Снежная шапка Алибека

СНЕЖНАЯ ШАПКА АЛИБЕКА

                Повесть

       
Были детьми в одно время мы с братьями,               
Я был маленьким и счастливым их любовью.
Годы мои так и прошли, как сон…    
                Песня Им Ахперес

Мне уже за восемьдесят. Память слабеет. Но то, что происходило более семидесяти лет назад, снова и снова предстаёт передо мною так, словно это было недавно. Вспоминаю Армению. Она дала приют мне, еврейскому мальчику из Одессы, в далёком сорок первом.
Веками наши народы жили не просто рядом, а вместе. Они стали походить друг на друга. Стали родными. Потому, когда говорю об Армении, речь идёт о родной стране, о моём народе. 

Эта повесть о ребятах, чья юность пришлось на грозные  годы лихолетья, мечтающих о подвигах, о том, чтобы принять участие в борьбе с врагами Родины.
Это, конечно, художественный вымысел. Но я знаю прототипов героев повести, и многое, о чём писал, переживал сам или был свидетелем.
                Автор.

1. Дарачичаг – небольшое село, расположенное в горном ущелье, на дне которого бурный поток, устремлён-ный в долину реки Зангу. Дни и ночи грохотал он, не давая спать оказавшимся впервые здесь людям. Особенно полноводной эта речушка была весной. Талые воды делали её своенравной и опасной. Она с корнями вырывала кусты и деревья, позволившие себе слишком близко подойти к берегу. Катила огромные валуны вниз, облизывая выглаженные паводком камни. Сбивала с ног.
Вода текла с гор холодная, но ребята находили спо-соб купаться. Они выбирали места, где, размыв берег, речка становилась пошире, очищали от острых камней дно, строили запруду и в ней плескались, устраивали соревнования, затевали игры.
Ловили форель, поднимавшуюся против течения к ледникам гор. Но не удочками, а связав шлейки своих маек так, что получался небольшой мешок. Погружая его в воду, надеялись, что какая-нибудь неудачливая рыбёшка попадётся в западню. И попадалась!
Иные раненые перед выпиской и отправкой на фронт тоже ловили форель, но варварским методом. Бутылку с негашёной известью бросали в воду. Раздавался взрыв, и оглушённая рыба всплывала вверх брюхом. Её подбирали и варили уху, разведя костёр тут же на берегу.
Летом солнце обжигало. Воздух, насыщенный гус-тым ароматом полыни и пижмы, пьянил. Люди здесь были похожи на эти горы и леса, на пчелиное семейство, не знающее покоя. Впрочем, в те годы вся страна походила на трудолюбивый улей.
Здесь сама природа: горы, голубое бездонное небо, хрустальный воздух и чистейшая вода, бьющая из родни-ков, –  помогали врачам эвакогоспиталя, расположенного в самой верхней части села, лечить раненых.
На улочке перед входом в госпиталь стояла малень-кая, похожая на собачью конуру будка, в которой с ранне-го утра и до позднего вечера сидел седой небритый старик. Орудуя цыганской иглой с суровой дратвой, он починял обувь. Он мог бы и сшить прекрасные хромовые сапоги или ботинки, только их у него никто не заказывал.
Здесь часто звучала русская речь. Русский язык изу-чали в школе. Названия магазинов, госучреждений, част-ных сапожных будок писались по-армянски и по-русски, хоть и с местным колоритом: например, «САПОГИ, ТУФ-ЛИ» вместо «РЕМОНТ ОБУВИ».
Кто не знал местную достопримечательность – са-пожника Ованеса Вартановича Вартаняна? С ним всегда было о чём поговорить. Он когда-то преподавал в школе историю, но годы не позволили продолжать учительство-вать. Ему было давно за восемьдесят. Он любил погово-рить о политике, регулярно слушал последние известия по радио, читал газеты. Он всегда знал, что сейчас творится на фронтах и каковы ближайшие перспективы. Знал и о том, вступит ли в войну Турция, Япония и, в конце концов, когда же закончится эта страшная война!?
