Тайное пророчество Волоса

               
     - Ты меня с ума сведешь как-нибудь.
     Ведьма отпрыгнула от плиты с жарившимися блинами, только заслышав мои шаги. Кровати на кухне не было, а под стол она не полезла, стреманулась стремных ассоциаций с маршалом победы, что было весьма актуально в знаменательный год очередного юбилея , куда актуальней Гейдара Джемаля и песни про зайцев, не так, конечно, актуально, как выборы после Путина, лет через триста, отвергаемые шахматным королем России, которую мы потеряли, так и не приобретя, но страстно желаемые непреклонными яблочниками, уже подготовившими пять программ : " Сто дней до приказа", " Двести дней в тылу врага", " Триста дней и все в елочку", " Четыреста дней и никаких гвоздей", ну, и исторический труд вождя и учителя " Пятьсот дней одиночества". Я плавно подобрался к сковородке и отведал. Ништяк. Ерлы. Те самые, испугавшие Елдыря и Ардальон Борисыча.
     - Не надо Борисычей, - взмолилась моя красавица и сложила молитвенно ручки на груди.
     - А Абрамычей ? - Спросил я, прожевывая вкусный ерл. - Абрамычей можно ?
     - Что вот ты за человек, а, - тоскливо спросила она, усаживаясь на икеевскую табуретку, - то Икрамы, то Бахрамы, а теперь Абрамычи. Нет бы какую историю подогнал.
     Я забрал ерлы стопочкой, охапочкой, сел рядом, вынул бутылку молока, налил и, не предлагая ей, принялся сосредоточенно уплетать блины, запивая молоком. Насытился, откинулся к стене, закурил. Благодушно, как всякий сытый и веселый человек разумный ( это, типа, Белковского, если его неделю не кормить, минут сорок хлыстиком похлестать и голову заменить ) посмотрел на нее. Красота.
     - Историю неохота. А вот сценарий, это можно.
     - Как " Шея" ?
     - Не, " Шею" Кевин Спейси зажилил, - вспомнил я и отмахнулся, - новый сценарий. Для Марка Дорселя.
     Она закашлялась, умоляюще глядя на меня, но я, непреклонный, как хер Рокко Сиффреди, отверг и отринул. И начал прокидывать. Не спеша, но и не медля. Как говорил Емельян Пугачев, в плепорцию...
     ... ночь. Улица. Фонарь. Эхо шагов. Туп-туп-туп. Идут. Жутко так. Музыка нагнетающая, виолончель, Растропович, Мацуев. Шорохи. Короче, пиз...ц...
     - И чё ?!
     Она уже орала в полный голос, так как я замолчал и закрыл глаза, наслаждаясь эффектом.
     - Да ни х...я.
     Я решительно поднялся и пошел к двери. Потом вернулся, снова сел за стол и засмеялся, заметив ее испуг.
     - Ссыканула ? Думала, совсем укачусь, как от Мадонны ?
     Она кивнула, молча, трепеща, боясь расстроить мои нервы, развеять ауру благожелательности, окутывающую нас в эту ночь. Аура благоухала фиалками и жасмином, ибо пробзделся я еще накануне, слушая сексуальные напевы Тани Фельгенгауэр, попердывая в такт и подмигивая Лени Рифеншталь на экране моего ноута. Я уж не помню, что там было и зачем, вроде, шайтаны обсуждали шайтанов, я их слушал вполуха ( не знаю, как пишется), жалел о недостаче мудизма в лице Шевченки, Степаненки, Кононенки, Матвиенки и, как контрольный в мозг, Проханова, мечтал о революции и мадам де Монтеспан и думал : " А вот, например, Кара-Мурза - это как ? И, главное, зачем ? И почему так? И на х...я мне это надо ?" Потом плюнул ( фигурально) и пошел к ней, моей любимой.
     - А вот лучше сказочку послушай...
     ... Николай Сванидзе вылез из леса. Отряхнул кучерявые волосы, позаимствованные у прошлогоднего Кобзона, поправил казацкую пику, притороченную к седлу, примотанному, в свою очередь, к пояснице эльфийского принца, кем он и являлся, втайне и впотьмах, подозвал верного пони, погладил ее по груди, залез и помчал по следам Александра Невзорова, талыми отпечатками суглинистой супеси уводящих в сторону северо-запада. Пони мчала, не разбирая дороги, сшибая фуры бастующих дальнобойщиков за пределы здравого смысла, обгоняя припозднившихся странников, пошехонцев и неустановленных печенегов, враждебным гуськом пресмыкающихся на обочинах возле кособоких ларьков и дикторов РТР, косорылых и злобных. Выбежав с буйным топотом на хладный брег, ни х...я не слынчев, встала, как лист перед травой. Николай Сванидзе, покряхтывая и шепча : " Грехи" слез со спины пони, задал овса и жару, пока она хрумтела, огляделся.
     Слева всходило солнце. "Значит, там цивилизованный мир", - отметил Николай Сванидзе и радостно засмеялся. Подпрыгнул и развел руки, приветствуя светило. Справа не было ни х...я. " Значит, Слит был прав, и я на краю мира", - понял Николай Сванидзе и нахмурился, недовольный лордом Дансени, аристократом, не пожелавшим присоединиться, положившим с прибором на все перепитии ( не знаю, как пишется, но слово хорошее) внутрипартийной дискуссии тори, сотрясавшей стены Британского парламента и приведшей к временной оккупации Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, что в традициях и обычаях истинных демократий, таких как " Хезболла", " Шин фей" и Хиллари Клинтон, ибо она одна стоит всех террористических группировок Сирии и Леванта, а также чумы и вируса Зико, названного в честь легендарного футболиста и просто хорошего человека.
     Из океана вылез мужик. С рыжей бородой, топором и ватагой. " Рюрик", - подумал Николай Сванидзе, испугался и запрыгнул на пони, пришпорил ее пикой и умчал восвояси ( тоже хорошее слово). А латышские рыбаки еще долго стояли на хладном берегу и думали : " Вот чё это за на х...й ?"...
     - Даааа,- протянула ведьма, встала, взяла меня за руку и повела в спальню, - пиз...ц, однако.
     Дежа вю.