Чудны дела твои господи

Чудны дела твои господи

Все напасти в моей жизни начались 13 числа в понедельник. Вообще то я девочка несовременная и во все эти суеверия, типа чёрной кошки, гуляющей перед тобой, птички, гадящей тебе на голову, пустых мусорных вёдер и прочей ерунды, не верю. Мне всё это до лампочки, или, как
Говорит моя лучшая подруга Илонка – фиолетово. Но, не смотря на то, что я очень скептически отношусь ко всем этим колдунам, экстрасенсам, ведьмам  и прочему чудотворному электорату, гадости повалились на мою голову именно тринадцатого в понедельник. Красивым, тёплым весенним днём. Я уже перехожу на последний курс факультета иностранных языков моего родного университета. Мои знания английского и немецкого, да ещё, с трудом полученное  гражданство, которое мне вообще то принадлежало по праву рождения моих бабушек, частично моей мамы и уже совсем частично мне. Но в год, когда раздавали кому гражданство, а кому «аусвайс», моя уж совсем латышская бабушка, так перегрызлась со всей чиновьей братией, да ещё, вдобавок отказалась сама получать гражданство, то я, когда получала паспорт, намучалась доказывать, что я не верблюд  и права мне мои должны отдать. С треском, но дали. Ну, я отвлеклась. Так вот, я выбирала, куда мне ехать работать на каникулах. Уже третий год подряд я езжу в Англию. Но недавно, уехавшие на жительство в Германию подруга моей мамы с её очень крутым мужем, предлагали приехать к ним. Будет где жить и не будет проблем с работой. Но моя Илонка сказала, –
 -«Зачем тебе неизвестные приключения на ж.., когда у тебя уже есть и знакомые заграницей, и работа тоже есть»
Ну, я и заказала билеты на 1 июня до Лондона. Кстати, языки я, без ложной скромности, знаю лучше наших преподов и вообще, с самой ранней младенческой юности я болтала на трех языках, переходя с одного на другой без остановки. Прямо тут, не слезая со стула, сидя за обеденным столом. В моей семье было четыре моих самых главных и любимых человека: бабушка Паулина – мамина мама, дедушка Василий – мамин папа, моя мамуличка Ирэна и мой папа Теймураз. Как вы поняли по именам, бабушка латышка, дедушка сибиряк, мама туда-сюда пополам, а папа грузин. Вот я  и выросла, эдаким домашним полиглотом. Каждый из них старался меня научить своему языку, попутно втискивая в меня основы своей культуры. На радость всем, я оказалась жутко способным к языкам, ребенком и в тихие часы домашнего досуга с каждым могла поддержать разговор на его родном языке и решить их личные религиозные проблемы. У нас даже в этом вопросе уживалось три религии. Бабуля моя была евангелисткой, дедушка православный, папа мусульманином, так как он не совсем грузин он аджарец, ну а я вообще никакая. Родственники не пришли к общему знаменателю и решили: вырастет, выберет. Ну а я еще не выбрала. Опять я отвлеклась от главной темы.
Илонка моя сегодня отсутствовала, уехала к своим родственникам в Огре, звала меня, но я закапризничала. Утром, я выгуляла свою любимую собаку Тори, эдакую корову восьмидесяти килограмм весом, с очень умильной рожей и умными, немного грустными, глазами. В общем, красота неописуемая, прекрасный экземпляр семейства ротвейлеров. Живем мы с ней душа в душу, я ей поверяю такие тайны, о которых даже Илонка не знает. Придя с прогулки и послонявшись по квартире, решила поехать на базар, сделать закупки на пару недель. Поэтому беру бабушкину сумку на колесиках, больше похожую на мешок из-под картошки, нелицеприятную, но очень удобную и вместительную. Картошечка, морковка, лучок, крупы разные, в общем, набираю под завязку и превращаюсь в ослика Иа, или бомжиху волокущую, все свои пожитки по своей несчастной жизни. Забираюсь на трамвай, время прекрасное одиннадцать часов утра трамвай полупустой, окна открыты, ветерок прогоняет духоту и я еду себе со всеми удобствами. Я выдрыхлась как следует, спокойно попила кофейку, выкурила пару сигарет и еду как госпожа на свободном месте, а самое главное в это время на него никто не претендует. Приехала. Первым делом по овощным рядам, капризно кривя губы, долго выбирая картошечку, морковку, щупаю лучок крепкий ли, набираю полмешка и иду в павильон макаронно-крупяных изделий. Битком набив продуктовую корзинку, иду к кассе. Вытаскиваю из кошелька на животе, укрытый от жулья полами плаща, двадцать лат и протягиваю в кассу. Кассирша протягивает руку и в этот момент пацан лет пятнадцати, выхватывает у меня из рук деньги и летит, продираясь сквозь толпу народа, к выходу из павильона. Все это занимает не более тридцати секунд, мы стоим обалдевшие, я даже рот не захлопнула. От такой обиды у меня на глазах начали собираться слезы – это мое самое больное место. Чуть что я начинаю обливаться слезами, даже по самому ничтожному поводу, мама всегда говорила, что у меня глаза на мокром месте. (Так интересно, а на каком месте они должны быть.)
-«Гражданка»,- кассирша скорчила жалостливую физиономию, - «Брать будете или как»?
Я клацнула зубами и захлопнула рот.
-«Беру, конечно»,- вытащила еще одну двадцатку, последнюю.
В кошельке осталось пару лат и немного мелочи. Мой бюджет очень сильно пострадал, кошелек стал тощим на моем еще более тощем животе. Естественно так расстроилась, что забыла купить мой любимый развесной зеленый чай и грустно потащилась на выход к трамваю. Подошел трамвай моего маршрута и у меня улучшилось настроение. Два симпатичных молодых человека, перебивая друг друга, схватили мою сумку и меня под ручки, буквально внесли в трамвай, посадили на свободное место и стали на перебой занимать меня беседой, выясняя попутно, где я выхожу, как меня зовут и, обсыпая комплиментами как перхотью из рекламной картинки. Я охотно отвечаю, что дома меня ждет муж с двумя маленькими детьми, что выходить мне через пять остановок и я очень и очень благодарна им, на что они машут руками и по приезду к моей остановке, так же прытко вытаскивают мой мешок на тротуар и машут мне руками. Я впрягаюсь в свой мешок и тащу его до дому. Перед домом, почти у самых моих окон, стоит безразмерной длины скамейка и сколько  бы старушек на ней не сидело, всегда находится свободный кусочек для моей тощей задницы. Вытаскиваю мобильник и звоню Илонке. Очень хочется поделиться с ней своей бедой. Илонка сразу включается в разговор и выясняется, что она уже дома, что ее подвез на своей машине знакомый из Огре и ей не пришлось тащиться на электричке, и что она сейчас будет. Так как живет она через два дома от моего, то уже через десять минут Илонка, резвой козой заскакивает в мой двор. Затаскиваем мешок в квартиру, Илонка уже хрумкает немытым яблоком. Читать ей лекцию по поводу немытых фруктов бесполезно. «Мой желудок даже обожает микробиков, они такие маленькие, хрустящие и вообще-то зараза к заразе не пристает, в общем пусть лопает, коза, вот заболеет, поймет. Илонка влетает в комнату и сразу начинает орать на Тори «лентяйка, любимые женщины в дом, а ты, толстая корова, даже зад не поднимешь». Тори виновато тычет ей мордой в ладони и смотрит ей в глаза таким нежным любящим взглядом, что Илонка начинает визжать и чмокать Тори. После чего, вся Торина морда покрывается Илонкиной морковной помадой, а Илонка на глазах становится симпатичной, так как густой морковный цвет помады Илонке не идет и когда она оставляет её на Ториной морде, губки у Илонки становятся нежными, розового цвета. Я ей сто раз говорила: «ну не крась ты губы этой жутью, она тебе не подходит». Но очередной хахаль сказал ей, что ее губки хочется схрумкать как морковку. Ну и черт с ней, пусть красит, дурища. Перекурив и попив кофе, мы с подругой полезли в подвал.
Подвал у нас, как в старинном замке, весь из красного кирпича. Стеллажи по стенке из крепкого старого дуба. На них всегда стояли ряды банок с вареньями, соленьями, маринадами. На наклонных полках с ячейками покоились бутылки с вином, на другой стене на полках стояли корзины, бутыли, пустые банки, а позади лестницы два ларя и пять бочонков для солений. Но с тех пор, как я осталась одна, подвал стал похож на старого облезлого графа, когда-то очень богатого, а теперь едва прикрытым старыми обносками. Десяток банок с огурцами, кукурузой, зеленым горошком, несколько банок с крупой, да пара корзинок с картошкой, морковкой, капустой, вот и все изобилие на сегодняшний день.
Когда-то, до войны, хозяин нашего дома, занимал весь бельэтаж. Это и была наша квартира. Она состояла из семи комнат, большой кухни, роскошной ванной комнаты. Вход в хозяйские комнаты был через парадные двери. Сначала вы попадали в замечательный квадратный коридор, из которого вели три двери. Две огромные, больше похожие на парадные ворота, с резными завитушками, цветами и листочками. Прямо произведение искусства. Они вели в две комнаты по пятьдесят квадратных метров каждая, окна выходили во второй наш двор, больше похожий на сад, множество деревьев, кустов, даже фонтан был, но теперь там песочница для малышей и множество скамеечек, которые вмещают на себе кучу молодых мам с колясками и совсем маленькими детишками. Когда эта молодая поросль подрастала, то категорически перетекала в первый двор, где носилась целыми днями, гоняя мяч, гремела велосипедами, роликами и ещё чёрт знает чем. Тут уже за ними следили бабки, которые попутно сплетничала обо всём на свете. Опять отвлеклась. Третья дверь из бокового коридора вела в другой, длинный, в который выходили дверь ванной комнаты, дверь в комнаты прислуги и на кухню, а из кухни была ещё одна дверь,  в комнату 20-ти метров, при которой был чудненький резной балкон. В две комнаты для прислуги вела дверь с лестничной клетки. Она была простенькая, обитая железным листом. Эти комнаты для прислуги и занимала наша семья, Бабушка Паулина, дед Василий, моя мамуля Ирэн и мой папа Теймураз, ну и конечно, я. Две комнатки – одна 10 кв. м, другая 18 кв. м, были, конечно, маловаты для нашей семьи. Но папа и мама работали на ВЭФе, знаменитом на весь, тогда ещё целый  Советский Союз. И как молодые специалисты, должны были получить квартиру в районе Плявниеки. Куда бабуля с дедулей категорически не собирались, а так как за мной нужен был глаз да глаз, то я на будни была сдана в аренду старшему поколению, чему я была безумно рада. Нашими соседями были семья Вульфсонов. Громогласная Нора, при ней её маленький, тихий муж, дочь с мужем и двое внуков, наши друзья и одногодки Хана и Данька.
В комнате ведущей из кухни жили старички Ян и Яна. Одинокие, очень тихие, незаметные люди.
Комнаты тёти Норы были разделены пополам красивыми стеклянными перегородками, которые можно было катать от центра к стенке на колёсиках. Когда мы были маленькие, а дома никого не было, мы катали эти двери до полной одури. В одной из комнат стоял настоящий камин из зелёных голландских изразцов, его топили по большим праздникам, а потолки украшали головки ангелочков. Когда-то они были белоснежными с позолотой, но после того, как Нора велела их раскрасить разноцветными красками, ангелочки стали похожи на старых проституток из закрытого борделя и смотреть на них было несказанно омерзительно. Но, хозяин-барин, Норе нравилось, а мнение других её не интересовало.
Наши комнаты были без каминов, ангелочков и вообще без всяких излишеств. Дедушка с бабушкой жили в маленькой комнате, а маме из 18-ти метровой, выгородили 6-ти метровую комнату. Т.к. комната была с двумя окнами, дед сделал легкую фанерную перегородку, с двух сторон которой были полки со стёклами. Со стороны мамы все полки были заставлены игрушками и книжками, кровать застлана одеялом, сшитым из белых пушистых кроличьих шкурок, на полу лежала шкура оленя, а окно бабушка завесила бежевыми старинными кружевами в обрамлении коричневых бархатных штор. Когда моя мама стала мамой и переехала в комнату бабушки, вся зта красота досталась мне. А бабуля с дедушкой стали жить в гостиной, закрывая, стою тахту старинной китайской (или японской) ширмой.
Под окнами наших комнат и стояла та длиннющая скамья, где сидели целый день старушки со своей сопливой детворой. С годами детвора подбирала сопли и почти до утра пила пиво и орала песни. Время от времени кто-нибудь из жильцов взывали к власти, власти приезжали, разгоняли, некоторых, особо не согласных, везли в отделение и охлаждали до утра. Вызывали родителей, те платили штраф, забирали своих чад и учили дома народными средствами. Всё стихало на пару дней и начиналось по новой. В последние годы, когда у многих родителей не было денег не только на штрафы, но и на еду, а дети перешли на наркотики и в их поисках рыскали где-то вдали от родного дома, скамейка с вечера до утра пустовала и в нашей квартире наступила долгожданная тишина.
К этому времени я подросла и осталась в квартире одна.
Да и в нашем доме произошли огромные перемены. Так вот, когда-то в нашей квартирке жили экономка, повариха и горничная. В нашем маленьком коридорчике было еще удобство – это отдельный маленький туалетик с раковиной для умывания, поэтому наша семья не пользовалась ванной комнатой. Недалеко от нас была замечательная баня с парилкой, ванными комнатами, а белье мы сдавали в прачечную. Когда я была маленькая, то часто бегала в общую ванную комнату, где стояла огромная как аквариум в супермаркете, ванна на львиных лапах и краны представляли собой большие львиные головы, из пасти которых лилась вода холодная и горячая. Стенка ванной комнаты была выложена зеркалами, а остальные три до потолка мраморными плитками. Как  я уже сказала, мы этими прелестями цивилизации не пользовались, но зато у нас был подвал, которым мы гордились и в детстве я, Илонка, Хана и Данька прятались в нем от житейских бурь, поверяли тайны и рассказывали страшилки. Там мы плакались друг дружке в фартучки и заедали горе яблоками и морковкой, которые никогда не переводились в бабушкиных ларях. И вот все кончилось. Дом наш стал пустеть. Хозяйка дома, неизвестно откуда свалившаяся на нашу голову, решила выгнать всех, сделать евроремонт и распродать квартиры по 4 – 7 комнат иностранцам. В общем, за семь лет, с 1995 по 2002 она вышибла из правого крыла дома всех жильцов. Сначала люди с нижних этажей с ней судились, без результата (положительного) для себя. Потом ей это надоело, и она повесила табличку, что дом становится на капитальный ремонт, и будут отключены вода, газ, свет, что и быстренько привела в жизнь. Люди растеклись кто куда. Кто уехал в Россию, кто на запад, кто на ближние хутора к родственникам. У кого были кой-какие деньги, купили себе квартиры на окраине Риги, а то и вовсе, в районе. Ну, а те, у которых не было ни денег, ни родственников, подались в бомжи. Я как-то встретила бывшего профессора, политэкономиста, старого человека у которого кроме огромной библиотеки ничего за душой не было, и, получив пенсию нищего, ходил на улицу Кр. Барона и стоял там, в очереди, за бесплатным обедом. Наша половина дома еще живет, но жильцы потихоньку расползаются. Умная молодежь, закончившая университет или институт, уехала работать за рубеж. И не важно куда – в Россию или Германию, на хорошие должности, да и то по блату. А большинство молодых стали за рубежом официантами, барменами, кто плохо владел языками, ехали на стройки, на сельхозработы. Много наших знакомых девчонок, действительно хороших и порядочных угодили в руки проходимцев и затерялись где-то в борделях Европы и Азии. Это сейчас, много лет спустя, когда все давно известно девчонки остерегаются и едут только те, кто точно знает, куда и зачем.
Моя соседка тетя Нора, оформила выезд семьи в Германию. Она долго сомневалась, куда ей ехать. Может в Израиль к своему старшему сыну. Он уехал туда еще в 1983 году, там женился и живет много лет в городе Хадера. Но перевесила Германия. Немцы, посыпав голову пеплом и, принеся покаяние, стали приглашать пострадавших во время войны евреев, жить к себе. Обещают старикам хорошую пенсию, бесплатные квартиры и всяческую помощь их детям и внукам. Тётю Нору очень пугали бесконечные терракты в Израиле, и она решила всех увезти в Германию, надеясь, что второй Гитлер за её жизнь и жизнь её детей там не объявится. А в этом Израиле, то дают землю приезжим, то отбирают и отдают арабам. Сам чёрт не поймёт, что там творится. И Нора единодушно за всех решает ехать в Германию,  (правда уже полгода  едет, и всё никак не уедет)
-«Вай мей, мир», качает она старой головой, - «Надо всё хорошо обмозговать, что бы не попасть впросак».  Дядя Еся, Норин муж, решений никаких не принимает, Нора ему этого не разрешает. Он был классным закройщиком по обуви и безвылазно работал много лет на фабрике «Ригас Апави». Поэтому вся семья, носила прекрасную качественную обувь, по английским колодкам из кожи высшего сорта, естественно фабричной и как дополнение к обуви, носили штаны, пиджаки, пальто просто кожаные и кожаные на меху. Скорняк Фима на излишки дециметров кожи, полученных от Еси, одевал всю Есину семью в меха. Кормить, обувать и одевать семью, это всё, что было позволено старому Есе, а иметь собственное мнение – это уж фигушки. Всё своё редкое свободное время, он проводил в старой Риге, в синагоге, где ему доводилось иметь собственное мнение на религию, на политику, ну и, конечно, на мужские шалости. Там он получал гуманитарную помощь от еврейских обществ, т.е. посылки для несчастных евреев, живущих в нищете, в Советском Союзе. Нора же с шести утра и до позднего вечера, носилась по кухне, крутя своими 180-тью см бёдер постоянно
натыкалась на что-нибудь. По этому поводу она высказывалась сразу на трёх языках, производя неописуемый шум на всю квартиру. Старики соседи и мои, бабуля с мамой, пользовались кухней в период затишья, когда Норина семья, завтракала, обедала, полдничала, ужинала или просто когда сама Нора отдыхала. Готовила Нора неисчислимо много, как будто её семья состояла не из шести человек, а, по меньшей мере, из взвода голодных новобранцев, но самое удивительное, что всё это съедалось. Члены семьи постоянно ели, жевали, брали с собой на работу, в школу. И на следующий день приготовление пищи повторялось по единожды написанному сценарию.
Комнату, вход в которую, шёл из кухни, занимала тихая пара стариков. Ко времени моего рассказа дедушке Яну было 88 лет, а бабушке Яне 86. Сколько я их помню, они все время были на пенсии.  Когда они в 1947 году, отвалявшись пару лет по госпиталям, больницам снова обрели друг друга, в военкомате им предложили небольшую квартирку, с частичными удобствами на улице Баускас. А в 1951 году их переселили  в наш дом. В комнату со всеми удобствами, в такую большую и светлую, да ещё с нарядным балконом, который Яна сразу превратила в цветущий уголок. И не смотря на то, что кухня было общей, Яна радовалась, как ребёнок и долго плакала от избытка чувств.
В 1937 году, когда красавица Яна встретила в своей Белоруской деревне, приехавшего на побывку молоденького лейтенанта, бравого лётчика Янку. Её сердце на веки было отдано ему. До самого донышка, до самой последней кровинушки, а Янек от своей красавицы совсем потерял голову. И тут же, в первый день их знакомства предложил ей руку и сердце. Расписавшись, на следующий день в сельсовете, справили весёлую свадьбу. А на пятый день знакомства, отбыли, уже супругами, в часть Яна, в город Ровно. Там через год родилась и их дочь. Ангелочек Олеся. Муж, к тому времени, летал в небе Испании. И Яна, с маленькой дочкой, уехала к маме в деревню. Три года они с Яном встречались только во время его отпусков. И она иногда, оставив дочку у мамы, ездила на месяц к нему в часть. А в 1941 началась война. В свои 20 с небольшим Яна хлебнула столько горя, сколько бы хватило на 100 человек. Дом, в котором жила её большая дружная семья, сгорел дотла, как и вся деревня, и сотни людей, закрытых в сарае. В тот раз её уберегла судьба. Она с Олесей ходила в лес по грибы. Когда вернулась – деревня уже догорала. Яна выкопала в своём дворе большую яму, застелила её лапником и таскала обгоревшие останки своих родных, вперемешку укладывая всех в яму. Поливая слезами, закопала и положила камень. С тех пор Яна редко плакала. И первые слёзы, слёзы облегчения, полились. В 1947 году, когда она вновь нашла своего Яна, покалеченного, без ноги, но самого родного и любимого. А тогда в 42-м, забрав Олесю, Яна ушла на дальний хутор, к родственникам, была связной у партизан. Её предал знакомый парень, ухаживания которого, она много лет назад отвергла. Он служил полицаем у немцев, Яну забрали вместе с Олесей и отправили в Саласпилс, лагерь смерти. Яна редко видела свою Олесю. Говорили, что в детском блоке у детей берут кровь и много детей после этого умирало. Через несколько месяцев немцев погнали из Риги, Яну освободили, но её девочка, которой не исполнилось и 6-ти лет, так и осталась в лагере навечно. Сама Яна весила 36 кг и выглядела старухой. Она не плакала и тогда, когда узнала, что Олеси больше нет. Что-то сдвинулось в её сознании и с тех пор её мучила жуткая депрессия. Детей у них с Яном больше не было. Через много лет им пришёл  подарок из Саласпилса – это была маленькая фотокарточка Олеси и кусочек колючей проволоки. Яна увеличила фотографию и прикрепила к ней этот жуткий кусочек проволоки. Так и смотрели на них из угла комнаты, иконы Богородицы с младенцем на руках и фотография маленькой девочки с грустными взрослыми глазами, ореолом вьющихся белых кудряшек, похожая на ангела.
Мы все в квартире очень любили стариков и всегда старались сделать что-нибудь хорошее. Нора, не стучась, открывала нараспашку дверь в их комнату и вносила очередной шедевр, своего кулинарного искусства. Дети ухаживали за ними во время болезни, бегали за лекарствами, за продуктами и они звали нас своими внучатами.