Одессит Мишка, шестнадцатилетний парнишка из эвакуированных, внимательно рассмотрев отремонтиро-ванные и начищенные до блеска ботинки отца, восклик-нул:
– Высший класс! Спрашивается вопрос: и что я вам таки должен?
Старик назвал цену, и парень, передавая деньги, про-должал восхищаться и благодарить:
– Такие фильдеперсовые, шикарные штиблеты даже страшно носить. Чтоб я так был здоров, вы сделали их кошерными! 
Он был уверен, что так и должен благодарить Масте-ра. Но старик, придерживая его рукой, сказал скрипучим басом с выраженным кавказским акцентом:
– Не за что меня так благодарить. Эти «штиблеты», как ты говоришь, – прекрасные ботинки. Их шили в Чехии на знаменитой фирме «Батя». Я только чуть-чуть подбил подошву, поставил каблук да привёл их в надлежащий вид. И ещё: по-армянски «спасибо» – шнорхакалутюн. Но здесь чаще благодарят коротким французским «мерси». Когда-то говорили: «Мерси, Наполеон».
– При чём здесь Наполеон-Банопарт? – удивился Миша.
– Благодарили не Банопарта,  а Луи Наполеона – сы-на Жозефа и Клотильды Савойской, внука Жерома Бона-парта, принца Французской Империи. После изгнания он нашёл прибежище в России. Служил в драгунском полку. Стал командиром Кавказской кавалерийской дивизии, а потом и военным губернатором Эривани. В 1905 году по стране прокатились погромы. Турки грабили, насиловали женщин, убивали стариков и детей, а он военной силой воспрепятствовал резне. С тех пор армяне не устают повторять «мерси» – подразумевая: «Мерси, Наполеон».
Миша слушал с открытым ртом и удивлялся: откуда этот старик всё знает? Нет, это не простой сапожник!
Со временем он перестал слышать грохот талых вод, устремившихся вниз, к спокойной и полноводной реке Зангу, собирающей воды всех ручейков и речушек с близ-лежащих гор. Он думал, что впадает Зангу в Чёрное море. Армения – маленькая республика. Но, как говорил  его одноклассник  из местных Алёша Тикунов, она несёт в себе образ Горы Спасения, Арарата. Правда, Арарат нахо-дится за её пределами, но до сих пор является символом Армении.
Алёша мечтал стать журналистом или писателем и готовился к этому своему предназначению. Много читал, умел красиво и увлекательно рассказывать невероятные истории. Пробовал писать. Но никогда никому не показы-вал текст, рождённый в муках творчества. Он говорил, что именно это ему и нравится, когда в поисках нужной фразы, даже слова иной раз забываешь о времени.
Тогда он произнёс слова, которые Миша часто вспо-минал:
– Здесь, в Армении, ещё кровоточат раны. Но нам не-чего стесняться своего прошлого. Мы ничем не опозорили своего имени. И, как наши горы, Алибек со сверкающей на солнце снежной шапкой, как эта горная речка, народ Армении жить будет вечно… 
Да! Алёшка умел красиво говорить, и этому Мишка немножко завидовал.
Но и он был парень с неуёмной фантазией, которой не было предела. Мечтал, например, построить плот, чтобы на нём добраться до Одессы.
Алёшка воспринял его слова как шутку и не стал с ним спорить.
– Кстати, – сказал тогда Алёша, – у такой же горной реки, как наша Зангу, Пушкин встретился с повозкой, которая везла тело Грибоедова из Тегерана.
Но когда Мишка продолжил фонтанировать своею бредовой идеей, рассмеялся.
– Ты говори, да не заговаривайся. Добраться по Зангу до Одессы так же, как полететь на ядре барона Мюнхгаузена на Луну! Не смеши! Зангу течёт в другую сторону!
– Но куда-то же всё-таки впадает?
– Куда-куда… В Севан. В Чёрное море точно не впа-дает! А наш Севан – как море. Другого берега не видно. Там даже пароходы ходят. Мы с отцом ещё до войны катались!

