Возвращение на остров. Часть III. Глава I

Часть III.

Наследник.

Глава I.


После возвращения из Египта, Дик с нетерпением ждал весны. Дуглас уже давно был для него единственным близким человеком, и женитьба «Дяди» стала в определенном плане неожиданностью. Игра, которIую Дуг затеял прошлым летом, казалось, делала такое развитие событий совершенно невозможным. Дик знал о «Летучем Голландце», знал куда пропала Речел, и после всего этого близкий союз с семейством де Гре и Теодоракисом, казался ему абсолютно невозможным. Однако это случилось. Лиз стала женой Дуга, да и Тесса играла не меньшую роль в этом семействе. Ко всему прочему не приходилось удивляться, что и теща имела какие-то права на новоявленного супруга дочерей.

Дуглас не скрывал от «племянника» что ожидает появление семейства де Гре на острове уже в начале марта, и Дик с замиранием сердца ждал прибытия на остров сестер. Нет, никакого любовного влечения к близняшкам он не испытывал и воспринимал их, скорее, как близких подруг, с которыми была бессмысленной показная скромность. Обе они были его любовницами в свое время, и если в начале Лиз преподала ему жестокий урок, то затем он сполна расквитался с ними за это. Но эта победа оставила в его душе только чувство вины перед этими женщинами, тем более что мечтал он не о них.

Вивьен! Шестнадцатилетняя красавица была пределом его мечтаний, и неожиданная женитьба «Дяди» вдруг сделала практически несбыточную мечту вполне осуществимой. Дуглас явно имел влияние на свою тещу и Дик мог надеяться на благосклонность с ее стороны. Однако он понимал и то, что, по крайней мере, еще два года не могло идти и речи об их браке. Да и помолвка была под большим вопросом, и это тревожило его тоже. Два года казались чудовищно большим сроком. Он не хотел верить, что возлюбленная его разлюбит за это время, но была еще ее сестра, и хотя Марго всегда говорила, что помогает им бескорыстно, Дик помнил, что и она стала его любовницей.

- Так ли бескорыстной была Маргарет в те дни? Ведь на последнем свидании она говорила о любви.  Да и сам он, мечтая о Вивьен, неминуемо вспоминал свои минуты близости с ее сестрой. Устоит ли он, если Маргарет встанет между ним и Вивьен?

Дик с ужасом понимал, что обе девушки ему бесконечно дороги и сохранить верность своей избраннице он сможет, если только ее сестра поможет им. Во всех других случаях у Марго были явные преимущества перед младшей сестрой. Если бы Маргарет захотела, Дику бы пришлось довольно быстро сдаться на милость победителя.

Дик этого боялся, и каково же было его состояние, когда Дуглас сообщил, что в конце февраля семейство де Гре обоснуется на острове. Самым главным для него стало то, что вместе со старшими сестрами и их матерью на острове должна была появиться Маргарет. Вивьен и Берти   учились в пансионах и их ждали не раньше лета. В течение нескольких месяцев Марго будет безраздельно им владеть и если она потребует от него любви, отказать ей он не сможет. Единственным средством сохранить верность подруге для него было избежать встречи с ее сестрой, хотя бы до появления Вивьен на острове, а в этом мог помочь только «Дядя». Пришлось честно признаться ему в своей слабости.

Дик ждал насмешки, но Дуглас неожиданно принял просьбу юноши всерьез:

- Я тебя хорошо понимаю! Сам оказался в таком же положении. Благо сестрицы договорились между собой. Иначе на мир в моем семействе рассчитывать не приходилось бы. Ну, давай уберем пока тебя с их глаз долой, а там посмотрим.   

Значит Маргарет?..  А что дальше? Пусть Вив будет рядом, но и Маргарет будет тут же. Ты в прошлом году завязал крепкий узелок, и как его развязать я не знаю.

Сразу же с появлением семейства де Гре на острове стало понятно и положение в семействе «Дяди» - его теща была явно беременна и Дик имел все основания предполагать, кто был отцом будущего ребенка. Впрочем, и Дуглас не делал из этого секрета. Он прямо сказал, что ожидает рождения близнецов, которые будут объявлены детьми его и Лиз. Дик напомнил Дугу о своей просьбе, и сразу же был прикомандирован к Гюнтеру в качестве непосредственного представителя «хозяина острова». Пока же, не вдаваясь в подробности, он дал понять юноше, что тому предстоит довольно интенсивная работа, связанная с агентурой Макдедли по всему миру. Предполагались контакты с немцами, и поэтому помощь Гюнтера была просто необходима.

Гросс был искренне рад такому решению Макдедли. Чувство радости не оставляло моряка все это время с начала года. Джин стала его женой и перебралась из Лондона на остров. Впервые за долгие годы друг почувствовал себя семейным человеком. Ну а то что молодой человек, которого он любил как брата, оказался на долгое время рядом, тем более поднимало ему настроение. Да и Джин, которая еще со времени их первого любовного свидания считала Дика своим близким другом, помогла ему довольно органично влиться в это семейство. Дик не скрывал, что ему приходится избегать встреч с де Гре и ее дочерями, и Гюнтер сразу же предложил ему поселиться в гостевой комнате его коттеджа.

Коттедж - свадебный подарок Макдедли семейству Гросс, был одним из первых, построенных для специалистов и их семей на окраине строящегося городка. Небольшая, но удобная вилла стала на несколько месяцев домом и для юноши. Где-то про себя он мечтал о чем-то подобном. Жить в поселке на горе не рассчитывал, но получить такой же свадебный подарок надеялся.

Молодая жена капитана вела себя с приятелем предельно расковано. Но той грани, которая бы дала повод для ревности мужу никогда не переступала. Да и Дик ничего кроме чувства искренней благодарности к ней не испытывал. Впрочем, да и времени у него на эти глупости не было. «Феникс» почти все время был в плавании, и короткие дни домашнего уюта были большим праздником. К тому же, таких дней становилось все меньше.

Сразу после встречи со Скорцени, Дуглас собирался отправить Дика в Европу, Он был вместе с Макдедли в Александрии, и поэтому хорошо представлял всю сложность и опасность предстоящей сделки. Надо было максимально исключить неожиданности, и перед Диком была поставлена задача собрать все возможные сведения о деятельности Германии в Антарктиде, особенно перед войной и во время нее. Кроме того, представляли интерес все операции, которые проводили в Антарктике Англия, Америка и Россия, как во время войны, так и после ее окончания.