Настало время рассказать и о моей семье. Моя бабуля Паулина, как я уже говорила, была коренной латышкой. Родилась она на хуторе рядом с поместьем Дикли, что недалеко от Валмиеры. После войны там был образован реабилитационный центр, куда ссылали всех поломавших руки или ноги. Там им делали руки рабочими, а ноги стоячими. Многие родственники моей бабули еще до революции семнадцатого года уехали в Сибирь, никто их не ссылал, так уж в то время сложились обстоятельства и им пришлось уехать. Моя бабуля была приучена к работе с раннего возраста, но очень любила учиться, и была всегда среди первых. Закончив в 51-ом году семилетку, уехала в Ригу и поступила в молочно-пищевой техникум. Закончила его и была направлена на молочный комбинат техником-технологом. В 1956 году на комбинате появился высокий, крепкого сложения, молчаливый начальник цеха. На симпатичного сибиряка обратили внимание все девушки разом. С его приходом девушки преобразились. Стали делать замысловатые прически, все, как одна, стали краситься, а он обратил внимание на беленькую с ясными синими глазами и тоненькую как тростинка девчушку. С первого разговора оказалось, что он из тех мест, где живут ее дальние сибирские родственники и, что очень дружил с парнем Валдысом, который был седьмой водой на киселе, но все же ей братом (семиюродным). Он даже знал немного латышский язык, и это сыграло роль при его направлении на работу. В общем, Василий и Паулина через год сыграли шумную молодежную свадьбу и им дали две комнаты в центре города. Правда квартира была общая, но у них был отдельный вход и свой маленький удобный коридорчик. Прежние жильцы оставили в квартире круглый стол с четырьмя стульями и старую очень большую тахту. Дедушка ее починил, обтянул новым материалом, красивым домотканым в клеточку, подарок Валмиерской родни, перетянул сиденья стульев и получился прекрасный интерьер. Теперь все продукты, которые им привозили с хутора, были уложены в подвале и там же он себе отгородил уголочек, где сделал мастерскую, и все инструменты у него были в идеальном порядке.
В сорок пятом году семья Норы состоявшая из пятнадцати человек заняла эту квартиру. Хотя дом заполнился жильцами быстро, все пять этажей, квартира в бельэтаже, бывшая хозяйская, почему-то пустовала. Она была обставлена прекрасной мебелью. На кухне сияли медные котлы, кастрюли и было впечатление, что жильцы ее вот-вот вернуться. А семья Норы и ее родственников занимали до войны целых два этажа в этом доме. Все, кто остался были расстреляны, и только Нора, ее сестры Сара и Бела с мужьями и детьми, уехавшие перед самой войной в Красноярск, выжили. Они приехали с картонными чемоданами, заплечными мешками, в ватниках и были бедны, как церковные мыши. Но к пятидесятому году семья встала на ноги. Старшая сестра Сара с мужем купила дом на Киш-озере, куда благополучно отбыла со своими тремя детьми. Средняя Бела с мужем купила себе дом на Югле в районе Чертового озера и также с братом мужа и двумя детьми уехала жить в свой дом. Осталась Нора со своей, тогда еще живой матерью (которая скончалась в том же году) и со своими детьми: дочерью Фаиной и сыном Ильей. Они купили себе дачу на взморье в Лиелупе и остались жить в городе.
Но так как занимать на четверых квартиру в 160 кв.метров им никто не разрешил, их потеснили, оставив им две огромные комнаты. Так в комнату 20 метров с балконом и видом в сад получил Ян и Яна, а квартирку для прислуги получил мой дед Вася и бабуля Паулина, бывшая в то время на восьмом месяце беременности моей мамочкой Ирэн. Там со временем родилась и я.
 Моя мамуля была очень избалованным ребенком. Дедушка Вася при его росте в 189 см. и весе 90 кг был самым нежным и любящим отцом. Он сам укачивал ее на руках перед сном и пел старинные сибирские песни такие тягучие и безразмерные, что могли усыпить не одну любимую деточку, а еще дюжину совершенно не желающих спать сорванцов. Он рассказывал ей сказки, катал ее вместо лошадки по комнатам, носил, сажая себе на плечи по улицам. Моей маме нравилось сидеть на шее у отца и вить из него веревки. Она не терпела слово нет, топала ногами, в пятнадцать влезла на мотоцикл и носилась как оглашенная. Так как она занималась спортом вполне официально, с мотоцикла ее не стаскивала даже милиция. Носилась по льду на катке и играла с мальчишками в хоккей. Благополучно закончив школу, поступила в политехнический институт, где уже на первом курсе заболела альпинизмом, благодаря одному сокурснику, грузинского разлива. Она записалась в секцию альпинистов и облазила со своим сокурсником Теймуразом весь Кавказ.
В конце концов, она забеременела мной и только тогда дала согласие Теймуразу на свадьбу, обговорив одно условие, что он будет жить в Латвии, а к своим будет ездить только в отпуск. Теймураз не стал перечить. Его любовь к этой полукровке была безграничной и вот в 81 году я прибыла в этот мир.
Приехали мои грузинские родственники и под русско-латышско-грузинские тосты и беспробудное питие и пение меня встретили и отпраздновали мое прибытие. Родители, недолго думая, сплавили меня бабушке и дедушке, чему те были несказанно рады. Они очень гордились своей необычной внучкой, которая получила от Кавказа большие черные, с египетским разрезом глаза, обрамленные длиннющими и лохматыми ресницами и совершенно белыми, вьющимися волосам. Тонкий прямой носик мне достался от бабушки, а довольно красивые пухлые губы от деда. Да к тому ж еще к их и моему изумлению я оказалась очень умным и способным ребенком. Бабуля, расчесывая мои волосы, цокала языком и говорила, что от них исходит сияние. Не знаю уж чего она там видела сияющего, меня эти волосы сильно доставали и я требовала, чтобы их заплетали очень туго в косы. Так я и росла. Бабуля ушла с работы и посвящала все время мне. Родители же мои мной не занимались, разве что целовали, тискали меня и привозили множество подарков из своих альпинистских походов. Летом я с бабушкой часто на целую неделю уезжала на море на большую соседскую дачу, где было, пять комнат, большая веранда и мы дети целыми днями играли на пляже и бултыхались на море. С нами везде была и моя подружка Илонка, без нее я никуда бы не поехала.
Когда мне было полтора года и вся семья работала, меня отдали в садик ясли недалеко от дома в латышскую группу. В первый день моего ясельного пребывания я отняла игрушку у Илонки, стащила ее с синенького горшочка (мне предложили беленький) и настучала погремушкой ей по голове. Илонка этого не стерпела и заехала мне в ухо чашкой с компотом. Так родилась наша дружба и за все эти годы мы старались быть вместе и не разлучаться надолго. Ходили в одну школу, русскую, хотя брат учился в первой с латышским языком обучения. Поступили в университет на одно и тоже отделение иняза. Илонкина мать звала нас “близняшками” и “два сапога пара”
 Ну а мои мама и папа, к которым я даже не привыкла, погибли в горах под лавиной. Их так и не нашли и осталась я в девять лет круглой сиротой. Бабушка долго болела и плакала, а потом изрекла «бессовестные, бросили дочь, променяли на свое лазанье» и вот я, девятилетнее “чудо в перьях”, осталась одной утехой у моих бабули и дедули. Бабушка собрала все мамины и папины вещи и отволокла их в комиссионку. После получения денег бабушка накупила мне множество блузочек, платьишек и игрушек. И я переехала в отдельную комнату. Где жили бабушка с дедушкой, потом мама с папой, а теперь живу я. Мой дедушка после смерти мамы стал очень молчаливым, часто сидел, задумавшись, глядя большими глазами в окно. Наверное, видел там свою дочь Ирэну, которую любил и по которой тосковал. Через два года дедушки не стало. “Умер от тоски”, сказала бабуля, “от острой сердечной недостаточности”, сказал врач. Вот и остались мы вдвоем с бабушкой. Дом наш такой шумный и веселый как будто впал в спячку. Бабушка купила себе вязальную машину и целыми днями вязала на заказ кофты, свитера, даже пальто. Это у неё здорово получалось. Моя отгороженная комнатка стала бабушкиной спальней, исчезла из гостиной тахта, ее заменили модным диванчиком, исчез круглый стол со стульями, появился маленький журнальный и два кресла, а в уголке у входа поставили стол-книжку, на котором поставили электроплитку, электрочайник и очень дорогую новинку микроволновку. На кухню мы стали ходить очень редко, а потом и вообще перестали ей пользоваться, совсем отделились в отдельную квартиру. Когда у меня погибли родители, я как-то это не осознала, а когда умер деда, очень плакала, я его очень любила и тогда Илонка сказала, что она никогда в жизни меня не бросит и будет мне и папой, и мамой, и дедушкой. Интересно, она, что меня на руках таскать будет или сидеть, перед сном, и петь песни?
Бабуле я особых хлопот не доставляла, моим любимым занятием было бесконечное запойное чтение книг. Я впихивала в себя знания как губка и читала не только детские, но уже усваивала и философию. Читала я на русском и латышском, с грузинским было хуже, я могла общаться довольно прилично говорила, а вот читать не могла, да и говорить последнее время было не с кем. Я с удовольствием вспоминала приезды моих грузинских родственников. Я еще маленькая была, но хорошо помню приезды, вернее набеги моего дяди Гогия.
Он сваливался нам на голову, без предупреждений, без письма, без звонка и не один. Всегда с ним приезжали человек пять, шесть друзей. И тогда мой отец совершенно преображался. В нашей семье, где темпераменты были спокойные (кроме меня) люди более выдержанные, мой отец соответствовал обстановке. Он был солидным отцом семейства, уважаемым конструктором на работе, любимым мужем и сыном. Никаких нареканий со стороны бабули ни разу не получал. Но когда появлялся его старший брат, тому уже было за сорок, мой папа превращался в “черт знает что”. Это моя мама так говорила. В нашей маленькой квартире гости не вмещались и в саду, что с парадной стороны дома, ставили два - три стола покрытые льняными скатертями, ставили садовые скамейки, благо они не были вкопаны в землю, и их можно было перетаскивать с места на место. Весь стол был заставлен дарами кавказской земли. Посредине красовалось огромное блюдо с зеленью, блюда поменьше вмещали в себя огромные бордовые помидоры, внутри покрытые инеем, перцы, огурчики, в длинных блюдах лежали, источая аромат форели запеченные, жареные, вяленые удивленно таращившие свои пустые глазницы на все это безобразие и бесконечно жарящиеся тут же в саду шашлыки из молодого барашка. Все это изобилие запивалось неисчислимым количеством чачи и молодого красного вина, и наш двор оглашался песнями гор. Соседи, даже самые нетерпимые, принимали все это безобразие с радостью и удовольствием. Мужчины нашего двора бегали, хоть на полчасика посидеть с веселыми гостями, ели, пили и старались подпевать, и никому не было важно, что никто не знает грузинского языка. Это слаженное мужское пение приводило всех в неописуемый восторг. А когда пели Сулико тут уже и наши не падали лицом в грязь, очень слаженно подпевали. Детям ставили стол поменьше с фруктами и сладостями, и они набивали себе животы до полного вздутия. Некоторые, уже совсем обожравшиеся, пару дней после отъезда дяди Гогия с друзьями, сидели безвылазно на горшках, но никаких тяжелых рецидивов никогда не было. Часам к двум ночи детей загоняли домой и старухи закрывали плотно окна, а часам к пяти все уставали, угомонялись и гости отваливали в гостиницу. Там они спали часа четыре, пять, бегали по Риге по делам и магазинам. И часам к шести вечера все повторялось по новой. Ели, пили, пели так, что заходили люди из соседних домов, захаживали прохожие с улицы, думали, может, фестиваль какой образовался, из братского Кавказа. Через три дня все это так же внезапно исчезало, как и появлялось. Мой папа опять становился из громкоголосого, шумного, подвыпившего сына гор, бегающего по городу со своим братцем и выпившему за три дня цистерну чачи и вина, в спокойного интеллигентного юношу, заслуживающего любви мамы и уважения бабушки и дедушки. И еще после набега родственников оставался подвал, заваленный фруктами, овощами, травами и сладостями. А на стеллажах выстраивалась батарея бутылок с вином и чачей. И еще долго гадали, каким самолетом летели наши родственники, транспортным или грузовым военным, так как один обычный гражданский самолет их бы не поднял с земли.
После гибели моих мамы и папы, родственники приезжали дважды. Но уже не было веселья, застолье было тихое, унылое, совсем без того огонька. Все как будто боялись потревожить отсутствующих. Если бы они  были похоронены, а так пропали, а может память потеряли и живут где-то в горах неопознанные. Тяжело так думать и не знать что же с ними на самом деле.
А уж после развала страны и всех рогаток, наставленных новоявленными, не совсем умными и порядочными правителями; войнами, где люди что так дружно и красиво жили, где молодое вино лилось реками; теперь жила ненависть и лилась красная человеческая кровь.
 Наши родственники уже не приезжали и мы не знаем, кто из них жив, а кто пропал не под снежной лавиной, а под злобой, натравленных друг на друга бывших друзей и соседей. Дядя Гогия был жив и никогда не забывал нас с бабушкой. С любой оказией присылал нам подарки, но как у них дела мы толком не знали. Вот так, по воле политических упырей распадаются страны, связи, любовь и благополучие родных людей.
Я в тринадцать лет пошла учиться на курсы иностранных языков, немецкого и английского и к окончанию школы читала полюбившиеся старинные немецкие сказки. Читала сонеты Шекспира и к моменту поступления в университет говорила, писала и читала на этих языках совершенно свободно. Моя Илонка, которую я тянула к знаниям, как ослика морковкой, хотя и не знала так уж совершенно, но разговорным владела очень даже прилично. А в прошлом году у нас произошло неимоверное событие. К нам в гости приехали сибирские латышские родственники. Дедушка Ивар привез своих внуков Зигиса и Хариса, посмотреть на родину их предков. Но тем что-то не глянулось, погода была холодная и дождливая, да и тянулась на протяжении целого месяца. Они очень быстро закруглились с посещением дальних родственников. Обойдя все исторические места, братцы запросились домой. Но самое главное то, что дедушка Ивар умыкнул мою бабулю, тем более что она истинная латышка не имела гражданства, и, она сказала, что Родина, которой не нужен ее народ, ей тоже не нужна. Бабушка собралась довольно быстро, записала в тетрадку все наставления для меня. Поцеловала, благословила и отбыла поездом на Москву.
И это в ее-то  шестьдесят с хвостиком. Чудны дела твои Господи. И осталась я одна с Илонкой, соседями и собакой Тори. Ее подарила мне три года назад Ханка.
-«Зачем ей собака, ей что, кобыле, делать нечего, ей давно уже жениха надо иметь, а не барбоса». Но с женихами у меня дела обстояли туго. Ухажеров еще со школы у меня было немеряно. Маленькую меня называли куклой, потом принцессой, а уж после восемнадцати лет закрепилась кличка «Снежная королева». Ни одна особь другого пола не будила во мне нежных чувств. Не то, что Илонка, эта имела толпу поклонников, кокетничала напропалую, строила глазки. Даже успела в двадцать сбегать замуж, но после трех месяцев брака явилась, с чемоданом на колесах, бумажкой о разводе и девичьей фамилией, домой к маме. Сказала, что этого опыта ей хватит лет на десять, поэтому я опять могу полагаться на ее внимание и поддержку. А моя Тори стала солидной восьмидесяти килограммовой собачиной с изумительно умильной мордой и грустными глазами.
Вот вечер тринадцатого, в понедельник апреля месяца, мы втроем провели в поминках по моей накрывшейся двадцатке. Вечером Илонка с Тори пошли гулять в парк, а я пошла на свою интеллектуальную работу. Три года я работаю уборщицей в частном зубодерном кабинете. Работа меня не угнетает, работаю с семи до девяти часов вечера, до работы ходу десять минут и пятьдесят латов которые мне платят, сжирает оплата за мои комнатки. Газом, горячей водой я не пользуюсь, иногда, особенно зимой,  приходится добавлять 20 или 30 лат, да телефон съедает еще десятку. Спасают меня бабулины ежемесячные переводы на $100, а основные деньги я зарабатываю в Лондоне за 2-2,5 месяца, привожу 6-7 тысяч долларов. Это и есть то, на что я живу целый год. Страшно подумать, как это пенсионерки живут на 50-70 лат. Если нет родных, нет огорода, это ж просто ложись и помирай, что, кстати, множество сделало. Одна старушка, отдав деньги за небольшую квартиру, которую она заработала многими годами тяжёлой работы на одном производстве, после всех выплат осталась десятка, она ее оставила на столе и повесилась.
Надеюсь, что Бог все видит и когда-нибудь, те, кто довел тысячи людей до полной нищеты, получат сполна; и они сами, их дети и внуки (проклятья ведь не проходят даром).
Сегодня шестнадцатое апреля. Месяц на редкость радует теплом. Переделав массу подготовительных дел по поводу отъезда на работу в Англию, мы с Тори вечером отправились в парк на вечернюю прогулку. Тори сделала все личные гигиенические дела, а я, убрав тяжелейшие из них в целлофановый пакет, отнесла в мусорный бачок и остановилась у края тротуара подождать лениво ползущую Тори, чтоб вместе с ней перейти улицу на другую сторону.
-«Тори, ну, сколько можно тебя ждать».
 За моей спиной завизжали тормоза, с плеча резко сорвали сумку, и парень в бейсболке, прыгнув на сидение тёмного джипа, в мгновение ока улетучился с глаз. Это было так молниеносно, что ни цвета машины, ни номера, ни парня, я не разглядела. Ничего, кроме бейсболки, и даже то, что это был парень, не уверена. Может девица чокнутая. Чёрт с ней, с сумкой, она старая, пора выбросить. Да и в косметичке, уже полупустой тюбик помады, карандаш и пудра, да ещё кой какая мелочевка. Два лата одной монетой – не очень уж большая потеря. Но вот, ключи от квартиры, это уже хуже. Как я попаду домой? Окна закрыты, и дверь у нас, хотя и не современная, но всё же оббита железным листом. Постояв на тротуаре, в растрёпанных чувствах, я собрала все мысли в одну, но дельную. И сразу вспомнила, что запасные ключи у Илонки. А бабушкины, в коридоре на гвоздике. Одиннадцатый час, Илонкина семья, раньше двенадцати не укладывается. Илонка и правда валялась в своей комнате, в джинсах и свитере. Помусолив события, и, подышав обоюдно ядом, мы отправились ко мне домой.
-«Даже думать не моги, как это я тебя оставлю?», - Илонка деятельно собиралась « А, вдруг, они к тебе ночью влезут? Их даже Тори не остановит, она же всем гостям рада, даже если это ворьё, ещё и тапочки принесёт»
Вопросив у матери из бара бутылку водки, что попроще и подешевле, Илонка понеслась будить дядю Эдика, классного, но запойного слесаря. К нашей радости он был дома. Не спал и был на удивление трезвым. Увидев бутылку, собрался за пять минут. Взял инструменты, и мы вчетвером пошагали менять замки и обороняться от нашествия воров. У бабули в подвале лежал замечательный, новый замок. Ещё тогда, когда мы жили вместе с ней, решили поставить вторую дверь. Времена наступили бандитские и люди ставили решётки на окна и металлические двери. На решётки нас не хватило, да и с дверью мы затянули, но замок был куплен, импортный и дорогой.
Быстро слетала в подвал и притащила замок. Дядя Эдик, выдолбив дыру в двери, поставил новый замок и старый оставил – «пусть будут два – надёжней». Получив свой гонорар, в виде бутылки водки, к которому я добавила бутылку хорошего вина, пол батона колбасы и пол булки белого хлеба, он с благодарностью откланялся
-«Девчонки, всегда зовите, если что, всегда готов помочь, в любое время дня и ночи» 
Закрыв дверь на два замка, да ещё на цепочку, и, наказав Тори громко лаять, если что, мы отправились пить чай, и заедать наши неприятности вторым ужином. Неприятности, по нашему мнению, были очень большие и съели мы много. Покрутившись на кроватях, каждая в своей комнате и, покричав, друг другу раз пять «Спокойной ночи», мы уснули. Жулики так и не появились. Конечно, откуда они могли знать мой адрес, ведь никаких адресных данных в моей сумке не было, а на ключах фамилию не ставят.
17-ого, когда я пришла из университета и открывала свою дверь, с удивлением увидела возле наших парадных – цыганку. Совершенно цыганистую цыганку. Не их этих – молодых, хорошо и модно одетых и озабоченных каким-то новым видом бизнеса. Нет, это была пожилая, в мужском пиджаке и длинной цветастой юбке. Неухоженные волосы были прикрыты косынкой (что надо такой посетительнице от Норы?) Она стояла и давила пальцем на звонок, как будто её за этой дверью ждали с нетерпением. Это уже было интересно! Я изображала, что никак не могу открыть дверь, дождалась, когда парадная дверь открылась и Нора, как ни странно, впустила цыганку в дом.
Я стряхнула наваждение, это не моё дело, мало ли какие у них дела. Нора страшно суеверная и постоянно бегает по каким-то гадалкам.
Вечером, когда ко мне зашла Ханка, она и сказала, что к бабке по какой-то рекомендации пришла вещунья. Цыганка сказала, что наша квартира проклята и нужно из неё быстрее уезжать, а то нас ждут неисчислимые беды и несчастья.
-«Меня тоже, что ли?»,
--«Всех!»,- Ханка вздохнула, - «Наверное, и правда бабка решится уехать, а то всё тянет и тянет».
- «А как же ты? У тебя же к свадьбе всё готово!»
- -«Не знаю, дядя Фима тоже уезжает с Моней в Германию. Мы в один город едем, свадьбу можно и там отпраздновать».
- -«Жаль, пустеет наш дом, наш двор, я через год тоже уеду. Закончу учёбу и уеду, никого тут не останется».
Через три дня, выходя рано на работу, недалеко от дома, был сбит, не установленной машиной, Фанин муж, отец Ханы и Даника. Он плохо видел, но очки надевал только на работе, часовщиком он был от бога, мог починить любые, даже которые уже сто лет не ходили. Мы его видели редко, а слышали ещё реже. Такой тихий и милый человек. Даже Нора не могла найти повода поорать на него. И вот его не стало. Фаня билась в истерике и кричала на мать, что если бы они уехали отсюда, то Феликс был бы жив.