Дружил Миша с Тиграном, высоким черноволосым парнем с огромными карими глазами, над которыми расправили свои крылья сросшиеся чёрные брови. Он приехал из Еревана. И при первой же возможности говорил о нём. Вспоминал свою школу, дом. Как и Миша, любил фантазировать. Но фантазии его были больше приближены к реальности. Например, мечтал воспитать волчонка, верного и преданного друга. Впрочем, кто об этом не мечтает?!
– Вот если бы у нас был прирученный волк или, на худой конец, овчарка. С ним можно было бы даже убежать на фронт.
Тигран считал волков самыми умными животными, но родители не разрешали ему покупать даже кутёнка овчарки.
– Только собак нам не хватает, – сказала мама. – Ты и так уже давно не отличник. С собакой точно останешься на второй год. У тебя что, дел мало? Когда в последний раз садился за пианино? Ждёшь, когда отчислят из музыкальной школы?
Если Мария Григорьевна начинала говорить, её трудно было остановить. Но Тигран знал, как её успокоить. Он кивал, со всеми доводами соглашался и обещал в ближайшее же время исправить тройку по истории.
 Он много читал. Любил Жюля Верна, Ильфа и Пет-рова... Интересовался народным эпосом. Знал почти наи-зусть поэму Ованеса Туманяна о Давиде Сасунском. Запи-сался в библиотеку. Сдавать книги нужно было не позднее чем через десять дней. Библиотекарша, седая старушка Розалия Артёмовна, обычно спрашивала его, о чём книж-ки, которые он возвращает. Тигран читал все книги, кото-рые брал в библиотеке. Поэтому, может, у него времени не хватало. Жил в постоянном цейтноте. Подумал, что мать права: не до волчонка сейчас.
Когда они с Мишей по выходным с утра ходили в лес за дровами, Тигран любил горланить одну и ту же песню. И понятно: эта песня была о его любимом городе:

Ереван мой милый
Всех зовёт сюда.
Здесь чудесный воздух,
Хмельная вода,
Персики, черчхели,
Сладкий виноград.
Приезжайте в гости,
Будет очень рад.

Ай джан Ереван,
Родина моя.
Ай джан, ай джан
Милый Ереван…

В начале войны отца призвали в армию, жить им с матерью стало трудно. Денег не хватало, и Мария Гри-горьевна, работавшая операционной сестрой в городской больнице, решила уехать с сыном к свекрови, седой оди-нокой старушке, недавно получившей похоронку о гибели старшего сына.
Перед войной бабушка Тиграна работала в колхозе. Однажды туда приехал важный городской начальник и попросил показать молоко, приготовленное к сдаче госу-дарству. То ли к ним поступил донос, то ли это была инициатива пузатого чиновника из Еревана, но когда председатель открыл прохладное помещение, где на цементном полу стояли бидоны с молоком, готовые к отправке на молзавод, все замерли. В углу, став на задние лапы, на них с удивлением смотрела огромная серая крыса. Увидев неожиданных гостей, пискнула и исчезла.
Председатель колхоза побледнел. Времена были строгими, и он мог предположить, что произойдёт, если этот чиновник напишет плохой акт.
Но пузатик не стал обсуждать это происшествие и прошёл в помещение. Он обходил большие молочные бидоны, как вдруг, открыв очередной, неожиданно остановился, с отвращением глядя на мёртвую крысу. Видимо, она оказалась там, но не могла выбраться. Молока в том бидоне было меньше, и несчастная не учла этого, надеясь, как всегда, легко выбраться после купания.
Проверяющий оказался нормальным человеком, по-советовал, как избавиться от крыс. Рекомендовал это молоко не сдавать на завод и, с удовольствием съев специ-ально для него приготовленный из только что забитого барашка шашлык, запив его лично сделанной председате-лем чачей, уехал.
Председатель всё ждал, когда за ним приедут. Но на-чалась война, и всем стало не до него.
Сирануш Акоповна, бабушка Тиграна, оформила пенсию и прекратила испытывать судьбу. Тем более что на трудодни давали уж очень мало. На них прожить было трудно. А ещё через несколько месяцев в Севастополе погиб её старший сын  Артём.
Понимая, как непросто сегодня выжить семье её младшего сына, она позвала их к себе. Так они с августа 1941 года и оказались в Дарачичаге.