Дику предстояло встретиться с очень влиятельными людьми не только в Европе, но и в обеих Америках. Более того сведения, полученные от агентов в Аргентине, Чили и Парагвае многое сильно прояснили, но это было уже позднее, а пока этим агентам задание надо было дать, и здесь не малое значение имели зеленые бумажки с портретами американских президентов, которыми «Дядя» его обильно снабдил.

Неподдельный интерес к заданию Макдедли проявил и Гюнтер. Он сам, тогда только получивший офицерские погоны, был участником странных событий, связанных с подготовкой Антарктической экспедиции капитана Ритшера.  Моряк хорошо помнил спектакль, разыгранный в тридцать восьмом году вокруг этого события.

Молодой офицер был одним из кандидатов для зачисления в экипажи кораблей эскадры «А», для выполнения какого-то особого задания партии. Собственно, то что он не был членом НСДАП, и помешало ему стать участником экспедиции. В ее состав попадали, как правило, эсэсовцы или, как минимум, члены партии. Несправедливость оставила зарубку в памяти и острое чувство интереса ко всему с этим связанному. А вокруг экспедиции творились, воистину, забавные вещи. Официально считалось, что антарктическая экспедиция покинула Гамбург семнадцатого декабря тридцать восьмого года. Однако, все было совершенно не так.

Экспедиция, в обстановке абсолютной секретности, вышла в море еще в конце июня и не на одном корабле. В Антарктику ушла целая эскадра под кодовым названием «А», и состояла она из четырех кораблей. В ее составе был и первый германский авианосец, членом экипажа которого мечтал стать Гюнтер.

Кстати, авианосец в те дни Гюнтер видел в последний раз. В начавшейся через год войне этот мощнейший корабль участия не принимал. Более того, многое было сделано, что бы о нем забыли совершенно. Очень скоро стали говорить, что так и недостроенный «Граф Цеппелин» единственный корабль такого класса, строившийся в Германии. Моряку, еще курсантом, облазившим все палубы «Манфреда фон Рихтхофена» было смешно это слышать, но приходилось держать язык за зубами. «Подписка о неразглашении», взятая с него в свое время, и пропавшие бесследно знакомые, которые этому значения не придали, были весомым аргументом не вспоминать о пропавшем авианосце все эти годы. То, что уход эскадры был покрыт покровом секретности Гюнтера не смущало, это было обычной практикой того времени.
 
Три других судна к началу войны в Фатерланд вернулись, и моряк видел их не однажды. То, что он чуть не стал участником какого-то фарса, Гюнтер понял, когда в конце тридцать восьмого опять увидел «Корморан» Ритшера в гавани Гамбурга.

Теперь судно, почему-то, называлось «Швабеланд» и с большой помпой отправлялось исследовать все туже Антарктику. О трех других кораблях не было ни слова, но и ледокол «Фафнир» и лайнер «Алберт Лео Шлагетер» во время войны он встречал неоднократно. А вот авианосец «Манфред фон Рихтховен» в списках флота так никогда и не появился.

«Швабеланд» с триумфом вернулся в Гамбург двенадцатого апреля тридцать девятого года. Ритшер докладывал лично Герингу о подвиге его летчиков, пролетевших тысячи километров над антарктическими льдами, и застолбившими для Германии сотни тысяч квадратных километров новых территорий. Для одного гидросамолета, которым был оснащен корабль Ритшера, за месяц работы - это было настоящим подвигом, но Гюнтер не сомневался, что основную работу выполнили самолеты с «Рихтхофена» и не за один месяц.

Начавшаяся война сделала для Гюнтера предвоенные события пустыми и никчемными. Боль потерь, тяжелый труд солдата, отодвинули воспоминания о предвоенном фарсе в самые дальние уголки памяти. Ну а унижение пережившего военный крах солдата – моряка, отдавшего всю свою жизнь морю, безнадежность послевоенных лет, казалось, совсем стерли «дурацкие» воспоминания из его памяти. Дик, не скрывавший от друга суть порученного задания, всколыхнул память Гюнтера, и неожиданно для себя получил целый ряд направлений, по которым в дальнейшем пришлось работать агентуре.
 
С согласия «дяди» и за его подписью, еще до Барселоны, Дик разослал распоряжения агентуре по всему миру. Его интересовало все, связанное с Антарктидой в довоенные и послевоенные годы. Посещение столицы Каталонии многое прояснило, но детали подлинной истории ему пришлось добывать самостоятельно.

***

Барселона стала для Дика шоком. Макдедли впервые назвал его своим сыном. «Дядя» превратился в отца и, Дик впервые, по-настоящему, осознал, кого Дуг видит своим приемником. Как изменился его статус, он понял уже по тому, что Скорцени подал ему руку и разрешил называть себя Отто. Даже старый друг Гюнтер, казалось, немного отдалился от него, и потребовалось некоторое время, чтобы вернуть их отношения в прежнюю колею.  Хотя в эти дни всем было не до того. Через месяц подводные корабли должны были выйти в море. Дик так уставал, что с некоторым ужасом понял, что не вспоминает ни только о Марго, но даже и о любимой Вивьен.

 Первые две недели он с «отцом» вообще не поднимался на поверхность – ночевали в апартаментах Дугласа, в чреве горы. Ближайшим же им помощником стал эсесовец, оказалось, что Карл лучше всех знает, где на складах находится необходимое   им оборудование. Кроме того, было много работы и в подземной гавани. Здесь Дуг прямо приказал Дику тщательно изучить и зафиксировать все, что Шварц сделает, приводя в рабочее состояние транспортную субмарину.

К счастью Скорцени не солгал, все, что делал Карл, точно соответствовало письменным инструкциям, которые наци им передали. Субмарина оживала. На малых ходах, прямо в гавани, проверили главные машины корабля. Проверяли оборудование, оружие, средства связи и обнаружения противника, но настоящая проверка была возможна только в море на серьезных ходовых испытаниях. Ровно через две недели лодка погрузилась в подземной гавани, и, не всплывая, вышла в открытое море.

Уже сам выход из подземной гавани в море огромного подводного корабля был событием. Шварц оживил не только подводный транспорт. Его коды и перфоленты позволили наладить работу всей сложнейшей системы навигационного оборудования поземной гавани. Для того, чтобы выйти из гавани, а позднее и вернуться в нее не требовалось    мастерства капитана и рулевых. Системы приборов на входе в подземелье и их аналоги на субмарине делали это в автоматическом режиме, и вахтенные офицеры только сверялись с показаниями сонаров.

