Девочка Смерть

Мне уже исполнилось пять лет, но я ещё не умел сочинять стихов.
Это был 1942 год, меня водили в детский сад военного времени.
В маленькой комнатке едва умещались десять детских кроваток и два столика.
Нами занимались милые женщины – заведующая Мария Григорьевна, воспитательница Маруся
и нянечка Машенька, ещё совсем девочка, думаю, ей не исполнилось и пятнадцати.
В то время все быстро взрослели.

Моя кроватка имела девятый номер, она была предпоследней в ряду, а у самой стенки пристроилась девочка Эля,
крохотное тщедушное существо с огромным бантом.
Я с Элей почти никогда не разговаривал, у нас не было общих тем и интересов.

Однажды после полдника и угощения нас чёрным, как смоль, ореховым вареньем, продукцией консервного комбината,
которому и принадлежал детский сад, воспитательница Маруся, громко захлопала в ладоши, что означало
«Внимание, дети! Внимание!» – и сказала:
- Приближается большой советский праздник.
Мы будем отмечать его со всей страной назло ненавистным врагам.
Будем готовить концерт для шефов и родителей.
Мы молчали.

Пришла заведующая Мария Григорьевна.
Она строго и скорбно посмотрела на нас взглядом военной вдовы и произнесла, чеканя каждое слово:
- Я всю ночь просидела и написала пьесу «Прощание на вокзале».
Там две главные роли.
Бойца, уходящего на фронт, сыграешь ты, Рафочка, – она посмотрела на меня и изобразила улыбку,
которая у неё всегда плохо получалась, – а твою невесту нам представит Эличка.
Завтра – первая репетиция.

Потом случилось ЭТО.
Во время репетиции Эля подошла ко мне и неловко обняла за шею.
Я почувствовал на лице горячий поцелуй, так меня целовала только мама до отъезда на фронт.
Эля приблизила ко мне губы и прошептала:
- Приезжай с победой! Я тебя буду ждать день и ночь.
Ты храбрый воин, бей проклятых фашистов, береги высокое звание советского человека.
Она держала меня за шею. Мне было неудобно и приятно.
По моей щеке бежала её детская, наивная, чистая и нежная слеза.

На следующее утро кроватка рядом со мной оказалась пустой – Эля не пришла.
Вечером воспитательница Маруся захлопала в ладоши и, плача, проговорила:
- Дети, наша Эличка умерла. Она тяжело заболела, и врачи не смогли её спасти.
Это тяжёлая утрата, дети.

Пришла заведующая Мария Григорьевна и отчеканила:
- Вместо Элички невесту славного советского бойца исполнит наша Верочка.
Я посмотрел на толстую неповоротливую Веру и со мной случилась истерика.
- Не хочу! – кричал я. – Мне не надо Верку!
Меня отстранили от роли.

Вечером дома я не мог заснуть.
Дед сидел рядом, он гладил меня по голове.
- Почему она умерла? – задавал я один и тот же вопрос.
Вздыхая, дед отвечал:
- Ты ещё маленький, не поймёшь.
- Пойму! – утверждал я.

Консервный комбинат – небольшое предприятие. Всё про всех известно.
Эля пришла из детского сада возбуждённая.
Её мама решила, что девочка просто переволновалась, да и размышлять ей было некогда,
приближался час вечерней смены. Мама поцеловала дочку и ушла. Ночью её охватило беспокойство.
- Разрешите отлучиться на пятнадцать минут, – попросила она начальника цеха, –
у меня что-то с дочкой неладно.
- Не могу, Пелагея, – ответил начальник, – время военное, не хочу под суд идти.
И тебе не советую.

 
Пелагея осталась. После смены она побежала со всех ног домой.
Но поздно: Эля уже не дышала.
- Скоротечная лихорадка! – сказал один умный врач.
Другие промолчали.
Да и о чём говорить? Смерть гуляла по посёлку.

Мне долго снилась ночами девочка Смерть.
Она была похожа на Элю и всё пыталась меня поцеловать.
Я вырывался из её объятий и кричал:
- Дед, помоги!
Дед ковылял ко мне на протезе и утешал.

Больше всего я страшился, что девочка Смерть когда-нибудь поцелует меня.
Мои пять лет, счастливая, безоблачная пора.
               
                Р.Маргулис