Однажды Тигран с Мишей засиделись до глубокой ночи. Говорили обо всём.
– Чтобы ты таки знал, – как всегда весело рассказы-вал Миша, расцвечивая свою речь яркими одесскими выражениями, – в прошлом году нам задали выучить наизусть отрывок из поэмы Шевченко «Гайдамаки» со словами «Бий ляха, бий жида!».
В Одессе евреев жило много. Половина класса, кста-ти, не только евреи, отказались заучивать эти антисемит-ские призывы, и училка всем поставила двойки. Чтоб я так жил, она злилась на всех евреев потому, что от неё ушёл муж-еврей! 
Я таки тебе скажу, что в Одессе жили разные народы: русские, украинцы, евреи, немцы, и больных на голову там было достаточно среди каждого народа. Малахольных хватало. Но что делать, если у нас такое счастье?! Нет, как тебе это нравится?!
Перед началом учебного года в сороковом году к нам повадились какие-то пацаны. Дрались, отнимали деньги, игрушки у малышни. Всё это продолжалось до тех пор, пока я не стал их таки лечить, пересказывать прочитанные книги. Хотел отвлечь. И что ты думаешь? Нас таки пере-стали бить! Однажды даже угостили мороженым, пивом и сигаретами. А что? Любой труд должен оплачиваться!
– И что ты им заливал? – улыбнулся Тигран.
– Рассказал им о графе Монте-Кристо, бежавшем из тюрьмы, расположенной у нас в Одессе на небольшом островке недалеко от пляжа на Шестнадцатой линии. Между прочим, чтобы ты таки знал: бежал он, чтобы мстить. Ты думаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? Чтобы брать пример с хороших людей!
Кстати, и необитаемый остров Робинзона находится у нас в Лузановке. Ты скажешь, что Робинзон не то же самое, что Рабинович. Но ведь и Крузо, и Карузо – попу-лярные у евреев фамилии…
Такой трёп мог продолжаться бесконечно.
– Ай, хватит! – стараясь подражать другу, сказал Ти-гран. – Не морочь мне голову!  Если тебя не остановить, ты можешь трепаться до ночи.

Отец Тиграна Минас Хачатурович служил водителем на Западном фронте. Письма приходили редко. Видимо, не до них ему было. Тем более что в те страшные месяцы наши только огрызались и отступали, оставляя убитых в щедро политой кровью земле. Покидая города и сёла, стариков и старух, которые их не упрекали и волновались за них больше, чем за себя.
Ему довелось участвовать в обороне Москвы, за что был награждён орденом Красной Звезды.
Нужно ли говорить, как Тигран гордился?!
Последнее письмо, где отец написал об этом, он но-сил в кармане у сердца. Знал наизусть.

Здравствуйте мои дорогие мама-джан, Маро, Ти-гран! Наконец, мы прогнали фашистов от Москвы. В октябре шли такие дожди, что – ни пройти, ни проехать. За то, что всё же удавалось в распутицу подвозить снаряды вовремя, меня наградили орденом Красной Звезды. В ноябре ударили морозы, и нам стало легче. Великий Сталин, как всегда, оказался прав, когда сказал: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».
Дорогие мои! Берегите себя и напишите, как здоро-вье мамы, как учится Тигран? 
Крепко целую вас, ваш сын, муж и отец Минас.

Но уже в конце апреля к ним пришла похоронка. Ма-рия Григорьевна работала в госпитале медицинской сест-рой, была на дежурстве. Похоронку получил Тигран. Прочитав, побледнев, прислонился к дереву. Он не знал, как об этом сказать бабушке? Снова и снова перечитывал листок, на котором было напечатано:

«Гражданке Арутюнян Марии Григорьевне.
Село Дарачичаг. Эвакогоспиталь № 010234.

                ИЗВЕЩЕНИЕ
С прискорбием извещаю Вас, что Ваш муж, старший сержант Минас Хачатурович Арутюнян, погиб, защищая Советскую Родину, 10 февраля 1942 года.
Основание: сообщение ГУК № 01006 от  3 апреля 1942 года.
Настоящее Извещение является основанием для воз-буждения ходатайства о назначении пенсии (пособия) и предоставления льгот, установленных Законодательством Союза ССР.
 ВОЕННЫЙ КОМИССАР АХТИНСКОГО РАЙОНА, 
                ПОЛКОВНИК ГЕВОРКЬЯН».

