Грехи наши тяжкие

Мне пришло сообщение, что мать находиться в тяжелом состоя-
нии. Зная о ее преклонном возрасте, сборы были недолги, несмотря,
что на руках был двухмесячный ребенок. Увиденное повергло в со-
стоянии шока, так как привыкла видеть маму всегда активной, под-
вижной, неунывающей. На кровати сидело что-то наподобие чело-
века. Отекшие до неимоверных размеров ноги, утратившие былую
подвижность руки и полузакрытые глаза. Что она говорила через
полуоткрытый рот, я не могла разобрать. Сестра долгое время за
ней ухаживала, поэтому разбирала нечленораздельные звуки. Она,
оказывается, разглядела маленького внука и сказала, что он хоро-
ший, только очень маленький.
Поинтересовалась у сестры, почему мама постоянно сидит? Она
рассказала о том, что месяц назад мать впала в кому, а затем утра-
тила все признаки жизни. Сестра стала предпринимать все возмож-
ные меры, чтобы вернуть ее к жизни и вот результат – человек
оказался в пограничном состоянии между жизнью и смертью в про-
должение этих долгих дней.
Почему она задержалась в этом грешном мире? Какие тяжкие
грехи, не отмоленные за ее долгую жизнь, держат ее на Земле. И за
что ей такие страдания? Ответ пришел сам собой.
Она видела перед собой кого-то и просила, чтобы их выгнали
прочь. Глаза не открывались, но лицо выражало крайнюю степень
мучения. Она молила: «Зачем они пришли? Зачем они стоят здесь?
Выгоните их, выгоните!». Мы догадались, что это были ее дети, бро-
шенные когда-то по разным обстоятельствам.
Это была наша семейная тайна. Каждый знал от кого-либо, но все
делали вид, что ничего не знают. Понимали, что изменить что-то ни-
кто из нас не мог, а травить зря душу не стоит. Одна история была
известна, потому что самая первая ее дочь была жива и делилась
со мной, рассказывала о своей сиротской доле. Как уже раньше я
отметила, наша мама была очень активной, а в молодости хоть и ни-
зенькой и хрупкой, зато очень бойкой. Рано вышла замуж за «перво-
го парня». Назар был тоже невысокого роста, с задиристым чубом,
ярко-голубыми глазами и светло-русыми волосами. На звонкую игру
гармошки сбегались все девчата, каждая старалась понравиться ве-
селому и обаятельному гармонисту. Только Лиза своим задорным го-
лосом и притопками будоражила сердце Назара. Она была неграмот-
ной, но частушки сочиняла на ходу, в них доставалось всем и даже
самому гармонисту. Это задевало его больше всего, ухаживал за ней
очень настойчиво, пока не добился своего. Только после свадьбы его
поведение резко изменилось. Жена молодая в чужом доме свекрови
под строгим приглядом, уже беременная, а мужу по привычке по-
гулять хочется. Лиза, от природы своенравная и непокорная терпела
до тех пор пока супруг, собираясь на очередное гулянье, стал наматы-
вать демонстративно на ноги вместо портянок ее вышитые белоснеж-
ные полотенца. Сдернула с ошарашенного мужа полотенца, собрала
все свои вещи и ушла обратно к матери. Маремьяна Ивановна, хоть
и была строгих правил, дочь не изводила вопросами. Ей самой не по
душе был такой зятек – общий любимец. Зато зять долго себя не за-
ставил ждать, и пришел забрать свою законную жену. На высоком
крыльце встретила его грозная теща и спустила легко на землю. Она
была статная и высокая, поэтому ей не стоило больших усилий сбро-
сить его и наказать, чтобы ноги близ дома даже не было. На том и
порешили, рисковать Назар не стал и оставил Лизу в покое. Через не-
которое время на свет появилась замечательная девчушка Аннушка
(Нюра) с огромными голубыми глазами, ласковая и веселая. Никто
не знал какая тяжелая судьба ей уготована.
