Коробейник. Ги де Мопассан

Сколько коротких воспоминаний, мелочей, встреч, скромных  замеченных, предугаданных драм служат для нашего молодого и неразумного мозга теми нитями, которые мало-помалу ведут к познанию неприятной правды.
Каждый раз, когда я оборачиваюсь назад во время долгих скитаний, которые развлекают меня на дорогах, я натыкаюсь на старые факты, весёлые или грустные, которые взлетают от моих мечтаний, словно птицы от моих шагов.
Этим летом я скитался по савойской дороге, которая возвышается над правым берегом озера Бурже, и взгляд на эту массу голубой воды – такой бледной и сверкающей на солнце – вызывал в моём сердце ту нежность, которую я с детства чувствую от поверхности озёр, рек и моря. С другой стороны этой обширной жидкой равнины, такой протяжённой, что не было видно краёв (один край терялся у Роны, второй – у Бурже), возвышалась высокая кружевная гора до последней вершины Кошачьего Зуба. С двух сторон дороги вилась от дерева к дереву виноградная лоза, покрывая поддерживающие ветви и разворачиваясь гирляндами через поля – зелёными, жёлтыми и красными гирляндами, - она образовывала фестоны от ствола к стволу и была испещрена пятнами чёрного винограда.
Дорога была пустынна, бела и пыльна. Внезапно из купы деревьев, которые окружают деревню Сэнт-Энносэн вышел человек, сгибаясь под тяжестью своей ноши и опираясь на палку.
Когда он подошёл ближе, я различил, что это был коробейник, один из бродячих торговцев, которые продают в деревнях мелкие вещи и который воскресил в моей памяти старое воспоминание о коробейнике, которого я встретил однажды ночью между Аржантеем и Парижем, когда мне было 25 лет.
Всё счастье моей жизни тогда заключалось для меня в гребле. Я снимал комнату у одного трактирщика в Аржантее и каждый вечер садился в бюрократический поезд, длинный и медленный, который едет от станции к станции, высаживая толпу отвыкших от ходьбы тяжеловесных людей с пакетами, в смятых брюках, так как административные стулья портят состояние брюк. Этот поезд, в котором пахло кабинетами, зелёным картоном и скоросшивателями, высаживал меня в Аржантее. Меня ждал мой ялик, готовый бежать по воде. Я ходил ужинать по соседству: то в Безон, то в Шату, то в Эпинай, то в Сэнт-Уэн. Затем я возвращался, ставил лодку к причалу и шёл в Париж пешком: луна светила мне в голову.
И вот однажды на белой дороге я заметил впереди себя мужчину. О! Я часто встречал ночных путешественников из парижских предместий, которых так боятся задержавшиеся буржуа. Этот человек медленно шёл впереди, сгибаясь под тяжёлой ношей.
Я приблизился к нему звонким шагом. Он остановился, обернулся. Затем, так как я всё ещё приближался, он пересёк шоссе, перейдя на другую сторону дороги.
Когда я живо проходил мимо, он мне крикнул:
- Эй, добрый вечер, сударь!
Я ответил:
- Добрый вечер, приятель.
Он спросил:
- Далеко ли идёте?
- В Париж.
- Вы не задержитесь, вы быстро идёте. А вот мне приходится помедлить из-за своей ноши.
Я замедлил шаг.
Почему он со мной заговорил? Что он нёс на спине? Я начал подозревать преступление, и мне стало любопытно. Газетные хроники рассказывают по утрам о множестве подобных случаев, которые происходят в этом самом месте, у острова Жаннвилье. Они не придумывают это (разве что, чтобы развлечь читателя), и подобными историями полны газеты.
Однако, голос этого человека казался скорее боязливым, чем дерзким, и поведение было не агрессивным, а скромным.
Я спросил его, в свою очередь:
- А вы далеко ли идёте?
- В Асниер.
- Вы там живёте?
- Да, сударь, я – коробейник, и я живу в Асниере.