Когда об этом узнала бабушка, у неё случился сер-дечный приступ. Эта проклятая война забрала и второго её сына.
Мария Григорьевна ходила заплаканная, чёрная от горя. Попросила начальника терапевтического отделения, и бабушку положили в госпиталь.
С тех пор Тигран дал себе слово отомстить фаши-стам, но пока не знал, как это сделать.
Однажды он поделился своими мыслями с другом. Знал, что Миша хочет стать разведчиком и не отсиживать-ся в тылу. С детства знал немецкий язык. Жил среди немцев, приехавших в Россию ещё при Екатерине Второй.
Его отец Наум Моисеевич Кравец служил в госпита-ле военврачом 1 ранга, заведовал хирургическим отделе-нием. В 1940 году был ранен в войне с белофиннами. Ему ампутировали левую голень, хотели списать из армии, но началась война, и он настоял, чтобы позволили продол-жить службу. Так они оказались сначала в Новочеркасском гарнизонном госпитале, а потом и в эвакогоспитале, затерявшемся в горах Армении. 
Мама  Софья Марковна служила вольнонаёмным те-рапевтом в том же госпитале. 
Михаил не знал, как они могут отомстить фашистам, но был согласен с другом. Договорились об этом никому не говорить, продумать план действий. Но проходили дни, недели, а плана всё не было.
Однажды, это было летом 1943 года, друзья снова за-говорили о своём намерении пробираться на фронт.
– Пока мы с тобой чухаемся, война закончится. Вот и окажется, что прав был Некрасов, который говорил:

Суждены нам благие порывы,
Но свершить ничего не дано...

– В школе собирают посылки на фронт, – ответил Миша. – Алёшка Тикунов приволок целую торбу разного добра: шерстяные носки, варежки. Даже два куска хозяй-ственного мыла. А Верка Новикова сшила кисет. В него насыпала табак. И даже написала письмо, послала свою фотографию! Нужна она им, как зайцу пятая нога!
– Это помощь нашим, а не месть фашистам, – груст-но заметил Тигран. – Но я, кажется, придумал!
– Чего же ты молчишь?
И Тигран поделился с другом своей идеей: убежать на фронт и бить фашистов.
 
2. В Дарачичаге всего две улицы, круто поднимаю-щиеся вверх. Правая – главная. По ней въезжали в село. Параллельно ей шла такая же. Между ними  проулки, словно ступеньки лестницы. Выше – лечебные корпуса, клуб, хозяйственные постройки эвакогоспиталя. Террито-рия его – заросший парк. Вдоль тропинок между корпуса-ми – густой кустарник. На ветках деревьев  пушистые белочки складировали на зиму дары лета. Бабочки, мо-тыльки…  А по утрам птицы выводили такие трели и рулады, что будили раненых. Кукушки предсказывали им долгую и счастливую жизнь. Всё это напоминало им, что мир прекрасен, когда в нём не слышно автоматных очере-дей и взрывов, когда не убивают...
Воздух, наполненный ароматами трав и цветов, пья-нил. Вдоль дорожек стояли скамейки, на которых сидели раненые. В одинаковых синих байковых халатах, они собирались группами, что-то оживлённо обсуждая. Кто-то играл в шахматы. Кто-то курил недавно привезённый в киоск на территории госпиталя папиросы «Казбек». Кар-тонную коробку украшал скачущий на фоне гор всадник. Его чёрная бурка развевалась на ветру…
Курить «Казбек» было высшим шиком и недешёвым удовольствием. Многие солдаты курили самокрутки. Доставали кисет, квадратик газеты, сворачивали «само-крутку», доставали два камня, к одному прикладывали фитилёк и старательно выбивали искру. Те же, кто был ранен в руку и не мог этого делать сам, ждали кого-то курящего и просили прикурить.
Раненые командиры держались особняком, собира-лись группами, обсуждали положение на фронте, делали прогнозы. Понимая, что в военное время не приветствова-лись пессимизм и пораженчество, зная наверняка, что среди них есть немало тех, кто, услышав что-то в этом роде, тут же напишет донос, они, как правило, или делали оптимистические прогнозы, или ругали союзников. Такое не преследовалось.
Были среди старших командиров и молчуны. Они медленно прохаживались по дорожкам и о чём-то думали.
Иные торопились поскорее выписаться и вернуться в свою часть. Другие, наоборот, искали возможность задер-жаться здесь как можно дольше, «крутили любовь» с медицинскими сёстрами, пытались завести дружбу с теми, кто мог им в этом помочь. Разные здесь лечились люди...
Молодые вечерами спешили в клуб, где показывали фильмы. Друзья нередко проходили по записке Наума Моисеевича Кравеца. Как-никак – заведующий хирургиче-ским отделением. Бывало, оказывались там и своими, только им известными путями.
Перед ранеными выступали с лекциями политработ-ники. Артисты из Еревана пели обычно под аккордеон песни о войне, о доме, о любви.
Медицинская сестра госпиталя пела, подражая Клав-дии Шульженко:

Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь когда-нибудь
Мы будем говорить.
Вспомню я пехоту
И родную роту,
И тебя за то, что
Ты дал мне закурить.

