресни, ничего на ум не шло. А тут ещё, как назло, на соседнем судне оказался кобелёк, размером с Куклу и обе собаки, стоя на палубах своих судов, звонко и безостановочно друг на друга лаяли, отгоняя и без того упрямую Музу.

    Штурману лень было спускаться на палубу и он решил прогнать с палубы Куклу, швыряя в неё из окна рубки картонные трубочки – катушки от эхолотных лент, скопившиеся в штурманском столе.
    Наконец, катушки кончились, а лай не смолкал. Размышляя о том, чем бы ещё в неё запустить, Ревизор нашарил за штурвалом бутылку из под шампанского с какой-то жидкостью, заткнутую газетной пробкой.

- Вода – подумал Ревизор. Наверное, Чиф пил на своей вахте. Вытянув пробку, второй помощник плеснул жидкость в сторону Куклы, одновременно почувствовав характерный запах растворителя – он не ведал, что на вахте старпома радист чистил контакты у радара и забыл убрать бутылку. Одним словом, брызги растворителя попали на Куклу и собака, скуля, убежала к своему покровителю.

    На следующий день, готовясь к заступлению на дневную вахту, Ревизор, за обедом в салоне встретился с Сосуновым. У того под глазом светился свежий фонарь.
 - Что случилось? Уже догадываясь о происшедшем, спросил Ревизор.
- Да понимаешь, Лёша, Дракон, гад, злопамятным оказался, паразит. Через неделю вспомнил и в драку полез, стервец. Дошло, как до верблюда.
   
    На какое–то время старший моторист-электрик притих, в общих перекурах не участвовал, стоял вахту в машине, выскакивал по авралам, когда требовалось и помалкивал. - Перевоспитал его боцман – посмеивались моряки. И все уже думали,
Что скис навеки судовой хохмач. Однако, хватило его серьёзности лишь на какую-то неделю.

    На этот раз Светилой была избрана опять безответная дежурная жертва –  многострадальный стармех Михалыч.

    Поймав Юрину любимицу, кошку Сильву, Светила притаился во время обеда с Сильвой в руках на трапе, ведущем со спардека в коридор надстройки.

    Подкараулив Михалыча, направлявшегося на обед в салон команды, Сосунов метнул ему кошку на спину и спрятался в тамбуре. Кошка вцепилась с испугу в куртку Деда  и повисла в первый момент у него на спине, выпустив когти. Михалыч испугано дёрнулся, кошка спрыгнула и кинулась по трапу на спардек, а Дед засеменил в салон.

    Минут через пять зашёл в салон и Светила, сохраняя на лице серьёзное и  даже сердитое выражение.
- Ребята, а кошку пора списывать, заявил дед, ковыряясь в макаронах.
- Это почему же? – Спросил его Евстигнеев – худощавый остроносый матрос с глазами навыкате и светлыми негустыми волосами на голове и щеках.
- На людей она уже, братцы, бросается.

- Даже зверьё без берега долго не может, бешенство на него находит – вставил реплику третий механик.
- Неправильно – заявил Сосунов. Вон, гляди, Михалыч – тридцать три путины отлохматил, пережил две войны, две жены и две тюрьмы, а как огурчик и умён и пригож.

- Я тебе когда-нибудь шатун на голову уроню, упырю. Всю-то мою кровушку высосал за четыре года – проворчал Дед.  – И надо ж такому случиться: направляют меня кадры на судно, прихожу, а Сосунов уже там! И чего ты увязался за мной? Сорок лет уже дураку, а всё ему неймётся! И людей изводишь и животных мучаешь!

- Но ты-то, я знаю, животных любишь, Дед. Как же, помню-помню, как ты крыс разводил на «Бобруйске», за что и строгий выговор схлопотал.

    Тут Михалыч не выдержал – поднялся, плюнул и выскочил прочь, хлопнув дверью салона.

- Расскажи, Светила про крыс – попросил Евстигнеев.

