Дорога длиною в жизнь. Глава 3

Погоня за образованием. Первые шаги в Большую жизнь

Без особых приключения прослужил в Армии (в г. Ахалцихе) примерно полгода. Служба шла хорошо. Начальство даже стало меня выделять, ведь я был подготовлен лучше других. Все это время Володя хлопотал (он остался работать гражданским в той же части, где служил) за меня, чтобы меня вернули в ту же часть, где я и работал до Армии. Таким образом, получилось, что я служил при доме. Года 2 прошло без особых событий.
Однажды в воскресенье, прямо в части, солдаты играли в волейбол. Солдат было много, а площадка одна. Поэтому были установлены такие правила - проигравшая команда выбывает. В одной из проигравших команд играл офицер. Так вот он наотрез отказался выходить, нагло заявляя - Вы не забывайте, что я офицер! (Он вроде барин, а мы холопы). Солдаты очень обиделись и разошлись. Игра прекратилась.
Меня это очень задело, как личное оскорбление. И именно тогда, на площадке, я решил, что назло этим надменным спесивцам, я пойду и выучусь на офицера.
Дальнейшие 2 года были связаны именно с этим. Я много занимался. Написал рапорт, что намерен жизнь посвятить Армии. Короче, меня послали на учебу в офицерское училище в г. Винница, на Украине. Первый раз я опоздал и не попал. Через год поехал повторно. Поступил. Окончил. Получил офицерское звание. Но проходила очередная реформа и нас, новоиспеченных офицеров погнали в запас. Для большинства из нас это была трагедия! Специальности по-настоящему ни у кого не было. Да и готовили мы себя для другой жизни. А тут все надо начинать сначала. А мы ведь за эти годы еще и поотстали от производства. Приходилось начинать по сути дела с чернорабочего.
Еще хуже обстояло дело с образованием. Министерство Просвещения не считало диплом училища равным среднему образованию. Заставляли окончить школу. Причем в десятый класс не принимали. А только в девятый. Я стучал во все двери. Без результата. Я понял, что придется подчиниться.
 Жили мы в Орхеви, примерно в 2.5 км от тбилисского аэропорта. Там была вечерняя школа. Мне смертельно нужны были деньги. Ведь у меня не было никакой гражданской одежды. В связи с этим, чтобы побыстрее заработать, работать я начал молотобойцем. Это была самая тяжелая работа. Но хорошо оплачивалась. Уставал я смертельно. После смены, в 18 часов надо было бежать домой, умыться, переодеться, что-нибудь поесть, схватить сумку и бежать в школу. Конечно, всегда опаздывал. Ведь 2.5 км надо пройти пешком, да еще в кромешной тьме.
 Приходил в школу, садился на последнюю парту и от тяжелой усталости мгновенно засыпал. Учителя возмущались, не лучше ли Вам спать дома. Я соглашался, что конечно лучше, но кто мне в этом случае в журнале отметки будет ставить? Меня спасало то, что я много учился до этого, и хоть документа не было, а знания были. Если им удавалось меня разбудить и задать любой вопрос, я, чаще всего, владел им лучше учителя.
Конечно, никто из них не рисковал ставить мне меньше «5». Помню, одна девочка горько плакала от обиды: "Я целую неделю учила и получила «4». А Вас еле разбудили и «5». Я утешил ее. Девочка, когда ты пройдешь мой путь, получишь «6» Но время все же шло, и я как-то закончил девятый класс.
К этому времени меня по рекомендации бывшего сослуживца приняли на работу на завод, который был в радиусе досягаемости от дома (4-5 км.) Должность была инженерная, и я понятия не имел, в чем она заключалась.
Но иногда везет. Пока ожидал собеседования, я увидел на столе какую-то таблицу. Взял ее в руки, стал рассматривать. Название «Тарифная сетка», что это значит? Понятия не имею. Но у меня было около получаса. Очень скоро я увидел в таблице определенные закономерности, а затем понял и ее суть. Когда пришел начальник и стал спрашивать, а что я знаю, я отвечал и про мастерскую и про офицерство и все что мог
И вдруг он меня спросил, а знаю ли я даже что такое тарифная сетка? Ну, здесь я уже блеснул своими знаниями. Даже на живых примерах. После этого он спросил, способен ли я учиться. Задал еще несколько вопросов и в конце изрек: «знаешь то ты маловато, но вижу, что парень ты рабочий, и, видимо не плохой. Учиться будешь, где надо поможем». Видимо я ему все же понравился. Повел меня к главному инженеру и очень расхвалил. Тот подписал заявление и наутро я уже вышел на новую работу, в совершенно непривычном для себя амплуа.
