Базар

Базар находился через дорогу, его окружала глухая кирпичная стена в два метра высотой. Человеческие потоки молчаливо вливались в правую створку небольших железных ворот значительной по величине торговой площади и, возбужденно переговариваясь, нагруженные сумками и авоськами, выливались из левой.

Мы тоже заходили в необъятные недра базара и покупали мясо, рыбу и овощи. Вернее, покупали родители, а я всеми силами старалась дать им понять, что не против леденцового петушка на палочке. О шоколадке в хрустящей фольге старалась не думать, так как уже в четыре года знала о более чем скромных финансовых возможностях семьи.

Людское столпотворение мне нравилось, я крутила головой по сторонам и с любопытством вслушивалась в разговоры продавцов и покупателей.  На базаре разговаривали громко или очень громко. Кто-то даже ругался. Среди знакомых слов раздавались незнакомые: обман, карманники, жулики и тому подобные непонятки.
 
- Что такое обман? – спрашивала я у мамы уже во дворе.
- Подрастешь, узнаешь, - отзывался за нее папа.   
На лавочке возле подъезда сидела тетя Зина из квартиры напротив, она постоянно была всем оглушительно недовольна.
- Базарная баба,  - уже дома говорила про нее мама и морщила хорошенький носик.

- Это же базар! - хмыкал папа, когда слышал жалобы соседей на обвес и кражу.
- Почему воров не ловят? – неизменно удивлялись потерпевшие.
- Кто знает, какие отношения у милиции с ворами, – отвечали они сами себе.
А потом маме на работе выделили квартиру большей площади, и мы переехали в центр города.

Я подрастала, но долгое время вспоминала этот самый базар, который  в моем представлении ассоциировался с местом преступным, в котором, попирая  моральные устои, господствует нажива.
Думали ли мы, что сплошным базаром станет вся наша страна?

Месяца два назад я встретила знакомую, работающую старшей медицинской сестрой детской поликлиники.
- Как дела? - спросила и отметила усталость в ее взгляде.
- Какие там дела! – отмахнулась Надежда Ивановна. – Вместо двадцати три врача осталось, остальные уволились из-за маленькой зарплаты, ушли в платные клиники. 
- И как вы справляетесь? – ахнула я.
- Справляемся? – нахмурилась она. - Не справляемся мы!

А недавно сын заразился гриппом.  Тем самым, свиным, – сотрудник кашлял, но опасаясь увольнения, посещал работу. В конце вторых суток болезни, сопровождающейся сорокаградусной температурой и рвотой, увезли моего Алешу в инфекционную больницу и положили под капельницу. В коридор положили.

Единственная в мегаполисе инфекционная клиника, лишенная парковки, была переполнена, в десятиметровых комнатушках стояло по пять односпальных кроватей, на которых, задыхаясь от духоты, кишащей всевозможными вирусами, лежали больные. Кому не повезло, покорно вытянулись на койках в длинном узком коридоре. Платные палаты по восемьсот рублей за сутки оказались заняты.

- Ничем не могу помочь, – беспомощно развела руками заведующая отделением.
Охватившее после ее слов отчаяние не покидало меня до тех пор, пока сына не изолировали в отдельную палату.

Зато рядом с нашим домом воздвигли настоящий дворец, называемый клиническим госпиталем «Мать и дитя», с просторными холлами и номерами «люкс». Только  пациентов в этом госпитале раз-два и обчелся. Для богатых он. И для очень богатых.

На днях я зашла в аптеку.  Передо мной пожилая женщина спрашивает грошовый левомицетин.
- Нет его, - освещается заученной улыбкой фармацевт. – Возьмите лучше, - и  называет препарат, стоящий около четырехсот рублей.
- А амиодарон? – надеясь на чудо, осведомляется дама.
- Только кордарон, -  невозмутимо отвечает работник аптеки.
(Последний препарат раза в три дороже первого).

Подхожу к заветному окошечку и я.
- Будьте добры, мирамистин, - прошу и лезу в сумочку за кошельком.
- Триста восемьдесят, - откликается фармацевт, а я вспоминаю, что месяц назад он стоил на сто рублей меньше.
Отдаю деньги и вздыхаю: отечественной фармацевтической промышленности невыгодно производить дешевые лекарства, так же как и государству невыгодно платить пенсии и содержать больных людей.   

Может быть, неразбериха творится только в медицине?
- Вчера навагу отхватила, - хвастается соседка возле подъезда, - всего сто шестьдесят за килограмм.
- Где это? – радуются товарушки и бегут в киоск за дешевой покупкой. На полках магазинов рыба дороже свинины,  а порою и говядины. Даже обычный минтай, коим раньше кормили кошек, под двести рублей. И это в стране, окруженной морями.
- Нерентабельно, - слышу из телевизионного ящика, – нет помещений для хранения, нет новых рыбоконсервных заводов.

Зато поставки в другие страны чрезвычайно выгодны предпринимателям, имеющим доступ к народным богатствам. И предприниматели стараются. Почему бы не постараться для себя, коли в стране вседозволенность, то есть базар, девиз которого «не обманешь, - не продашь» на слуху у всех?

Поэтому-то и иных воришек, уверенно сующих руки в карманы, прежде всего,  государства, не ловят. А если поймают, пожурят по-отечески, подержат в домашних санаториях и отпустят.

Наш дом окружают бесчисленные магазины, а потому, решив пожертвовать здоровьем, но купить свежих, напичканных ядами овощей, мы отправились на продуктовый шопинг.

В «Полушке» на полу грудились ящики с мягкими помидорами и сморщенными огурцами по сто девяносто рублей, в «Байраме» томаты за двести целковых выглядели бледными и неаппетитными, в «Магните» овощей по сто шестьдесят пять рубликов не было вообще, их раскупили.

- Пойдем в продуктовые ряды, - постановил супруг.
Аккуратные ларьки с едой протянулись вдоль уютной аллеи, они были излюбленным местом отоваривания малообеспеченных горожан.
В первой же палатке нас встретила удрученная продавщица. Подивившись безлюдью обычно шумного помещения, мы обратили внимание на стоимость овощей.
На тех же самых, как в «Байраме», блёклых томатах лежал ценник, извещающий, что  сеньор Помидор продается по двести пятьдесят целковых за килограмм.

Так почему же торговцы не снижают цены, ведь страдают от дороговизны своих товаров прежде всего они?
- Не выгодно, - ответил на мой вопрос молодой узбек, старающийся затащить в свой киоск зазевавшихся прохожих. – На оптовом рынке все очень дорого, мы набрасываем на овощи-фрукты рублей по двадцать, не больше.

- А на них? – бросая взгляд на грецкие орехи по восемьсот пятьдесят деревянных, интересуюсь я. 
- То же самое, - вздыхает он. – Но десятку могу уступить.

Возвращаюсь домой, открываю банку помидоров в собственном соку личного производства, включаю компьютер, заглядываю в словарь Ожегова, нахожу значение слова «базар» и читаю:  «беспорядочный говор, крики, шум большого сборища людей».
Именно, беспорядочный, лишенный логики, жалости, смысла.

Начинаю анализировать: базар, как раковая опухоль, захватывает все новые и новые позиции, запуская  клешни во все новые и новые органы. Долго ли проживет онкологический больной, если ему не сделают операцию?
    
И последнее, что меня вынудило написать сей опус, – вновь повысили акцизы на бензин и дизельное топливо. Что за этим последует, догадываются все.



P.S. Согласно идее министра финансов Силуанова помощь здравоохранению следует сократить с 45.8 до 13 млрд рублей.