-«Уже всё продано, чё мы здесь сидим, ждём, когда ещё с кем нибудь случится несчастье?» Феликса похоронили, полиция дело заводить не стала. Свидетелей нет, он плохо видел, сбит у самого тротуара – значит несчастный случай. Нора вечером, перед отъездом, затопила камин и позвала нас с Илонкой попрощаться. Квартира уже давно была пустой, мебель была продана, только стол, несколько кухонных стульев и старые кровати. Убогий вид жилья, всегда восхищавшего глаз своими дорогими вещами, коврами, обилием старинной посуды, наводил уныние. Мы удрали в ванную комнату покурить, вот где ещё оставалось великолепие – так это там. Не смотря на тягостное событие, мы все сразу вспомнили один смешной случай, связанный с ванной комнатой. Наши с Ханкой мамы были ещё маленькими – лет десяти, но всё это хорошо помнили и рассказывали нам. Раньше дом отапливался своей автономной котельной, находящейся в нашем доме, в большом подвале. Истопник жил в нашем доме на пятом этаже и топил с семи утра до десяти вечера. Горячую воду давали по субботам и воскресеньям. У всех жильцов наступали дни стирок и помывок. У крана с холодной водой износилась прокладка, и кран отчаянно тёк. Нора вызвала из ЖЭКа слесаря – сантехника, но ушла на базар и в доме, на их половине, оставалась старая, тогда ещё живая, Норина мать. Старуха лет восьмидесяти. Нора её предупредила, что придёт мастер ремонтировать кран.
-«Проведи в ванную, покажи, а потом распишись»
Звонок в дверь, старушка открыла,
- «Мастера вызывали?».
- -«Вызывали, проходите».
- -«Ну, что у вас случилось?»
- «Да вот кран, течёт и течёт».
- - « Посмотрим»,- сантехник прошёл в ванную комнату, посмотрел, открыл свой чемоданчик и спрашивает старушку,
- - «Как чинить будем? Как надо или по наряду?», при этом сделал перед носом у старухи упражнение пальцами: потер большим пальцем все остальные несколько раз. Старуха согласно покивала головой,
- - «Ну, конечно, как надо, по наряду»
- Сантехник загрустил, рожа у него стала недовольная и он, ворча себе под нос, стал чинить кран. Минут через пятнадцать мастер вышел. Сунул бабке бумагу, ткнул пальцем и резко сказал,
- - «Подпишись».
- Бабка проводила мастера, закрыла за ним дверь и пошла в комнату досматривать по телевизору передачу.
- - «Мастер был?», - Нора, едва перешагнув порог квартиры, прошла в ванную.
- - «Был, был, всё починил, не капает, я проверяла».
- - «Ну и хорошо«, - Нора сама проверила, покрутила несколько раз кран, всё в порядке.
- А через  неделю наступало 31 декабря. Любимый праздник народа – Новый год. Всё население было в бегах по магазинам. Кто за подарками, опоздавшие, за ёлками. Все запасались продуктами, народ был в весёлом приподнятом настроении. И вот он наступил, день 31 декабря. В шесть часов вечера, мужчины уже успели проводить старый год не единожды, женщины бегали от праздничного стола к кухонному. Дети носились стаями, где хотели и не собирались ложиться спать раньше двенадцати, так как ровно в двенадцать под ёлкой их ждали подарки, которые туда, заранее, положил Дед Мороз. В общем, была праздничная суета.
- И вдруг, посредине праздничного разноголосья, раздался дикий Норин крик. При ее низком баритонном голосе вопль на таких, выше некуда, тонах поднял всех на ноги. Все толпой кинулись на этот вопль, пронеслись по коридору, кухне и, не найдя там Норы, остановились в растерянности. А из-под двери ванной комнаты выползал густой пар и из этого пара звенел Норин вопль. Дверь открыли оттуда вырвался горячий пар и посредине его Нора орала задрав лицо к потолку, ну точно как волк на луну. Потом она, ничего не соображая, рванула к входной двери. Вынеслась во двор и бегала по нему, крича «караул, помогите», и махала широкими рукавами нарядного платья, походила на толстую курицу, которой очень хочется оторваться от земли и махнуть ввысь в бескрайнее небо, но курица она и есть не птица. Внимание соседей она привлекла, и народ дружно вывалил из квартир во двор. Всем было очень интересно знать, что случилось. Может, кого зарезали или просто кокнули, это было бы интересно и здорово, просто подарок к Новому году. Но выяснилось, что родной ЖЭК сделал жильцам сказочный подарок, подключив к ТЭЦ. И в нашей квартире, наш изумительный кран не выдержал этого счастья, как и напора. Он валялся на дне ванной, вырванный с потрохами, а кипяток, ничем не сдерживаемый, хлестал густой струей, заполняя ванну, с быстротой горного потока и грозя затопить всю квартиру. В общем, пока искали хотя бы одного трезвого сантехника или мужика с руками, перекрыли воду, два часа проветривали квартиру. Но потолки в ванной, кухне и коридоре изрядно пострадали и, не дождавшись пока высохнут, стали отваливаться кусками мела на пол. После детального обследования нашли причину аварии. Оказалось, что эта «сволочь сантехник, паразит недорезанный, гад паршивый», Нора сыпала эпитеты, «я с его, ублюдка, не только шкуру спущу, он мне ремонт за свой счет сделает». Он вместо того, чтоб заменить прокладку, переставил местами кран. Где было написано «гор» и должна была течь, горячая вода стал кран с надписью «хол» и там потекла горячая вода. Кран не только не выдержал напора ТЭЦ, но и подлого отношения к нему мастера.
- В общем, Новый год был испорчен, все были злые и крыли всех подряд, дойдя до людей, которые отношения то к кранам никакого не имели. Вот такая история приключилась, она обрастала новыми, уже смешными, подробностями и шла среди слушателей как очень забавный анекдот. Даже Нора забыла, что еще две недели провалялась в постели с тяжелой гнойной ангиной.
- Мы немного похихикали над этой старой историей, и нам снова стало грустно.
- -Ладно, девчонки, обещайте, что будем переписываться и иногда встречаться.
- На следующий день семья Норы уехала. Но комнаты Норы пустовали недолго и 28 апреля к нам приехали иностранцы. Два здоровенных парня с бандитскими рожами, одетые как ковбои с дикого запада, прибыли, правда, не на скакунах, а на крутой машине, новеньком БМВ. Хозяйка сама ввела их в квартиру, с ней был худосочный парень лет тридцати, говорящий на латышском с Зелмой и, на не очень хорошем английском, с иностранцами (оказалось американцами). Они заплатили Норе сумасшедшие деньги за месяц вперед. Вместе с бравыми ковбоями в квартире поселился полтергейст. Он целыми днями и ночами чем-то стучал, пилил, гудел, там падали кирпичи, куски стенок и вообще творилось невероятное. Я, с перепугу, совсем перестала ходить на кухню. Купила себе микроволновку, взамен старой, давно сдохшей, новый чайник и соковыжималку. Закрыла дверь в общий коридор. Знакомые ребята притащили кирпичи и заделали дверной проём. Теперь со стороны Нориной половины к нам никто не попадёт.
- Тори, с появлением новых жильцов, стала нервной, постоянно подходила к той, другой двери, прислушивалась и рычала.
- Второго мая явилась Зента и стала требовать, что бы я съехала с этой квартиры. Стариков она отправит в дом престарелых, а мне даст денег на однокомнатную квартиру. Как же, держи карман шире, она письменно обещала, что ещё пару лет нас выселять не будет, до тех пор, пока не отремонтирует вторую половину дома. Я сказала, что не собираюсь никуда уезжать ещё год, пусть подаёт в суд, вот у меня бумажка есть с её подписью. Она начала орать, что выставит нас к чёртовой матери, понаехали тут, криеви, своим вздохнуть нельзя, да и старые хрычи пусть катятся в свою Белоруссию. И там, их любимый Лукашенко, пусть определяет их на место жительства. Я поинтересовалась, что это она нас с ходу выселять взялась? А на счёт понаехали, пусть эта дура научится, сначала, правильно по латышски говорить.
- Оказалось, что весь сыр – бор, из-за того, что американцы собираются купить всю нашу квартиру. Даже без ремонта. Они открывают в Ригу фирму и эта квартира им очень подходит. Для офиса и для проживания. Я вежливо ответила, что мне на неё и на её богатых иностранцев, глубоко плевать, жила и буду жить здесь год, пока не закончу универ! Вот тогда и уеду, а квартплату она не повысит, и так уже дерёт семь шкур.
- В общем, мы не пришли к общему согласию и расстались враждебно. Нужно бы заказать железную дверь, но денег не было. Вот приеду осенью, тогда поставлю, так как пять тысяч фунтов сияли мне только издали, месяца через три с половиной. После тяжелой работы в одном злачном месте старого Альбиона. Нет, это совсем не то, что вы подумали. Так хорошо той категории там не платят, тем более нашим. Они там давно идут по самым низким расценкам. Я же буду работать крупье в казино в курортном предместье Бостона, куда три года назад меня устроил мой английский родственник (хотя родственницей является его жена, моя троюродная сестра из Валмиерской родни, крупная, симпатичная деваха на десять лет старше меня). Одиннадцать лет назад ее теперешний муж, юрист из одной крупной нотариальной конторы приехал в Валмиеру, нашел там Вэлту и вручил ей наследство от более дальних родственников. Денег не так уж много, но для безбедного житья на окраине Бостона, после поселения в хорошенький, небольшой домик, тетушке вполне хватало лет на двадцать пять. Сам молодой юрист, влюбившись, сразу и бесповоротно с места в карьер позвал ее замуж. Так как в то время Вэлте уже было двадцать три, и она считалась старой девой, да и выбор у нее был невелик, дала согласие и с, достаточно флегматичным (и как он так решил быстро?), Реджинальдом уехала в туманный Альбион. С ее профессией технолога текстильного производства, да со связями Реджика, устроилась на хорошо оплачиваемую работу. Ее наследственные деньги, по брачному договору, лежали в банке, и распоряжалась ими только она по своему усмотрению. Родив девочку, Вэлта сказала, хватит, и с деторождением закруглилась. Реджик умолял ее увеличить количество детей, так как один ребенок это неполноценная семья, на что Вэлта неизменно отвечала, что дело не в количестве, а в качестве и одного ребенка можно воспитать более достойным образом, а на его занудство добавляла «Эй ту дырст». В общем, посылала его на родном латышском языке куда-то туда, куда он не понимал. Она шла, открывала дверь в туалет и говорила: «Туда». Реджинльд так и не узнав перевода, за давностью лет, свыкся с ним, и даже употреблял его с большим изяществом, подвыпив, в кругу друзей.
- И вот в эту милую, приветливую семью мне предстояло поехать на два месяца. Для меня это была очень большая экономия. За проживание с меня не брали. Я помещалась в комнатке, под крышей, с покатым потолком и окном, таким же покатым, как крыша. Рядом с моей комнатой находилась комната их дочери, Мери, набитая под самую крышу огромным количеством всевозможных игрушек. Девочку я видела редко, она на лето уезжала к маме Реджинальда, в Ирландию. Велта заботилась, что бы я хорошо питалась, и всегда на кухне стоял, для меня, термос с бульоном, и в холодильнике стояла дюжина коробочек с салатами. Иногда Реджинальд ругал Велту за расточительство, в ответ она посылала его по старой народной трассе.
 В Риге я завершила все неотложные дела, осталось меньше месяца до отлёта. А 9 мая у нас произошло ЧП. Да такое, что и вспоминать не хочется. Утром 10-ого мая стариков обнаружили мёртвыми. Врачи констатировали смерть от отравления палёной водкой. На праздник Победы Ян и Яна выпили пол бутылки водки, оказавшейся круткой, очень ядовитой. Где они её купили, не понятно, старики не увлекались выпивкой, и купить её с рук, не могли. Полиция разводила руками, обещали проверить, но, думаю, ничего не сделают. Вещи стариков описали и сдали, куда то на склад. Обнаруженных  денег и четырёх пенсий  хватило на кремацию и урны с прахом, присовокупили к вещам стариков. Если через пол года не найдутся наследники, вещи раздадут. На душе у меня было не спокойно.
-«Знаешь, Илонка, тут дело не чистое. Сама посуди, что у нас творится, люди мрут, как мухи. Какие то иностранные бандиты по квартире шастают. Я за тебя боюсь, ты здесь одна остаёшься. Я там буду всё время переживать.»
-«Ничего, Кристя, не переживай», оптимистично изрекла подруга. «Если что, я уж что ни будь, придумаю»
Да, это уж точно, что-что, а уж что-нибудь криминальное, она придумывала всегда. Будем надеяться на лучшее. Всё, что надо уже сделано, билеты заказаны за два месяца вперёд – это намного дешевле.
Двадцатого мая опять ЧП. Утро, как утро. Встала бодрая, попила кофе, выкурила сигаретку. Очередной раз подумала, что надо завязывать с дурной привычкой. Свистнула Тори и пошла с ней в парк. Никаких серьёзных дел не предвиделось, может, съезжу на Бривибас, в фирменный магазин, куплю хорошую косметику, а то старую свистнули. Ещё нужно съездить на рынок, посмотреть себе босоножки простенькие, на дорогие денег нет. А по акции и на рынке, можно взять приличные. Зашли мы с Тори к Илонке,
-«Эй, соня, вставай, ты как, с нами гулять пойдёшь, или дальше спать будешь?»
Илонка сладко зевнула, потянулась, пощелкав суставами.
-«А чё сегодня делаем?»
-«Косметику надо купить, потом на центральный рынок – за босоножками. Ты как, со мной, или дома будешь?»
-« Как это дома?», взвилась Илонка, - «Что это я одна дома останусь! Кристи, как это я два месяца, без тебя проживу. Со скуки сдохну!»
-«Илонка, ты себе новую игрушку, в виде симпатичного парня, заведёшь, и скучать будет некогда.»
-« Не а, надоели, лучше одна побуду.»
-«Ну-ну, поживём, увидим.»
Илонка быстренько собралась, сделала нам по стаканчику апельсинового сока, Тори бутерброд с паштетом и мы отправились в парк. Через час, свистнув Тори, которая заленилась побегать и лежала возле нашей скамейки, внимательно слушая нашу болтовню, иногда улыбаясь, иногда ворча. Это она что-то одобряла, что-то нет. Говорят собаки ничего не понимают, они уже тысячи лет общаются с людьми, так люди за эти тысячелетия по собачьи не выучились, ни черта не понимают. А собаки нас понимают на любом языке мира, вот и думай, кто умней. Из парка сразу пошли ко мне домой, остановились у входа в арку. Илонка закапризничала,
 -«Не пойду, постою, покурю, а ты давай быстрей веди Тори и возвращайся»
Недалеко от нас стояли два парня и что-то обсуждали, и, вроде, собирались расходиться.
-«Молодые люди, не дадите даме прикурить?»
Ну, Илонка, пять минут без внимания не может, я вздохнула и повела Тори домой. Один из парней обогнав нас, зашел в наш подъезд. К кому это он, я его, вроде, ни разу не видела. Наверное, к Светке на третий этаж. С тех пор как мать Светки уехала в Россию, Светка съехала с катушек. Связалась с девицами, явной интеллектуальной направленности и мужики стали ходить к ней очередями. Илонка прозвала ее «Накошайс» (следующий). Точно к ней, парень поднимался вверх по лестнице. Я завела Тори домой, переоделась и, открыв окно, закричала Илонке
-«Иду, ты еще там»?
-«Ну а где мне еще быть, давай быстрее, я уж накурилась» - проорала в ответ она.
Я схватила сумку, но, решив, что на каблуках долго ходить не комфортно, стала натягивать кроссовки. Присев на табуретку, стала аккуратно зашнуровывать. Не успела покончить со второй кроссовкой, со двора послышался хохот и, вслед за ним, дикий крик, переходящий в визг и какое-то бульканье. «Боже, это ж Илонка орет». Я выскочила из квартиры и чуть не полетела. На пороге у подъезда лежало  тело и куча битых кирпичей вокруг. Вокруг головы набиралась красная лужа. Я ощупала себя руками, нет, вроде я жива, а было такое впечатление, что это я лежу там, на асфальте у подъезда. Белые волосы женщины, до плеч, разметались, обсыпанные кирпичной крошкой и уже пропитанные кровью, длинные ноги в синих джинсах и, самое жуткое, в такой же розовой кофточке как у меня. Илонка стояла на коленях перед распростертой и орала диким голосом, собирая вокруг себя народ. Потом она подняла голову и, увидев меня, стоящую столбом на пороге подъезда, глаза у ней сделались круглые как плошки.
-«А это кто»? – Илонка поднялась с колен и стала тыкать пальцем в лежащую.
 Мой голос сел с перепуга, и я прошептала
–«Не знаю».
Как оказалось, это была Светка. Приехала полиция, вызвала труповозку. Стали спрашивать, кто что видел. Народ вмиг начал линять. Никто ничего не видел. Двор быстро опустел. Только мы с Илонкой.
-«Слушайте, а что это вы постоянно при всех неприятностях присутствуете, уже два месяца у вас черт знает что твориться, и везде вы тут как тут»?
-« Это что, мы ещё и виноваты? Вы ни одного дела не завели! Люди мрут как мухи, а вам хоть бы хны!
Илонка сказала, что она ждала меня у арки в наш двор, увидела меня на пороге и потихоньку пошла по улице, ожидая, что я её догоню. В это время во дворе раздался сильный шум. Илонка рванула назад и увидела меня, лежащей на асфальте, лицом вниз, а вокруг меня огромная куча кирпичей, а последний летел, вон из того круглого окна, с чердака». Полиция облазила весь чердак и обнаружила на площадке, возле круглого окна, несколько кирпичей. Сама ли она (куча кирпичей), или кто помог, неизвестно.
Чердак был весь в следах, на нём уже давно обосновались бомжи. Они появлялись к ночи, как тени и исчезали с первыми лучами солнца. На чердаке было полно старой мебели и какие бы замки Зента ни навешивали, их постоянно срывали. В конце – концов, Зента плюнула и перестала запирать чердак. Ходить, да ещё ночью на чердак, боялась, а сопровождать её туда, никто не соглашался.
Дело о смерти Светланы застыло на мёртвой точке. Наш с Илонкой поход по магазинам, естественно не состоялся. Сидели дома, тряслись после пережитого. После, выкуренной пачки сигарет и выпитой целой банки кофе, в голову заползла жуткая мысль. 
-«Знаешь, подруга, а ведь это меня хотели убить, да перепутали. У Светки волосы, как у меня, белые, крупно вьются, только крашеные и накрученные и одета  она была, как я. Ведь даже ты перепутала. Илон, мне страшно, зять Норы под машину попал, старики какой-то водкой палёной отравились, они ж не пьянь какая-нибудь, зачем им дрянь покупать у кого-то, они ж только в магазинах покупали. Я и полиции так говорила, но они даже вникнуть не захотели. А эти американцы, тебе не кажется, что как-то уж очень шустро здесь появились. И ведут себя так шумно и нахально. Не успела Нора уехать, они уж тут как тут. Старики умерли, они сразу их комнату заняли, и что они там целые сутки колотят и рушат? Очень это всё подозрительно. Неужели хозяйка так хочет меня выселить, что киллера наняла».
-«Кристя, ну прекрати, бывают совпадения, у тебя полоса пошла такая, невезучая, киллер, что ли у тебя на рынке деньги слямзил, сумку сорвал? На кой чёрт это ему нужно».
-«А может, им ключи от моей квартиры понадобились. Пока меня нет дома, Зента все мои шмотки во двор выбросит».
-«Ну, Кристинка, перестань, не может она без суда тебя выгнать. Тем более что она с тебя за всё лето квартплату получила. Так что, чушь то не пори! Знаешь, Кристина, что я придумала. Когда ты уедешь, я своего Мариса позову, он же в полицейской академии учится на третьем курсе. Ну, ты же его хорошо знаешь, мой троюродный брат, к нему ребята приезжать будут, вот нас никто и не тронет. Вот, Кристя, уедешь в свою Англию, поработаешь, деньжат подкопишь и забудешь про все эти глюки».
Илонка зевнула и умильно прикрыла рот ладошкой, совсем, как моя бабуля.
-«А ты свой мешок на колёсах весь собрала»? Озаботилась Илонка.
-«Так точно», отрапортовала я, - «Он в полной боевой готовности, так мелочевка осталась, время ещё есть.
Илонка, я с нежностью посмотрела на подругу, всегда ты умеешь все мои страхи развеять, сестричка, ты моя, близняшная.
За четыре дня до отъезда поехали с Илонкой за босоножками. Косметику мне не пришлось покупать, Илонка со мной поделилась даже тем, что мне и не нужно было Ничего, запас рук не тянет. Поехали мы не совсем удачно, в час пик. Босоножки мы купили, заскочили в молочный павильон, купили пол кило сметанки, да десяток блинчиков с творогом. Сделаем себе лёгкий ужин. На остановке один трамвай пропустили, слишком набит народом, может пешочком, предложила я.
-«Не, неохота», заныла Илонка, - «Ноги болят, поедем на следующем».
Но и этот был битком, еле протиснулись, огляделись, где бы нам пристроиться. В середине вагона увидели местечко, возле сидящего ветхого старичка. Только что, около стояла стайка девчонок, но их как ветром сдуло, с хохотом и руганью они пробирались вперёд, к выходу. Мы быстренько на свободную территорию и рванули. Но не мы одни такие шустрые, нам досталось местечко на одного. Мы встали плотненько друг к дружке, я впереди, Илонка сзади. Чувствую, кто-то по моему бедру шарит, за правую ягодицу трогает. Поворачиваю голову, а это божий одуванчик ручонки к моей заднице тянет и щупает. Я от возмущения даже рот раскрыла, а потом немного отодвинулась к левой стороне. В это время раздался Илонкин визг, потрясший весь вагон (что она умеет в совершенстве, так это визжать). Не знаю, как ей это удалось на таком стиснутом пространстве, размахнуться пакетом и опустить на голову бедного старика. Пакет лопнул, естественно, хлопнув при этом, как в ладоши, из него полилась сметана на лысину старика, блинчики упали старику на брюки. Слава богу, они были кучкой и в целом пакетике, старик вцепился в них обеими руками. Шум поднялся неимоверный. Кто ругается, кто смеётся, кто сомневается. А задние и передние ряды заинтересованно спрашивают, что случилось.
-«Представляете, это старое чучело, мне под юбку залез»!
Оповестила Илонка зрителей и слушателей, мне, в отличие от Илонки, повезло больше, я была в джинсах. Девчонки стали кричать, дед их тоже щупал за попки,
-«Гад, извращенец, убивать таких надо», кричала Илонка.
Дед из-под сметаны пускал слёзы и булькал, Левой ручонкой стал прикрывать лицо и что-то шептать. Тут дородная баба, сидящая рядом с дедом, заорала, перекрывая гул, таким басом, что все мгновенно примолкли,
-«Ну что вы на старика ополчились, может у него в жизни одна радость и осталась, девок за попки подержать. Что от вас убудет, он вон, какой старенький, как одуванчик, подуй, он и сдуется весь! А вы его пакетом по башке звезданули».