Как ни странно вначале я уставал от целого дня сидения за столом не меньше, чем от молотобойства.
Очень скоро меня избрали секретарем комитета комсомола завода и членом бюро партийной организации. Постепенно я становился авторитетной фигурой на заводе. Но образование? Это был острый нож в горле. Пришлось пойти в ближайшую к заводу вечернюю школу. Но там меня уже встречали «стоя». От меня во многом зависела поставка учеников в школу. Я давил через комсомол. Препятствовал карьерному росту тех, кто не учился. Без наших учеников, их бы закрыли. Учился я хорошо. База за плечами была солидная. Я опять стал первым учеником. Но на заводе приходилось скрывать, что я, инженер по должности, имеющий немало общественных титулов, всего лишь школьник. Боже, как я торопил время, чтобы окончить школу и получить хоть какое-либо образование.
Стать в этой школе первым учеником, мне было не очень трудно. Я был хорошо подготовлен. Но за свое стремление всегда быть первым, я оказался жестоко наказан. Меня представили к золотой медали. Небывалый случай в системе вечернего обучения. Но тут выяснилось, что медали дают в конце июля, чтобы в случае отказа абитуриенты успевали в августе сдавать на дневной сектор вступительные экзамены.
А у заочников, куда я должен был поступать, вступительные экзамены начинались в начале июля. Я оказался в смертельной ситуации. Медали нет и аттестата тоже нет. Сдавать экзамены на общих основаниях не разрешают, потому что я числюсь в списках медалистов. Что делать? За то, что хорошо учился, должен год потерять. Кинулся я по инстанциям. Практически я никого не знал. Но шел напролом. Как секретарь комсомола сначала, буквально ворвался в ЦК комсомола. Они развели руками. Небывалый случай. Обратились в ЦК Партии. Те пригласили меня, чтобы взглянуть на такое «чудо». Они позвонили министру просвещения. Он ответил, что по закону они начинают рассматривать медальные дела только в середине июля. А к этому сроку уже кончаются экзамены у заочников. Он внял моим мольбам и обещал в графике рассмотрения поставить наш район первым.
Я взял на работе отпуск и стал каждый день с утра до вечера просиживать у приемной министерства. Меня уже знали все. Даже швейцары, которые без пропуска пропускали. Однажды мне из приемной министра даже бутерброд прислали, чтобы я не умер с голода.
Наконец, настал тот день, когда прибежала девочка и сказала, что Вас вызывает министр. Он встал и поздравил меня. Но тут, о ужас! Выяснилось, что аттестат лично мне они дать не могут. Должен заведующий РОНО получить на весь район. Потом раздать по школам. И только оттуда выдадут медалисту. Я понял, что это затянется надолго. Несмотря на свои мизерные доходы, я схватил такси и кинулся в РОНО.
До сих пор не понимаю, как мне, совершенно незнакомому человеку, удалось уговорить такого большого начальника выдать доверенность на получение аттестатов для всего района. С доверенностью я побежал в Министерство. Они уже не стали придираться к некоторым формальностям и выдали все, что полагалось району.
Такси на предельной скорости вернулось в РОНО. Я передал заведующему все документы, и тут выяснилось, что вручить мне непосредственно аттестат он не имеет права. Должен получить директор школы. А где его взять? Кто-то мне подсказал, что он в одном из ближних сел. Мы полетели туда. Я сам написал доверенность, он шлепнул печать, и я уже в третий раз еду и бегу в РОНО. Надо сказать, что он выдал мне документы без всяких проволочек. И мы опять едем к директору школы в район. С трудом нашли чернила, я своей рукой заполнил аттестат, подписал за всех учителей, он поставил печать, и, наконец, вручил мне мой многострадальный аттестат.
Но было уже 15 августа. Последний день, когда вывешивают списки поступивших. Прямо из деревни мы гоним в институт. Уже вечер, только уборщицы крутятся. Но приемное окошко, к счастью открыто. Я к нему. Там сидит предельно замученная женщина. Она мне и говорит: «А вы что не знали, что для Вас последний день вчера. Мы всю ночь и целый день печатали списки поступивших, сейчас же не будем переделывать из-за Вас».