Трое суток ходовых испытаний лодки в открытом море запомнились Дику на всю жизнь не меньше, чем прошлогоднее плавание на семерке. Впервые в жизни он оказался на глубине больше двухсот метров. Он сразу вспомнил рассказы подводников в том плавании о плачущих сальниках, вылетающих из гнезда заклепках, лопающихся трубах, но ничего подобного не произошло.  Субмарина спокойно выдержала испытание и, Иоганн одобрительно покачивая головой сказал, что, не сомневаясь, опустится в ней и на большие глубины. Все были удовлетворены испытаниями, и лодка вернулась в поземную гавань.

Долго отдыхать Дику не пришлось. Ровно через двое суток «отец» приказал Дику перейти на подводный крейсер, которому предстояли такие же испытания. Иоганн опять был командиром, а Дик должен был привыкать к роли его старшего помощника. Своего помощника Вайс потерял, Дуг решил взять командование транспортом на себя, и ему был нужен опытный подводник в помощники. Он сам в это испытательное плавание не собирался и все свои полномочия передавал «сыну». Карл опять должен был проверить все системы, коды от которых привез с собой, а Иоганн не только опробовать крейсер на ходу, но и испытать его оружие.

Вайс всерьез воспринял приказ Макдедли и сразу же начал обучение своего нового «старшего помощника». Он не рассчитывал за несколько дней сделать из летчика моряка, тем более подводника, но свои основные обязанности Дик должен был усвоить. В эти дни для юноши стало главным освоиться в центральном посту лодки. Основным учителем был конечно Иоганн, но и командиры боевых частей, акустики, рулевые, электрики, механики и минеры    долго и подробно рассказывали, и показывали ему свое хозяйство. Немало помогал и Шварц. Практически все, что касалось систем управления оружием, было выведено на вычислители, и Карл счел нужным в первую очередь обучить этому Дика. Всему, чему он смог научиться, ему представилась возможность продемонстрировать уже в ближайшее время.

В последний день плавания Иоганн лично проэкзаменовал Дика на его знание центрального поста. Особое внимание он обратил, на то, как хорошо ученик освоил системы управления торпедным оружием. Только тогда ему сказали, что задумал капитан. Морской волк решил отработать торпедную атаку на реальное судно. По сути, это было очередной авантюрой. Теперь ни погружение на предельные глубины, ни бешеные гонки под водой, ни часы плавания со шноркелем Дика не волновали так, как предстоящая атака, какого-то корабля.
 
Вайс долго выбирал цель и оживился только тогда, когда акустики сообщили, что слева по курсу слышны винты сторожевика. Видимо, капитан счел, что появился достойный соперник. Сонар сторожевика не работал или был значительно слабее акустической станции крейсера, и Вайс начал игру с беспечным противником.

По широкой дуге, стараясь не попасть в зону сонаров врага, на максимальной скорости субмарина обогнала свою жертву и снизила обороты винтов до самого малошумного хода. Теперь ждали, когда станции наведения захватят цель.  Шварц стоял рядом, контролируя работу приборов, но Иоганн обращался только к своему «старшему помощнику».

- Дик на товсь! – Наконец приказал капитан.

Юноша уже хорошо знал предназначение этих кнопок, лампочек и циферблатов, но где-то «под ложечкой» защемило. От одной из этих кнопок зависела судьба корабля. Наконец вычислители показали, что цель захвачена и прозвучала команда:

- Первая, пли! – У Дика отлегло от души. В первых двух торпедных аппаратах были учебные торпеды, которые нанести вреда кораблю не могли.

Торпеда неслась к беспечному сторожевику, казалось, бесконечно долго, хотя всего через несколько секунд пришел сигнал, что она захватила цель, а еще через несколько мгновений подтверждение касания. Оружие сработало безукоризненно. Акустики зафиксировали какой-то переполох на корабле противника, но это уже серьезного значения не имело. Торпеда, выполнив свое дело, ушла на максимальную глубину. И теперь она будет дожидаться своего часа, пока по команде с лодки не всплывет на поверхность и ее можно будет выловить.

- Ну что же, с боевым крещением тебя! – Иоганн похлопал Дика по плечу.  Считай, что ты отправил на дно свой первый корабль.  Для меня это был бы уже двадцать третий.  Поверь, ты счастливчик, что начинаешь с такого оружия. Наши старушки семерки были настоящими гробами по сравнению с этой красавицей. Да и для того чтобы всадить торпеду в борт этой посудине пришлось бы подойти   в два раза ближе, а эта большую часть работы сделала сама. Мне не пришлось даже поднимать перископ. Однако, пока они соображают, что с ними произошло пора смываться, - и уже обращаясь к рулевым, приказал:

- Деферент на нос, глубина пятьдесят, курс 156 самый малый, пока не оторвемся, - и опять обращаясь к Дику, добавил. -  Нет, ну ты посмотри! Мы делаем около четырех узлов, а нас не слышно! Да если бы я смог выйти в море на этой лодке в сорок четвертом. Мой бы счет удвоился, а, впрочем, к чему? Войну проиграли на суше!

На сторожевике, похоже так и не поняли, что ударило их в борт. По крайней мере, курс он не изменил, и субмарина довольно быстро оторвалась от него. Только тогда Иоганн поднялся на перископную глубину и осмотрелся. Сторожевик ушел, и можно было вернуться на место торпедной атаки. Торпеда по команде всплыла и благодаря радиомаяку ее нашли довольно быстро.

Первые испытания крейсера можно было считать успешными, и субмарина, нырнув на перископную глубину, рванулась к знакомому острову.

***

Дуглас и Гюнтер встречали лодку на пирсе подземной гавани. Вайс первым сошел на берег и отрапортовал о прошедших испытаниях, однако «отца» явно больше интересовало мнение о них Шварца. Нацист вытянулся в военном приветствии и фактически подтвердил слова командира корабля:
- Господин коммандер! Лодка в хорошем состоянии, все системы работоспособны. Судно, вполне, готово к дальнему походу.

- Корвете капитан, спасибо за службу. Этот поход был удачен благодаря, и вашим усилиям. Надеюсь, что за ближайшие две недели мы закончим комплектование и погрузку вашего заказа и не позднее середины мая выйдем в море.

Вся эта суета с испытаниями лодок отвлекла Дика от его основного занятия, и только теперь он получил возможность проанализировать материалы о немецкой Антарктиде, поступившие за это время. В основном все это были открытые источники, и они подтверждали, что экспедиция капитана Ритшера началась в декабре тридцать восьмого года и окончилась в апреле тридцать девятого.