Она достала из сумки огромный носовой платок и стала бережно вытирать деду голову и лицо. Вагон вздрогнул от дружного хохота. Злость исчезла, и все стали жалеть несчастного. Только мы с Илонкой стояли, надувшись, благо, наша остановка, и мы покинули трамвай. Комичность ситуации дошла до нас как до жираф, поглядев друг на друга, мы схватились за животы, ржали до самого Илонкиного дома, куда мы отправились ужинать. Не было бы счастья, да несчастье помогло, поели на славу.
Настал последний день перед отъездом. Илонка перетащила массу своих вещей ко мне (зачем не понятно, дом рядом и есть она будет у мамы и мыться там же), ну ей видней. Так, пришёл её братец, будущий полицейский, завтра он поедет провожать меня в аэропорт. Мы предложили ему маленькую комнату, зачем куда-то тащиться, когда можно и тут переночевать.
Утром дружный подъём. Подъехал полицейский фордик, посидели, помолчали. Поцеловала свою любимую собаку, пошептала ей последние наставления и мы отбыли. В аэропорту прошло всё без шума и пыли и вот я в воздухе. До свиданья всем, не скучайте, я только на два месяца с хвостиком.
В Лондоне я уже не первый раз. Пройдя таможенный контроль, направилась на нижний этаж, где парковка машин. Меня уже ждали мои дорогие родственнички. Ни разу не попав в пробки, выбрались на трассу, ведущую в Бостон. За три часа езды, картинка за окном не менялась. По одну сторону дороги стояло огромное количество фермочек и фабричек, для переработки сельхозпродуктов. Кстати, там работает молодёжь из Прибалтики, как легально, так и нелегально, труд тяжелый, но зато хоть платят, не так как дома. Хотя и домой они привозят не очень-то большие деньги, половину съедает жильё, транспорт и еда.
Каждый раз меня восхищает количество тетеревов, которые гуляют по полям, с важностью собственников. Их там никто не стреляет.
Без происшествий добрались до Велтиного небольшого уютного домика, который просто утопал в цветах. Приняв душ с дороги, сели за красиво убранный стол, с зажженными свечами. Всё было очень вкусно. Велта, в основном готовит сама, а кухарка она отменная. Я вытащила из сумки подарки и преподнесла каждому. Чисто латышские сувениры. А Мери получила куклу в национальной одежде Латгалии, у неё уже были две, каждая в своей одежде. Мери, схватив куклу, умчалась хвастаться своим подарком перед подругами.
Рассказав Велте все новости и, передав подарки от родственников, помогла убрать со стола и отправилась в свою комнату наверх. В комнате сладко пахло цветами из открытого окна, ветерок слегка шевелил занавеску, постель была такой мягкой и уютной, что я просто провалилась в сон. Мне снилось что-то очень красивое и доброе, жаль, проснувшись, всё забыла. С утра иду на работу, меня уже ждут. Получу форменную одежду, узнаю график работы, познакомлюсь с новыми работниками и отнесу хозяину казино бутылку Рижского бальзама.
Курортный городок, в котором я работаю, находится в часе езды от Бостона, летом там полно народа. Отдыхают, как свои местные, так и уйма туристов. Огромное количество пабов, где вечерами играет музыка, современная и народная. Люди пьют пиво, поют песни, ездят на экскурсии. Пляжные домики всегда заняты. Любители играют в казино, вот в этом казино я и работаю.
Когда-то господин Вульфсон Исай Соломонович, жил в Риге на соседней улице, мы с Илонкой учились в одном классе с его дочкой Беллой. Белка, полненькая, симпатичная хохотушка, с совершенно бесконфликтным характером, часто была третьей, в наших с Илонкой проделках. Теперь она живёт в Америке и у неё трое прелестных малышей. Каждое лето она приезжает на месяц к своим родителям. Вся семья Вульфсонов переехала на жительство в Англию в 1992 году. Исай Соломонович открыл своё казино, а когда я приехала в первый раз в Англию и Реджинальд привёз меня, знакомиться с работодателем, встреча получилась тёплой и обоюдно радостной. С тех пор, Исай Соломонович, летом в каникулы, приглашает меня к себе работать. Он опекает меня как родную дочь. И часто, в свободные от работы минуты, мы с ним беседуем обо всём на свете, об Англии, Риге, учёбе, политике, любви. Вспоминаем Беллу и наши проделки. Господин Вульфсон, расслабившись, становится похож на старого библейского еврея. И его глаза, постоянно озабоченные и настороженные, светятся неподдельным весельем и счастьем. Мне, конечно, крупно повезло, он, хотя и не делает поблажек на работе, работать мне намного комфортней, чем другим. И когда меня вызывают в кабинет хозяина, я знаю, что если и не будет беседы, меня ждёт чашечка ароматного кофе, парочка вкусных пирожных, стаканчик сока, и пять минут для перекура. Но и я стараюсь не вылезать за рамки обычной служащей, никогда не афиширую наше давнее знакомство. Стараюсь работать как можно прилежней, за всё время работы у меня не было никаких проколов. В этом году Исай Соломонович ждал Беллу с внуками в конце июля, значит, я успею увидеть подружку детства и её малышей. Папа Беллы в очередной раз попенял на моё семейное положение,
-«Девушке уже скоро 24, а она ещё не вышла замуж. Вот у меня уже пять внуков, трое Беллочкиных и двое у старшего».
Я в восторге поцокала языком, а мысленно пожалела Белку, обвешанную таким выводком и посокрушалась, что ничего не привезла в подарок малышам. Исай Соломоныч меня утешил тем, что он уже купил им виллу в Испании и теперь они будут чаще видеться. Испания – это же совсем близко. Мы с ним распрощались, кивая, друг другу головами, как китайские болванчики.
Внизу я пообщалась со служащими казино. Некоторые были ещё с прошлого года, но много и новеньких, ничего, притрёмся. Характер у меня лёгкий, вспыльчивый, как у папы южанина, но быстро отходчивый,  так что, с людьми схожусь быстро. Правда, редко кого впускаю в свою душу, поэтому у меня только одна настоящая подруга, зато на всю жизнь.
Каникулы закончились, начинается работа. Дни побежали быстро, и первая неделя подходила к концу. В понедельник у меня выходной. Нужно съездить в Лондон на обзорную экскурсию. За те два моих приезда, я как-то не удосужилась съездить, все выходные проводила дома, или валялась на пляже. С Велтой и Реджинальдом виделись редко. Ночами они спали – я работала, а днями работали они, а я спала. Даже выходные у нас не совпадали. Мери уже давно отбыла к бабушке в Ирландию. Но я не очень переживаю по поводу своего одиночества. Общения мне за глаза хватает и на работе. Последние годы во всех казино мира было полно навороченных воров из всех бывших республик Советского Союза. Знание пяти языков в совершенстве  и двух (испанского и французского) на которых могла изъясняться, создавали мне определенный престиж среди служащих казино и среди играющих. Мне не раз приходилось успокаивать очень богатых, но не очень воспитанных соотечественников. За эту неделю пару раз мне попадался на глаза очень симпатичный молодой человек, лет тридцати. Играл он по мелочи, иногда выигрывал, иногда проигрывал, но чувствовалось, что он не игрок. То, что он положил на меня глаз, было видно и невооруженным глазом. Я постоянно чувствовала на себе его взгляд и, самое удивительное, он мне не мешал и не раздражал.
Мои сексуальные потребности находились в каком-то сонном состоянии. За 23 года у меня не было никакого сексуального опыта. Илонка по этому поводу возмущалась, качала головой, делала круглые удивленные глаза и советовала сходить к сексопатологу. С её скоропалительным замужеством и десятком бурных, и не очень, романов, она звала меня дохлой рыбой и сомневалась, есть ли во мне кровь моего южного папочки. Не знаю, как кровь, а вот мои чёрные, египетского разреза, глаза, не вызывали сомнения в моей принадлежности к южанам. Илонка говорила, что, не смотря на мою красоту и непомерные знания, я останусь старой девой и, в конце концов, закончу свою жизнь в монастыре. Ну, что я могу поделать, если за всё время учёбы в школе, в университете, ни один парень мне не пришёлся по сердцу. А несколько поцелуев вызвали у меня чувство брезгливости, вот так я и жила. И вдруг, что-то со мной не так. Вместо того, что бы принять душ и завалиться спать, сижу в кресле – качалке, закрыв глаза, и балдею от воспоминаний о красивой высокой фигуре, прекрасно подстриженных тёмных волосах, и изумительно ясных  серых глазах, на мужественном загорелом лице. А когда я представляю его крепкий, с ямочкой, подбородок и красиво вырисованные чувственные губы, во мне пробуждаются неизведанные чувства. Всё моё тело обуревает нега и томление. Стряхиваю наваждение. Лучше позанимаюсь языками, но ничего, абсолютно ничего не лезет в голову. Так, матушка, говорю я себе, совсем одурела. Что бы развеяться звоню Илонке. Она уже четыре дня молчит. Дозвонилась сразу. Голос Илонки мне не понравился, она стала что-то быстро тарахтеть в трубку.
-«Угомонись, давай спокойно и по порядку. Как там Тори»?
-«А что с ней сделается? Спит, гуляет, ест, писает и какает, всё, как положено. После твоего отъезда сразу начала скучать, лежит у входной двери и вздыхает. Ну, Кристи, никто ж её не обижает, все любят. Брат живёт у меня, к нему часто приезжают друзья. Один очень симпатичный, ему уже 35, он у них в академии преподаёт. А вообще то он следователь, и зовут его Харис».
Ну, вот, теперь всё ясно, подруга опять влюбилась.
«А соседи твои, мне совсем не нравятся, что они там целыми днями грохочут? Я пожаловалась Харису, а он отвечает, «Частная собственность, раз они договорились с хозяйкой о покупке, то могут ремонтировать, как им хочется! Зента, эта гадина, змея подколодная, опять приходила выяснять, когда ты освободишь квартиру. Ты ей всю продажу портишь. Эти ребята квартиру хотят целиком, вместе с твоим аппендиксом, т.е., комнатами для прислуги. Я ей говорю, что никакая прислуга не живёт здесь уже сто лет. И пусть она на тебя подаёт в суд, а вообще пусть покупает отдельную двухкомнатную квартиру. И в том районе, где ты скажешь, или пусть катится к чертям собачьим. Она начала орать, но тут вышли мои личные полицейские. Зента захлопнула пасть и смылась. А как ты там? Я уже соскучилась».
- -«Ну, как же, соскучишься ты! Я поняла, что у тебя новое увлечение, а то, что бы там преподавателям делать»!
- Илонка опять что-то затарахтела,
- -«Всё, подруга, закругляйся».
- Мы с ней расцеловались, т.е. почмокали в трубку и пожелали друг другу всех благ. В общем, закончили переговоры на высшем международном уровне. Я еще немного повызывала в памяти образ своего незнакомца и спокойно уснула. Завтра я гуляю по Лондону.
- Проснулась в прекрасном настроении. Погода на улице соответствовала: чистое небо, яркое теплое солнце. Надев джинсовый сарафан и сабо на босу ногу, повесив на спинку рюкзачок, так как никаких покупок не предвиделось, побежала на автобусную остановку и еле успела на, уже отходящий, автобус. Место было в самом хвосте и, пробираясь к нему, почувствовала чей-то взгляд. В третьем ряду у окна сидел парень в серой бейсболке и больших темных очках. На миг мне показалось, что я его знаю или видела, но где никак не могла вспомнить. Может в казино, может на пляже, да мало ли где? Так и не вспомнив, я тут же о нем забыла. Как всегда, засмотрелась на пейзаж за окном, как все-таки у них красиво и все как по линеечке, а обилие цветов у каждого домика восхищало.
- В Лондоне я решила покататься на метро. Когда я была маленькой, и мы ездили с мамой и папой в Тбилиси, то ехали через Москву. Приехали утром в Москву, купили билеты на Тбилиси, родители, как всегда, собрались в последнюю минуту и заказать прямо до Тбилиси уже не могли. Отстояв большую очередь, папа куда-то бегал, кому-то давал деньги и купил билеты, не смотря на то, что в кассе они уже закончились. Оставалось масса времени, и мы катались на метро. Мне казалось, что я в каком-то огромном сказочном и прекрасном дворце, где каждый зал был прекраснее предыдущего, и красивые вагончики развозили толпы красивого народа во все стороны. Я не видела усталых загнанных приезжих с большими баулами, чемоданами и кошёлками. Москвичи, которые уже налюбовались привычными видами, сосредоточенно ехали с работы или на работу. Я этого ничего не видела, я стояла разинув рот от этого великолепия и сердилась на маму, которая не разделяла моих восторгов и тянула меня за собой как мешок с картошкой. И у меня на всю жизнь осталось воспоминание этого красивого подземного дворца с огромным количеством народа снующего сразу во все стороны.
- Зайдя в Лондонское метро я была разочарована. Ни уму, ни сердцу – одни рационализм. Я стояла в толпе поджидая электричку, она уже вынырнула из тоннеля и двигалась к нам сияя огнями. В этот момент меня кто-то с силой толкнул к краю платформы. Взмахнув руками и потеряв сабо, я уже летела на рельсы, под проходящий поезд, но в следующее мгновение кто-то поймал меня за вскинутую руку и втащил обратно на платформу. Он меня выдернул как морковку из грядки. Толпа раздвинулась, все галдели как стая ворон, кто-то за кем-то побежал. Кто-то звал полицию. А я даже не успела испугаться, даже не поняла что произошло, просто была в прострации.
- Когда пришла в себя увидела рядом моего прекрасного незнакомца, я приняла это как само собой разумеющееся, узнав что он меня вернул к жизни ни капельки не удивилась. Иначе и быть не могло, он меня защищал, он меня спасал, а я его очень любила. Но страх на его лице вернул меня в реальность. Осознав что со мной произошло я без памяти рухнула ему на руки. Очнулась на скамейке в каком-то небольшом садике. Рука сильно болела, меня била мелкая противная дрожь. Увидев наклоненное надо мной лицо я стала открывать и закрывать рот как рыба выброшенная на берег. Через несколько минут я совсем пришла в себя и до меня стало доходить, что меня просто-напросто пытались спихнуть под подходящий поезд, и если бы не этот парень, я бы уже была размазана на рельсах Лондонского метро. Рука полыхала огнем, ноги мои были босые, сабо осталось то ли на платформе, то ли свалились вниз, на рельсы. Я заревела и заорала одновременно:
- “Вы мне руку оторвали. Где мои сабо, что я по Лондону босиком пойду”?!
- -«Не переживай, рука на месте, а сабо мы сейчас купим, ту недалеко на парковке у меня машина. Раз ты пришла в себя, то посиди спокойно, минут пятнадцать. Я куплю тебе сабо и подгоню машину, поедем в госпиталь к врачу, у тебя вывих»
- Всё это было сказано на чистом русском языке.
- -«А я думала, что ты американец, что-то ты мало похож на русского».
- -«Потом об этом, а сейчас сиди и жди».
- Мой спаситель исчез. Я поняла, что я не только ожила, я смертельно влюбилась. Я так долго его ждала, всю свою прошлую жизнь, поэтому и не влюблялась. Знала, что будет  и мне надо только его дождаться, вот и дождалась. Плевать мне на опухшую, как бревно, руку, я была на седьмом небе от счастья. Но всё же, кто меня толкнул? Я же здесь никого не знаю, никому не сделала зла. Наверное случайно, или с кем-то перепутали. Через десять минут появился мой спаситель, взял меня на руки, как будто я ничего не весила. И понёс к машине.
- -«Босоножки купил на 36 размер, по-моему как раз.»
- «Спасибо, как раз».
- -«Давай знакомиться, меня зовут Алекс Мор, а вообще то я, Алексей Морозов, я из Даугавпилса, но последние 10 лет, живу в Америке, в Техасе. У меня там ранчо, я развожу породистых скакунов. Ну, зовут тебя  Кристина, живёшь ты у своей родственницы Велты и работаешь в казино. Как видишь, я о тебе всё знаю. В Лондоне я оказался не случайно, ехал за твоим автобусом на машине. Хочу тебе понравиться».
- -«Да и так уже понравился»,  - уши у меня горели не хуже вывихнутой руки.
- -«Вот как, а я и не заметил, у вас на работе такой строгий, сосредоточенный вид, на меня вы даже не смотрели».
- Он отвёз меня в госпиталь, там мне благополучно вправили руку. И мы, так и не совершив экскурсию по Лондону, поехали обратно в Бостон. Я поныла, что опять не увидела Лондон, на что Алекс сказал,
- -« Какие наши годы, мы ещё всё успеем, и Лондон и Париж и Токио, всё с тобой увидим.»
- От этих слов я совсем растаяла. Значит и он меня любит, а иначе зачем такие обещания. Не заметила времени, не заметила никаких красот за окнами. Видела только лицо, слушала его слова, но не слышала. Я его любила, я им любовалась.
- Привез меня домой и посоветовал отдохнуть и поспать. Завтра он зайдёт за мной, отвезёт на работу. Но если я буду себя плохо чувствовать, что б я попросила хозяина дать мне отдохнуть ещё денёк. Мы ещё поговорили и он мне сказал, если для меня это не будет оскорбительным, приглашает пожить, меня в свой пляжный домик.
- Сказала, что я ему доверяю и принимаю его приглашение. Алекс уехал, я сразу стала звонить Илонке. Слава богу, Илонка дома. И я, захлёбываясь, от избытка чувств, стала перегонять по эфиру свои эмоции. Илонка на том конце взвизгивала, ахала, охала, и, выслушав, мою исповедь до конца, затихла.
- -«Эй, где ты там? Отключилась что ли, что молчишь»?
- -«Перевариваю информацию. И мне страшно и не понятно, что ты там веселишься? Тебя чуть не убили, а ты радуешься! А по поводу твоего спасителя, могу сказать одно, наконец то сподобилась! Из всего, я поняла, что он в тебя влюблён и ты сама, наконец, полюбила. Слава богу! Кристина, звони почаще и рассказывай о развитии событий. О доме не волнуйся, у нас всё хорошо». Мы распрощались.
- С этого дня моя жизнь кардинально поменялась. Книги легли на полку. После работы я была занята только Алексом. Мои руки, ноги, губы, голова, всё тянулось к нему и думало о нем. Впервые в жизни я поняла Илонку и что секс это здорово, особенно если он приложение к очень большой любви. Первый раз  придя к Алексу в домик я почувствовала что пришла в свой дом, к человеку, которого я знала очень давно. Я не чувствовала никакой неловкости. Алекс был очень нежен и боялся меня обидеть ненароком, но я сразу сказала, что останусь у него на эту ночь и на все следующие. Его радости не было предела. Узнав что я в свои 23 года девственница он растерялся и боялся причинить мне боль. Он целовал меня так долго и страстно, что мое тело не чувствовало никакой боли, может на минутку все заполнило чувство блаженства, острого сладостного, что мне казалось если я сейчас умру, то умру в самой высшей точке счастья.
- -«Девочка моя, скажи что все это правда, ты моя, ты будешь со мной всегда»?
- -«Глупый, как же иначе, без тебя я уже не смогу прожить и дня, - я лепетала кучу какой-то ерунды, но это была наша общая ерунда, и она приводила нас в еще больший восторг.
- -«Кристи, как это ты ухитрилась в наше-то время, с нашими нравами остаться такой чистой душой и телом? Тебя надо в книгу рекордов Гиннеса записать».
- -«Никуда меня не надо записывать, просто я тебя ждала  очень долго. Мне всегда нравились стихи Леонардо Да Винчи:
Любовь возвышенна, когда в союзе двух, перед лицом судьбы, она благословенна,
Любовь низка, когда ничтожен дух и низок мир, того что выбран ею
Приносят мир и прогоняют страх часы любви и ты отмечен если
Природа мудро держит на весах любовь и дух в прекрасном равновесии
«Не знаю, правилен ли перевод, но это то, что я всегда знала».
-«Философ ты мой маленький»,- смеется Алекс и я опять оказываюсь в его крепких, сильных и нежных руках.
Кажется мы никогда не насытимся друг другом. Аппетит приходит во время еды. Действительность уплывала от меня и волны любви переносили куда-то в запредельный мир счастья и радости. Мы торопились рассказать друг другу о наших жизнях до встречи. Алекс, только четыре года, как получил Американское гражданство. Он жил у дяди на ранчо, но дядя недавно умер, оставив ранчо Алексу в наследство. Он учился на последнем курсе Вашингтонского университета, на экономическом факультете. Сейчас он свободен и решил съездить посмотреть мир, а вообще-то он из Латгалии. Вся его родня живет в Даугавпилсе, правда близкой родни нет, а мама его жила последнее время в Риге, у ней в Задвиньи была квартира. Но мама умерла, вот уже пять лет, а он даже не мог приехать ее похоронить. Он и сам не знает каких кровей, там и латыши, и русские, и белорусы, и поляки и даже один швед где-то затерялся. В общем он гражданин мира и еще Соединенных Штатов Америки. Говорит он на трех языках и может свободно общаться на любом – постоянно на английском, болтать нежности на русском, а ругаться на латышском. Так его ж все равно никто не поймет и не поймут что мы ругаемся.
-«А что мы и ругаться будем»?
-«Обязательно, мы же живые люди и у нас все как у людей».
-Это ж надо приехать из Латвии и Америки, чтобы в Англии влюбиться друг в друга.
- Как знать, - Алекс таинственно улыбается.
- Действительно пути Господни неисповедимы. В одно из воскресений у меня был выходной  и
- я представляла Алекса Вэлте и Реджинальду. Тот сразу нашел с Алексом общий язык, а Вэлта сказала длинное «О» и подняла вверх большой палец.
-«Ну, Кристинка, нет слов, просто обалдеть. Поздравляю, счастья тебе».
 Два месяца моей работы пролетели незаметно. В свободные дни мы облазали все, что было в радиусе 300 км. После окончания работы наметили съездить к Мэри, в Ирландию и провести там недельку.
В конце июля встретила свою детскую подругу Бэллу. Из толстушки она выросла в тоненькую изящную женщину, только глаза остались прежними и хохотала она по любому поводу. Детишки были прелестными два пацанчика и очень красивая девчушка. Алекс сказал, что нам тоже нужно заиметь таких очаровашек и, неплохо бы, мальчика и девочку.
Бэлла быстро уехала в Испанию обживать свою новую виллу и взяла с нас обещание, что мы навести ее там и в Америке, тем более, что они живут в Индианаполисе. Алекс пригласил их на свое ранчо в Техасе. Этот год, вернее – это лето, у меня было как фейерверк (даже тот страшный день в метро поблек и стушевался в моей памяти).
