Некрасовская женщина

(Из цикла рассказов «Учебный год доцента Соньки Митиной»)

"...Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет".
Н.А. Некрасов


Шла выездная летняя практика. У Софьи Палны «на руках» было двадцать девиц и три парня. Шестеро первокурсников были еще несовершеннолетними, и Сонька несла за них уголовную ответственность, случись что… (Об этой ответственности, провожая смельчаков-преподавателей куда-нибудь на выезд, никогда не забывали радостно напомнить до цинизма невозмутимые институтские юристы). У практики был кирпичный домик посреди леса в Национальном парке с хлипкой деревянной дверью, но прочной металлической решеткой, а еще новенькая сосновая баня-теремок.

На тему «случись что» Митина больше всего боялась, конечно же, «местных». Когда она сама училась в институте, иной раз с выездных практик приезжали с фингалами не только студенты, но и мужчины-преподаватели. Ходили еще легенды, как один раз преподаватель ботаники забаррикадировалась с девчонками-студентками в полузаброшенной сельской школе, которую им отдали под базу практики, и три дня – без телефона – держала осаду, пока местной гоп-молодежи не надоело круглосуточно дежурить под окнами.


И вот, был пятничный душистый вечер. Мальчишки ушли на дальнее болото за пробами водорослей. Над изумрудной поляной кружили беспечные стрекозы, а на мураве в веночках из цветочков разлеглись на пенках-ковриках разморенные первокурсницы – обрабатывать данные геоботанических описаний. То была самая послушная студенческая группа на памяти Митиной. И она, как никогда, наслаждалась такой ежедневной пляжно-учебной идиллией…

Но тут неожиданно разнесся приближающийся звук мотора, смешанный с грохотом «музона», и из леса, зарываясь колесами в песок, газуя и фыркая, вырулила побитая «копейка». Митина холодеющей кожей почувствовала – как князь Андрей перед Аустерлицем: «Началось. Вот оно!» 

Стиснув зубы от страха и сосредоточенности, Митина бросилась к девчонкам, шипя и корча страшные рожи, погнала их в дом, приказав закрыться на решетку. Студентки, видя, что все действительно серьезно, скоренько подхватились и пестрой толпой засеменили к дому за спиной у Митиной. А Соня, скрестив руки и выпятив вперед нижнюю челюсть, пошла встречать «гостей».

Машина затормозила, двери ее распахнулись, едва при этом не оторвавшись. Водитель приглушил звук своей разудалой музыки. Из машины вывалилось два совершенно пьяных оболтуса лет двадцати, а внутри при этом осталось еще не меньше семи или восьми подобных персонажей, двое из которых, судя по визгу при торможении, были девицами. На строгий вопрос Митиной, что им нужно, оболтусы радостно проорали, что «мы приехали – с девками знакомиться!» При этих словах одна из девиц (откуда-то из толпы с заднего сидения), прицелившись в открытое окно «копейки», бросила в сторону Митиной окурком.


…И тут у Сони сорвало тормоза. Она, кстати, знала за собой эту особенность – мгновенно рассвирепеть, когда хамят или «наших бьют». Муж ей на это, бывало, поговаривал: «Вот ты нарываешься, а бить – меня будут!»

Но мужа рядом не было, Соня на этот раз была одна. Она, отчетливо осознавая, что вот она, наступает ее последняя минута, на глубоком вдохе, раздувая ноздри, медленно подняла окурок и швырнула его обратно в машину. Оттуда агрессивно заматерилось несколько голосов, и Соня краем глаза увидела, что та девица делает попытки тоже вылезти. Но грозная Митина, уперев руки в боки, набыченно стала надвигаться на одного из оболтусов, который был в два раза выше ее. С трудом подбирая слова, поскольку мысли подсказывали в тот момент исключительно матерные проклятья, Сонька, наконец, выдавила: «Девки – это у вас в машине. А у меня – несовершеннолетние студентки. Которых троньте – в тюрьме сгною. Поняли?!» И в довершение монолога она, треснув по машине кулаком со всей своей кошачьей силы, сорвалась на гневный крик: «А ну мотайте, откуда приехали! Чтоб духу тут вашего не было!!!»

Полагая, что на этом разговор и жизнь ее окончены, Соня неторопливо и гордо развернулась, ожидая удара по голове сзади, и увидела… Дружную шеренгу из своих первокурсниц, которые, оказывается, не послушались команды к эвакуации и стояли теперь за ее спиной – с такими же суровыми лицами и выпяченными вперед нижними челюстями. У старосты, крепкой и плечистой троечницы, в руке был походный топорик.

Население «копейки», немного погудев и поплевав, несколькими этажами матерных выражений выразило свою неоднозначную реакцию на происходящее, засыпало студенток и их сумасшедшую предводительницу окурками, закрыло двери, врубило «музон» и… уехало...

… В отчете по практике одной из бригад, в разделе под названием «Пожелания будущим практикантам» Соня потом прочитала: «Дорогие первокурсники, ради богов, оберегайте Софью Павловну от общения с местными жителями!»…


… Но это было еще не все. Девчонки, дружно отпраздновавшие свою победу над «местными» плясками у вечернего костра, решили «наказать» своих троих мальчишек, которые все пропустили,  велев им устроить на следующий день баню. Софья Павловна, конечно, тоже не возражала. И наутро девчонки, плотно позавтракавшие манной кашей, выстроились друг за дружкой и пошли на экскурсию по околоводной растительности, а парни остались в лагере – топить сосновую баньку-теремок.