Слухи о еще двух экспедициях до конца этого года реального подтверждения не имели. Английский флот перекрыл Атлантику к концу года для надводных кораблей, но судно, взявшее себе старое имя «Швабеланда» «Карморан» уже как рейдер, успешно разбойничало в южных морях еще два года. Значит, хотя бы еще один рейс к берегам Антарктиды оно могло совершил, правда, уже без капитана Ритшера.

Фигура капитана Ритшера оказалась куда более интересной, чем Дик считал раньше. Альфред Ритшер был родом из семьи простого рабочего. Морскую карьеру он начал, когда юношу призвали во флот. Начавшуюся Первую мировую войну он встретил матросом «Флота Открытого моря», который в качестве вспомогательных крейсеров активно действовал по всему мировому океану. Ритшер оказался талантливым человеком и к концу войны уже был морским офицером, что в то время, само по себе было чудом для выходца из рабочей семьи. Однако, после краха Германии в той войне, ему места в военном флоте не нашлось, и он ушел в торговый флот, а с двадцать третьего года почти десять лет занимался китобойным промыслом в полярных морях, главным образом у берегов Антарктиды. Бывший кайзеровский морской офицер в это время зарекомендовал себя как опытный ледовый капитан, которого знали и уважали многие полярные исследователи.

За годы плавания у берегов Антарктиды он не просто занимался китовым промыслом, он изучал ледяной континент и убедился, что он скрывает много нераскрытых тайн и раскрыть их становится целью его жизни. Наблюдений и впечатлений скопилось на целую книгу, и в тридцать первом году Ритшер ее опубликовывает. Кстати, тогда же он становится членом НСДАП. Моряк искренне считал, что только Гитлер способен поднять Германию с колен, на которые ее поставил позорный Версальский договор.

И, действительно, случай всерьез заняться Антарктидой ему представился, когда к власти пришел Гитлер. Командующий «Кригсмарине» Редер, который был намерен проводить операции по всему миру, понимал, что опыт моряка-полярника очень нужен, и Ритшер возвращается на службу во флот. Однако, его знания оказались нужны многим, и он быстро оказывается в ведомстве адмирала Канариса, который поручает ему третий оперативный отдел Абвера. Впрочем, и там он долго не задерживается. Уже в тридцать четвертом году его командируют, как эксперта от флота, в только что созданную межведомственную группу «А», где он начинает подготовку экспедиции в Антарктиду.

К своему удивлению Дик узнал, что уже в сентябре тридцать пятого года Альфред Ритшер, все на том же «Карморане», отправляется к берегам Антарктиды. Эта малоизвестная экспедиция продлилась около восьми месяцев и только в апреле тридцать шестого года «Карморан» вернулся в Бремен. Возвращение Ритшера никак не афишировалось, но у причала его ждал сам Рудольф Гесс. Для Дика все дальнейшие комментарии стали излишни. Все, что было связано с Антарктидой, в Рейхе обрастало какой-то чудовищной тайной.

Тайной было покрыто и все, чем занималось судно под именем «Корморан» с конца тридцать девятого по ноябрь сорок первого. Сведения, пришедшие из Австралии, Дика озадачили еще больше. Они, казалось, противоречили мнению Дугласа о последнем бое этого судна. Агентами было прислано подробное описания боя «Корморана» с австралийским океанским крейсером «Сидней», которое было в открытой печати. В целом, по сообщениям пленных немцев, события развивались примерно так.

Девятнадцатого ноября сорок первого года, занимавшийся постановкой мин у западного побережья Австралии, немецкий рейдер «Корморан» заметил австралийский крейсер «Сидней», который патрулировал этот район. Рейдер маскировался под голландское торговое судно «Страат Малака» и попытался избежать встречи с ним, но когда стало ясно, что оторваться не удается, капитан «Карморана» поднял команду по тревоге и стал готовиться к бою. Он делал все, чтобы затянуть время и не отвечал на запросы австралийца.

Командир крейсера Джозеф Бернет верил, что имеет дело с мирным голландцем и допустил роковую ошибку, сблизившись с рейдером на расстояние менее восьмисот метров. Крейсер потерял главное свое преимущество, дальнобойность своих орудий, и командир «Корморана» Теодор Детмерс воспользовался этим сполна.  На мачте рейдера взвился германский военно-морской флаг, и его артиллерия первым же залпом уничтожила капитанский мостик, с системами управления огнем, и две носовых башни крейсера. Последовавшая за этим торпеда поразила борт «Сиднея», а артиллерия «Корморана» добила кормовые башни главного калибра корабля.

Австралийцы смогли отвечать только из сохранившихся орудий, но немец занял самую выгодную позицию, и их слепило солнце. Неудачными оказались как залп четырьмя торпедами, так и попытка таранного удара – крейсер промахнулся и прошел за кормой рейдера, который непрерывно поливал его артиллерийским огнем. «Сидней» начал уходить на юг. Он весь горел, разрушения были чудовищны, и артиллерия крейсера уже не отвечала. «Карморан» прекратил стрельбу только когда крейсер вышел из досягаемости его орудий.

Однако, и ему досталось, он потерял ход и в машинном отделении начался пожар. Практически все шлюпки были разбиты. Пожар нечем было тушить, аварийные системы вышли из строя и огонь подбирался к артиллерийским погребам с сотней морских мин. Детмерс приказал оставить корабль. Он забрал с собой флаг «Корморана» и последним покинул его борт.  Рейдер взорвался менее чем через полчаса после того, как его покинул капитан. Вместе с ним на дно ушли восемьдесят погибших немецких моряков. На спасательных плотах и резиновых лодках триста семнадцать членов экипажа вполне благополучно достигли австралийского берега, где без боя сдались в плен.  Ни один из членов экипажа «Сиднея» не спасся. Вместе с крейсером австралийцы потеряли шестьсот сорок пять моряков.

Дик, в общих чертах знал об этом бое еще со слов Дугласа, но теперь появилась информация в корне противоречившая его мнению. Рейдер «Карморан» в прошлом был дизельэлектроходом «Штаймарк» и, значит, никак не мог быть «Кормораном» Альфреда Ритшера. Да и из справочников получалось, что «Швабеланд» спутать с «Штеймарком» было совершенно невозможно – это оказались абсолютно разные суда. Информация была важной, и пришлось срочно разыскивать «отца».

Не дожидаясь пока они устроились в подземном кабинете Дуга, Дик прямо с порога огорошил его:

- Знаешь, «Карморан» потопивший «Сидней», это не «Швабеланд» Ритшера. «Кормораном» назвали вспомогательный крейсер переделанный из дизельэлекторхода «Штаймарк». Вот их фотографии.