Закончились мои рабочие дни, мы попрощались и уехали в Ирландию. Долетев до Дублина на самолете и проехав еще 3 часа на машине, прибыли в маленький курортный городок Талвей. Там мы сняли комнату в крошечной гостинице. У мамы Реджинальда мы решили не останавливаться, домик был еще меньше чем у Велты и теснить их нам не хотелось, да и нам было лучше отдельно, с людьми которые нас не знают. Мы гуляли по Талвею, по его неисчислимым мостикам, через каналы, в которых плавала форель и можно было половить. Мы ходили в акванарий, проводили много времени в пабах, где слушали ирландские, английские, шотландские, даже русские и цыганские песни, живую музыку. Нас восхищало изобилие пальм и даже погода, которая менялась за день по десять раз, от жары до продувавшего вокруг холодного ветра. Бегали после отлива по пляжу и собирали мидий. Мы бегали на дискотеку, ездили смотреть на знаменитый ирландский международный университет, расположенный на огромной территории. Внутри был замок и очень красивая церковь. Мы упивались пивом Гинес, которое было таким темным, почти черным и я в первый же вечер с одного бокала опьянела вдрызг и все приставала к Алексу и требовала внимания к моим песням (это я-то, лишенная и слуха и голоса) Потом угомонилась и уснула прямо за стойкой. Под смех посетителей Алекс взвалил меня на плечо и потащил в гостиницу. Утром он сказал, что не предполагал, что собрался жениться на пьянчужке.
-«Я ж один бокальчик», оправдывалась я.
- «Да, пивко обманчивое», - Алекс смеялся и целовал меня в нос.
Но все когда-нибудь кончается. Пора ехать домой. Алекс проводил меня в Хитроу. Там на втором этаже я накупила подарков и сувениров для всех и много всего моей Илонке. Опять вызвав в Алексе приступ смеха.
-«Экономная, ты, моя«
-«Ну, что ты смеёшься, здесь все товары без наценки».
-«Вот я и говорю, такая богатая дама, в кошельке целых пять тысяч фунтов, и вообще, я запрещаю тебе их тратить «
Алекс купил мне билет и заплатил за всю кучу подарков. В большой чемодан запихнул все покупки. Я, конечно, очень сопротивлялась, на что получила его ответ,
-«Муж просто обязан заботиться о жене и финансировать все её прихоти»
В груди у меня потеплело. Жена, как это здорова звучит!
Алекс улетал в Америку через час после меня. Пообещав, что через месяц приедет и мы поженимся. Но, не смотря на это сердце моё рвалось на части. Не хотелось расставаться, я цеплялась за его рукав обеими руками и всё время заглядывала в глаза. Он свободной рукой, с совершенно мокрым платком, в ней, вытирал мне лицо с остатками макияжа. Я чувствовала, что надо звать кого ни будь на помощь, что бы оторвали меня от него и оттащили в самолёт. Алекс шептал мне разные милые глупости, но вместо успокоения я растекалась ещё больше. Но всему приходит конец и вот я уже тащусь на последнем метре к самолёту. Ноги у меня ватные, а глаза заплывшие и нос постоянно хлюпает. До свидания, Лондон, до скорой встречи, мой любимый Алекс. Лечу домой. Я уже не та, что прилетела сюда, два с лишним месяца назад. Прописная истина : всё в этом мире течёт, всё изменяется.
В Рижском аэропорту на меня ураганом налетела Илонка, я ей всучила большой чемодан на колёсах, сообщив, что почти всё в этом чемодане ей и её родне. На выходе нас ждал миленький фордик, за рулём которого сидел крупный симпатичный мужчина, лет 35-ти. По взглядам, которыми обменивались он и Илонка, я поняла, что это и есть Харис. Один из тех, кто охранял мою подругу и мою квартиру, в моё отсутствие. С той разницей, что этот охранял ещё и Илонкино тело. Ишь, хитрюга, столько раз звонила и ни разу не обмолвилась, что влипла так серьёзно. Ладно, познакомимся, выясним. Всю дорогу до дому Илонка тарахтела у меня под ухом,
-«Знаешь, а Ирка Фридман вышла замуж за какого-то старого итальянца. Он, как к ним на фирму приехал, с ходу положил на неё глаз. У них фирма по импорту вин, а у хрыча в Италии свои виноградники. Он вдовец, дети выросли, разъехались, папеньку благословили на сексуальный подвиг. Он, дядька, ничего и вроде не жадный, ну а Ирке, сама знаешь, с мужиками не везло, поматросят и бросят, а тут сразу такое солидное предложение. И потом, замуж, это же не навсегда, можно десять раз поменять».
Я двинула Илонку локтём под рёбра. Харис изменился в лице и даже машина притормозила.
-«А что, я так, что уж и пошутить нельзя! Ирка очень жалела, что тебя не дождалась, в общем она уже с ним уехала, обещала писать и звонить. А Марик, помнишь, рыжий такой, уехал в Америку работать, его туда друг вызвал, он там по кондиционерам работает, хорошо зарабатывает, друг там уже давно и вроде не собирается возвращаться. Может и Марику удастся там закрепиться. Его сестра, спит и видит уехать из этого болота, она такая злая, что её маме, латышке, не дают гражданство, она ж приехала в семидесятых из Сибири, по назначению, на Альфе работать. Светка Логинова, наконец дала согласие, Илюше Розенталю, и уезжает с ним в Израиль. Чёрти что твориться, все куда-то уезжают, скоро мы с тобой одни останемся на родине».
- -«Знаешь», вклинилась я в Илонкин словесный поток, - «Я тоже, наверное, скоро выйду замуж и уеду в Америку».
- -«Да ты, что»!
- Илонка даже задохнулась от моего сообщения и долго хлопала ресницами, что-то муркнула и опять надолго замолчала. Наш водитель часто поглядывал на нас в зеркало, но не проронил ни слова за всю дорогу до дома. Вот повезло Илонке! Есть кому молча её, бесконечную болтовню, слушать. Но совсем уж долго моя подруга не могла молчать.
- -«Знаешь», - опять затарахтела подруга, - « Хозяйка, эта подлая Зента, достала по самое не могу, каждую неделю прибегает и справляется, когда ты приедешь и съедешь ли с квартиры. Она даже согласна дать тебе отступных пять тысяч, но ты не соглашайся, чувствуется, что её уже припекло! Пусть тебе квартиру покупает. Новые соседи на неё явно давят. Ей очень хочется квартиру им продать, а без твоих комнатушек, они её брать не хотят. Вот она и старается. А с третьего и четвертого этажей уже почти все уехали, семей пять осталось. А к нашим бандитам американцам добавились ещё трое наших отморозков. На старом джипе приезжают. Двое из них чаще сидят в машине, а третий, вроде, прилично владеет английским, ходит к ним и о чём-то шушукаются. Мне кажется, что он Зентин родственник, а может и нет, точно не скажу. А двое, сидящие в машине, и на своём-то не говорят, всё на блатном сленге общаются. И рожи у них знакомые, а где видела, не помню. К нам они не лезут, моих мальчиков опасаются».
- -«Ну на счёт этого, будьте спокойны», наконец красивым баритоном изрёк наш молчаливый водитель и по совместительству Илонкин телохранитель. Заехав во двор, мы припарковались рядом с тёмным, довольно облезлым джипом.
- « Вот»! Сказала Илонка, вылезая из машины, - «Помяни чёрта, он уж тут как тут».
- Я обошла джип вокруг и усиленно пыталась вспомнить, где я эту колымагу видела. Вот уж, то память девичья, то глюки. В Лондоне, тип в бейсболке, тут джип какой-то знакомый, ну да бог с ними, потом вспомню. Ладно, я дома.
Вечером собралось много ребят, отпраздновали свою отходную и мой приезд, гуляли до утра. И вот я осталась одна, в своей такой родной, но уже почти не моей квартире, вместе с моей хорошей, доброй Тори, которая не отходила от меня ни на шаг. Она получила английский подарок – страшной красоты ошейник с поводком, но не оценила. Ей нравится быть свободной. Спала крепко и долго. Тори, когда ребята уезжали на рассвете, погуляла в нашем садике и меня не будила. Встала, выпила кофейку, выбросила в мусорный пакет всю одноразовую посуду и вынесла  на помойку. Сбегала в сауну, полежала на полочке, поплавала в бассейне, и, разомлев, решила, что приду домой и снова посплю до вечера. Вечером же была переспавшая и голодная, не успела спустить ноги с кровати, раздался длинный настойчивый звонок. Кто бы это? У Илонки свой ключ. Стоп! Вот откуда мне знаком джип! Это же из него выскочил парень в бейсболке и спёр мою сумку. И это его я видела в автобусе в Англии, или у меня глюки! Батюшки, это может он толкнул под поезд в метро! Стоп, Кристи, не сочиняй! Ты ж никого не видела, может просто бежал какой жулик и толкнул, что бы я не стояла на его пути. Страх, не смотря на мои уговоры, стал заползать в меня холодной змеёй. Ноги стали ватными, звонок всё надрывался, а Тори оглушительно лаяла и виляла обрубком хвоста, значит свои. Пока я дотащилась до двери, в неё уже колотили ногами.
-«Заткнись, приказала я Тори. Кто там»? Грозно, тем кто за дверью.
-«Да, я, это, я! Почему не открываешь? У меня уже мысли нехорошие лезут! Целый день звоню, телефон молчит».
-«Забыла зарядить», - буркнула я. «У меня у самой, мысли хуже некуда, и потом я спала, что я, поспать не могу»? 
-«Да, спи, кто же не даёт, но могла бы и предупредить, я же волнуюсь».
- «Сядь Илонка, закрой рот и слушай, говорить буду я».
- -« Ладно, молчу», - Илонка надула губы.
- И тут из меня полился целый поток слов. Путаясь в датах, событиях, я рассказывала ей о том, что она уже знала, чего не знала, о том, в чём я сама сомневалась.
- -«Ну вот, кажется и всё, теперь давай всё обмозгуем вдвоём и, может, до чего правильного, додумаемся. «Не слишком ли много негатива последнее время вокруг меня и нашей квартиры? Один лучик радости и счастья – это мой Алекс! «Знаешь, придётся подключить твоих ребят и Хариса, может они лучше разберутся в этой запутанной ситуации».
- Так Илонкин брат с друзьями и поклонник были втянуты в наши проблемы. Они пообещали посветить этому всё своё свободное время, разобраться с моими соседями и их дружками. А через два дня опять появилась Зента. Зента начала с места в карьер,
- - «Это я сейчас, даю тебе деньги, а скоро ты вообще вылетишь отсюда без ничего»!
- -«Деньги до сентября получила и заткнись»,- разозлилась я, - «Подавай в суд, или покупай мне квартиру, где я скажу»!
- Зента начала орать про криеви, которые понаехали, про бедных латышей, которым не дают жить всякие оккупанты.
- -«Хватит повторяться, ты, неизвестно чей выкидыш, посчитай сколько в тебе самой латышской крови, в твоём всенародном коктейле. Вообще интересно знать, откуда у тебя объявилось наследство на дом? Если известно, что хозяин уехал отсюда 60 лет назад, и никаких бумаг у тебя не может быть. Пусть с тобой компетентные органы разберутся! Пора на таких как ты найти управу».
- Зента изменилась в лице и забормотала, что это не она хозяйка, она доверенное лицо, управляющая этого дома. У неё генеральная доверенность и вообще она не собирается обсуждать со мной эту тему. На сегодня, слава богу, она отстала, надолго ли?
- Господи, пусть мой Алекс позвонит, приедет за мной и увезёт отсюда куда-нибудь подальше. Скоро начинается учёба, хотя бы голова будет занята ею, отвлекусь от остального. Работу уборщицы отдала Илонке. Родители у неё не бедные, отец и брат имеют транспортную фирму на пяток хороших, новых грузовых машин, они приносят приличный доход. Но Илонка стесняется в свои 23 года, просить деньги на мелкие расходы и не собирается упускать 50 лат. Я же теперь, дама богатая, по крайней мере, полгода бедствовать не собираюсь.
- Дни пошли по накатанной колее, но и неприятности от меня отставать не собирались. Заболела Тори, не знаю где уже она могла наесться какой-то отравы. Она же умница, не подбирает с земли ничего. Может я проглядела в парке и кто-то угостил её колбасой, от колбаски, да ещё и с рук, она никогда не откажется. В общем утром Тори гулять не пошла. Она лежала на боку, тяжело дышала, из пасти стекала слюна. Я, по своей привычке, ударилась в панику, позвонила Илонке и так ревела в трубку, что та принеслась через три минуты и взяла бразды правления в свои руки. Она сбегала к знакомой, которая была кинологом, и раньше у неё был собачий клуб, теперь она старенькая и не занимается собаками, но всегда даёт дельные советы. Вера Васильевна оглядела Тори и погнала Илонку за бутылкой водки и за детской клизмой.
- -«Может врача вызвать»? робко спросила я.
- Вера Васильевна покачала головой,
- -«Поздно! Собаку отравили, видимо, вчера».
- -« Но, может быть»,- я стала заикаться, - «Может лекарства, может уколы»? 
- На что Вера Васильевна, велела мне отстать и не мешать.
- -«Буду лечить своим способом. Я, недавно, элитного бультерьера вылечила, а от него все врачи отказались. Один приехал ночью, дал хозяевам таблетки, сделал собаке укол, вымыл руки, получил 25 лат и сказал, что собака всё равно сдохнет. Яд очень сильный, от него не вылечишь. После чего его лечила я, и вылечила. Ты, Кристи, надейся и не мешай».
- За два дня собака выпила через грушу целую бутылку водки и на третий день, оклемалась и повеселела.
- -«Кто же это мог отравить тебя, коровушка моя! Ты же умная, понимаешь, что ничего нельзя брать у чужих».
- Бедное животное заглядывала мне в глаза, с благодарностью, и глотала водку, как забулдыга, с многолетним стажем. Мы все так намучились и нанервничались за это время, что увидев, что ей получше, упали не раздеваясь и заснули как убитые. Проснулись, Тори была очень слаба, но спала спокойно, лишь иногда постанывала. Вечером Илонка привела своего отца и брата, Тори на руках вынесли во двор, полежать на травке. Она даже встала, и, отвернув морду от всех нас (стеснялась мужчин), пописала. Так же на руках её доставили домой. Дома она похмелилась последними 20-ью граммами водки и попила куриного бульончика. Больше всего меня изумила Торина покорность, глотать эту гадость (т.е. водку) и у меня закрались подозрения на счёт её родственников, не было ли среди них алкашей. Ещё два дня мы занимались собакой, убеждали её погулять по квартире, а через четыре дня после начала болезни, мы с ней отправились гулять в наш садик. Тори с аппетитом попила куриный бульончик и съела небольшой кусочек сыра. Мы отправились к Вере Васильевне, отнесли ей наши подарки и благодарность, так как деньги она категорически отказалась взять. Тори пошла на полную поправку.
- Кроме неприятностей были у меня и радости. Звонил Алекс, звонок раздался в 5 утра в воскресенье,
- - «Любимая, я тебя разбудил? Прости дурака»
- « Что ты»! – заверещала я, - «Я могу совсем не спать, лишь бы ты звонил! Я так скучаю, так люблю, тебя, ты ведь приедешь? Не забыл меня»?
- «Что ты, моя красавица! Любимая самая, самая, как я могу без тебя! Даже не мечтай, я тебя никогда никому не отдам! Всю нашу оставшуюся жизнь тебе придётся меня терпеть, не плачь моя девочка (Алекс услышал моё сопение). Скоро мы будем вместе и у нас всё будет хорошо! Верь мне! Через три-четыре дня позвоню. Целую тебя, моя хорошая много много раз. Твой, не сомневайся, всегда только твой»!
- Счастливая повалилась досыпать и проспала гулянье с Тори. Собака сидела возле кровати и укоризненно смотрела на меня. Открыла глаза, увидела её, корящую меня морду, она как будто говорила, что я плохо отношусь к своему любимому животному. Что собаке, в конце концов, нужно сделать свои собачьи дела, собака не кошка, требует выгула. 
- -« Ну ладно, давай без обид, ну проспала, с кем не бывает. Потерпеть лишний часик не такой уж и подвиг, для хорошей псины».
- Я умылась, почистила зубы, натянула джинсы и тёплую кофточку. Открыла окно, узнать погоду, меня обдало холодком. Вот и лето закончилось, скоро заладят дожди, надо натягивать на себя много одёжек. Унылая пора, уж не знаю какое очарованье для очей, а вот зонты, тёплые сапоги и дублёнку надо готовить. Вскипятила воду, попила кофе, почувствовала себя бодрой и свежей,
- - «Ну, псина, пошли».
- Погуляли часик в парке, вели себя, как всегда, интеллигентно, собрали собачью кучку в пакетик и отнесли его в мусорник. А ведь есть народная примета: если вляпаешься в собачье дерьмо, то тебя ждёт удача, или нечаянные деньги свалятся в твой карман, выходит я, своей интеллигентностью, лишаю людей удачи и денежного дождя. Ничего, успокоила я себя, в другие кучки вляпаются. Зашла, по дороге домой, в магазин, купила пакет молока, черный хлеб и баночку балтийских килек. Чтой то меня на солёненькое потянуло, я больше сладкое люблю. А вчера целую банку маринованных огурцов съела. Фу, какие глупости в голову лезут! А впрочем, почему глупости? Мысль засела глубоко и я пошла делиться ею с Илонкой.
- -«Это ж надо»! – возмутилась я, - «Уже двенадцать, а она дрыхнет без задних ног»,
- -«Слушай, дай поспать, выходной же»
- -«Ну и спи, ничего не расскажу»!
- -«Давай, рассказывай», любопытство пересилило и Илонка уже носилась по комнате, собирая, разбросанные вещи. Умылась и принесла на подносе две кружки кофе, два стакана сока и горку бутербродов ( мама успела сделать). Я сразу сгребла с лососиной и солёненькой твёрдокопчёной колбаской.
- -«Ну, слушаю, полна внимания», сказала Илонка, дожёвывая бутерброд.
- Я поделилась своими подозрениями.
- -«Вот это да! Ну ты даёшь»! Брови у Илонки улезли под чёлку, глаза стали круглыми, как плошки.
- – « И что делать будем»?
- -« Что делать ты будешь, не знаю, а я рожать буду, если и правда, беременна. Схожу к маминой подруге, гинекологу, и узнаю».
- -« Правильно»! – одобрила подруга, - «А он знает»?,
- -«Кто»?
- -«Как кто! Папа! Твой Алекс»!
- -«Ещё нет, но я же и сама не знаю, так ли это».
- -«Ну да»,- успокоилась Илонка, - «Может и нет ничего, что заранее шум поднимать! Ой, Кристинка, а ты не забыла, что нам в следующую субботу на свадьбу идти. Надо ещё подарок купить».
- -«Не надо, не мельтеши. У меня есть мужской французский одеколон и ещё хороший виски в красивой бутылке и французские духи для невесты. С тебя цветы».
- Я попрощалась с подругой и тётей Лилей, забрала Тори, которая уже умяла пол кило фарша с геркулесом. Вылизав миску, Тори облизнулась и чистой мордой ткнулась в руки тёте Лиле, в благодарность за завтрак. Дома меня ждал сюрприз. Около моей двери стояли мои новые соседи. Вежливо поздоровались и попросили их принять, у них ко мне разговор на важную тему.
- -«Хорошо, вот отведу собаку и выйду во двор, подождите меня там».
- - «А почему вы не хотите пригласить нас к себе? И угостить чашечкой кофе».
- «Ну уж нет! Ни к вам, на вашу половину, ни к себе, на мою, я с вами не пойду. Хотите поговорить – пошли в кафе, там и кофе попьёте и со мной поговорите. А можем обойтись и скамейкой во дворе».
- -«Хорошо», - согласились мои визави.
- Я позвонила Илонке, сообщила, что иду в кафе, и если она хочет узнать новости из первых рук, пусть прибегает туда. Всю дорогу пара бандитов была белой и пушистой. Осыпали меня комплиментами и я узнала о себе так много хорошего, о чём даже не догадывалась. Расчувствовавшись, даже подумала, что никакие они не бандиты, а очень даже симпатичные ребята. Мы сели за столик у окна, кафе было полупустым, сделали заказ и приступили к разговору. Ребята начали издалека, рассказали, что они приехали из Америки. У них в Техасе пара нефтяных вышек и здесь в Латвии они решили открыть десяток бензоколонок. А для этого им нужно купить жильё, что бы была квартира и офис. Именно наша квартира им подходит. Центр города, квартира имеет два входа, именно то, что они хотели, и как офис и как жильё, всё в одном флаконе. Они знают наши законы, но согласны купить мне хорошую однокомнатную, или полуторку, именно там, где я захочу. Потому, что ждать, пока я закончу учёбу, им не выгодно, а мне всё равно придётся съехать. Вот и эти начали стращать.
- -»Ну что вам дались мои две комнатушки? Они не большие с маленькими окнами, кухней, ванной, я не пользуюсь, а у вас отдельная, пяти-комнатная, 150 кв. м. Дайте мне спокойно закончить университет, освобожу я вам эти комнаты».
- Физиономии у них быстро поменялись из умильных на злобные. В самый горячий момент, разгорающегося недопонимания, прибежала Илонка, и сразу подлила масла в огонь. Если они меня не оставят в покое, она вызовет полицию и им объяснят, что можно, а что нельзя. Они не у себя на диком Западе и должны считаться с обстоятельствами.
- -«Заткнись, идиотка», - на красивом американском языке с техасским акцентом (можно подумать я в этом разбираюсь).
- -«А ты, лахудра», - это уже ко мне, - «Будешь очень сильно жалеть! Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому».
- Даже не заплатив, за вылаканное ими кофе, пара техасских жеребцов, двинулись к выходу.
- -«Вот такие дела, подруга! Не дадут они мне спокойно жить! Зови на помощь своего академика».
Не успела отойти от утренней неприятности, вечером меня ждала следующая. Вечером с Илонкой задержались у друзей до темноты. Обсуждали предстоящую свадьбу Светки Логиновой и Илюши Розенталя. Кто что дарит, что бы не было одинаковых подарков. И около двенадцати мы пошли с Илонкой домой.
-«Может идём ко мне?»
-«Нет, сегодня мама велела быть дома. Ругается, что вообще меня не видит».
Попрощались и я через арку пошла к своему подъезду. Захожу  в подъезд, лампочка чуть светит. Опять заменили 60-ти ватовую на 15-ти, ни черта не видно. Только перешагнула порог, обо что-то запнулась. Нагнулась, вижу человек лежит, женщина, ноги в колготках как-то нелепо вывернуты. Я её за руку схватила, а рука холодная, как лёд. В голове у меня помутилось, Господи – труп! Ну, я рядом и прилегла. А когда ложилась, получилось неудачно, башкой со ступенькой поцеловалась и отключилась совсем. Очнулась, вокруг народ ахает,
-«Ну вот мы и пришли в себя».
