Лунной дорогой, глава 6

глава 6


 Дни шли, миновала холодная зима, заполненная промоз­глым ветром и сыростью, и Кэйо долго еще с содроганием вспоминал, как пробирался по покрытому льдом двору к бу­дочке за домом. Печь теперь топили днями напролёт, а по ночам приходилось подниматься, чтобы подбросить пару оха­пок дров. Шкуры не спасали от холода, и когда однажды ут­ром мальчик проснулся от кашля, он даже напугался, ре­шив, что зараза добралась и до него. Тот день он оставался в постели, то метался в жару, то тихонько плакал, прощаясь со своей жизнью. Старик кряхтел, принося то воды, то по­мойное ведро. Впрочем, Кэйо оно было не нужно: вся жид­кость сгорала прямо в нём, и он только и просил, что пить, пить и пить. Даже Ратха всполошилась, кружила вокруг топ­чана, заламывая руки и поминутно вспоминая то неведомых богов, то демонов, то таинственную Ларну. И именно она нашла лечение для Кэйо. Вернее, пометавшись ночь, под ут­ро окуталась белёсым туманом и уплыла через окно, а че­рез некоторое время в двери домика постучала встрепан­ная старуха, кое-как одетая в клетчатое платье. Она с по­рога напустилась на старого моряка, обзывая его тюленем и тупой крачкой, а потом потребовала горячей воды, ши­рокую чашку и топлёное сало. Мёд в глиняном горшочке она взяла сама. Вскоре Кэйо, растёртый горячим салом с травами уже пил терпкое питьё, время от времени переводя дух, когда пятки начинало особенно сильно припекать. Спра­шивать, что знахарка намешала в мазь, он не стал, помога­ет и ладно. А лечение действительно помогло, сушёная ма­лина сняла жар, мазь прогрела до самого нутра, а отвар нужных трав смягчил сухой, раздирающий горло кашель.

 Кэйо стало легче уже на третий день, а спустя неделю он да­же сумел встать, и, потихоньку, цепляясь за стены дойти до стола. Хозяин так обрадовался, что достал откуда-то целый круг сыра и щедро нарезал. Мальчик принял с благодар­ностью, уже зная, что для этих краёв это настоящий пир.

 Но, что называется, беда не приходит одна: по побережью начали бродить, пока ещё неясные слухи, о таинственных кораблях, появляющихся из тумана и туда же уходящих. Ста­рик слушал россказни, качал головой, когда говорили, что после появления чужаков остаётся только пепелище и горы трупов, но его скептический вид говорил, что он не очень им верит. Кэйо не спрашивал, ужасаясь рассказам, а потом долго лежал в темноте, слушая шорохи за стенами дома.

 Между тем пришла весна, и только когда весёлая капель зазвенела под тёплыми лучами солнца, мальчик понял, что пропустил своё день рождения, и дома его уже готовили бы к свадьбе. Он сел у окна, достал свою тетрадь и начал под­считывать: два года в замке, когда его хранили для короля. Тогда он боялся, что за ним пришлют на семнадцатом году, но Горгий или забыл о красивом мальчике, живущем в го­рах, или в то время у него была другая игрушка. Как бы то ни было, гонец прибыл уже после семнадцатилетия Кэйо. Потом несколько месяцев в доме господина Колена, блужда­ние по побережью в попытках уйти от мора, и, наконец, дол­гая зима здесь, в маленькой рыбацкой деревушке. Всё вер­но, ему уже восемнадцать и по всем законам больше над ним не властны ни родственники покойного мужа, ни его бывший род. Он свободен и волен идти, куда пожелает. Од­но только плохо: толстая цепь с именем князя Эвиза по-прежнему болталась на шее. А ещё Кэйо казалось, что он начал забывать о танцах. То, что раньше казалось смыслом жизни, незаметно заменилось на другие интересы, ему пон­равилось читать о путешествиях и придумывать, как он поп­лывёт на…

 На чём Кэйо пока не придумал, но обязательно это будет большой корабль, а там, в конце пути, его ждут неизведан­ные страны, новые народы и дикие звери, которых он по­корит и победит. Обязательно победит и приведёт к покор­ности, а про него будут говорить с восторгом, называя ве­ликим открывателем новых земель. Жаль только, что по­делиться ему своими мечтами было не с кем: Ратха почему-то впала в спячку и не показывалась со времени болезни Кэйо.

 — Фух, ветер сегодня прямо с ног сбивает, — старик от­ряхнул шубу от липкого снега.

 — Да ты бы одел что попроще, — попенял ему юноша, — по­ка теперь шуба высохнет.