Он ушёл с обочины, где днём ходят пешеходы в тени деревьев, и приблизился к середине дороги. Я сделал то же самое. Мы подозрительно смотрели друг на друга, держа свои трости в руках. Когда я был совсем рядом с ним, то совершенно успокоился. Он – тоже, так как спросил меня:
- Ничего, если вы немного замедлите шаг?
- Почему?
- Потому что я не люблю эту дорогу ночью. У меня на спине товары, а вдвоём лучше, чем одному. Не часто нападают на двух мужчин, которые идут вместе.
Я чувствовал, что он говорит правду, что он боится. Я исполнил его просьбу, и мы пошли рядом, этот незнакомец и я, в час ночи, по дороге, которая ведёт из Аржантея в Асниер.
- Но как получилось, что вы возвращаетесь так поздно?
Он рассказал мне свою историю.
Он не думал возвращаться этим вечером, нагрузив себя товаром с утра на 3-4 дня.
Но торговля шла очень хорошо, и ему пришлось вернуться, чтобы доставить к следующему дню вещи, проданные под честное слово.
Он с удовлетворением объяснял, что очень хорошо продавал, что у него был к этому дар.
Он добавил:
- В Асниере у меня есть магазин. Его содержит моя жена.
- Ах, вы женаты?
- Да, полтора года. Я нашёл хорошую женщину. Она будет удивлена, когда я вернусь сегодня ночью.
Он рассказал мне о своей жене. Он хотел жениться на ней на протяжении двух лет, но ей нужно было время подумать.
С детства у неё была лавочка на углу, где она продавала разные разности: ленты, цветы летом и особенно пряжки для туфель, очень красивые пряжки, и другие безделушки, которые были у неё благодаря милости одного фабриканта. Её хорошо знали в Асниере и звали «Голубикой», потому что она часто носила голубые платья. И она зарабатывала деньги и хорошо управлялась с делами. Сейчас она казалась ему больной. Он думал, что она беременна, но не был уверен. Их торговля шла хорошо, он путешествовал по окрестностям с товаром и работал для торговцев некоторых видов промышленности и для себя самого.
- А чем занимаетесь вы? – спросил он.
Я был смущён. Я рассказал, что в Аржантее у меня есть парусник и два прогулочных ялика. Я каждый вечер упражнялся в гребле и, любя физические упражнения, иногда возвращался в Париж пешком, так как в Париже у меня была прибыльная профессия.
Он сказал:
- Клянусь, если бы я был так богат, я бы не бегал по дорогам по ночам. Здесь неспокойно.
Он искоса посмотрел на меня, и я спросил себя, не был ли он всё же злодеем, который не хочет подвергаться напрасному риску.
Он разуверил меня, пробормотав:
- Немного помедленнее, пожалуйста. У меня тяжёлый груз.
Показались первые дома Асниера.
- Вот я почти и прибыл, - сказал он. – Мы не ночуем в лавке, её ночью охраняет пёс, который стоит четырёх человек. К тому же, аренда помещения в центре города стоит дорого. Но послушайте, сударь, вы окажете мне огромную услугу, так как мне неспокойно на сердце с моей ношей, пока я на дороге. Зайдите ко мне выпить стаканчик вина с моей женой, если она проснётся, потому что у неё тяжёлый сон, и она не любит, когда её будят. А без моего мешка я ничего не боюсь и провожу вас до ворот города со своей дубиной.
Я отказывался, он настаивал, я упорствовал, он не уступал с таким искренним отчаяньем, что я просто «не хочу пить с таким человеком, как он», и я уступил, наконец, и пошёл за ним по пустынной дороге к одному из высоких домов на окраине.
Перед самым домом я заколебался. Этот высокий гипсовый барак выглядел, как притон бездомных или разбойников. Но он пропустил меня вперёд, толкнув незапертую дверь. Он направлял меня за плечи в совершенной тьме к лестнице, которую я нащупывал руками и ногами со справедливым страхом упасть в шахту.