Врач меня под ручки поднимает, поддерживает, полицейский на меня кому-то показывает,
-«Эту в больницу, а эту в вытрезвитель».
-«Ой»,- радостно взвилась я, - «Так она живая»?
-«Конечно, а вот полежала б до утра, была бы мёртвая. И что у вас за дом такой», - посокрушался полицейский чин. – «Наше отделение только к вам и ездит, сплошные ЧП «.
-« Не надо меня в больницу, я домой хочу»!
-«А вот это уже на усмотрение врача».
-« Так, вроде, всё в порядке, только шишка, да ссадина. Голова не кружится, не тошнит»? Обратился врач ко мне.
-«Нет»!
-«Тогда можете идти. Если что не так, вызывайте скорую».
 Любопытные быстро рассосались и я пошла домой. Немного пожалела себя, бедную, одинокую, никому не нужную. Легла спать.
В пятницу опять позвонил Алекс. Наговорим мне много изумительных вещей, отчего настроение у меня стало радужное. А на следующий день на свадьбе была такая очаровательная, что даже жених сделал мне замечание,
- «В этот день ни одна девушка не должна затмевать невесту красотой, а ты, прямо обалдеть, как хороша».
- Светка, ничего, стерпела. Все ребята наперебой приглашали меня танцевать, отчего у девчонок обиженно поджимались губы. Но после звонка Алекса ничего не могло испортить мне настроение. Илонка тоже пользовалась оглушительным успехом, она пела, танцевала, рассказывала анекдоты.
- -«Ну, мать, замуж тебе пора»,- смеялся Илюша над очередным Илонкиным анекдотом.
- -«Ага, замуж, да сходила я туда на пол годика: жрёт немеренно, носки, рубашки, трусы каждый день меняет. Стиральная машина от возмущения уже пеной плеваться стала, а потом и вовсе сдохла. Хорошо ещё гарантийный срок не кончился. Машину я обменяла, а мужа просто бросила. И пока не жажду наступать на те же грабли».
- -« А ты, Кристина, наша снежная королева, когда осчастливишь представителя нашего пола»?
- -«Ой, Илюшенька»,– перебила его Илонка, - «Наша Кристи, не только влюбилась, но скоро замуж побежит. Её жених сейчас в Америке. Как только приплывёт под красными парусами, к своей Ассоль, так и умыкнёт нашу красавицу в дальние края».
- -«Ребята», - заорал Илюшка. – «Пьём за Кристю и её ковбоя»!
- -«А ты откуда знаешь, что он ковбой»?
- -«Ну, вот те раз, американец, значит ковбой. Давай, Илонка, спой ещё из своего репертуара и анекдотик»
- Илонка хитро повела глазками и взяла гитару:
На летающей тарелке прилетел,
Приземлился, всё в округе оглядел,
Цветик аленький понюхал и чихнул,
Разобиделся, на всё рукой махнул.

Веток хвойных наломал – вот нахал,
На полянке банок, склянок набросал,
В речку чистую пописал, вот беда,
И приснится же такая ерунда!               

Все веселились, просили Илюшку дать Светке последний курс закончить в Риге, жених тряс смоляными кудрями и говорил, что в Израиле закончит. Там университет не хуже, а вся его родня уже там и торопят с приездом.
-«Так, ребята по этому поводу – анекдот»!
 Все тут же собрались в кружок.
-«Значит так, - начала Илонка, - «Умер один очень правильный мужик и попал в рай. Красота там дивная, птички поют, везде деревья фруктовые, со всеми известными и неизвестными плодами. Ангелочки бесполые, беседами занимают, в общем, благодать. А за рекой, по которой Харон души развозит, кого в рай, кого в ад, песни разудалые разносятся, музыка гремит, девки-ведьмочки голые скачут, визжат, хохочут. Молодые черти на мотоциклах как бешеные носятся, в общем веселуха, день и ночь. Всю жизнь нашему мужику такой житухи хотелось, да боялся очень. И тут его тоска взяла. Пошёл он к святому Петру, хозяину райских ворот и просит, можно я за реку съезжу на недельку? Почему нельзя, хочется, так езжай, Харон перевезёт. Побудь, погляди. Мужик поехал. Неделю гулял с ведьмочками, пил с чертями, катался на мотоцикле. И так ему всё это понравилось, что вернувшись через неделю в рай, мужик побежал к святому Петру с просьбой остаться жить в аду, Ну что ж, сказал Пётр, дело твоё, но передумать тебе не дано, в рай не вернёшься. Ничего, сказал мужик, я не попрошусь. Харон перевёз мужика в ад. Встретила его толпа чертей с воплями и визгами и потащили к огромному котлу, где варилось множество душ. Эй, вы что, заорал мужик, я тут у вас целую неделю был и никаких котлов, вы что-то перепутали. Да нет, дружок, это ты перепутал туризм с эмиграцией. Вот так, Светик, думай»!
-«Ещё чего! Если что, домой удеру, не старые времена»!
Свадьба к утру сбавила обороты.  Кто-то уже спал на мало-мальски пригодных для этого местах. Некоторые ушли по-английски. Совсем уж пьяные спали прямо за столом. Молодожёны уехали на неделю в свадебное путешествие в Болгарию. Мы с Илонкой вызвали такси и поехали домой.
-«Давай ко мне, сейчас приедем, погуляем с Тори…»
-«Ой, - сразу же заныла Илонка, - «Ноги болят! Пусть Тори в дворовом садике погуляет, а мы за ней из окна поглядим».
-«Ох, лентяйка, ладно, пусть будет по-твоему, у меня тоже ноги болят. Сейчас тазик водички холодненькой, ножки поставим, охладим кайф».
Тори с нами согласилась, не стала капризничать, быстренько сбегала в садик, сделала собачьи дела и облегчившись вернулась домой. Мы с Илонкой попили чай с клубничным вареньем, разошлись по комнатам и проспали сладким сном до самого обеда. Проснулись, потянулись и отправились обедать к тёте Лилечке. Собака была с нами, она любила ходить в гости к тёте Лиле и получать полную миску свежего говяжьего фарша с овощами и геркулесом. За обедом, перебивая друг друга, рассказывали в лицах о свадьбе, наконец насытились и угомонились.
-«Вот и вам бы пора замуж, а то останетесь старыми девами».
-« Может и старыми, но не девами! И вообще, мамулечка, Харис сделал мне предложение и скоро придёт к вам с папой, просить моей руки и сердца. Вот я и подумала, а где наша не пропадала, приму! А Кристиночка, не только влюбилась там, в Англии, но и, мамуля, скажу по секрету, вроде забеременела»!
Я обозлилась,
- «Зачем лезешь поперёк батьки в пекло! Я ещё сама не уверена, а ты звонишь»!
- -«Но это же прекрасно, - восхитилась тётя Лиля, - «А почему не идёшь к врачу? Как ты себя чувствуешь»?
- -«То на солёненькое тянет, то тошнит,  и ем я столько, сколько раньше за целую неделю не могла осилить, а сейчас за один день слопаю. И все сроки прошли».
- -«А твой молодой человек знает»?
- -«Нет, я ему ещё ничего не говорила и не буду говорить, пока врач не подтвердит. Помните мамину подругу, Терезу «?
- -«Ну, как же, конечно, отлично помню».
- -«Так вот, она работает гинекологом в частном семейном центре. Телефон у меня есть, позвоню, договорюсь о приёме».
- -«И что будешь делать, если подтвердится, что беременна»?
- -«Как что, рожать, конечно. Он родится от большой любви и я уверена на 120% , что и Алекс будет рад. И вообще нечего делить шкуру неубитого медведя. Вот точно узнаю, тогда и подумаю». Тётя Лиля ушла на кухню, а мы ещё немного потрепались об Харисе и Алексе.
- -«Опять, кумушки, шепчетесь, - тётя Лиля принесла чайник с чаем, конфеты, домашнее печенье с орехами и свежее абрикосовое варенье с ядрышками. Вкусно, пальчики оближешь!
- -«Мамулечка, мы болтаем о своём, о девичьем, - поедая сладости, улыбались мы.
- «Ну-ну, секретницы подружки и как только вы расстанетесь, 20 лет неразлучны, как близняшки».
- -«Ой, мамуля, не надо о грустном, потом подумаем, когда время наступит. Приедет Алекс и будем знать, что ждёт впереди, какая нам судьба уготована. Всё, Илонка, сегодня же звоню тёте Терезе, объясню ситуацию».
- -«Почему вечером, звони сейчас у меня есть её телефон, - тётя Лиля достала записную книжку, - «Ага, вот есть, звони»!
- До тёти Терезы я дозвонилась сразу, как будто она только и ждала моего телефонного звонка. Выслушав меня, она не стала тянуть время,
- - « Знаешь, деточка, жду тебя завтра в 18.00, в это время я заканчиваю приём и смогу уделить тебе достаточное время. Мой кабинет найдёшь без проблем, так что милости прошу».
- «Илонка, пойдёшь со мной, и без возражений. Потом пойдём в твой зубодёрный, я тебе помогу убираться».
- На том и порешили. На завтра, придя с лекций, пообедав, отдохнув и поблаженствовав в ванне с розовой пенкой, сделала себе прелестную композицию на голове (обычно закалываю заколкой и дело с концом), нанесла лёгкий макияж и улыбнулась своему отражению в зеркале. Во всех ты, милочка, нарядах хороша! Илонка обошла меня со всех сторон,
- «Вроде и так красивая, а вот немножечко позаботишься о себе, и готовая сказочная королева. Каждый день так ходи. А можно вопрос? К кому это мы так прихорошились? К врачу, или к мужчине на свиданье»!
- -«Завидуй молча, - я толкнула подружку коленкой под задницу, - «Тори оставим у вас, нас уже время поджимает».
- -«Интересненько, а ты в таком виде и полы мыть будешь»?
- К Терезе мы добрались минутка в минутку, ещё пришлось немножко посидеть в коридорчике, пока она не выпроводила последнюю клиентку. После осмотра тётя Тереза внимательно посмотрела мне в глаза,
- - «У тебя беременность шесть недель. Это тебе как? В радость или не желательно»?
- -«Что вы, что вы, я так рада, так хочу этого малыша», - подскочив к тёте Терезе, расцеловала её.
- «Полегче! А друг то знает? Насколько я информирована – мужа то у тебя нет».
- -«Есть у меня муж, есть, он в Америке. Вообще то он там живёт, но скоро приедет, узнает новость и, надеюсь, обрадуется как и я».
- -«Хорошо, деточка, не забудь и меня, старую тётушку, на свадьбу позвать».
- - «Это кто тут старая! Да вас надо замуж отдавать, такую молодую и красивую»!
- -«Согласна, да только куда я своих мужчин дену, муженька своего, да сыночка – твоего ровесника. Вот сын женится и буду я нянчить внуков. А замуж за чужого мужика мне не хочется. Мне и со своим старым и родным хорошо. Вообще голову мне не морочь, становись на учёт в своей поликлинике, а любую консультацию можешь получить у меня, забесплатно», - улыбнулась она, - «А то у нас такие расценки, что тебе не потянуть».
- Распрощавшись с Терезой, я бросилась Илонке на шею.
- – «Всё, подруга, будешь крёстной матерью»?
- -«Это по какой же религии»?
- -«Брось, бог то один, а крёстная мама – это вторая мама! И не забивай голову ерундой»! Мы чинно шли по городу, потом, не сговариваясь, сорвались и понеслись галопом, вызывая у прохожих улыбки, или недоуменные гримасы. Вылизав кабинет зубодёров до зеркального блеска, усталые и довольные пошли домой. Повернули на нашу улицу и услышав визг тормозов за нашими спинами, резко кинулись от края тротуара к стенке дома. Рядом затормозил облезлый джип. Из него на нас смотрели три мерзких рожи,
- - «Что, красотки, веселитесь, ну погуляйте, последние денёчки ваши наступили. Скоро прихлопнем вас как мух»!
- Машина с мерзкими уродами рванула с места и унеслась вверх по улице.
- «Ну, гады, нарвётесь! Сейчас же позвоню Харису! Что он там себе думает! Никаких мер не принимает! Ждёт пока нас эти отморозки шлёпнут! И что им до твоей квартиры, они то чего прицепились»?
- -«Так этот, в бейсболке – Зентин племянник. Уголовник. И дружки его такие же. Вот они все для его тётушки  стараются. Видимо она им деньги обещала».
- -«Слушай, Кристи, а может и правда, ну её, эту квартиру. Пусть уж они тебе однокомнатную купят, а вообще, жить ты можешь и у нас. Что нам с тобой одной комнаты мало? Поставим ещё одну кровать. А Тори с радостью переселится, её все так любят».
- -«Не знаю, подумаю, мне и самой всё это осточертело, а теперь мне нервничать нельзя. Пусть эти американцы открывают свой офис. Алекс приедет и уйду я оттуда».
- -«Вот дожили, даже полиция не поможет. Эти сволочные хозяева ведут себя, как бешеные гиены. Люди-то им чем виноваты? Тусуют свою политику, кому как выгодно, а простые люди, как всегда, крайние. У нас темперамент северный, мы люди спокойные, с другим темпераментом давно бы уж всем господам бошки поотрывали и повзрывали их к чёртовой матери. Знали бы как людей из квартир на улицу выбрасывать».
- Немного покипятившись, подышав ядом, зашли домой, взяли Тори и пошли с ней гулять, в третий, незапланированный раз. Посидели на скамеечке, выкурив по паре сигарет, пока Тори вела светскую беседу с высоким кобелём. Отправились домой,
- - «Кристи, пойду к тебе для поддержки, в случае чего».
- -«Давай, только я очень хочу спать, слишком много впечатлений для одного дня».
- Попили чайку, съели, в растрёпанные чувствах, весь хлеб с маслом и целую банку варенья. Расползлись по комнатам и легли спать. Тори долго ходила из комнаты в комнату, видимо не понимая, около кого лечь, кого охранять и решила охранять нас обеих, лёжа у входной двери. Засыпая, я увидела Алекса, он почувствовал мою печаль и оставался со мной до самого утра.
- Пару дней прошло без происшествий. Я села писать письмо бабуле. Звоню часто, но что расскажешь за пять минут, другое дело письмо. Всё можно обдумать десять раз, сгладить шероховатости и сообщить всё, что хотел, но в красивой обёртке. А то по телефону как ляпнешь, что-нибудь ненужное, а потом неделю жалеешь. Просила её приехать ко мне на два – три месяца, к ней на зимние каникулы, в этом году я приехать не смогу. Написала, что я очень соскучилась и вообще я её очень – очень люблю. Прочитала и прослезилась, так стало себя жалко.
- Днём пришла Илонка со своим академиком и мы пошли в кино, где перед сеансом посидели в кафе и выпили по коктейлю. Харис сообщил, что он занимается нашим делом и кой-какая информация у него уже есть. Племянник Зенты – уголовник, сидел два раза, за разбой и насилие, там и познакомился с двумя полными отморозками. Живут они в Задвинье, все трое снимают двухкомнатную квартиру без удобств, где добывают деньги, пока не ясно. Но деньги у них есть, это точно. Может Зента помогает, подкидывает племянничку. Недавно у него умерла мать, Зентина младшая сестра и оставила сыночку старенький дом в Инчукалнсе. Он, вроде, собирается сдавать его каким-то работягам. На твоих соседей его вывела Зента. В детстве он был правильным ребёнком, учился в школе с английским языком обучения, но тяга к приключениям и чужим кошелькам, не дала ему школу закончить. Но английский он знает довольно прилично. Американцы только его приглашают к себе и о чём-то беседуют. Они точно хотят купить всю квартиру и договорились, что оформлять документы и платить деньги, только тогда, когда вся квартира будет в их распоряжении.
- «На счёт квартиры мы и сами всё знаем», - встряла в разговор Илонка, - «Они нам уже все уши прожужжали и угрожали не раз»!
- «Да, - вклинилась и я, - «Как только Алекс приедет и всё прояснится с нашей свадьбой, соглашусь на однокомнатную квартиру. Обещали, пусть покупают, а то, действительно, ни с чем останусь. Даже если уеду, Илонке пригодится, ей давно пора самостоятельно жить. Уже большая девочка, у маминого подола-то сидеть».
- Фильм оказался дурацким, но зато погода была очень тёплая, для сентября, и мы после сеанса долго гуляли в Верманском парке. Посидели, покурили, посмотрели на молодёжь, резво гонявшую на роликах, на старичков, мирно беседующих, на душе как-то всё успокоилось, ни о чём плохом думать не хотелось. И мы тихим шагом отправились домой. С Тори гулять не надо, она уехала с тётей Лилей на дачу  в Сигулду на пару дней. Тётя Лиля боится там жить одна, а с Тори ей спокойней. Работать сегодня у зубодёров, не надо, у них профилактика, у нас отдых. Звать Хариса на посиделки, не хотелось и мы с ним распрощались на пороге дома. Я пошла домой, а Илонка пошла провожать Хариса до арки. Не хотела при мне целоваться. Я зашла в коридор и протянула руку к включателю. В ярком свете увидела разбросанные кирпичи и выломанную дверь, ведущую из нашего коридорчика в большой, общий с соседями. Дверь была прислонена к вешалке. Я разинула рот, осознавая случившееся, и в этот миг получила такой удар по голове, что все мысли отлетели от меня напрочь. Последнее, что я слышала, это грохот собственного тела.
- Сколько прошло времени, не знаю. Очнулась в каком-то старом, вонючем подвале. На стене, под самым потолком, было маленькое зарешеченное окошко, через его, давно не мытое стекло, проходил тусклый свет, Голова болела жутко. Ощупав её, обнаружила шишку размером с куриное яйцо. Бедная моя голова! Последнее время ей абсолютно не везёт. То рядом с алкоголичкой прилегла неудачно, то треснули ни за что, ни про что! Кое-как, держась за что-то, оказавшимся плетёным из лозы сундуком, поднялась на трясущихся ногах. Надо оглядеться и понять куда меня занесло, нет ли тут выхода. Вокруг стояли бочки, корзинки, ящики. Одна из стен была из полок, на которых стояли банки и бутылки. Но что в них было, не было видно. Из одной корзины жутко воняло. Зажгла зажигалку, слава богу, меня не обыскали, в корзинке лежала гнилая картошка, вот от неё и шёл такой жуткий запах. Я запихнула корзинку в пустую бочку и набросала сверху, тут же валявшиеся мешки – всё меньше воняет. В углу под лестницей что-то зашевелилось. Тут уж я совсем обомлела, только крыс не хватает, я их с детства боюсь до обморока. Вслед за шевелением раздался стон. И что-то меня позвало по имени Илонкиным  голосом. Я бросилась под лестницу, зажгла зажигалку.  У стены, разбросав ноги по полу, а руки плетьми вдоль тела, сидела Илонка.
- -«Илон, ты жива»?
- -« Не знаю, вроде наполовину, в голове такая каша, все умные мысли разбежались. Но, вроде, одна две ещё есть».
- -«Ну, если есть хотя бы одна, значит живая»!
- -«Кристя, а где это мы? За что нас так? Ведь ни сном, ни духом! Никому зла не делали. Вроде и добром не очень то разбрасывались. За что»? – заныла слабым голосом Илонка.
- -«Да откуда я знаю, что вообще творится в последнее время»!
- -«Кристя, а что это так воняет? Здесь, что уже труп разложился»?
- -«Нет тут никаких трупов, кроме нас! Там картошка в корзинке сгнила. У тебя есть зажигалка? Мы как следует оглядимся, устроим небольшой костёрчик. Вон, в углу ящики, оторвём по дощечке и зажжём и как следует оглядимся. И вообще, они нас что, похитили?»
- -«Чего нас похищать? У меня денег нет для выкупа. Они же всегда суммы огромные требуют. Твои родители не бедные, но тоже больших денег нет! Что же им от нас надо»?
- Мы оторвали доски от ящиков, сложили домиком и сделали небольшой костёрчик. Лампочка под потолком была, но выключатель, видимо, был наверху. Выход из подвала был один, наверху лестницы, но он был заперт, и как мы по нему не били оторванной полкой, даже не дрогнул. Единственное окно еле пропускало свет.
- -«Кристин, ты у нас такая тоненькая, может пролезешь. Я-то покрупнее буду, точно застряну. Пройдёшь в дом и откроешь крышку подвала».
- -«Илонка, ты что, совсем того! Там же кошка не пролезет, да и решетка на окошке. А вот стекло надо выбить, а то мы тут задохнёмся».
- Прислушались, на верху тихо, значит никого нет.
- -«Ну, вот, - заныла Илонка, - «Я есть хочу, я пить хочу».
- -«Вот, вот, первое что ты хочешь, нас, может убивать будут, а ты, есть, пить».
- -«И  что же мне теперь, голодной умирать»!
- -«Я, может в туалет хочу, и по одному и по-другому, ничего, терплю»!
- -«И долго собираешься терпеть? – Илонка ехидно посмотрела на меня – «Тут такая вонь, возьми пару банок, сделай свои дела, закроешь, вони не прибавится».
- -«Фу, Илонка, какая ты циничная»!
- -«Что естественно, то не стыдно, - отрезала подруга, -  «Видишь ларь с крышкой – его мы определим под туалет. А банок полно и пустых и с чем-то. Давай посмотрим, что в них. Вон бутылочки, может с самогоном! Напьемся и море нам будет по колено.»
- Подтянули под окно ларь, выбили стекло, попытались заглянуть на улицу. Но там была ночь, и никаких фонарей. Хорошо, хоть луна, полная и светлая. В ларе нашли ватники, зимнее старое пальто и пару деревенских половичков. Всё было старое, но довольно чистое. Ещё нашли домотканый плед и клетчатый шерстяной платок. Ещё нашли две пары мужских резиновых сапог. На нижней полке лежала целая кипа старых журналов и газет. Постелили под лестницей журналы и газеты, сверху положили ватники и пальто и укрыться есть чем. Вот и обеспечили себе комфорт. Намотали на ноги газеты и сунули ноги в огромные резиновые сапоги. Стало уютней и теплей.
- -«А что й то мы без обуви оказались? Ну, у тебя были туфли, могли свалиться, а у меня то ведь кроссовки, их же надо было расшнуровать, кому это надо»!
- -«Всё Кристи, не будем унывать! Представим, что мы две прекрасные пленницы, замурованные в подвале злобного графа, стать его любовницами, мы отказались! За это нас бросили сюда, а завтра сожгут, при большом стечении народа».