Давай закурим, товарищ, по одной.
Давай закурим, товарищ мой.

После её выступления раздавались такие аплодис-менты, свист, топот, каких друзья никогда не слышали. Многие раненые вскакивали со своих мест, продолжая аплодировать, и требовали, чтобы Анечка повторила своё выступление.
Выше за эвакогоспиталем раскинулся лес. В нём бур-лила жизнь. Водились лисы, волки, даже рыси. Воздух был насыщен разнообразными ароматами. В нём звенела мошкара. А вдалеке, на фоне неба, виднелся голубой Алибек. 
Справа за речушкой, грохочущей дни и ночи на дне ущелья, высилась покрытая яркой сочной зеленью трав «Лысая гора» (Чачал сар). Там паслись колхозные стада овец. Чабаны жевали маковое семя. Оно добавляло им выносливости. Народ здесь много работал и долго терпел. То, что творили фашисты, им напоминало события 1915 года, когда Османская империя устроила геноцид армян. И не только армян. Об этом здесь, в глухом горном селе, никогда не забывали. Исповедуя религию, которой пред-писано прощать своих врагов, сделать этого не могли.
– О чём ты говоришь, Миша-джан?! – как-то сказал Мише Ованес Вартанович. – Нет им прощения! Чтобы простить, они должны покаяться! А они в любую минуту могут снова устроить погромы…  Они  верные сподвиж-ники этого взбесившегося фюрера. Только пока выжидают. Ждут, когда прояснится перспектива войны. Заставляют нас держать наготове войска, чтобы отразить их атаки. Они бы очень пригодились нам на западе, где проливают кровь наши братья…
Одноклассник Миши и Тиграна  Алексей, русоволо-сый парень с серыми глазами и курносым носом, как-то с гордостью сказал, что операцию возмездия по устранению военных преступников первыми в мире провели армяне.
– Вот это да! Но при чём здесь ты?!
– Да, я молоканин. Но Армения давно стала моей страной, и армянский народ – мой народ, – резко ответил Алёша, обидевшись. 
Миша понял, что Алёша с молоком матери впитал в себя Армению и она действительно ему родная.

 На склонах гор, свободных от леса, растили ячмень, куда школьников во время уборки урожая посылали соби-рать колоски. Нельзя было терять ничего из того, что помогало выживать. Были определены нормы и организо-ваны соревнования: кто больше соберёт. Победителей награждали грамотами, хвалили на собраниях.
Ни Тигран, ни Миша в передовики попасть не стре-мились. Считали, что это совсем не то, чем можно и нужно помочь нашим.
Чуть выше – остроконечные серые скалы, по кото-рым прыгали дикие козы, где грелись на солнце ящерицы, обитала мелкая живность. А в голубом небе кружили огромные орлы, паря над Лысой горой, выбирая жертву.
На левом верхнем углу параллельной образованной улицами и проулками «лестницы» стоял двухэтажный деревянный «Дом писателей», выкрашенный бежевой краской, вызывавшей неприятные ассоциации. Здесь на втором этаже в большой светлой комнате и жила семья Миши Кравеца.
Его отец Наум Моисеевич, был высоким, совершенно седым в свои сорок пять лет, с худым лицом и тонким длинным носом с горбинкой. Когда он лежал, отдыхая, на самодельной тахте, этот нос напоминал Мише гору Алибек. Он так же возвышался чуть ли не потолка, как снежная верхушка Алибека доставала небо.
Обычно отец приходил поздно, когда Миша уже ви-дел второй сон. Ужинал и ложился спать. Да и с матерью он не помнил, когда мог спокойно поговорить. И она приходила усталая, издёрганная. Что-то стирала, варила. Миша, как мог, помогал ей.
Часто бывал в отделении отца. Раненые лежали  в па-латах, в коридоре. Их оперировали, обрабатывали раны, накладывали гипсовые повязки. Потом многих переводили в отделение выздоравливающих, где свободный режим. Раненые могли выходить даже за пределы территории госпиталя. Группами бродили по селу, шли на речку. Однажды двое подрядились зарезать свинью, которую прислал председатель колхоза для столовой, где готовили бесплатные обеды для эвакуированных.
– Мне нечем вам заплатить, – сказала им заведующая столовой.
Раненые от оплаты отказались, попросив разрешение собрать кровь свиньи, чтобы поджарить её на сковородке и съесть. Они верили, что это поможет им восстановить силы.
В этом отделении раненые пребывали недолго. Через какое-то время им вручали направление в воинскую часть и они уезжали на фронт. Но привозили новых. И так день и ночь. Без выходных, без праздников… Такого понятия, как «нет мест», тогда не существовало.