Шли ужасные тридцатые годы. Россия не могла оправиться от за-
сушливых, голодных лет. Колхозы только поднимались «на ноги».
Техники практически не было, ручной непосильный труд отнимал
все силы и время. Когда заканчивали работу на своих полях, от-
правляли в соседние колхозы на «прорыв» или на лесозаготовки. С
детьми и внучкой оставалась Маремьяна Ивановна, а Лиза на рабо-
ту. Она была самой старшей в семье, после нее ее трое. Отец умер
после ранений, полученных во время боев на гражданской войне.
Второму ребенку Ивану пришлось с ранних лет боронить, возить
копны на лошадях. Дома оставались младшие: Саша, Валюшка и
Нюрушка. Они помогали по хозяйству и в огороде. Налоги в поль-
зу государства давили до такой степени, что сдав положенные по
плану продукты, семье не оставалось ничего. А не сдашь вовремя,
отправят в места, откуда редко кто возвращается. Был случай, ког-
да бабушке пришлось ночью пробраться в чужую стайку и зарезать
чужого барана, чтобы погасить долг по поставкам. В темноте про-
мазала и попала себе в ногу, на всю жизнь остался шрам, как напо-
минание о тех ужасных страницах жизни.
В настоящее время трудно себе даже представить, что крестья-
нам приходилось обмениваться продуктами, чтобы не попасть под
опалу. Если у тебя нет кур – бери яйца у соседа и сдавай, сколь-
ко положено по разнарядке, нет коровы – ищи молоко. С каждой
сотки огорода сдавай положенные овощи. Когда положение стало
крайне тяжелым, решили, что Лизе надо спасать положение, ехать
на заработки. В колхозе не было оплаты деньгами, ставили «палоч-
ки» - трудодни. Не было возможности купить самое необходимое.
Трудно было оставить малолетнюю дочь на попечение бабушки, еще
труднее было видеть безвыходность создавшегося положения. Со-
гласилась ехать.
Первый крупный город на пути – областной центр Тюмень. Об-
разования нет, профессии тоже, бралась за любую черную работу,
лишь бы заработать на кусок хлеба и крышу над головой. Сколь-
ко могла заработать отправляла домой. Вскоре нашелся мужчина,
пожелавший помочь, и позвал замуж. Лиза согласилась, недолго
думая, но снова совместная жизнь не принесла ожидаемого резуль-
тата. Зато появилось два малыша и полная безысходность. Знако-
мые предложили ехать куда-нибудь подальше от Тюмени «пытать
счастье». Только куда с двумя малолетними детьми на руках? Серд-
це разрывалось от боли за свою несчастную, неудавшуюся жизнь,
за очередное предательство, за маленьких крошечек, которых даже
накормить нечем. Было стыдно, жутко, казалось, почва уходит из
под ног, когда она несла своих малышей в детский дом.
Там ее удивило, насколько равнодушно и спокойно приняли де-
тей, оформили документы и увели их от нее. Для сотрудников дет-
ского дома в то время это было обычное явление. Люди спасали
своих детей, таким образом, надеясь, что им не дадут там умереть от
голода, и не убьет кто – ни будь для мяса на пирожки. В те неимо-
верно голодные годы нередко наблюдались случаи людоедства.
Опустошенная, сломленная, словно побитая собака, медленно
передвигая непослушные ноги, шла Лиза от стен детского дома, с
мыслью, что никогда больше не увидит своих детей. И будет жить
с этой, жгучей сердце, тайной много-много долгих лет. Что от них
осталось? Фамилия Буторины, мальчик и девочка, надежда, что
они все-таки выживут в этом жестоком мире.
Затем был не более гостеприимен Челябинск, затем Ташкент –
город хлебный, куда стекались обездоленные и несчастные люди со
всех концов Советского Союза, так как началось новое бедствие –
Великая Отечественная война.