- -«Так, сказочница ты, моя! То есть, пить она хочет, то на костёр, как борец за мораль. Это у тебя от удара мозги перемешались. Сейчас я точно знаю, кто нас выкрал. Только, что они этим добиваются. Убивать они нас не будут, а вот пока нас нет, все мои вещи выбросят во двор. И скажут, что так и было.»
- -«Нас завтра всё равно искать будут. Утром мы договорились с Харисом о встрече. Он придёт часам к одиннадцати. Увидит, подключит полицию и нас найдут. Нужно продержаться денёк, а там будет видно. Давай проверим банки, а может там что съедобное.»
- На наше счастье в банках было варенье и компоты, а в бутылках соки. В одной из корзинок нашли немного хорошей картошки, напекли в нашем костерке. Наелись до отвала, распили две бутылки, разбили их и вооружились на случай нападения. Легли и постарались немного поспать. Но нервы были на таком взводе, что уснуть не было никакой возможности. Я затянула Сулико, любимую папину песню, на грузинском, Илонка подтягивала на латышском. Мы так вошли во вкус и так орали, как мартовские кошки, что, если бы вокруг были дома, к нам бы уже сбежались люди. Значит мы на хуторе. Вокруг никого, хоть оборись.
- Над нашими головами загремели крышкой,
- -«Эй, шалавы, что разорались! Мало по мозгам получили? Может добавить!», - в лаз свесилась голова Зентиного племянника,
- -«Ой, - заорала Илонка, - «Какие люди, и ещё на свободе! По вашей тройке уже вся тюрьма обрыдалась!»
- -«А по вам кладбище! – окрысился наш похититель.
- – «А вы нас что, убивать привезли?»
- - « Заплатят, скажут, чтоб убили – убьём, но пока нам не уплатили – живите. Посидите недельку, а потом идите на все четыре стороны»
- - «Но нас же искать будут, придурок!»
- - «Знаешь, неохота вниз спускаться, а то бы за придурка, получила. Да и кому вы нужны, что бы вас разыскивать, да и захотят, не найдут. Кругом лес, рядом река, вот мы вас в ней и утопим. Ладно, шучу, сидите тихо и не орите.
- -«А мы есть хотим, пить, - заорала Илонка,- «За неделю мы и сами умрём от холода и голода»,
- - «Не сдохнешь, там у мамани припасы на полках», - он обернулся в комнату и крикнул, -
- «Фелька, неси им пожрать»
- В лаз нам кинули батон белого хлеба, круг колбасы и на верхнюю ступеньку положили пакет молока,
- - «До завтрашнего вечера, хватит».
- – «Мы в туалет хотим»!
- «В штаны сходите. – Заржали парни и захлопнули лаз. И что-то ещё придвинули на него. –
- «Слушай, Илонка, а у тебя часы есть?»,
- - «Есть!»
- - «Сколько сейчас времени?»
- - «Утро уже, шесть часов, вон уже светлеть начало.»
- Попили молочка, поели хлебушка с колбаской и провалились в сон. Через пару часов проснулись. В подвале было не так уж темно, да и глаза наши уже привыкли. Мы посмотрели друг на друга и схватившись за животы начали хохотать, повалились на ложе и подрыгали сапогами. Где это нас так вывозили, они что нас брюхом и мордой по грязи тащили. Не могли же мы здесь, в подвале, так вывозиться. У Илонки под свитером была белая кофточка. Она оторвала кусок от подола, получилось полотенечко, разорвали пополам и намочили молоком. Попить и сок можно. Стали вытирать друг другу физиономии. Ну прям Нефертити, молочком умываемся. А что это опять тишина наверху, они что спят или уехали? Сказали же что к вечеру приедут и тут раздалось урчание автомобильного мотора.
- -«Вот, видала, уже приехали».
- Над нашими головами раздался топот ног и злобные крики.
- -«Ого, ругаются опять что-то не поделили».
- Ругань раздавалась все громче и вдруг наверху началась стрельба. Раздался грохот падающего чего-то тяжелого, а затем потянуло дымком. Вот тут мне действительно стало страшно. Я стала гладить свой живот и приговаривать
- -«Не бойся мой маленький, твоя мамочка никому не даст тебя в обиду. Нас найдут и освободят обязательно. Вот твой папочка приедет и сразу начнет нас искать, и найдет».
- -«Кристинка, ты чего? Заговариваться начала, ты что не понимаешь они же дом подожгли и нас здесь живьем сожгут. И где ж этот герой Харис? Ладно твой, он далеко, а этот-то знает уже что мы пропали, что твой дом разворочен. Они что-то не поделили, ведь не собирались же нас убивать». Илонка заплакала. Мне стало жаль мою подругу, которая попала в эту жуткую историю как кура в ощип, ни за что, ни про что, просто была моей «близняшкой» и таскалась  за мной по всей жизни, деля и хорошее и плохое.
Дым лез в наш подвал сквозь щель в лазе дом точно горел. Со стороны двора раздался визг тормозов нескольких машин, раздались множество голосов и команд. Над нашими головами опять затопали ноги. Крышка от подвала резко распахнулась и прямо в подвал, минуя лестницу, влетел человек
-«Кристина, родная ты где»?
Мне показалось что я уже умерла или мне приснился голос Алекса. Я кинулась к нему, схватила за куртку и заплакала.
– «Некогда, девчонки, скорее на выход, дом горит».
– Наверху стоял Харис и тянул руки нам навстречу. Выхватив нас из подвала потащили к двери, на выход. Окна и двери в доме полыхали, на полу валялись два человека. Живые или мертвые разглядывать было некогда. Несколько человек заскочили в дом и начали их вытаскивать наружу. Дом уже полыхал и трещал. Спасти его было нельзя, да и незачем. Во дворе в наручниках среди дюжины полицейских стоял Вовчик – это один из отморозков, а на земле лежал без движения Оскар – племянник Зенты и Феликс, который бросал нам хлеб и молоко. Но главное. Около меня, держа за руку, стоял Алекс, а Илонка висела на шее у Хариса и, несмотря на большое количество людей, целовала его и что-то шептала, а он гладил ее спину и успокаивал как мог. А я никак не могла взять в толк откуда взялся мой Алекс, он же должен приехать только через неделю. Но меня обнимали такие родные руки и целовали самые желанные на свете губы. Осознав я заревела в три ручья и тыкалась в его мягкий и пушистый свитер. Его куртка уже была на мне. Он гладил меня по волосам и по заплаканному лицу
– – «Все хорошо, моя девочка, все закончилось. Впереди только хорошее, успокойся любимая».
– Дом горел как свеча. Все, мое сознание отключилось и я опять свалилась, теперь уже в теплые и добрые руки Алекса. Дорогу домой я не запомнила. Очнулась у себя дома на кровати. Рядом со мной сидел Алекс, он нежно смотрел на меня и чмокнул в нос, как только я открыла глаза и начала соображать.
– -«Вот и хорошо, моя красавица, сейчас я напою тебя бульоном с пирожками, тебе необходимо подкрепиться».
– Бульон с пирожками прислала Илонкина мама. «Илона, слава богу, перенесла все ваши неприятности гораздо спокойнее чем ты, будем укреплять твои нервишки». Я смотрела не него во все глаза, пила бульон, ела пирожки. Из его рук я бы даже яд стрескала. Когда мой организм насытился, в моей голове стали накапливаться вопросы, они собрались в кучку и посыпались, как горох из опрокинутой миски. Алекс выслушал и категорически ответил –
– «Потом, все потом, рассказывать придется очень много, наберись терпения. Сначала приди в себя и вставай. Давай, для начала, порядок в квартире наведем».
– Только тут я заметила, что стены в комнате представляли жуткое зрелище: обои оторваны, в некоторых местах зияют большие дырки, мебель исчезла, стоит только кровать; ковер не снят и весь засыпан обломками. На тахте, где я лежала, наблюдалась относительная чистота. Даже подушка под моей головой оказалась чистой
– – «Что это с квартирой, она что – вся такая»?
– Алекс утвердительно кивнул головой. Я спустила ноги с тахты и поплелась в большую комнату. Та же картина, а где мебель?
– -Ее скинули в подвал со всеми вещами.
– Хрустальная большая люстра, гордость моей бабушки, зияла проплешинами. Множество висюлек усыпали пол и были перебиты. Что эти уроды в люстре-то искали, она ж не стенки. Хрустальные осколки хрустели под ногами, как январский снег. Они что, решили подготовку к ремонту произвести, даже без меня? А где деньги? Они же обещали купить мне квартиру или дать деньги на ее покупку. Я на эту Зенту в суд подам, она знала что нас похитили и даже могли убить. Они у ней что, уже всю квартиру купили? Если она так торопилась.
– - Нет они и не собирались ничего покупать.
– – «А офис»?
– – «Да не нужен был им никакой офис. Они надеялись квартиру, всю квартиру, заиметь всего лишь на месяц, а из-за тебя, из-за твоего отъезда за границу, просидели тут пять месяцев. Вот у них терпение и лопнуло, они решились на радикальные меры, понятно моя кукла»?
– – «Это в каком же смысле – кукла? Я что, совсем безмозглая»?
– Алекс засмеялся и начал меня целовать
– – «Да нет, ты у меня «мозглая» но и очень красивая. А они в твоей квартире искали клад, но когда они связались с Зентиным племянником,  тот за большие деньги обещал освободить всю квартиру. Они ж не знали что он начнет убивать людей. Вот тут они и испугались; но делать было нечего и только после покушения на тебя, они категорически запретили Оскару кого бы то ни было убивать. Ничего не найдя они покинули Ригу утренним рейсом через Хельсинки на Нью-Йорк».
– – «Алекс, а как же ты успел нас спасти, когда ты приехал, как ты узнал где мы»?
– – «Кристина, родная, это очень длинная история, я же сказал – ты все узнаешь, а теперь соберем вещи, приведем маленькую комнату в порядок, нам еще недельку придется здесь пожить».
– – «Почему недельку, а что потом»?
– – «Потом мы сделаем те дела, что стоят у нас на повестке дня. Надо забрать документы из университета, закончишь в Вашингтоне. Подадим заявление в ЗАГС или куда там еще. Обсудим с батюшкой наше венчание. Справим грандиозную свадьбу. Соберем всех наших близких и знакомых, твоих подруг, и моих друзей, здесь и в Даугавпилсе и подумаем где нам жить. В Латвии, Америке или Европе. Где захотим, там и обоснуемся».
– – «Ты что, миллионер»?
– – «Не знаю, может и миллионер, но если и нет, то далеко не бедный и старт для нашей совместной жизни у нас довольно приличный. В Америке у меня ранчо, не обремененное ни долгами, ни закладными. На нем разводят элитных скакунов, а это большие деньги А здесь я не знаю, может у меня есть что, а уж квартира эта принадлежит нам, у меня на нее все документы в порядке. Наберешься терпения, скоро все узнаешь».
– – «А где оно – твое наследство»?
– – «Да здесь, если оно есть. Есть версия, что его нашла Нора со своими сестрами. Они ж заселились сюда в 1945 году. Приехали нищими, а потом все купили дома, мебель, стали очень обеспечено жить».
– – «Подожди, это что же получается, ты все знал про этих американцев и про наших местных отморозков. И со мной ты познакомился чтобы залезть в эту квартиру? А я-то думала, ты меня любишь. Ты и в Англию приехал из-за этого клада»? – слезы полились из меня в три ручья, обида так давила на сердце что я почувствовала нестерпимую боль в груди. – А как же наш малыш, как мы ему все это объясним? – я ревела и орала одновременно. Алекс схватил меня за и начал трясти как дерево с которого должна посыпаться масса фруктов
– – О чем ты, Кристина, какой малыш?
– – Наш с тобой малыш, я беременна и если ты его не хочешь, я одна его выращу.
– – Что это правда?, - Алекс схватил меня на руки и стал скакать по пустой хрустящей комнате, как жеребец с его ранчо.
- Все, поставь меня на пол, - потребовала я, - Так ты рад моему сообщению?
- А ты сомневалась? У меня теперь полная семья, как же мне не радоваться? Я так рад и так тебе благодарен. Так тебя люблю, а теперь и малыша, которого еще не видел. Вот сейчас придут Харис с Илонкой и мы побеседуем, я все расскажу.
Схватив его мобильник (мой накрылся) позвонила Илонке:
- Иду, иду, мы с Харисом уже на подходе, - отозвалась моя подружка.
Развал в квартире произвел такое же ошеломляющее впечатление на Илонку, а Харис принял это как должное (ага, он тоже все знал).
- Садитесь, - Алекс пригласил нас сесть на тахту, - ты, Харис, многое знаешь, но не все.
- Вы что знакомы? – у Илонки опять брови поползли под челку.
- Да, очень давно. Мы оба из Даугавпилса, жили рядом, ходили в одну школу, даже немного дружили. Харис постарше меня, на три года. И когда я ушел в армию он уже закончил школу милиции и поступил на юридический. Так вот, десять лет назад, в 1994 году, когда в нашем городе работы не стало для таких парней как я. Колхозы и предприятия развалились и люди толпами с сумками и баулами кинулись в Турцию, Германию, Польшу. Все, всё стали продавать. Шмотки, продукты, совесть, мораль. Они приобретали то, что имело цену и избавлялись от всего, что мешало жить в этом проклятом капитализме. Девчонки повезли туда свою девственность и наивность, это там имело цену, а другие купить там всякую дрянь за гроши и продать здесь за дорого, тем и жили. А я не умел так жить, я работал на лесопилке, где платили гроши за 10-12 часов работы да и то не всегда. В один прекрасный день к нам с хутора приехала родственница. Привезла письмо. У нее в Америке жила троюродная тетка, которая пропала из поля зрения вместе со своим младшим братом еще до войны. Ходили слухи, что в конце войны они с мужем и братом покинули Латвию и подались в Америку. И вот пришло письмо на наш адрес. Он сообщал, что наша родственница, его жена, умерла пять лет назад, и он хотел приехать в Ригу, но старость и болезни не позволяют. Он после смерти Яутрит не ходит, передвигается в коляске. Родных у него нет, вот он и хотел, чтобы какой-нибудь родственник его жены Яутриты, желательно молодой, приехал бы к нему в Америку. Он его обеспечит работой и будет очень хорошо оплачивать. Если понадобится, он создаст условия для учебы и даже сделает гражданство. Всю ночь мама с тетей обсуждали эту тему и решили – надо ехать. Ты, Алешка, хоть и дальний родственник, но все же родственник. Езжай. Если будут обижать, уедешь, а так может, заработаешь денег и что-нибудь придумаешь. Вон ты машины как любишь, заведешь ремонтную мастерскую, до лучших времен продержишься. Езжай сынок, а то тут ты просто пропадешь. Да и не на шею этому Рихарду поедешь, а работать. Ты парень не избалованный, работать умеешь, дядя может хорошо платить будет. Так и не поняв, каким боком я ему родственник, согласился ехать. Тетя написала Рихарду письмо, перечислив всех родственников, которые нас объединяли с тетей Яутрит и стали ждать вызов. Много времени ушло на оформление документов и вот, день отъезда наступил и я, с маминого благословения, улетел. Это был мой последний день с мамой, живой я ее больше не видел, а на могилу вот только сейчас выбрался. В Нью-Йорке меня встретил представительный мужчина с которым я, с грехом пополам, объяснился по-английски. В школе я был прилежным учеником, да и на курсы английского ходил, но знания были еще те. Мне надо было повторить два, три раза, чтобы я что-нибудь понял, а уж как они меня понимали не знаю. Из Нью-Йорка летели в Даллас, штат Техас. В аэропорту нас встретили уже два человека и на шикарной машине повезли к дядюшке. Часа через четыре мы были на ранчо, оно было такое ухоженное просто, словно языком вылизали. Большой белый дом с колоннами, вдалеке конюшни, ферма с коровами. Коровы с таким выменем, пуда на два и такие чистенькие. А уж в свинарнике свиньи и поросята, наверное мылись каждый день с шампунем. Чистенькие и розовые как на картинке. Большое кукурузное поле и еще у него где-то две нефтяные вышки. За границей ранчо, две небольшие фермочки. В них жили рабочие с ранчо. В общем жизнь что надо. Работников не очень много, но все так механизировано, что люди и вообще там ни к чему.
В самом доме живут шесть  человек. Это на двадцать-то комнат. Сам дядюшка занимал пять комнат в правой половине дома. На левой половине жили повар и управляющий, тот был одинокий и занимал три комнаты, а наверху, на втором этаже, жила экономка и два обалдуя лет двадцати пять – двадцати шести, как оказалось – ее сыновья.
Мне определили место в конце коридора. Две красивые комнаты, спальня и гостиная, даже уборная у меня была своя. Другие комнаты были гостевыми. Я думал буду жить где-то вместе с работягами в одной комнате, а тут на тебе, принц.
Сам дом утопает в цветах. Я таких и в ботаническом не видел. Чувствуется женская рука, любящая и заботливая. Оказалось все это великолепие сажала и холила тетя Яутрит, а теперь садовник поддерживает эту красоту.
- Первый день, - сказал дядя, - день отдыха, второй – ознакомления и выбора, а третий – уже работать и без лени. Работы много, ходи, выбирай, где больше понравится там и будешь работать, поблажки не жди.
Что ж работать, так работать, я и дома не ленился. Это уж в 95-ом работ не было никаких. Молодежь слонялась без дела и, самое непонятное, с утра до утра лакали пиво. Девки в Ригу потянулись, на Чака, в смысле – на панель, ну и за рубеж естественно на те же должности. В общем демократы развалили все, что смогли, а как строить не знают и неохота, главное свой карман набить.  Хутора и деревни на глазах глохли, сельское хозяйство не то, чтобы упало, а вообще сдохло. А тут, такая благодать, даже работа в охотку. Дядя Рихард очень обрадовался, тому, что я говорю по-латышски:
- Как Яутрит умерла, на родном и поговорить не с кем. Знаешь, Алекс, я тебя и на немецком говорить научу. Это язык моих предков. Ну а английский ты быстро освоишь в общении.
Экономка женщина еще не старая, лет под пятьдесят, с хорошей фигурой и симпатичным лицом, только глаза злые и холодные, как у гадюки, зовут Софи и два ее сыночка Элвис и Роберт. Повариха такая толстая, что непонятно, как с такой полнотой можно носится по кухне и все успевать. На столе все свое и молоко, и мясо, и овощи, и фрукты, все свежее. У них любимое блюде воздушная кукуруза. Всегда полные блюда, ешь сколько хочешь.
«Ну, Алекс, - сказал я себе, - тебе крупно повезло».
На следующий день дали машину с водителем и повезли на экскурсию, работу выбирать. Я как увидел конеферму и жеребят, крепеньких как орешки и красивых – глаз не оторвать, больше уже и смотреть не хотел, буду только тут. И они, как не странно, меня сразу приняли. Морды тянули, в ладони тыкались мягкими и теплыми губами. Старший дал мне несколько чисто вымытых морковок и они так деликатно их брали и вкусно хрумкали.
- Ну как, Алекс, что-нибудь выбрал? – вечером за столом спросил дядя Рихард.
- Да, - с восторгом я рассказывал о жеребятах, - только там.
- Ну что ж, работа тяжелая, но благородная. А в оплате не обижу. Деньги твои буду откладывать, на питание и за жилье тебе деньги не понадобятся. Развлечений здесь не особенно много. По выходным будешь ездить с ребятами в ближний городок. Там есть бары, бильярдные и прочие радости цивилизации. У нас тут молодежь собирается в старом сарае, там и потанцевать можно и пиво попить. Да скоро сам все узнаешь. Познакомишься, не будет так тоскливо.
Ребята, Элвис и Робби, как я понял, дружить со мной не жаждали. С первого дня моего приезда, меня приняли в штыки, ну и хрен с ними. Не хотят и не надо, напрашиваться не буду. Не успел приехать троих недругов уже нажил, зато трое остальных компенсировали всё вниманием и заботой. В работу я втянулся сразу и старший был мною очень доволен, с остальными работниками у меня сложились добрые отношения. Ребята веселились над моим английским, но не обидно, старались поправить. Через пол года я говорил уже довольно прилично. Иногда ходил с ребятами на танцы. Пили пиво, но я его не очень-то люблю, больше по сокам ударял. Вообще то всё свободное время я проводил за чтением. Много говорили с дядей. За разговорами я, потихоньку и немецкий осваивал. За этот год мы с ним очень сблизились. Я часто катал его по тропинкам сада, рассказывал, что у нас дома творится. Он никак не мог понять, что такое граждане и неграждане, как можно прожить в этой стране пятьдесят лет, родить детей и внуков и не быть гражданином.
-Дядя, не хотите съездить на родину?
-Нет, Алекс, близких родных у меня нет ни в Латвии, ни в Германии, всех забрала война, и друзья молодости за эти шестьдесят лет, кто умер, а кто уехал неизвестно куда. Ноги меня не носят уже пять лет, только на коляске передвигаюсь, какой из меня путешественник.
За работой и беседами время моё бежало быстро, год подходил к концу. Мне совсем не хотелось уезжать. Рихард был доволен мной,
-Давай, Алекс, оставайся ещё на год, а там видно будет. Проживёшь здесь пять лет, получишь гражданство, документы я беру на себя.
Все деньги, заработанные за год, отправил маме. Она переехала в Ригу и купила себе двушку в Задвиньи. Часто звонил ей, успокаивал, просил о деньгах не беспокоиться.
-Я тебе каждый месяц буду присылать, ты там отдыхай, наломалась за жизнь.
Мама плакала в трубку и просила передать Рихарду благодарность за сына.
-Алёшенька, не трудно тебе, за такие большие деньги и работаешь, наверное, тяжело и много!
-Нет, мама, работаю много, но не надрываюсь. Дядя меня, как сына принял и если я проживу здесь ещё четыре года, то получу гражданство. Тогда тебя, обязательно, к себе заберу, да и сейчас Рихард приглашает сюда.
-Нет, сыночка, я уж тут, и язык мне не выучить, да и подружки мои тут, со мной. Алевтина со мной живёт, нам с ней вдвоём веселей. Две маленькие пенсии, да ещё твои деньги, мы как кумушки у короля. О нас не беспокойся. А ты там не думаешь жениться? Парень ты у меня видный.
-Нет, мам, я ещё молодой. Учиться надо, всё остальное успею.