Когда я нащупал первую ступеньку, он сказал: «Поднимайтесь. Это на седьмом этаже»
Я порылся в кармане и достал коробку спичек, с помощью которых освещал это восхождение. Он шёл за мной, задыхаясь под тяжестью груза, и повторял: «Высоко! Высоко!»
Когда мы были на вершине дома, он поискал ключ, привязанный изнутри к его фуфайке, открыл дверь и пропустил меня.
Это была комната, выбеленная известью, со столом в центре, 6-ю стульями и кухонными шкафами вдоль стен.
- Я разбужу жену, - сказал он, - затем спущусь в погреб за вином. Мы его здесь не держим.
Он подошёл к одной из двух дверей и позвал:
- Голубика! Голубика!
Голубика не ответила. Он крикнул громче. Затем он постучал в дверь кулаком, бормоча:
- Да просыпайся же!
Он подождал, прижался ухом к замочной скважине и спокойно сказал:
- Ба! Раз уж она так крепко заснула, пусть спит. Подождите две минуты, я схожу за вином.
Он вышел. Я покорно сел.
Зачем я пришёл сюда? Внезапно я вздрогнул. Потому что в спальне жены тихо разговаривали и ходили.
Дьявол! Не попал ли я в западню? Как она не могла проснуться, эта Голубика, при том шуме, который вызвал её муж, стуча кулаком в дверь? Не было ли это сигналом для сообщников: «Он попался. Я отрежу выход. Дальше дело за вами». Определённо, в комнате ходили, тронули замочную скважину; повернули ключ. Моё сердце сильно билось. Я отступил в глубь комнаты, говоря себе: «Будем защищаться!» и, схватив один из стульев за спинку, я приготовился к ожесточённой битве.
Дверь приоткрылась, появилась рука, затем голова мужчины в круглой фетровой шляпе, и я увидел два глаза, глядевшие на меня. Затем так быстро, что у меня не было времени сделать оборонительное движение, высокий красивый парень с босыми ногами, держа туфли в руке, одетый наспех без галстука прыгнул к выходу и исчез на лестнице.
Я вновь сел. Приключение начинало быть забавным. Я ждал мужа, который долго ходил за вином. Наконец, я услышал его шаги на лестнице, и мне захотелось смеяться.
Он вошёл с двумя бутылками, затем спросил меня:
- Моя жена всё ещё спит. Вы не слышали, она не двигалась?
Я предчувствовал, что её ухо сейчас прижато к замочной скважине, и ответил:
- Нет, вовсе нет.
Он вновь позвал:
- Полина!
Она не ответила, не двинулась. Он вновь подошёл ко мне, объясняя:
- Понимаете, она не любит, когда я вот так прихожу ночью, чтобы выпить стаканчик с приятелем.
- Так значит, вы думаете, что она не спит?
- Уверен, что нет.
У него был недовольный вид.
- Ну ладно, давайте чокнемся! – сказал он.
И он немедленно обнаружил желание опустошить обе бутылки одну за другой.
Но в этот раз я проявил волю. Я выпил один стакан и встал. Он больше не говорил о том, чтобы проводить меня, но смотрел с рассерженным видом, с видом животного, в котором спит жестокость, и пробормотал:
- Надо, чтобы она открыла, когда вы будете уходить.
Я смотрел на него, на то, как он стал разъярён без видимой причины. Возможно, это был инстинкт самца, который не любит закрытых дверей. Раньше он говорил о жене с нежностью – теперь он, несомненно, побьёт её.
Он крикнул ещё раз, тряся дверь:
- Полина!
Женский сонный голос ответил через перегородку:
- А? Что?
- Ты не слышала, как я вернулся?
- Нет, я спала. Оставь меня в покое.
- Открой дверь.
- Когда ты будешь один. Я не люблю, когда ты приводишь собутыльников по ночам.
Тогда я ушёл, спотыкаясь на лестнице, как тот другой, чьим сообщником я был. Вступив на дорогу, ведущую в Париж, я подумал, что увидел в этом доме сцену вечной драмы, которую играют каждый день, во всех формах, во всех странах.

(Дата написания неизвестна)
Переведено 11 марта 2016