- Да, понимаете, какое дело было – начал Светила ухмыляясь. Ему явно нравилось то обстоятельство, что он опять – в центре внимания. – Дед наш, Михалыч, работая на «Бобруйске», заметил как-то, что стали у него вещички из каюты пропадать – носки, перчатки бязевые, платки носовые и т.д.
    Стал он вора высматривать и установил, что вор – никто иной, как здоровенная крыса, которая почему-то всё паслась по ночам в его каюте. Ну так вот. Подкараулил он её, как-то и прибил. А через пару дней нашёл в машинном отделении за ГРЩ (главным распределительным щитом) гнездо с крысятами в старой ушанке, устланное его носками.
    Пожалел старый хрыч крысят, перенёс их вместе с шапкой в свою каюту и начал «воспитывать». Жрать им носил с камбуза, а каюту на ключ запирал, чтобы никто не видел. Одним словом, привык Дед к сиротам, как к родным. Да и крысята подросли, освоились, шастали везде по каюте, пищу из рук брали.
    Однажды и застукал их наш Кэп за этим занятием, то есть, за приёмом пищи из дедовых рук. Естественно, что возмущён он был невообразимо как! В тот же день и приказ повесил на Доске приказов об объявлении Деду строгого выговора по судну за разведение крыс. Вот такой он, наш Михалыч, юный натуралист!
 
     - Ну, Михалыч, совсем с дуба рухнул, крыс разводить!- Так серьёзно отреагировал боцман на рассказ Светилы, в то время, как остальная команда веселилась над его рассказом.

    Шло время, подходила к завершению сайровая путина (а с ней и девятимесячный промысловый рейс), в период которой «Белуха» от Курильских островов, промышляя сайру «на свет», смещалась всё южнее и южнее вслед за мигрирующей рыбой.
 
    К тому моменту, когда замёты сайровой ловушки стали, практически, безрезультатными, поскольку рыба перестала уже реагировать на свет, но все нормы вылова сайры судном были с лихвой перевыполнены, «Белуха» оказалась на траверзе бухты японского порта Исиномаки, куда капитан и принял решение зайти и стать на якорь, чтобы зря не жечь дизтопливо в безрезультатном поиске, в ожидании команды от начальства сниматься из района промысла.

     К 12.00 второй помощник капитана, он же - второй  штурман, он же – Ревизор заступал на вахту, уже стоявшего на якоре судна в бухте Исиномаки. Сдающий вахту Трёшник, занимался корректурой навигационных карт, готовясь к переходу в базовый порт – Владивосток, громко подхихикивая.

- Ты чего? Спросил Ревизор.
- Лёха, смотри, какие названия у японцев, прям, неприличности какие-то!
- Где?
- А во : Йокасука, Рубисибецусаки, Сиранука – покатывался Трёшник.

- Ну да, улыбнуло, - пробормотал Ревизор задумчиво – голова его в этот момент была забита другим – он, согласно своим должностным обязанностям, начал готовить для бухгалтерии Управления продовольственный отчёт и озабоченно вытаскивал из папки табеля и фактуры.

- Вопросы есть по вахте? Нет? Ну я погрёб на обед! – Весело крикнул Трёшник и скатился по трапу на главную палубу, чуть не столкнувшись нос к носу с Сосуновым, который крался по коридору что-то держа за пазухой.

- Эй, осторожно!
- А что такое?
Светила отвернул полу куртки и показал третьему помощнику окольцованного голубя:
- Деду хочу подкинуть, пока он ещё в машине.
- А откуда голубь-то?
- Да сел на палубу, а матросы изловили.

- Погоди, сказал Трёшник, достал из кармана куртки карандаш и блокнотик, вырвал листок и печатными буквами написал на нём: « SIRANUKA», свернул записку в трубочку, сунул её за кольцо на лапке голубя и сказав Светиле:
- А теперь неси, поскакал в салон.

    Обед подходил к концу, Дед появился в салоне, когда команда уже допивала компот. В руках Михалыча все увидели бело-коричневого голубя.
- Гляди, мужики, голубя почтового поймал с письмом. Прям в каюту ко мне залетел каким-то образом! И письмо у него на лапе, но по иностранному написано, а я не разбираю. Может кто переведёт?

- Давайте сюда. – Сказал радист. Дед протянул ему бумажку. Радист глянул в неё и ухмыльнулся.
- Ну, чего там?
- Да тут написано латинскими буквами – Сиранука.
- Да ты что? Изумился Дед. А ведь точно – Сиранука – всю каюту обхезал –
под общий хохот воскликнул Дед.

   В салон заглянул капитан:
Боцман - на бак, вира якорь! Снимаемся с промысла, идём домой, поступила команда.

-   Ура! Заорал Светила. – Кандей, готовь праздничный ужин.

   Михалыч, подойдя к открытому иллюминатору погладив голубя по головке, выпустил его на волю и долго смотрел ему вслед, высунув голову в иллюминатор, пока тот не превратился в исчезающую точку.