Не знал тогда, что через три года моей мамы не станет. После сделанной операции, моей мамы не стало. А тётя Вера сообщила только через две недели после похорон, так мама велела. У меня к тому времени подходил пятилетний срок проживания и я должен был получить гражданство. Вот, что бы мне всё не спутать, мама и не велела говорить о своей смерти. Так я и не поехал в Латвию. А на шестой год, поступил в университет, на экономический. К тому времени я уже был правой рукой у Рихарда и помощником управляющего. Знал хозяйство, как свои пять пальцев. Только за эти шесть лет не заимел ни уважения, ни любви, экономки Софи и её обалдуев. Рихард звал меня только Алексом или  сынком, а я его всё чаще и чаще – отцом. Однажды Рихард дал мне маленький ключик в овальном медальоне, сказал, что бы я не снимал его с шеи, даже когда моюсь. В медальоне ключ от сейфа. В сейфе лежит завещание, бумаги, юридически оформленные на меня и шкатулка с тёти Яутриными драгоценностями. Я был потрясён, а он прослезился и сказал, что под старость обрёл сына. Он меня хорошо узнал и ни о чём не жалеет.
-Ранчо и так на твоих плечах и ты прекрасно со всем справляешься. Когда станешь полновластным хозяином удали из дома Софи и ребят. Ей я оставляю небольшую ферму, а от её сынков никакого толку, только одни неприятности. Раньше я её уволить не мог – она ухаживала за Яутрите во время болезни и Яутрит просила, не оставлять её без помощи. Завет моей жены я выполнил. Когда ты закончишь университет, сам решишь, работать тебе на ранчо, или найти что-то другое. Но, надеюсь, пока я жив, ты меня не бросишь.
У меня защипало в горле.
-Знаешь, отец, не дури, тебе только девяносто, разве это возраст для ковбоя? Дотяни до сотенки! И себе не в тягость и мне в радость.
-Вот так, Кристина, я и прожил там десять лет. Если бы не смерть мамы, которая тяжестью лежит у меня на сердце, эти годы были самыми счастливыми в моей жизни. Никогда не забуду своего названного отца и его доброты.
-И за десять лет ты там не разу не влюбился? У тебя там и девушек не было?
-Девушки были, но ничего серьёзного не получилось. Там девушки не для наших мужчин, они совсем по-другому воспитаны. К жизни относятся по-другому, лучше или хуже – не могу сказать. И детей они воспитывают по-другому: заботятся пока маленькие, уважают, когда подрастут, но вот такой любви, как у наших, у них нет. И к старика они относятся как-то утилитарно. В общем не по душе мне это. Так и остался я свободным и холостым. Встретил тебя и влюбился с первого взгляда и до самого последнего. Всё ребята, рассказ мой ещё длинный, пошли обедать, потом дорасскажу. Наберитесь терпения. Я голоден как волк.
Пришлось идти в ресторанчик, так как Илонкиной мамы дома не было, и обеда тоже.
-Алекс, - приставала я к нему, - Ну как ты узнал, где мы? Как оказался в Риге? Ты же ещё только через неделю должен был приехать.
-Кристи, не подгоняй, ещё много придётся объяснять. А я теперь самый счастливый человек на свете. У меня любимая жена, и скоро появится уже любимый малыш. Счастье сыплется на меня, как звёздный дождь. Иногда страшно становится, как бы не сглазить.
- А что ты скажешь? – спросила Илонка Хариса.
-А что мне сказать? – вопросом на вопрос ответил Харис.
-Как что? Ты попросил у меня руки и сердца? Хочу ещё раз, в присутствии моих друзей, услышать твоё предложение! Или ты уже передумал? Мы и свадьбу можем справить общую, всё дешевле получится, - Илонка заискивающе заглянула Харису в глаза.
-Конечно я согласен, экономная ты, моя. Вот узнаем, как Алекс и Кристина!
-Ура! – закричала я, - Ну конечно, вместе!
-А вечером, ребята, услышите конец истории. Между прочим я и сам не знаю, чем всё закончится.
-Что тут гадать, все стены разворочены, никакого клада нет. Мы обошли всю квартиру, она была похожа на жилище после бомбёжке, или землятресения. Вот Зента получит подарок!
-А вот ремонт нам придётся делать за свой счёт.
У меня даже рот раскрылся, - Как это нам? В честь чего?
-В честь того, что вся эта квартира, по документам, наша. Заявку на неё Рихард уже давным-давно прислал. Вот мы у властей и узнаем, наша ли она.
-Вот это новость, Зента аж позеленеет от злости.
-Она к этому никакого отношения не имеет, она не хозяйка, просто управляющая по доверенности. Она дальняя родственница хозяина дома, который живёт в Германии. Зента же много лет была председателем ЖЭКа и знает все тонкости в этом деле. Ей доверили привести дом в порядок и выбросить жильцов. Хозяину это делать не престижно. В общем ребята, не уводите меня в сторону, а слушайте, что было дальше.
В этом году Рихарду стало совсем плохо. Врач, его старинный друг, посоветовал быть с ним постоянно. Прислал сестру – сиделку. Она ухаживала, делала уколы, но вернуть ему желание жить – не могла. Дядя Рихард угасал. Однажды он попросил оставить нас вдвоём.
-Алекс, следи за ребятами, а то они, под шумок, растащат тут все ценности. Вчера не нашёл свою платиновую зажигалку, она лежала на ночном столике в пепельнице, а после посещения Элвиса, исчезла. Проверь в библиотеке раритетные книги, альбом с набросками Леонардо, ему же цены нет. Запрети им тут шляться, у тебя есть на это право. Кажется, опять кто-то у двери стоит.
Я тихонько встал, и подойдя к двери, резко открыл,
-Нет, вам только показалось.
-Хорошо, а теперь я поведаю одну тайну. Ей уже больше шестидесяти лет. Подвези меня поближе к камину. Мёрзну я, жизнь уходит. Огонь камина играл фантастическими сполохами на его лице, волосах, глаза стали ярче и глаза моложе. А он был красив в молодости.
-Слушай внимательно, пришло время открыться. Как ты знаешь мы приехали в Америку из Германии, а до этого жили в Риге. С Яутрите я познакомился у своих друзей художников. К тому времени,  я молодой, 22-летний, богатый, ничем не обременённый в жизни, только что закончил Берлинский университет. От призыва в армию, меня спасала травма ноги, ещё в детстве, катаясь на лыжах, сломал лодыжку. Несколько операций у лучших хирургов, ничего не дали. Я хромал и часто пользовался палкой. Хорошо себя чувствовал только верхом, или за рулём автомобиля, даже во время войны я был освобождён от призыва. В 1937 году мои родители уехали отдыхать в Германию, с ними уехал и мой младший брат, в то время ему было 13 лет. После отдыха родители должны были заехать за мной в Берлин. По дороге попали в жуткую аварию. Все погибли на месте, а брат матери, который присоединился к ним на отдыхе, умер по дороге в больницу. Так в один день я лишился всех своих близких. Из Германии я привёз четыре урны с прахом и похоронил их в семейном склепе. Так в 22 года я оказался наследником огромного состояния. В центре города у нас был доходный дом, где в бельэтаже у нас была 7-ми комнатная квартира. Когда я вырос мне отвели квартиру рядом. Две боковые комнатки занимала прислуга, экономка, повариха и горничная. Когда я вступил в наследство, они остались работать у меня, как я сказал, я к тому времени, был очень богат. Мамин брат, мой дядя не был женат, и его солидный капитал, с двумя транспортными пароходами, тоже отходил ко мне. Деньги наши лежали в банках Швейцарии, там же в сейфах и наши фамильные драгоценности. Я решил их не трогать, так как пароходы и дом приносили очень приличный доход. И ещё я просто растерялся и, если бы не помощь друзей отца, вообще не знал с какой стороны подходить к свалившемуся на меня.
 В это самое время я и познакомился с Яутрите. Она приехала из Латгалии, поступать в университет. Гимназию она окончила в числе лучших, а учиться в Германии ей не позволяли средства. Девушка была очень красива, умна, умела себя держать и даже художники, народ своевольный и раскованный (среди них был её старший брат) вели себя при ней очень сдержанно и не позволяли себе никаких вольностей. Не знаю, как у неё это получалось, но при ней никто не мог бы рассказать сальный анекдот, никто не посмел  её обнять, даже шутя. Обо мне и говорить нечего. Я как её увидел, сразу понял, без неё у меня нет жизни. И все свои богатства я сложу к её ногам. С перепугу, что её у меня уведут, я тут же её сделал предложение. Она удивилась и вежливо отказалась, но пообещала, что мы будем встречаться. А время покажет, если она полюбит меня так же сильно, как я её, то она с радостью примет моё предложение. Она поступила в университет и мы стали встречаться каждый день. Через  два месяца она, как обещала, дала своё согласие. Сказала, что любит меня, даже сильнее, чем я. Свадьба была скромная. Недавние похороны моих родных, не располагали к шуму. Мы с ней прожили  очень счастливую жизнь. Хотя жизнь и не очень баловала нас. На нашу долю выпало много несчастий. Погиб наш единственный сын, ему было пять месяцев, это был крепкий и красивый малыш. До сих пор я не знаю от чего он умер, просто уснул и не проснулся. Врачи долго и нудно объясняли природу этого явления, но мы ничего не поняли. После этого жена не могла выносить ни одну беременность больше четырёх месяцев. Наша любовь перенесла всё, мы стали ещё ближе друг - другу и родней. В сороковом году через друга депутата узнал, что в Латвию войдут российские войска. Нас ждут большие перемены и лучше уехать. Вот тогда-то мы и решили все ценные вещи спрятать. Книги, картины, серебряную и фарфоровую посуду. Вещи были очень ценные и в присутствии эксперта и нотариуса был составлен реестр. Опись и оценка проводились по всем правилам. Спрятав всё в квартире, мы с женой уехали в Германию, до более спокойных времён. А в 1941 началась война, мы вернулись в Ригу. Наши пароходы немецкое правительство конфисковало для нужд армии. В доме жило много офицеров вермахта и мы так и не стали доставать спрятанное, вот закончится война тогда…, но в 1944 было уже не до этого. Мы уезжали в Германию на маленьком форде, куда могли сложить кое-что из продуктов. Удалось нам проделать весь путь довольно прилично, благодаря  одному интенданту с большими связями, откуда сразу же переехали в Швейцарию. В Америку мы уехали только в 1948 году. Швейцарские деньги и драгоценности позволили нам обосноваться в Америке. Я купил это ранчо, привёл его в порядок и навсегда выбросил из головы мысли о кладе. Что с ним стало не знаю, доходили слухи, что жильцы, занявшие нашу квартиру после войны, резко разбогатели, они приехали из Сибири, куда бежали от войны, в самом её начале. Их родственники, которые оставались в Риге, все погибли. Так вот через три года после приезда, одна из сестёр купила дом на Киш-озере, другая в Лангстани, последняя осталась жить в нашей квартире. У неё оставалась вся наша мебель, ковры, посуда. В 1965 году на аукционе была продана одна из картин из отцовской коллекции, но её почему-то нет в реестре, может я сам её забыл, не помню. Думаю жильцы нашли наш тайник, так что не обнадёживаю тебя, но проверить не мешает. Вещи принадлежат тебе законно. Вот все документы и реестр, передаю тебе. Весь клад замурован в стене квартиры…
После этих слов что-то загремело за дверью, выскочив в коридор, обнаружил разбитую вазу с цветами и спину убегавшего. Опять, видно, один из братцев подслушивал. Дальше наш разговор вёлся исключительно на латышском языке. Через три дня Рихард умер. Он умер так же, как его единственный маленький сын – уснул и не проснулся. После похорон прочитали завещание. Все получили из щедрой руки хозяина. Меня удивило, что на оглашении завещания братьев не было. Софи сказала, что они работать на ранчо не будут, им хватит денег устроиться в городе, а сама она переедет на ферму. Я и не очень то расстроился, за десять лет моего пребывания, они не стали мне друзьями. А я стал собираться на родину. Нет, не то, что за кладом,  ранчо и так приносило хороший доход и оставить его на людей, много лет проработавших и очень ответственных, я не боялся, просто мне очень захотелось съездить домой. На могилу матери, повидать старых друзей. В начале я приехал в квартиру моей мамы, в которой жила  её подруга и родственница, и мама квартиру перед смертью подарила ей. Тётя Вера сказала, что мама похоронена на Лесном кладбище, что поставили очень хороший памятник и она раз в неделю ездит туда и прибирается. Тётя Вера отдала мне коробку из-под печенья, где лежали документы и неистраченные деньги. Там было последнее письмо мамы с её благословением.
- Тётя Вера, я поживу недельку и уеду, а деньги ты забери, они мне не нужны, а тебе прибавка к пенсии. Дядя Рихард оставил мне ранчо и я буду жить в Америке. Только съезжу в Даугавпилс, повидаться с Харисом и Витасом.
- Что ты, сынок, их там давно и нет. Харис разошёлся со своей, оставил ей квартиру  и хутор матери, что б она его продала и воспитывала дочь без нужды. Вот уж лет пять, он в Риге. Учит молодёжь в полицейской академии, был у меня, сейчас его телефон и адрес дам. А Витас ещё в 93 году уехал в Литву с женой и сыном. Его адрес спроси у Хариса.               
- После обеда, в день моего приезда, я купил огромный венок из роз и поехал к маме на могилку. Посидел на скамеечке, рассказал маме о своей жизни. Почему-то было очень жаль и маму и себя. Вечером позвонил Харису,  мы встретились долго обо всём говорили. Он обещал мне узнать, всё о квартире, о жильцах, в общем всё, что меня интересовало.
- На следующее утро я сам поехал посмотреть на дом дяди Рихарда. Я сидел в такси и думал, стоит ли мне выходить и тут я впал в ступор, из арки, прямо на меня выходили два моих ‘закадычных  друга’, Элвис и Роберт. Так вот вы где!  Вот почему не были на похоронах Рихарда, значит слышали, про клад. Выйдя из такси пошёл узнавать, не сдают ли квартиру  в первом доме, по улице. Мне повезло, я снял комнату на втором этаже, с окном во двор, прямо на окна дядиной квартиры. С бабулей, у которой я снял комнату, отношения сразу сложились. Она поведала о том, что в той квартире происходит чёрти что. Погиб Норин зять, и это подтолкнуло семью срочно уехать в Германию, что жившие там старики, Ян и Яна, умерли в одночасье, что теперь в больших комнатах живут важные господа, а в маленьких комнатах, с отдельным входом живёт внучка Паулины. Паулина уехала в Сибирь и обратно не едет. Девчонка у неё самостоятельная, не балованная, ухажёров не водит, учится и работает. Вечером пришёл Харис, рассказал всё то же самое, только на свой, полицейский взгляд. Мы поняли, что девочке грозит опасность. А на следующий день я увидел тебя. Вот это был шок! Как это ты, с такой красотой, и без жениха. По-моему я влюбился в ту же минута, как только увидел тебя. Харис вызвался сидеть вечерами под окнами квартиры. Время жаркое, окна открыты, Элвис и Роберт, надеялись, что никто не понимает английского и трепались обо всём. Так мы узнали, что ты уезжаешь в Англию работать, что племянник хозяйки дома летит с тобой и что там, с тобой должно случится что-то плохое. Я тут же решил оставить всё на Хариса и лететь за тобой, что бы быть постоянно рядом и охранять тебя.
- Ты оставила свою подружку, она пригласила своего брата, который учится а полицейской академии. Это дало возможность Харису быть в курсе событий и заодно влюбиться в Илону.
- Так вот значит как, ты всё знал, - зло зарычала Кристина, - Как же ты мог ничего мне не сказать!
- Видишь ли, Кристи, у меня уже не было времени. Соседям твоим я помочь  опоздал, Илона оставалась вне опасности, под надёжным присмотром. С тобой мы не были знакомы и я ничего лучшего придумать не мог, как лететь за тобой в Англию.
- Постой, откуда тогда взялась эта Зента, если дом твой.
- Дело в том, что в 1943 году дядя продал дом одному немцу, оставил себе только эту квартиру, что стало с немцем, дядя не знал. А на эту квартиру он прислал заявку ещё в 90-х, но думая, что клад найден, квартирой не очень-то и интересовался. Но теперь квартира наша, вот мы ей и поинтересуемся. И не перебивай меня, значит я полетел за тобой в Лондон. В Лондоне я чуть тебя не потерял, но обошлось, успел взять такси и поехал за вами. Увидел и того, кто следовал за тобой, это был племянник Зенты. Так мы все трое и приехали в Бостон.
- А я его видела, только не могла тогда вспомнить. А что он племянник Зенты я и не знала.
- Потом ты работала, а я  следил за каждым твоим шагом. И за твоим врагом тоже. Он меня приметил и стал остерегаться подходить к тебе. И вот ты собралась в Лондон. Я видел как твой враг прыгнул в тот же автобус. Я поехал на машине за вами. Когда его попытка в метро сорвалась, он испугался и срочно покинул Англию. Вечером, на следующий день, Харис позвонил что он в Риге. Я успокоился. Познакомился с тобой и ты ответила на мою любовь. Радости моей не было предела, я расслабился и вообще забыл и о кладах, и о страхах.
А что не сказал тебе обо всем сразу, потому, что боялся вдруг ты меня не поймешь и, чего доброго, не простишь. Каюсь, в Ригу я летел за тобой. Поселился у той же бабули, в том же доме с окнами на твои окна. Но не уследил когда на тебя было покушение и погибла твоя соседка Света, тут уж так перепугался, что велел Харису подключать полицию и брать этих негодяев, а-то дело и так затянулось. Но в этот вечер мы ничего не предполагали плохого. Видели что джип стоял впритык ко входу в ваш подъезд. Окна у вас были закрыты теплыми шторами, но мы видели ваши тени. Но вот когда джип уехал, нас насторожило что тени какие-то большие и свет горит в три часа ночи. Подойдя к двери, услышали шум и стуки. Стали звонить в двери. Там притихли и, в конце концов, нам открыли центральные двери. Очень удивились что их так рано подняли, они ничего не знают, не слышали. Когда их спросили почему открыты двери в ваши комнаты, они ответили что не знают. Когда увидели меня вообще чуть не сдохли с перепугу. Харис сказал, что от них ничего не добьешься, велел им сидеть и не покидать квартиру. Предъявить мы им ничего не могли и они рано утром смылись в аэропорт и покинули, первым рейсом на Хельсинки, Латвию. Харис предположил, что вас могли увезти на хутор в Ингукалнсе. Ну остальное ты знаешь.
- А что, клада-то нет? – протянула разочаровано Илонка.
- Они мою квартиру не успели раздолбать, так – кой-где разломали. Раз эта квартира наша, надо искать дальше.
- Нет, - засмеялся Алекс, - долбать мы ее не будем, да еще и неизвестно – наша ли она. А стенки тут не при чем. Братцы не знали главного, клад находится в вашем, Кристи, подвале. В  стене, за стеллажами, на которых банки и бутылки стояли. Вот там и поищем. Но губки-то не очень раскатывайте, может там и нет ничего. А сейчас закатывайте рукава, будем освобождать подвал от скинутой туда мебели.
Мы сообща отодрали стеллажи от стенки и стали отдирать кирпичи. Вот с ними было сложно. В кирпичах были длинные щели во всю длину стены, видимо специально оставлены, а стеллажи их прикрывали, но в щель можно было засунуть фомку и отдирать кирпичи, которые отваливались большими кусками. Мы с Илонкой оттаскивали их к противоположной стенке и тряслись от нетерпения. Вытягивали шеи как гусыни и заглядывали в каждую новую дырку. Ободрав все увидели новую стенку с новыми стеллажами, и на них аккуратно сложенные коробки, длинные тубы и целую полку разломанных рам от картин завернутых в тряпки.
Алекс снял одну коробку, открыл, там лежали еще десяток коробочек поменьше. В одной из них лежал изумительный подсвечник из серебра в виде ангела с крыльями, он держал над головой фонарь, внутри которого еще осталась свеча. Все остальные коробочки были заполнены такими же музейными вещами. В тубах были картины завернутые в какие-то странные, пахнущие ароматным маслом тряпки, они были в прекрасном состоянии. Рамы были разобраны и аккуратно сложены на верхней полке. В коробках лежали сервизы серебряные и фарфоровые.  Это был какой-то сказочный сон. Все воспринималось как нереальность, вот сейчас мы проснемся и все пройдет. Но мало-помалу мы очухались и стали все выносить наверх.
- А вот и реестр с оценочной описью на все, - Алекс вынул из дипломата папку, - Вот я буду читать, а вы проверяйте, а то здесь все на немецком.
В общем все было на месте.
- Ребята, а как же Нора-то разбогатела?
- Да может и они свои ценности перед отъездом спрятали, недаром они снова вернулись сразу после войны
- А как же картина, которую продали в 1965 году на аукционе?
- Ну видишь, ее в описи нет. Может отец Рихарда ее сам продал или подарил. Просто Рихард ее видел когда-то, запомнил, что была такая картина в коллекции отца.
Вот и закончились наши поиски, а с ними и наши неприятности.
Потом были свадьбы, моя и Илонкина. Было признание нашей квартиры и мы ее, в свою очередь, оформили на Илонку, обговорив себе две наши маленькие комнаты, вдруг моя бабуля передумает и еще поживет в них. Ехать в Америку она наотрез отказалась. Было еще много радостных событий, но всему приходит конец. Контейнер с кладом запломбирован и отправлен пароходом. Машина стоит у подъезда загруженная чемоданами. Я с грустью смотрю на свои окна, поднимаю голову к чердачному окну, откуда на меня должны были свалиться кирпичи, а свалились на Свету, лишив ни в чем неповинного человека  жизни. Мне стало грустно – я тут появилась на свет, тут жили мои папа и мама, моя бабуля и дедуля и я, целых двадцать три года. Были беды и радости.
Не знаю как пойдет уголовное дело, но против Элвиса и Роберта никаких улик нет. Ну хотели купить, ну расхотели купить квартиру, за это же не судят. Племянника хозяйки и его дружка нет в живых, а оставшийся бандит будет сидеть за похищение. Но он говорит что мы сами с ним поехали и ни за что не признается. Что предъявят Зенте неизвестно. Она на свободе, но мне на это уже наплевать. Я уже далеко отсюда. Но напоследок настроение мне испортила Зента. Стояла и смотрела на меня злыми глазами. Ничего гадина, ты еще получишь, не думай что тебе это не выйдет боком. Села в машину, подвинула нагло разлегшуюся Тори, открыла окно и вынув из сумочки гранат (без которых, последнее время, просто не могла существовать) кинула его под ноги Зенте. «На, фашист, получи гранату». Гранат взорвался у самых ног Зенты и брызнул в стороны ярким соком.


Рецензии
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.