Возвращаясь с попойки домой...

Вдоль ботанического сада иду с грандиозной попойки, плетусь, возвращаясь вчерашней дорогой. К себе. Авто в сей час редки, но гадко отравляют воздух – губами чмокаю и в себе не разберу: курил я только, или не курил?
  Чуть наклонившись, пьяненькая нимфа сидит на остановке в летнем леопардовом манто: кошмарный, злой полупердончик, который вольным девушкам, одномоментно, заменяет лифчик и чадру. Пленяет суть: наглядный копенгагенский сюжет: прижизненный портрет вчерашней львицы, изгнАнной с Христиании за пропаганду брака иль спекуляцию билетов в туалет. С тугими сиськами нулёвого размера и тощими ногами от экспланады коренных зубов. Гримёрный тлен над булками из щёк, похожих на живОты белых уток. Вся стать её желает мой эскорт. Курю, шатаясь вЕрхом в правильный овал. Извольте, мэм! Я не капризен… Гнездо твоё, я чую, недалече! Где, несомненно, и уютно и свежо, и, в тесном баре, вы сказали, есть, так мне нужное, вино.
    Себе тотчас заметил я о ней: похоже мисс из бывших крепостей; стоический Бальзак на вороном коне натУжно где-то рядом дышит. Она длинней меня на голову, я на голову выше неё!  Сия крепость, так и вправду, оказалась лишь грудой сваленных камней. Дежурный комплемент и расцвела игольчатая ель. Легко ввинтила фуэте, взлетев одной ногой на центр круглого стола. Чем зритель, задремавший мой, был чрезвычайно поражён. Здесь возбуждённое похмелье, удачно залилось холодным многоградусным вином. А балерина облеклась в домашнее - в ужасное трико небесного, телесного, бессмысленного цвета – где, щедро инкрустированный в люрекс, глобус попы взрезает, всклочив рыбу, Марианский жёлоб. Смешная пропедевтика балета.
Запить, залить! Ещё вина! И закурить, и сесть невинно под торшер, и отдышаться под разливами тепла! Всё от вина! Не от тебя! Суть – от вина! Из ниоткуда выстрелил абсурд: мне дали посмотреть альбом с похоронами дяди. Он генерал в зелёном. Я мыслил лицезреть красоты Феи, в каком-нибудь Брно, но видел - их там нет. Листаю, обречённо, на диване. Повсюду полочки, и горы статуэток и сладостей, и тряпочной мещанской лабуды. Вошёл дебелый кот и плюх, с разбегу, в кульминацию момента. Итоги фаунизма: на мне размят пожеванный ирис и вдавлен в ткань на фирменных и редких «вранглерАх»! Прослушал доверимое эссе из крайне личного: в слепых щелях универсама она крадёт щербет и барбарис, и этот проклятый прилипчивый ирис! Ореол лопнул и потёк пеной по волосам. Я погрустнел… И чувственные губы героини вослед моих прогнулись в дол. Она затушила курить…
   Адью! Я ни о чём не знал, принцесса, и, сверх того, пшепрашам*, знать я не хочу! Я слишком добр, стоичен и доверчив. А это - я допью в пути из гОрла – оно здесь вам, уж вовсе, ни к чему. Имею свой неотменимый позитив: я возвращаюсь по вчерашней дороге после грандиозной попойки домой. Усталый как пёс, как древний старик, что, кряхтя, чертыхаясь, тащит канистру с молодильной водой…

*пшепрашам – przepraszam - извините (польск.)