Выживала, как могла. В сезон работала на хлопчатнике. Тяже-
лый текмень не чета сибирской тяпке, но Лиза была выносливой,
быстро схватывала и осваивала новые трудовые действия. Еще ее
очень выручало умение вязать. Еще будучи ребенком вязала носки
и чулки на всю семью. Особенно она вспоминала, какие были боль-
шие и толстые ноги матери, и какие длинные приходилось вязать
чулки. Здесь она больше вязала шали и теплые кофты. О Сибири
вспоминала все чаще и чаще, но мало верила, что после всех неве-
роятно страшных лет, прошедшей войны кого-то увидит в живых.
Не может быть человек несчастлив бесконечно. Случай свел ее
с нашим отцом, оказавшимся в Средней Азии в поисках лучшей
доли. Его не брали на фронт, потому что с восемнадцати лет жил с
одной почкой и страдал от бронхиальной астмы. Все его попытки
пойти на фронт пресекались. Освоил профессию каменщика, стро-
ил хлопкосушилки. Работа требовала постоянных переездов, Лиза
тянулась за ним как нитка за иголкой. В семье появились поздние
дети – две дочери-близняшки в 1950 и дочка в 1953 году. Отец не
чаял души в своих долгожданных детях, любил их каждой клеточ-
кой, каждым нервом.
Лиза держалась очень сдержанно, не проявляла особых чувств.
Может перегорела в ней материнская любовь вместе с оставленной
малолетней Нюрушкой и брошенными в детском доме, малышами.
Одна из близнецов – Люда умерла в возрасте восьми месяцев. Не
было медицинского обслуживания, не было необходимых лекарств.
Всю свою нерастраченную боль и любовь мать направила на остав-
шуюся чудом живую Тоню. До конца своей жизни она старалась
быть рядом с ней, и даже в эти жуткие дни своей кончины она была
в доме именно своей любимой Тони.
Долгие двадцать пять лет прошли, как один день. Ей было сорок
восемь лет, когда туркменская жара стала настолько невыносимой,
что все чаще возникали разговоры о перемене места жительства.
Доходило до того, что Лиза падала в обмороки, не доходя до рынка.
Решили возвращаться на родину матери в Тюмень, так как отец
утратил полностью связь со своими родными.
Каково было удивление по возвращении в Тюмень, что все-все
живы. Даже два брата вернулись с ВОВ пусть с ранениями, но жи-
выми. У Нюры своя семья и двое детей: дочь и сын, муж красавец.
Маремьяна Ивановна с честью перенесла все тяготы войны, поте-
ряла там второго мужа Осипа и вытянула на своих плечах детей и
внучку. Когда стало особенно трудно в годы войны, уехала за сорок
километров от Тюмени в Бухтал на лесозавод. Трудилась наравне с
крепкими мужиками на переработке леса, ждала сыновей с фронта,
отправляла младшую дочь Валентину и внучку учиться в Тюмень.
А когда сыновья встали на ноги, завели семьи, построили дома в
Тюмени, ей осталось одно – радоваться внукам. И вдруг такой по-
дарок – вернулась дочь через двадцать пять лет. Как в библейской
притче. Там блудный сын возвращается, а тут дочь. Все были не-
сказанно рады, только наблюдая за Нюрой, замечала ее странный
отсутствующий взгляд. Она мне полюбилась сразу и до последних
дней. Я чувствовала ее своей родной матерью. Ведь у нас была раз-
ница двадцать два год, и она чувствовала, что я также как и она
была обделена материнской лаской и вниманием. Хотя, честно ска-
зать, я от этого никогда не страдала, потому что была в «вечном»
движении, было не до «сентиментов». Поздний, избалованный ребе-
нок – это не про меня.
Мать потянуло на Родину, уехали из Тюмени в сибирское село,
где все было настолько ново и необычно для ребенка, прожившего
семь лет в Средней Азии.