Сообщение Дика застало Дугласа врасплох, и он долго разглядывал   фотографии.

- Интересно, но что-то здесь ни так. Впрочем, «Швабеланду» действительно было трудно сойти за простого торговца. О его походе знали все моряки мира. Катапульта, самолет – все слишком узнаваемо. Если только все это демонтировать, но это после начала войны сложно. Однако, катапульту можно было замаскировать, а самолет разведчик был не малым подспорьем для рейдеров. К тому же никто из австралийцев «Корморан» в бою не видел, и все сведения о бое получены от пленных немцев. «Корморан» был тесно связан с Антарктидой и, соответственно, с немецкой базой, а, следовательно, немцам могло быть предписано в таком случае давать ложную информацию о судне. Хорошо, это как вариант.

 Но можно предположить и то, что до начала войны Ритшер ходил в Антарктиду на новом «Корморане». Нужно было перевезти на базу много грузов и, гораздо больший по водоизмещению дизельэлектроход хорошо подходил для этого. К тому же сделать из него рейдер должны были еще до войны. – Дик с этим не мог не согласиться:

- Ты прав! Под обличием нейтрального грузового судна проскочить в южную Атлантику в тридцать девятом и даже в сорок первом еще было возможно, даже после начала войны. Кроме того, рейдер так лихо разделавшийся с «Сиднеем» был не плохим подспорьем в антарктической эскадре немцев. 

  - Дик, более того, может быть самым важным. Знаменитый «Пингвин» пиратствовал там не один год, а вот показать авианосец было рискованно. На охоту за ним стянулись бы к Антарктиде все флоты союзников.

Дик тут же подхватил:

- За ним, а значит неминуемо, и за базой. А знаешь, в пиратстве рейдеров был свой смысл. Подводными лодками в Антарктиду не навозишься, по крайней мере до тех пор, пока не построили большие транспортные субмарины. «Корморан» недаром прозвали «Истребителем торговли», только зачем топить то, что так было нужно антарктической базе? Ведь о гибели кораблей знали только из панического радио капитанов, на которых в упор были направлены орудия «Корморана». Ни кораблей, ни команды никто больше не видел, а ведь их могли преспокойненько разгружать у берегов Антарктиды, да и рабы для работ на базе были не лишними.

- Дик, ты опять прав! Да и корабли могли еще долго ходить под новыми именами, снабжая эту базу. Возвращаться в свои порты и тем более в воюющую Европу им было не к чему. Так что рейдер назвали не случайно, он был продолжателем дела того первого «Корморана» капитана Ритшера и присматривал за целым торговым флотом, снабжавшим базу.

То, что у него была серьезная база снабжения, говорит и наличие в последнем плавании на его борту больше сотни морских мин, не говоря уж о полном боекомплекте к орудиям. «Корморан» разбойничал в Индийском океане не меньше года, и пополнял все это время запасы из стабильного источника. Лучшей базы, чем антарктическая цитадель придумать было невозможно. Все нормальные моряки, без дела, и носа не совали в эти районы. Ну, а любопытные пропадали бесследно.

Дик, ты молодец! Об этой стороне пиратства я как-то не подумал. Ведь каждый новый корабль был не только перевозчиком груза. Если немцы строили что-то серьезное, каждый корабль — это машины и механизмы, огромное количество электрики, топливо и даже просто металл корпуса. Тысячи тонн материалов для нужд строителей базы. Надеюсь, все это мы скоро сможем проверить.

Дик предстоит долгое плавание. Я беру на себя командование транспортной лодкой, ты будешь смотрящим при Вайсе. Все экипажи более чем на половину будут укомплектованы японцами. Накано уже нашел среди них даже специалистов-подводников, но все же ключевые посты займут немцы, японцев будем учить неспешно в походе.

- Ты не доверяешь   Иоганну?

- Я безоговорочно верю Гюнтеру! Надеюсь на Вайса, но ручаться за всех… не могу! Мы идем в гнездо нацистов, мало ли, что может случиться?

Конечно это перестраховка, но… 

Ладно! Я написал завещание и документы, по которым признаю тебя своим сыном, по нему ты получишь половину всего, чем я владею. Немного достанется Гюнтеру, Накано и Саэко, но оставшаяся часть будет поделена между Лиз,  Тесс  и моими детьми. Моими душеприказчиками в твое отсутствие становятся те же Гюнтер, Накано и Саэко. Я понимаю, как мы рискуем, но отступать нам некуда. В этом походе безгранично я могу доверять только тебе. Поэтому, мы идем на разных кораблях. Ты на боевой лодке и у тебя больше шансов вырваться.

Впрочем, пока наци явно заинтересованы в хороших отношениях с нами, и я надеюсь, обойдется.

Да! Это приказ - не вздумай «лезть на рожон», если со мной, что–либо случится. Твое дело вернуться на остров.

Дик только теперь понял, насколько опасно то, во что его втянул «отец». Дуглас не шутил, он действительно делал его наследником этого огромного предприятия, под названием «Остров». Дуг не мог не заметить, что огорошил парня.

- Что нахмурился? Мой дорогой - это жизнь! В общем, к делу. Продолжай собирать материалы об Антарктиде. Разошли инструкции. Пусть не забывают об экспедиции Берда в сорок седьмом. Интересно все, что там творилось и в отношении других стран.

Со мной ли, без меня ты должен владеть всей информацией. Это самый надежный гарант твоей безопасности и безопасности острова.

Да, когда де Гре узнают, что ты мой сын, у нас будут все основания посватать Вивьен.

Эта мысль уже приходила Дику в голову, но то, что «отец» озвучил ее, говорило только о том, что он серьезно думает о союзе юноши с семейством аристократов. Лишь в этот момент Дик осознал, что усыновив его Дуг передавал ему и дворянство. Да женитьба на Вивьен пока была невозможна, но помолвка при согласии матери могла состояться. Однако, об этом можно было говорить только после возвращения из похода. Возлюбленная была еще в Англии, да и к ее матери он рискнул бы обратиться, только после того, как стал бы «братом» новорожденных братьев или сестер.

Честно говоря, мысль о помолвке отодвинул сразу. Через две недели уходили в дальний и, по-видимому, опасный поход. Морочить голову девушке было не честно, да и круговерть подготовки к плаванию занимала все свободное время. Дик решил, что к выходу в море, субмарину будет знать не хуже   ее капитана.