 Улыбнулся, услышав, как звучит его голос. Ломается, навер­ное. Это было, пожалуй, одним из немногих признаков вступления в пору юношества: отвар специальных трав, ко­торым его натирали с двенадцати лет, не позволил расти во­лосам на лице и теле, и оно оставалось таким же гладким, как у ребёнка. Это, да ещё колечки в сосках были основны­ми признаками того, что его готовили младшим супругом. Сначала дядя, когда он жил в роду, а после помолвки князь, наверное, с одобрения Янтре, обучали его только танцам и искусству обольщения. Даже читал Кэйо до появле­ния в его жизни Ратхи плохо. Эх, как же хорошо, что дева-призрак по какой-то своей причине взялась обучать глупого мальчишку.

 — Ты вот что, парень, — старик пожевал губами. — Помню, хотел пойти в море, другие страны посмотреть.

 — Да, хотелось бы…

 — Тебе восемнадцать-то есть?

 Кэйо кивнул, сообщив, что на днях исполнилось.

 — Я как раз в конце зимы родился, на день памяти князя Альвивы.

 Старик подумал, посчитал что-то перебирая пальцами, по­том покивал, соглашаясь на право Кэйо решать самому и рассказал, что через три недели в море собирается выйти большой торговый корабль, старшим над палубной командой там его свояк.

 — А он возьмёт меня?

 — В команду нет, а вот пассажиров они берут. У тебя день­ги-то есть заплатить за проезд?

 — Есть, а куда они поплывут?

 — Пойдут, — поправил старик, — плавают утки, а по морю — ходят. А пойдут они вдоль побережья, повезут товары, ну а ты уж сам выберешь, где тебе сойти на берег. Так как, пойдёшь?

 — Да!

 «Эх, Ратха… где же ты, когда нужна?»

 Через неделю по дороге рысили уже два ослика, один, наг­руженный, как и в прошлом году, а второй налегке, если не считать старика. Цокали копытца, заскучавший за зиму Се­рый бодро бежал по дороге, а Кэйо крутил головой рассмат­ривая песчаные дюны заваленные обломками деревьев и водорослями. По берегу бродили люди, одетые в высокие кожаные сапоги, и мальчик спросил, что они ищут.

 — Слёзы моря, — ответил старик.

 — Ой, а что это?

 — Это… нет, пойдём, я покажу тебе. У нас есть легенда, что тот, кто ни разу не видел Слёзы моря, может найти укра­шение дочерей морского царя.

 — Хм…

 Это было странно, раньше Кэйо никогда не слышал ни о мор­ском царе, ни о его дочерях, ни о каких-то слезах. Это сле­довало изучить и поподробнее.

 Песчаный пляж, где среди вонючих гниющих водорослей ва­лялась дохлая рыба, куски деревьев и разбитых кораблей, обрывки одежды и какие-то непонятные вещи, выглядел очень неприглядно. Увидев эту картину, Кэйо резко расхо­телось знакомиться с дарами моря, а вернуться к своему ос­лику и ехать дальше. Под сапогами упруго пружинил мок­рый песок, волны, одна за другой набегали на берег, иног­да чуть не касаясь ног мальчика, а старик кивал головой, поощряя поиски.

 — Вон там посмотри ещё… — говорил он, показывая на боль­шой пук водорослей. — Пошевели его палкой. Ничего не ви­дишь?

 — Какой-то скользкий комок. Фу, воняет. А тут кусок де­рева. Наверное, статуя была, на руку похоже. Камень… странно, он лёгкий… а это что? Рыбья голова…

 — Что за камень?

 — Не знаю, большой, с мой кулак и плоский. А что?

 — Промой его в воде и неси сюда.

 Кэйо послушно подошёл к кромке и, чуть слышно ругаясь, прополоскал находку в море. Налипший песок, смылся в во­де и в руках оказался странный предмет, больше всего по­хожий на полупрозрачный кулон цвета тёмного мёда. Ста­рик удовлетворённо покивал головой и велел посмотреть сквозь камень на солнце. Кэйо послушно выполнил ука­зание и задохнулся от восторга. Пропустив солнечные лучи, камень вдруг стал прозрачным, наполненным медовым све­том, а в середине сияла золотая пчела: вокруг её кры­лышек, будто кто-то рассыпал цветочную пыльцу и теперь они сверкали драгоценными камнями.

 — Ух, ты! — восторженно проговорил Кэйо.

 — Тебе повезло парень, море дало тебе щедрый дар. Побла­годари его и ты.

 — Как?

 — Брось в воду что-нибудь, что дорого тебе.