Хорошо, что недалеко отошли, хорошо, что за изучением водных растений не ленились вволю купаться… Короче, через час в тростнике около Митиной раздался шорох, и из высокой травы высунулась кругленькая мордашка Сонькиной дипломницы, старшекурсницы, которая осталась дежурить по кухне:

– Софья Пална!.. А у нас тут проблема… Баня горит! – мило проговорила она своим тоненьким голосом.

– !!! – прохрипела что-то в ответ Митина и бросилась в тростники. За ней бросились и ее верные первокурсницы, машинально натягивая на бегу покрепче свои неистребимые веночки из цветочков.

Из дверей бани попыхивало широкими языками веселое пламя, в двери то бросались с ведрами, то выскакивали, словно черти из преисподней, двое мальчишек – оба, проклятые, – несовершеннолетние! Волосы на голове у Митиной от этого вида зашевелились не только от быстроты ее движения… Третий мальчишка, второгодник Виталик Самарцев, обладатель огромной курчавой шапки волос в стиле «Анджела Дэвис», выскочил из кирпичного домика с криком: «Да где эта чертова лестница?!» Из маленькой чердачной двери над парилкой бани-теремка, радостно закручиваясь, валил серый дым.  Мускулистые студентки в веночках, торопясь на помощь парням, стали обгонять Митину.

– Стоять!!! – заорала она на всю поляну. Уж чем-чем, а голосом она всегда была богата… Ей как наяву представилось, как в огне один за другим сейчас начнут гибнуть вверенные ей дети.

– Софья Пална, там на чердаке основной огонь, надо с чердака тушить! – прокричал Самарцев. – А лестницы – нет!

– Девчонки – за водой, Виталик – тащите мне ту корягу, которую вчера в лесу видели! Паша и Миша – вот вам телефон, лезьте на елку, звоните в контору Нацпарка и в пожарку! К огню никому не приближаться!  – заглянув в дверной проем бани, где по смолистым сосновым бревнам вовсю плясало пламя, стала размахивать руками и кричать на народ Митина, заняв позицию спиной к бане. Этим она как бы намекала, что пройти туда в одолевшем всех героическом порыве к пожаротушению можно только через ее труп.

Тем временем второгодник Виталик уже волок длинную, разлапистую корягу, а раскрасневшиеся девицы в веночках начали подбегать с наполненными ведрами и тазиками. Никто не хотел сдаваться, народ гудел. И тогда Митина решила пожертвовать совершеннолетним Виталиком…

– Окатите его водой, намочите футболку, замотайте ему шевелюру! Пускай тушит снизу! Подавайте ему воду! – проорала она, сдирая свою футболку и запихивая ее в ближайшее ведро с водой. – Только он – и больше никто!

Напялив мокрую футболку, Митина полезла по приставленной к стене вертлявой коряге к чердачной дверце. Дверца – после мгновения борьбы с ней – подалась, и взору Митиной предстала фантасмагорическая картина. Железная труба, которая шла, очевидно, от банной топки через чердак, была раскалена докрасна, ее обнимал до половины высоты большой горящий кусок рубероида, закрепленный вокруг трубы проволокой в несколько оборотов. «Полы» этого горящего куска, хвостами гауссоиды ниспадавшие на потолочное перекрытие вокруг трубы, были присыпаны крупными «бульками» керамзита. Доски перекрытия по щелям вовсю горели, рубероид на них кипел, а керамзит от этого смешно подпрыгивал и кувыркался.  Митина крикнула: «Воды!» – и принялась заливать себе путь к трубе. 

…Через полчаса приехали из конторы… По подкопченным смолистым бревнам бани, вяло переливаясь, уже змеился лишь белый парок. Красный Виталик нервно похохатывал, показывая красным девицам в пожухлых веночках, где больше всего горело. Красная Софья Павловна, уже кое-как спустившаяся с чердака, в это время недоумевала, оглядывая с земли корягу: как она по ней ухитрилась залезть на трехметровую высоту? Услышав звук приближающегося «Уазика», Митина вжала голову в плечи: вот сейчас ей достанется, вот сейчас насчитают ей из зарплаты!..

Выскочившие из машины переполошенные тетеньки с бледными лицами накинулись на студентов:

– У вас все живы?! Мы же вас не предупредили!.. У нас баню сделали с нарушениями, ее нельзя было топить!..

Митина осознала, что нагоняй будет не ей, а вот этим тетенькам, а заодно, наверное, и остроумцам-дяденькам с их рубероидом вокруг печной трубы. От души у нее почти отлегло. Но Митину, уже опомнившуюся от пожарной горячки, начал беспокоить еще один вопрос...
 
Вечером, отведя в сторону свою дипломницу, Софья Павловна, слегка краснея от смущения, глядя в сторону, тихо спросила:

– Олечка, а какая была моя первая фраза, когда я услышала, что баня горит?..

…Доцент Митина была воспитанным человеком и прилюдно матом, конечно, не ругалась. Мысленно – увы, случалось. Вслух – эпизодически и только наедине с собой, если что-то совсем уж допекало. Чаще она, как и многие другие, использовала всякие традиционные мато-заменительные слова и комбинации. А что, доценты – тоже живые люди… Но тут ведь была такая неожиданная ситуация, да еще и память отшибло…

Олечка мило улыбнулась и тоненьким голоском своим ласково ответила:

– Ёжкин кот!

Так последний камень той практики спал с души доцента Соньки Митиной.


Когда-то походные друзья из студенческой компании шутили про Митину: «Слона на скаку остановит – и хобот ему оторвет!» После тех памятных дней, героически проведенных на природе в кругу ее студентов, Соня поняла, что это была не шутка…

2016