***

Работа на кораблях кипела, но внешний мир жил своим чередом и, в эти дни стала поступать информация и об американских экспедициях в Антарктиду. По сути, сухие официальные отчеты о тысячах квадратных километров аэрофотосъемки, маршрутах, пройденных экспедиционными отрядами навивали скуку, но у этой информации была другая более интересная сторона – зачем американцам было посылать на территорию «Новой Швабии» такой мощный военный кулак?   Практически все объясняющая информация касалась экспедиции адмирала Ричарда Берда.
 
По официальной версии, в начале февраля сорок седьмого года к берегам Антарктиды прибыла американская эскадра. 68-е оперативное соединение ВМС США под командованием адмирала Ричарда Крузена начинало операцию «Высокий прыжок». В составе эскадры было тринадцать боевых кораблей, в том числе: эскортный авианосец типа «Касабланка» «Филиппин СИ», ледокол «Норсуинд» и подводная лодка «Сеннет», кроме того около тридцати самолетов и четыре тысячи семьсот человек личного состава. Общее руководство экспедицией осуществлял известный полярник, адмирал Ричард Эвелин Берд. Его флагманским кораблем в этом походе был «Маунт Олимпус».

Экспедиция начала активное обследование континента, но неожиданно была срочно свернута и 1 марта оставила ледовый континент. 7 марта основные ее силы прибыли в порт Велингтона. Вместе с ними были эвакуированы, и полярники из «Новой Америки».

В январе сорок восьмого года уже 39-е оперативное соединение ВМФ США начало у берегов Антарктиды новую экспедицию получившую кодовое название «Ветряная мельница», под командованием Джерольда Кетчема. Все, что касалось этих экспедиций, было скрыто покровом глубокой тайны, но пронырливые журналисты кое-что разузнали.

Оказалось, что экспедиция Берда потеряла, как минимум, один корабль, тринадцать самолетов и не меньше сорока человек личного состава. Информации о потерях экспедиции сорок восьмого года не было, но то, что стало известно о Берде, уже само по себе говорило о многом. 

Первым о потерях четвертой американской Антарктической экспедиции  сообщил бельгийский научно-популярный журнал  «Фрей», а затем западногерманские «Дэместиш» и «Бризант». Карел Лагерфельд сообщал, что по возвращении Ричард Берд предстал перед президентской спецкомиссией, где было констатировано, что корабли и самолеты экспедиции подверглись нападению. На этом заседании Берд заявил:

«США необходимо как можно быстрее принять защитные акции против истребителей противника, совершающих вылеты из полярных районов. В случае новой войны Америка может подвергнуться атаке врага, обладающего способностью летать с одного полюса на другой с невероятной скоростью».   

В связи с этим не удивляло, что Америка в экстренном порядке начало переговоры с правительствами всех стран имевших хоть какое-либо отношение к Антарктиде, но показалось странным, что все это имело явную антирусскую окраску. В своей статье в журнале «Форин Афферс» бывший посол США в СССР Джорж Кеннан прямо писал»:

«Необходима скорейшая организация отпора непомерно выросшим амбициям Советов, которые… …торопятся воспользоваться своими военными и политическими победами для насаждения вредных идей коммунизма не только в Восточной Европе, но и в …далекой Антарктиде.»

 Заявления высших чиновников правительства США явно задели Сталина, и тот в довольно жесткой форме напомнил, что ледяной континент был открыт Российскими мореплавателями, что дает СССР не меньшие с остальными странами права на этот континент. Сталин поторопился принять еще какие-то меры, и Америке пришлось отступать. Вынужденный уйти в отставку государственный секретарь Трумэна Джеймс Бирнс с раздражением заявил:

«Проклятых русских оказалось невозможно испугать. В этом вопросе они победили».

В связи с этим более понятной стала информация, что начиная с сорок шестого года, в антарктических водах околачивалась целая флотилия советских судов во главе с трофейной плавбазой «Слава». У Кергелена видели русскую подводную лодку, а в Мар-Дель-Плата становились на мелкий ремонт эсминцы. Не только немцы, но и русские создали серьезный военный противовес американцам в этом районе.

Впрочем, страсти там не утихли и в настоящее время. Дика заинтересовала информация о новой экспедиции американцев, которая должна была состояться в этом году. В «Глубоком вмерзании-1» должен был участвовать 43-й морской отряд особого назначения, в состав которого входили: семь кораблей, пятнадцать самолетов, батальон морской пехоты на вездеходах. А всего в операции должно было принять участие, тринадцать кораблей и более четырех тысяч двухсот   человек личного состава.

Дик был уверен, что вся собранная информация важна, но старался не торопить «отца» с серьезным ее обсуждением.  Дуглас, кроме подготовки похода, был крайне занят делами собственного семейства. Весь апрель у него был повод не встречаться с обиженными на него женщинами, но теперь, когда уходили в достаточно рискованный поход, не переговорить с ними он не мог.
 
Дуглас вызвал Дика к себе, очевидно, сразу после разговора с женами. «Отец» был не весел, однако, морщинки сосредоточенной тревоги на его лбу разгладились. Он явно сбросил какой-то груз со своих плеч.

- Привет Дик! Выходим в море послезавтра.

- Мы готовы. Ты виделся с Лиз и Тессой?

- Виделся… - Дуглас не помрачнел, скорее, на мгновение задумался. – Я перед ними виноват, но, вроде, мы друг друга поняли. Ладно! К делу. Что у тебя нового по агентуре.

Все, что довольно долго и подробно Дик рассказывал Дугу об операциях американцев в Антарктике тот выслушал, но большого интереса не выказал.

- Детали этих экспедиций важны и интересны, и могут понадобиться в дальнейшем, но в целом я все это знаю, занимался подготовкой конференции по Антарктиде. Есть что-нибудь еще?

- Есть. Русские! Они в тоже время были в тех же районах Антарктики. Целый флот. Китобойная база со стаей малых китобойных судов - это вполне официально, но кроме них, как минимум три эсминца и неизвестное количество подводных лодок – их не раз засекали в районе Кергелена.

- Китобойцы? Трофейные немецкие? А вот это интересно! Русские просто гениальны. Ты знаешь, что такое китобойное судно? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Это довольно быстрый, маневренный кораблик способный выдержать дальний поход, океанский шторм и серьезные льды, но главное - это изначально боевое судно.