Я чуть не потерял сознание. Столько мучений. Столько дел в один день, наверное, только в цирке возможно. Израсходовал почти всю месячную зарплату. Стою, молча, с аттестатом в руке. Ну, просто убитый. И вдруг я услышал голос из-за спины этой женщины: «Марья Ивановна! Да Вы посмотрите на этого мальчика. На нем же лица нет. Как бы, какую беду с собой не сотворил!». И вдруг эта девушка обращается ко мне: «А как Ваша фамилия. Ой, обрадовалась она. «Ш» же на последней странице. Я перепечатаю эту страницу». А мне показала пальцем, чтобы я молчал.
Затянулась пауза. Затем старшая сказала: «А ну-ка, дайте Вашу медаль». Она внимательно посмотрела документ, и потом бросила его этой девушке и сказала: «Ну, если тебе очень хочется - можешь перепечатать». Девушка показала мне рукой, чтобы я удалился. Я ушел.
Мысли и самочувствие у меня настолько были смешаны, что я нb спасибо не сказал, ни имени этой девушки не узнал. На следующий день, немного придя в себя, я вновь пошел в институт. Там я увидел списки поступивших, включая свою фамилию.
Но этой девушки уже не было. Не было и этой строгой дамы. Девушка была откуда-то привлеченной и ее уже отпустили. Откуда она и как ее фамилия никто не знал. Я так и не смог хоть поблагодарить девушку, которая фактически приняла меня в институт.
 И вот уже больше 50 лет я часто пью за нее тосты и прошу Бога, чтобы вознаградил ее за праведную позицию в жизни.
Так вот мне 25 лет. Неплохое положение на заводе. Но самое главное - я студент заочник политехнического института. Надо сказать, что филиал института располагался при крупном заводе в городе. А я жил и работал в пригороде, на другом заводе. По очень высокому ходатайству мне разрешили посещать названный филиал.
 Я начальник цеха. Работа кончается в 18 часов. Автобус заводской уходит в город в 18.15. А ведь надо еще вторую смену работой обеспечить. Поэтому часто опаздывал на этот автобус. Но если даже успевал, или добирался другим транспортом, все равно часто опаздывал на лекции. Очень далеко было. Все лекторы были очень недовольны. И так «пасынок», да еще и опаздывает. Постепенно они поняли, что я добираюсь из другого  континента и махнули на меня рукой.
Надо сказать, что в нашей группе были все, кто ранее окончил авиационный техникум, занимали на заводе должности, и пришли на учебу не столько за знаниями, сколько за дипломами.
Совершенно другое положение было у меня. Я ведь и в нормальной школе почти не учился, а тут такая громада. Вначале мне было невероятно тяжело. Но мы подружились с одной женщиной, она видела, что мне очень тяжело въехать в новую систему, и что я вообще на грани выбывания и стала мне помогать. Особенно тяжело мне давалось черчение. Я никогда не чертил. Иностранный, который я никогда не изучал. Но все это было на первом курсе. Продержавшись кое-как с помощью подруги (и даже своих заводских коллег) первый год, мне стало в учебе чуть легче. Во-первых, я чему-то научился, во вторых, предметы поменялись. Возникли такие, которые надо понимать, а не делать руками. А это у меня лучше получалось.
Следует подчеркнуть, что совмещать работу с учебой, да еще в таком институте, где все чертежи, и малейшая ошибка немедленно всем видна, невероятно тяжело.
Поэтому я, никогда не мог относиться с сочувствием к людям, которые, не работая, горько плакались на трудности учебы.
У нас занятия были с 19 до 23. Мы больше походили на вечерний, а не на заочный факультет. Последний автобус в нашу сторону уходил в 23 часа. Таким образом, я не только опаздывал на первую лекцию, но и должен был убегать с последней, иначе шанса добраться домой у меня не оставалось.
Вообще следует сказать, что период учебы в институте был одним из самых трудных в моей жизни. Весь день отнимала работа в цехе и подготовка к ней. В повседневном быту самым сложным вопросом оставалась проблема: как добраться в институт, а потом, как добраться домой. Причем, если не попадал на последний автобус, то от конечной остановки городского транспорта до дома надо было идти пешком. Да еще глубокой ночью. Очень часто добирался домой уже во втором часу ночи.
