Ярослав 46. Техникум

На фото: Марик Финкельштейн и я

И вот выпускные экзамены и для отличниц,  и для тех, кому наука трудно давалась, либо просто нехватало времени, чтобы заглядывать в учебники. К последним относился и я. Страницы моего дневника заполнялись кое-как, при случае я не брезговал расписываться в дневнике вместо мамы. От истории, географии остались в голове какие-то обрывочные сведения: Меровинги, Каролинги, Валуа, битва при Гастингсе, территория и культуры какой-нибудь Швейцарии. Украинская литература вообще прошла мимо меня. Про всякие ботаники и химии и говорить нечего.
Последний экзамен, в класс впускают по 4 человека. Кто-то беспомощно барахтается в океане знаний (или скорее незнаний). Взывает о помощи. Аллочка Непорожняя приоткрывает тихонько дверь, и почти ползком тащит к несчастному шпаргалку.
И торжественный обед, где рядом с нами сидят те, противостояние с которыми у классной доски вчера было столь тягостно,, а теперь наши любимые учителя, которых мы будем вспоминать всю жизнь.
Я особенно счастлив, я сижу рядом с Алиной Петровной, рукой чувствую шелковистость её платья, и изредка касаюсь её руки.

Но вот всё уже позади. И школа, и любимые учителя, и вчерашние товарищи. У каждого теперь свой путь. Ринулись осаждать институты.
Как же много нас оказалось, и все стремятся попасть в институт!
Конкурсы по 15-20 человек на место.
Большинство по линии наименьшего сопротивления. Ведь рядом Зоотехнический институт, а там работают родители, связи, да и принимать русский язык пригласили Алину Петровну. Там она произвела такое впечатление, что её уговорили преподавать иностранным студентам.
Я не представлял себя в роли скотовода, пусть и с высшим образованием. А в какой роли? А что я умею, а к чему меня тянет?
Среди абитуриентов, мечущихся в панике между институтами, ходят непроверенные слухи об институтах, где конкурсы поменьше. Таким образом волна слухов прибила меня в Харьковский институт железнодорожного транспорта.(ХИИТ).
Торжественная обстановка в аудитории-амфитеатре. Пишем сочинение.  Я выбрал тему: «Образ Ленина в поэзии Маяковского». Я очень любил Маяковского, а эту поэму считал одним из лучших его произведений. Хотя поэма была почти официальным заказом и власти и времени, но в ней чувствовалась искренняя боль поэта. В школе  моё сочинение было похвально отмечено Алиной Петровной.
Но как бы хорошо я не знал тему, писать экспромтом я не стал, а пожалуй как и большинство других, вытащил из-за пазухи школьное сочинение и начал потихоньку передирать. Так безопаснее.
Сравнительно быстро справившись с написанием на чистовике, начал рисовать карикатурные фигурки на чистых листиках выданных нам для черновика.
Покинул зал с сознанием, что с сочинением всё будет нормально.
Увы! Я получил за него всего лишь тройку.
Аня, жена брата Юрия, вращающаяся в вузовских кругах, и имеющая уйму знакомых, выяснила причину столь низкой оценки. В моём  сочинении не было ни одной ошибки, а в черновике карикатурные рисунки обведены красным карандашом, и по-видимому за них то я и получил трояк.
На устном экзамене по русской литературе ко мне не было никаких претензий, но мне поставили только 4.
- Если у Вас по письменному стоит 3, то я никак не могу поставить Вам отлично, - объяснила мне очередной преподаватель.
С  письменной работой по математике я справился за какие-то 15-20 минут. Рядом сидел какой-то грузинский парень. Мучительно морщинил лоб, протянул мне свой вариант.
Конечно, мы соперники, но если просят о  помощи?
После экзамена меня окружили грузинские юноши. Элегантные красавцы, изысканно одеты и очень дружелюбные. Протягивают мне свои варианты контрольной. Я разбираю задачи, отмечаю ошибки либо подтверждаю правильность решения. Всё это «после драки кулаками», ведь контрольная то уже состоялась. Но всё равно они благодарят, поражаются моим способностям.
Без проблем экзамен по физике.
Итак, я потерял 3 балла, у меня 22 из 25. Полупроходной. Кого-то с этими балами принимают, меня нет.
Как же мне неудобно перед мамой, что я не прошёл только по своему легкомыслию.
Но это было Советское время! Мы нужны нашей Родине, не инженерами, так рабочими.
Мотаюсь по заводам. На Харьковском электромеханическом заводе (ХЭМЗ) мне предлагают обучение на токаря-карусельщика.  Мне бы там и остаться. Потом мне говорили - какая это почётная должность.
Но вот приходит извещение с предложением о возможности поступления в Харьковский техникум промышленного транспорта на факультет «Путь и путевое хозяйство». Не имею ни малейшего представления, что это за специальность, но ведь техникум, чуть пониже института, но всё-таки…
Проучился в техникуме две недели, приходит извещение из ХИИТа о том, что я зачислен в институт на вновь открывшийся  факультет, и с просьбой предоставить  аттестат зрелости в течении 2-х недель.
Кажется всё проблемы разрешились. Осталось забрать документы из техникума и передать их в институт.  Не тут то было. Директор категоричен:
- Вы поступили,  заняли место. Оставайтесь в техникуме и занимайтесь. Никуда я Вас не отпушу.
- Но я не буду ходить на занятия.
- Не ходите. Через полгода я вышлю Вам документы.
Как я не бился, не упрашивал, он был неумолим.
И стал я студентом техникума промтранспорта.