Для того чтобы поставить артиллерийское орудие на торговом корабле надо серьезно усиливать его палубы – китобоец несет орудие изначально. Для замены гарпунной пушки на боевое орудие много времени не требуется, и сделать это можно в открытом море. Плавбаза со своим выводком в таком случае может доставить массу неприятностей, а если в придачу эсминцы и подводные лодки — это действительно целый флот.

- Да и не только корабли. Есть сообщения, что над материком видели самолеты без опознавательных знаков. Американские боевые самолеты, П-63 «Кингкобра» фирмы «Белл».

-  Ну и что? У Берда было три десятка самолетов.

- У Берда не было «Королевских кобр». Этого самолета вообще не было на вооружении американских армии и флота. Твои соотечественники всегда называли этот самолет «русским», он строился в конце войны по заказу СССР и только для России.

- Да, но для этого нужен как минимум авианосец? Их-то у русских нет и до сих пор! Единственный трофейный они превратили в мишень для учебных стрельб.

- А вот и не нужен, если есть хороший наземный аэродром. Есть информация, что уже в сорок шестом в районе все той же «Новой Швабии» русские основали свою антарктическую базу «Лазарев». Утверждают, что база имеет очень хороший аэродром, с металлическим покрытием взлетных полос и бетонированными ангарами.
 
Дуглас слушал, задумчиво прикрыв глаза и потирая переносицу, но молчание долгим не было.

- Значит, договорились еще в сорок шестом.

- Кто?

- Русские с наци. Ты, что допускаешь, что наци допустили бы существование аэродрома врага рядом со своей базой?

- Нет! Более того американцам пришлось эвакуировать даже свою старую антарктическую базу «Малая Америка».

- Итак. Все-таки русские.

Дуглас задумался. Неторопливо прохаживаясь по кабинету, он погрузился в свои размышления и, казалось, совсем забыл о Дике. Наконец Дуг остановился и плюхнулся в кресло за письменным столом. Лицо осталось задумчивым, а пальцы рук отбивали какой-то ритм.

- Похоже, Скорцени не случайно вспомнил об острове. Если допустить, что у русских были какие-то интересы в районах Антарктиды контролируемых немцами, то они вполне могли снабжать их базу по своим каналам до последнего времени.  Возможно, что ситуация изменилась после смерти в пятьдесят третьем году русского диктатора. Как все диктаторы Сталин вполне мог держать все связи с недавними врагами под своим личным контролем, и его смерть эти связи обрывала. Пришедшие к власти соратники Сталина могли не иметь ни малейшего представления о том, что происходило в Антарктике все послевоенные годы.

В то, что русские умели хранить секреты сомневаться не приходилось. Хотя война уже давно закончилась, эта страна жила при режиме, мало отличавшемся от военного положения, по крайней мере, с точки зрения простого европейца. Дик это прекрасно понимал, и логический вывод напрашивался сам собой:

- Значит, русские снабжали базу все эти годы?

- Почему только русские? Аргентинский диктатор Перрон всегда симпатизировал Германии, а нацистские общины там одни из самых крупных. Тоже самое в Парагвае, Чили, Бразилии - это только те, о ком я знаю   определенно. Чего стоит хотя бы то, что бывшая немецкая антарктическая база «Хорст Вессель» оказалась в руках Аргентины без боя, и основу ее персонала, по крайней мере, до начала пятидесятых, составляли немцы.

Впрочем, положение в последние годы для наци ухудшилось. Перрон отстранен от власти, Сталин умер, его доверенные лица расстреляны…  Да теперь им без нас не обойтись! У нас склады, а главное, деньги, - Вдруг Дуг помрачнел и заговорил о том, чего Дик от него не ожидал.

- Дик, мы уходим в поход, и я должен тебе рассказать о том, что был вынужден хранить в тайне многие годы. Это была не моя тайна. Англия наложила строжайший запрет   на информацию о том, что я тебе расскажу.

Это случилось в конце сорок пятого, и я только начинал свою службу в М6. Меня и группу коммандос направили на Фолькленды и начали готовить к проведению секретной операции. Я, очевидно, проходил проверку и группой командовал какой-то майор, настоящего имени которого никто не знал.   Кроме нас в группу входили полярник-норвежец и какой-то ученый. Примерно после месяца тренировок нас признали готовыми к выполнению задания и, наконец, сообщили о цели нашей экспедиции. Мы должны были уничтожить немецкую антарктическую базу в районе гор Мюлиг-Гофмана.

Англичане получили сведения о ее существовании еще в сорок четвертом от своих полярников с базы «Модхейм» находящейся примерно в двух ста   милях от хребта. Во время полярного лета, под солнечными лучами горный склон одной из долин обнажился и, они обнаружили вход в странный тоннель.  Полярники, основную массу которых составляли военные, связались с «Большой землей» и получили задание обследовать тоннель. Им приказали, если они обнаружат немцев, уничтожить их. Однако, операция окончилась полным провалом. Из тридцати человек ушедших в тоннель на базу вернулись только двое. Но и сама база просуществовала недолго, последнее что услышал радист на Фольклендах, бы крик: «Они нас нашли!»

Нашу группу выбросили в двадцати милях от «Модхейма» и мы, ожидая засады, приближались к ней очень осторожно, но немцы утруждать себя этим не стали, совершенно неожиданно для себя, в том, что осталось от базы мы нашли спасшегося полярника. Целый год он ждал и надеялся, что Англия вспомнит о них.
 
Ему повезло, во время налета немцев его на базе не было - он снимал показания с метеостанций в округе. Оружия с собой не брал, и когда началась стрельба, наученный горьким опытом общения с немцами предпочел отлежаться в стороне.

Немцы не просто уничтожили полярников. Было выведено из строя все оборудование станции, вывезены все запасы и горючее. Счастьем было то, что они не стали тратить время на уничтожение домиков. Горючее и запасы продовольствия нашлись на резервном складе, который немцы не нашлись, а предметы первой необходимости удалось собрать по разграбленным домам. Целый год метеоролог больше всего боялся, что немцы вернутся. Он был участником того похода в тоннель и одним из тех двоих, кому из него удалось вырваться.

Он рассказал о событиях прошлого года. Получив приказ, начальник экспедиции собрал практически всех боеспособных полярников и выступил в поход. В тоннель вошло тридцать человек хорошо вооруженных и имевших не малый опыт идущей войны. Англичане были слишком самоуверенны и за это поплатились. Но вначале все складывалось прекрасно. Тоннель, длиной не меньше двенадцати миль, прошли без помех. Когда забрезжил свет, были поражены немыслимыми размерами пещеры, в которую попали, но главное в ней было тепло и даже светло. Пещера была очень сложной конфигурации и, когда повернули за очередной скальный выступ, то увидели гладь огромной лагуны, пирсы со стоящими у них субмаринами, какие-то ангары, технику с крестами на бортах и людей.  Все сомнения отпали, немцы построили подземную базу.