 Кэйо кивнул и решительно скрутил с пальца простенькое ко­лечко, то самое, что осталось у него из прежней жизни, ког­да он был счастливым женихом. Размахнулся и бросил в во­ду, прощаясь с тем наивным мальчиком.

 — Пусть так… — прошептал он.

 — Поехали, время не ждёт…

 Камень Кэйо спрятал.

 Портовый город, куда они приехали, не отличался от других совершенно ничем, даже корабли были такие же, как и вез­де, покачивались на волнах, уныло повесив паруса. Кэйо они напоминали птиц со сломанными крыльями. Гораздо кра­сивее, когда гордые суда устремлялись в море. Старик при­вёл его на небольшой пузатый корабль, представил коренас­тому немолодому дядьке с обветренным лицом, и крепко об­нял на прощание. Кэйо даже показалось, что он прослезил­ся напоследок. Но нет, разве суровые моряки плачут? Это, наверное, ветер вышиб слезу из глаз старика.

 — Спасибо, — прошептал Кэйо, а потом долго смотрел вслед старику, когда тот уезжал по дощатому настилу вдаль, уводя на поводу серенького ослика.

 — Ну, пошли… — моряк ловко спустился вниз по узкой лес­тнице, и тут же поправил Кэйо, когда он так её и назвал. — Это трап, парень. А тут твоя каюта…

 Крохотная каморка, где всей мебели и было что гамак и сун­дучок, немного напугала юношу, и он чуть не попятился на­зад, но желание увидеть мир победило.

 — Спасибо, очень… уютно.

 Моряк хмыкнул, велел без дела по кораблю не шататься, на глазах команды без нужды не показываться, а то, мол, кра­сивый уж больно, мало ли что. Кэйо согласно покивал, ему и самому флотской любви было не нужно, и закрыл дверь за провожатым на задвижку. Сквозь небольшое окошко про­бивались лучи солнца, и Кэйо воспользовался им, чтобы рассмотреть свою находку повнимательнее. Пчела, навеки замурованная в камень завораживала своей необычной кра­сотой настолько, что его хотелось носить на груди, не сни­мая. Кэйо покрутил его в руках, потом порылся в своём меш­ке и вытащил оттуда кусок проволоки и шнурок. Старатель­но обмотал камень, соорудив что-то вроде ажурной колыбе­ли, и повесил на шею, тщательно завязав узелок, чтобы не потерять. Камень, нагревшись от тепла, вдруг стал слабо и приятно пахнуть, будто смола, пролежавшая целый день на солнце. Кэйо нравилось думать, что море приняло его, как своего, или хотя бы не отторгало, будто он ненужный при­шелец.

 — Ратха? — тихонько позвал юноша.

 Ответ не было: то ли дева-призрак наигралась и оставила его, то ли всё еще спит и появится, когда придёт время. Кэйо хотелось думать, что второе, без Ратхи ему было скуч­но. Резкий стук в двери немного испугал, в коридоре обна­ружился мальчишка лет пятнадцати в матросской курточке и синяком под глазом. Впрочем, скалился он вполне весело, видимо ничуть не огорчаясь по поводу своего украшения.

 — Ужин, — выпалил мальчишка и сунул в руки Кэйо миску с кашей. Сверху лежал большой кусок тёмного хлеба, а в дру­гой руке была бутылка с мутной жидкостью. — Ешь, посуду я заберу утром.

 Каша оказалась вкусной, хлеб свежим и ароматным, а в бу­тылке была молочная сыворотка. Кэйо, уже давно отучив­шийся привередничать, охотно всё съел.
 В окно светили звёзды, корабль покачивало на волнах, ка­чался гамак, качался Кэйо, пытавшийся уснуть в новых усло­виях. А ночью снова пришёл сон.

 Храм уже не был таким красивым, как в прошлый раз, сле­ды разрушений виднелись куда сильнее, как будто кто-то поднял землю под ним и встряхнул хорошенько. В куполе уже не только зияли дыры, местами он обвалился, и дожди, льющий с неба непрерывной стеной, почти залил пол. Че­рез проломы в стенах лезла густая поросль молодых деревь­ев, часть статуй была разбита, часть валялась на полу и ник­то их так и не поднял. Алтарь был расколот почти надвое ог­ромной кривой трещиной, а сбоку у него виднелись следы ударов. Видимо, кто-то хотел его разбить, не преуспел. Од­нако демон в центральной нише был невредим, только глаза у него почти потухли, сохранив огонёк в самой глубине. Унылым запустением веяло от храма, жутким ожиданием от демона. Он терпеливо ждал своего времени, зная, что ког­да-нибудь получит свою жертву и начнёт новый виток жизни на крови людей.