Без всяких потрясений прошли шестидесятые годы. Отец рабо-
тал на строительстве, поэтому в отличие от деревенских ребятишек,
мы не испытывали тяжестей жизни. Только память о хрущевской
кукурузе осталась навсегда. В школе на уроках труда сортирова-
ли огромные кучи кукурузы на семенную и выбракованную. Затем
всем давали кукурузную муку. Мать пекла лепешки, которые мож-
но было есть в горячем виде – холодные в горло не лезли.
Семидесятые – «застойные». Хотелось бы узнать, кто хочет их
вернуть обратно? Уверена, что многие желали бы вернуться в то
время, когда были молодыми, счастливыми, жили душой, и не де-
шевыми китайскими шмотками.
Мама все эти годы жила с Тоней, для Тони, особенно когда ушел
из жизни отец.
Любила очень ее троих детей. Как будто хотела свою нерастрачен-
ную материнскую любовь реализовать наконец-то.
В церковь никогда не ходила, молиться не умела. Не было у си-
биряков поклонения высшим божествам и совсем не от того, что
коммунисты запрещали. Шли люди в Сибирь на свой страх и на
риск, надеялись на свои силы, здоровье, близких людей, на свои
трудовые руки. Некогда было молиться, корчуя лес и обрабатывая
сохой целину.
Был другой Бог, другие идеалы. Мама рассказывала, как под оде-
ялом шепотом учила песню «Легко на сердце от песни веселой, она
грустить не дает никогда…».
Но все имеет свое начало и свой конец. Закончился отсчет вре-
мени, отведенного ей, может свыше, может природой, и прошлое
настигло в самый последний момент - явились те, кого, когда-то в
силу обстоятельств ей пришлось оставить, предать.
Любая тайна становится явной. Никто нам не рассказывал про
них, но у детей есть свойство прислушиваться к разговорам взрос-
лых и более развита интуиция. Я слышала, как бабушка иногда
упрекала мать, а она в ответ говорила, что неужели было бы лучше,
если бы дети умерли от голода. Ответа однозначного не было. Позд-
нее Нюра раскрыла нам эту тайну. Она очень страдала от своего си-
ротства и выросла на удивление доброй и сердечной. Не нашло зло
и обида на жизнь место в ее сердечке. Она даже предлагала найти
наших брата и сестру, но до сих пор о их судьбе ничего не извест-
но. Тайна до сих пор ждет раскрытия. И это лежит на мне – самой
младшей.
А пока месяц пыток и мучений. Почему именно в это время,
когда она находится в пограничном состоянии между жизнью и
смертью, а может и в «чистилище» перед ней предстали эти дети.
Живы они или встретили ее там, откуда нет возврата? И почему она
видит их именно детьми и боится их. Может быть, не надо было,
скрывать эту тайну, а раскаяться, исповедаться, снять грех с души.
Увиденное мучение и смятение души перед переходом в иной мир
долгое время не давало мне покоя. Хотелось каким-то образом по-
мочь, очистить ее душу, чтобы ей «там» было спокойно, хорошо.
Ведь она прожила такую невыносимо тяжелую жизнь в постоянном
труде и мучениях.
Решение пришло неожиданно, случайно узнала, что в роддоме
брошена новорожденная девочка. Не задумываясь, пошла ее посмо-
треть, крошечка, один килограмм девятьсот грамм. Заведующим
детским отделением предлагает взять еще одну девочку, оставлен-
ную в больнице в возрасте чуть меньше года. Именно в таком воз-
расте были дети, оставленные мамой. Забираю обеих, несмотря на
то, что у себя шестеро своих. Со мной остался младший семи лет,
остальные уже взрослые. Теперь воспитываю этих девочек и верю в
то, что этим замаливаю мамины тяжкие грехи. Пусть будет ей легко
и покойно. Новорожденную малышку назвала Лизой. Она такая же
хрупкая, шустрая, непослушная и поперечная, словно перевопло-
щенная моя мать.