Начальник экспедиции отдал команду «К бою!», но двух человек отрядил назад, к выходу из тоннеля на поверхность. Радист должен был передать на «Модхейм» сообщение, что немецкая база обнаружена, а метеоролог плохо владел оружием и мало чем мог помочь в бою. Они еще не успели добраться до входа в тоннель, когда на берегу загремели выстрелы. Неторопливые немецкие МП40 и МГ спорили с визгливым стрекотом «Стенов» и разрывами гранат. Очень скоро голоса «Стенов» стали умолкать, а через четверть часа точки в этой трагедии поставили лишь одиночные пистолетные выстрелы, которые ничего хорошего не сулили. Надо было уносить ноги. Тяжелую рацию и бессмысленное оружие бросили еще у входа в тоннель и почти двенадцать миль бежали, опасаясь погони. 

На базу возвращались окольным путем, стараясь замести следы, но это не помогло. Через три дня немцы уничтожили весь оставшийся персонал «Модхейма».

Командир нашей группы решил без промедления приступить к выполнению операции по уничтожению немецкой базы. Я пытался его урезонить, предлагая не пороть горячку, а начать с методической разведки обстановки, но это оказалось бессмысленно. С самого начала наши взаимоотношения не складывались. Мы были в равных чинах, и за каждым моим замечанием он видел подрыв его авторитета. Я старался поговорить с ним с глазу на глаз, но и это не помогало. Во всем, что я ему предлагал он видел подвох и старался тупо исполнять предписания начальства.

Я хорошо знал немцев и ни на мгновение не сомневался в том, что они извлекли урок из прошлогодних   событий. Теперь тоннель мог быть только ловушкой, но меня не послушали. У майора не хватило смелости обвинить меня в трусости, но оставить меня у входа в тоннель он имел право и этим воспользовался. Со мной остался радист, и мне было приказано прикрывать вход в тоннель в случае нападения. Остальные девять человек с почти двумя центнерами пластита вступили под своды тоннеля.

Ситуация была дурацкой. Если бы немцы пришли с материка, нам двоим с ручным пулеметом и пятьюдесятью килограммами пластита оставалось только послать «Последнее прости» на Фолькленды. Еще хуже было тем, кто ушел в тоннель, вернуться оттуда было сложно. И все же, прикрывая их возможный отход, я заложил все наличную взрывчатку в начале тоннеля. После этого оставалось только ждать.

Короткая антарктическая ночь катилась на запад, когда мой напарник заметил отблески фонарей в темном чреве тоннеля. Я проверил подрывную машинку и взялся за пулемет. Ждал немцев, но узнал голос ученого, первым выскочившего из тоннеля. С ним вместе спаслись только двое норвежец и молодой лейтенант-подрывник, который вышел последним, прикрывая отступление.

Все, что произошло, подтвердило мои худшие предположения. Немцы явно ждали диверсантов, и этих троих спасло только то, что ученого заинтересовали породы, из которых были сложены стенки тоннеля и, норвежец с лейтенантом помогали ему в сборе образцов. Они здорово отстали от основной группы, и когда начался бой, кинулись на помощь своим, но бой окончился также быстро, как и начался. У лейтенанта хватило ума не выходить из тоннеля, более того, он приказал неспешно начать движение назад, если бы кто-то остался в живых им было не миновать этого пути. Но достаточно скоро лай собак сообщил, что за ними началась погоня. Впрочем, немцы только проверяли путь, по которому пришли англичане и не торопились.

Дождаться появления немцев я считал своим долгом. Это был единственный способ убедиться, что больше никто из наших на свободу не вырвался. Ждать пришлось не долго. Менее чем через час у выхода из тоннеля показались немецкие автоматчики и, я нажал кнопку подрывной машинки. Половины центнера взрывчатки оказалось достаточно, чтобы наглухо запечатать выход из этого тоннеля.

Самолет с Фолькленд я вызвал прямо оттуда, и когда мы вернулись на «Модхейм» он нас уже дожидался. На следующий день мы покинули проклятую базу. В том тоннеле остались шесть человек, в том числе мои друзья, с которыми я прошел всю войну. Самым близким мне из них был сержант Лесли. - Дик только сейчас, наконец, понял настоящую цель всего этого рассказа.

- Отец?

- Да! Твой отец. Когда я принес эту весть в ваш дом, я не мог говорить правду. Антарктическая авантюра - операция «Табернал» была строго засекречена, и я был вынужден говорить только то, что выдумали чиновники в военном ведомстве. Вместо Антарктиды получилась Бирма, прости…

- За что? Какая разница, где он погиб? К его чести он погиб в бою как солдат, но я никогда не тешил себя надеждой разыскать его могилу в джунглях Бирмы. Дуг, ты заменил мне отца и, я этого забыть не смогу, но я благодарен тебе за правду.

- Дик, я, надеюсь, это не меняет твоего отношения к Гюнтеру?

- Ни к Гюнтеру, ни к Иоганну, ни даже к Скорцени. Я твой воспитанник и знаю цену солдатскому долгу. Но получается, что это англичане подтолкнули американцев к организации экспедиции Берда.

- Да конечно, хотя в этом никто не признается. Скорее будут говорить о подводных лодках из «конвоя фюрера», интернированных в Мар-Дель-Плата летом сорок пятого. Их экипажи прямо заявили, что перевозили в Антарктику реликвии фюрера. Но, в общем, я о другом.   Тебе может представиться случай найти могилу отца. По крайней мере, я надеюсь, что до такой степени мы с ними договоримся.

Уже выходя из кабинета «отца» Дик отметил, что сообщение Дуга на него большого впечатления не произвело. Отец был памятью военного детства. Видел он его не часто, и лишь гордился тем, что он, как и отцы большинства его сверстников, носит погоны солдата. Гибель матери и смерть бабушки были для него, куда большими потерями. Но и здесь Дуглас оказался рядом и фактически заменил ему всех родных. По сути, хотя Дуг на роль отца никогда не претендовал и вел себя с подростком как старший товарищ, именно   он стал для Дика подлинным отцом и теперь это просто узаконил.

Дик хорошо понимал к чему «отец» затеял весь этот разговор. История операции «Табернал» была своего рода предупреждением, призывом к бдительности с обитателями подземного Рейха, и он знал, чем они рискуют.