Новое учебное заведение, новая обстановка, новые товарищи. В группе на 20 юношей 4 девушки. Мой  товарищ по парте Марик Финкельштейн.
Я как и в школе сачковал, пропускал лекции, неаккуратно вёл конспекты, кое-как переваливал через барьеры сессий. Но мы были бедные, каждая копейка на учёте. Моя стипендия помогала решать кое-как финансовые проблемы. И я боролся за четвёрки на экзаменах. Экзамен лучше было вообще завалить, чем сдать на тройку. Завалишь – пересдашь, сдашь на тройку – стипендия накрылась.
Марик же был аккуратный еврейский мальчик, все лекции записаны в конспектах, и при необходимости восполнить пробел в знаниях я обращался к его конспектам.
Хорошим товарищем был и Сева Шпизель. До сих пор на почётном месте в моей библиотеке хранится подаренный им двухтомник Блока.
Комсоргом группы был узбек Эрик Чариев. В какой-то момент в мой лексикон стали вкрадываться слова из ненормативной лексики. На очередном комсомольском собрании выступил Эрик:
- Так, ребята, предлагаю собрать деньги, чтобы купить Яковлеву «Словарь русского языка». Нехватает Ярославу слов для выражения эмоций!
Конечно, я надолго избавился от указанного порока.
Затесался в нашу группу то ли в самом деле стиляга, то ли он прекрасно пародировал стиляг – Недогарко. По крайней мере, ладонью, локтями великолепно имитировал на столе игру ударника  из джаза. 
Из девочек – симпатичная, какая-то тихенькая, немного заикающаяся Ира Клемешова, и великолепная Муся Красновская. Ныне появилось такое понятие как сексопилсы, так Муся излучала их огромное количество каждым изгибом своей фигуры. Когда её вызывали к доске, то сравнительно молодой преподаватель по «Изысканиям…» провожал жадным взглядом каждое колебание её юбки.
К тому же у неё был великолепный, какой-то особенно ровный почерк, и все наши дипломы заполнены её рукой.
Вот бы мне за ней и поухаживать, и сексапильная, и рядом. и видел её в домашней обстановке в лёгком халатике. Впрочем, это ещё вопрос как бы она приняла мои ухаживания.