Жили мы в рабочем поселке, который в народе называли «Африка». Так вот, когда я, наконец, достигал поселка, в нем царил глубокий сон. Ни в одном окне не было света, кроме нашего, с силуэтом, стоящей у оконного пролета женской фигурой. Мама ждала. Надо же было покормить, да еще и перекинуться парой слов с замученным сыном.
 А в 8.00. надо быть уже на заводе, который требовал отдачи от работы и мало интересовался другими сантиментами.
Впрочем, 2 раза в год заочникам предоставляли учебный отпуск на 20 дней. Поскольку во время учебного процесса никто из нас не имел возможности брать книгу в руки, вся нагрузка падала на эти жалкие отпускные дни.
В каждой сессии надо было сдать не менее 6 предметов и очень часто мы только во время учебного отпуска начинали понимать, о чем пойдет речь и что надо сдавать. На каждый предмет в среднем выходило по 3 дня. И как-то нам удавалось хоть какое-то впечатление о предмете сформировать в своих мозгах, чтобы хоть что-то донести до экзамена и получить заветную тройку.
Самым большим дефицитом для нас было время. Мы дрожали над ним, как Гопсек над златом. Конечно, в период учебы мы уклонялись от всякого хлебосольства, гостеприимства и прочих изобретений цивилизации. Очень часто у заочников накапливались хвосты несданных предметов, и процесс учебы затягивался на 12 и даже более лет. Но я ведь не мог себе этого позволить.
Надо сказать, что нашего главного инженера перевели на работу в министерство. На заводе он по сути дела был моим наставником, Бабалов Рафаэль Моисеевич. Ему, по-моему, даже нравилось возиться с несмышленышем. Он меня научил многим премудростям машиностроения. Его давно нет в живых, но светлая ему память навсегда!
(Я должен сказать, что на долгие годы он оставался моим наставником почти по всем жизненным вопросам. Я стал вхож в его семью. Подружился с ней. Именно им я обязан тому, что научился многим жизненным правилам, определенным, даже моральным принципам. Пожалуй, они больше всех способствовали тому, чтобы из простого рабочего парня сформировался технический интеллигент-инженер).
 Он сопровождал меня без малого 30 лет. Правда, потом наступило время, когда мое турнирное положение стало лучше, чем у него, я по возможности старался выровнять положение. Но это, конечно не то. (Я, все равно, перед ним в жизненном, морально-этическом долгу).
Он пригласил меня на работу в Министерство, в свой департамент. А я ведь студент, еще не полностью, закрывший даже третий курс. Как он смог убедить начальство взять меня, я не знаю. Но некоторым даже импонировало, что человек учится.
В министерстве было 72 человека. И только у одного из них не было диплома. Это у меня. Больше всего меня оскорбляло, когда в какой либо компании очередной умник, провозглашая тост за меня, старался вроде выгородить меня. М.С. хороший парень, но что поделаешь, диплома у него пока нет. Так что затягивать с этим надолго я не мог.
И вот мы с боевой подругой того времени костьми легли, чтобы ускорить учебу. Мы даже с ней разделили труд. То, что она могла лучше делала за двоих. То, что я мог лучше, тоже за двоих. Этим путем мы выиграли много времени. Помню, как я был поражен, когда мы и к подготовке к экзаменам применили тот же метод. Она учила один предмет, я другой. А потом обменивались теми, с позволения сказать, знаниями, которые могли донести до собеседника. Вариант, конечно, не сто процентный, но определенную пользу давал. Если кто-то сомневается, пусть попробует на себе.
Была еще одна особенность. Мы не должны были никому показывать, как нам трудно. Ибо немедленно услышали бы в ответ - ага, вот видите, а Вы что думали, диплом получить легко. Поэтому и радости и горести, связанные с учебой, намеренно превращали в будни. Мы настолько привыкли ни с кем особенно не говорить об учебе, что я даже Володе вовремя не сказал о дипломе, за что он был очень обижен на меня.
Прошло уже столько лет, что сейчас можно признать какие-то вещи. Тяжкий и беспросветный труд, называемый учебой, наверное, был бы нам непосилен, если бы не скрашивался неизбежно возникшим романтическим флером.
Надо сказать, что именно она была моей первой учительницей по жизни. Никогда не делала замечаний, или обращала бы мое внимание, на что-нибудь. Но возле нее, от нее, ради нее, я научился прилично одеваться на свои скромные деньги. Правильно накрывать стол и сидеть за ним. Даже личной гигиене. Содержанию жилища и многому, многому другому. Даже ковер, который уже более 50 лет лежит у меня дома я купил в ее время, чтобы как то украсить жилище.