Слева от села на пологой горе рос густой лес с не-большими полянками и неожиданно выступающими из земли скалами. Сюда они ходили за хворостом. Зимой дома отапливали дровами, кизяками, которые собирали и складывали в сухом месте. Угля не было. Его привозили только для пищеблока госпиталя.
У Кравецов в комнате стояла буржуйка, жестяная труба которой выходила в форточку. Обязанностью Миши было приносить из леса хворост, собирать сухие кизяки, топить ненасытную буржуйку. А ещё приносить воду, мыть посуду…
В том лесу летом собирали грибы и ягоды, дикие яб-локи и груши, черемшу и щавель. Груши, собранные  в мешки, клали под кровать, и когда они становились мяг-кими, коричневыми и сладкими, их ели. Это было очень вкусно. 
У старушки, проживающей в соседнем домике, они покупали козье молоко. Софья Марковна, мама Миши, кипятила его. Когда молоко остывало, разливала по баноч-кам, добавляя закваску (немного оставшегося с прошлого раза мацони) и, укрыв старой шалью, ставила под кровать.
Он никак не мог понять, почему пространство под кроватью так необходимо, чтобы дикие груши становились вкусными, а молоко превращалось в мацони, которое можно было есть ложкой…
Если идти дальше в гору, уже почти на вершине и на противоположном склоне раскинулся грабовый лес. Ров-ные высокие стволы этих деревьев упирались верхушками в небо.
Лесная тропинка выходила к дороге, ведущей в рай-онный центр, большое село с коротким турецким названи-ем  Ахта. Здесь были и двух-, и трёхэтажные здания, райком партии, райисполком, школа, рынок. Жители окрестных сёл, как правило, женщины средних лет и старушки, продавали овощи и фрукты, зерно и муку, яйца и молоко…
Как-то Миша пошёл на тот рынок. Мама просила ку-пить немного пшеницы, чтобы сварить кашу.
Он подошёл к подводе, на которой стояли мешки с различным зерном. Худая, вся в чёрном, женщина спроси-ла его:
– Ты не местный?
– Эвакуированный.
– Русский? Иди сюда, дорогой! Дам тебе по низкой цене. Давай свой мешочек…
Районный центр тянулся вдоль дороги на несколько километров. По шоссе день и ночь шли колоны получен-ных по ленд-лизу американских «Фордов» и мощных трёхосных «Студебеккеров». Везли грузы для фронта в сторону Еревана, а искорёженную военную технику в сторону Севана для ремонта. Колонны сопровождали военные или милиция.