По отзывам своих наставников, я был хороший ученик, охотно и быстро учившийся. Причем все, чему меня учили мои наставники, настолько, прочно вошло в мою плоть и кровь, что соскрести уже стало невозможно. Будь благословенна Л.Т. Прими мой запоздалый поклон и глубокую благодарность!
Я часто думаю вот о чем. В принципе я немало книг прочитал. Вообще в самый активный период своей жизни я собрал достаточно приличную библиотеку. Так вот ни в книгах, ни в жизни я не встречал такого возвышенного отношения к женщине, как подразумевается в книге Дэна Брауна «Код Давинчи». И это наверняка правильно, хотя в обычной жизни зачастую бывает наоборот. И я, со светлым чувством, всегда думаю и вспоминаю тех немногих женщин, чьи судьбы как-то пересекались или просто соприкасались с моей судьбой. Конечно до «Ленского периода». О тебе Л.Т. Ты была фактически первой и на тот период самой главной!
В этом плане я не могу не вспомнить еще об одной женщине. Будь благословенна ее судьба и на этом и на том свете. Она была раньше всех и по-другому.
 Когда я вернулся из Армии, у меня были некоторые проблемы со здоровьем. Врачи мне толком не помогали. Однажды ночью я был ночным дежурным на заводе. А она была охранницей в ночной смене. Мы очень долго говорили с ней, почти всю ночь. Она глубоко прониклась моими проблемами, и твердо пообещала помочь мне. Действительно она потратила на меня не менее полугода, но помогла. Да простит мне Бог, что я тогда же не нашел ее, чтобы стать на колени и поблагодарить. Я тогда еще не все понимал, как надо. И осознание чувства благодарности, и необходимость его достойного и своевременного выражения, пришли ко мне позднее.
Пусть мне послужит хоть некоторым оправданием, что я подобно Гамзатову уже много лет повторяю:

А теперь я всех Вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды,
Либо не простившие меня!

Быть может я не помню даже имени, но память сердца во мне жива. Да благословит Вас Бог!
Все те, о ком я говорил выше, в той или иной степени были моими наставниками. Хотя быть может, я в то время и слова этого не знал. Есть еще один человек, который имеет право называть себя моими наставником, но о нем я скажу немного потом.
Возвращаясь к главной теме моего повествования, к учебе, следует признать, что в результате всех наших усилий и неимоверного напряжения, мы к 1961 году окончили институт и получили дипломы.
 Этому предшествовало много неприятностей. Я заболел, двухсторонним воспалением легких, диагноз поставили неправильно. Проболел накануне защиты дипломной работы более 40 дней. Я, как до открытия олимпиады, вел обратный отсчет оставшегося времени. А оно катастрофически убывало. Помню с температурой 40 градусов сел за чертежный стол. Мама увидев, стала на голос кричать: Люди ратуйте!
Всякое было. Но главное все, же в том, что диплом уже был на руках. Боже! Разве можно сравнить чувства обычного студента, оканчивающего дневной институт, и после чашки выпитого утром кофе, днем получает диплом. Причем в 21-22года! На целых 10лет раньше нас!
Кстати! Нам долго не хотели давать диплом. В истории института еще не было случая, чтобы кто-нибудь из заочников в такой короткий срок заканчивал институт. Не верили, что все правильно. В нас все пело и плясало, и нам было очень странно, что на улице течет обычная жизнь, как-будто не случилось столь эпохального события. Вероятно, будет уместным сказать, что поступило нас в институт 65 человек. А дипломы получили сначала мы двое, а потом еще трое. Так что коэффициент полезного действия оказался  меньше 10%.
Я столько времени посвятил учебе, что не нашел места ни для чего другого. Сейчас мне вероятно, надо попрощаться с тобой Л.Т. и еще раз поклониться.
Поскольку последние годы учебы я все же работал в министерстве, а мой заводской опыт очень помогал мне, я в этой «фирме» довольно скоро завоевал достаточно прочные позиции. Это давало мне основание, в какой-то форме, после получения диплома претендовать на повышение. Надо сказать, что система была весьма консервативна, и люди иногда всю жизнь просиживали на одной должности.
И мне тоже пришлось еще долгие три года оставаться на своем месте, пока судьба и люди не дали мне первого шанса. Но более подробно об этом позднее.