В воскресенье, как обычно, Тигран и Миша с утра пошли в лес собирать сушняк. Связывали ветки ремнём и волокли, поднимая тучи пыли.
Перед возвращением домой друзья решили немного отдохнуть. Присели на поваленное бурей дерево.
– Чтоб я так жил, – сказал Миша, – я таки не пони-маю, чем мы можем фронту помочь?
– Я прочёл в газете статью о том, как мальчишки по-могают выносить раненых с поля боя, выполняют поруче-ния командиров, доставляют донесения, когда связь нару-шена. Одного даже медалью наградили! Я уже точно решил убежать.
– А почему же ты мне не предлагаешь бежать с то-бой? Или мы не друзья? – спросил Миша
– Это решить должен ты сам.
– Между прочим, я знаю немецкий. Могу и перево-дчиком, и в разведку…
Дальше у друзей пошёл конкретный разговор. И вдруг Михаил предложил:
– А что, если позвать и Алёшку Тикунова? Он мест-ный, хорошо знает эти места. Сильный, ловкий, рассказы-вал, что давно тренирует в себе способность выживать в любых условиях.
– Этого только не хватало. Так мы соберём целое стадо. А ему-то за что мстить фашистам?
– И у него отец погиб. Ты не знал разве? Кажется, в Севастополе. Кроме того, он умеет многое, чего ни ты, ни я не умеем делать.
– Что же такого он умеет, чего мы не умеем? – уди-вился Тигран, не допускающий даже мысли, что кто-то из ребят может знать и уметь больше него. – И ты думаешь, он согласится бежать с нами на фронт?
– Если хочешь знать, он мне это уже давно предла-гал. Он хороший парень.
– Я его плохо знаю.
– Отец работал плотником в колхозе. Призвали его ещё в тридцать восьмом году. Служил матросом. Мама умерла, когда ему было пять лет. Живёт у дедушки с бабушкой. Она болеет. Мой папа говорит, что у неё давле-ние высокое. Он даже делал ей кровопускание. Сам видел. Вот где страшно было.   
Тигран задумался. Через некоторое время кивнул.
– Хорошо. Только говорить с ним буду я. А теперь нам пора. Мне ещё уроки нужно делать.

На следующий день вечером, когда тени деревьев сделали лужайку полосатой, Тигран и Миша стояли в кустах высокого шиповника и ждали Алексея. На этой полянке мальчишки часто гоняли тряпичный мяч.
Ровно в двадцать один час совершенно неожиданно рядом с Тиграном возник белобрысый парень. На ногах – шерстяные носки, в которые заправлены непонятного цвета брюки, самодельные чарыки из сыромятной кожи. Он и не собирался никого удивлять. Это был его стиль поведения. Алексей ни с кем особенно не дружил. Сбли-зился с Мишей Кравецом. Заинтересовала его жизнь, его необычная речь. Они часто спорили, причём, если Михаил эмоционально произносил общеизвестные истины, Алек-сей спокойно, опираясь на недавно прочитанную литера-туру, разбивал аргументы Миши. Никогда не стеснялся высказывать своё мнение, даже если большинство думало иначе. При этом никогда не оскорблял оппонента, не горячился. Говорил о морали, о совести, о нравственности. Это было так непривычно, что многие старались держаться от него подальше. Мише же он нравился, но Алексей не проявлял стремления к сближению. Ему было достаточно общения с дедушкой, которого он очень любил, хоть и не разделял его религиозных взглядов.
Как-то в споре с Мишей Алексей сказал:
– Убеждён, в каждом народе бывают и хорошие, и плохие люди. Даже в каждом человеке намешано и хоро-шее и плохое. Но народов плохих не бывает! Думать иначе – значит поддерживать идеологию фашистов, считающих себя единственной расой, имеющей право решать, кому жить, кому умирать.
В другой раз он поделился с приятелем своим про-гнозом:
– Я люблю наш Дарачичаг. Сегодня здесь ветхие до-мишки, дороги с ямами. Но пройдут годы, и здесь построят гостиницы, театры, стадион… Поверь мне, здесь будет прекрасный город с высокими домами, курортами. Для этого нам нужен мир! Вот увидишь. Всё изменится, как в калейдоскопе меняются цветные фигуры. Нужно быть слепым, чтобы не видеть этой красоты. Быть просто ущербным, чтобы не восторгаться нашим воздухом, нашей водой, нашим народом!..

– И к чему этот театр? – недовольно спросил Тигран, неожиданно обнаружив возле себя Алексея. Подумал: «Откуда он узнал, где мы? Ведь что мы будем ждать его в густом кустарнике, не знал даже я за несколько секунд до того, как решил здесь спрятаться от чужих глаз!»
– Никакого театра. Меня просил прийти Миша. Вот я и пришёл.
Тигран некоторое время молчал, раздумывая, стоит ли связываться с этим странным парнем. Наконец, глухо проговорил:
– Мы с Мишей собираемся бежать на фронт.
Теперь задумался Алексей. Конечно, в компании лег-че осуществить задуманное. Спросил:
– И что вас привело к этой мысли?
– У меня погиб сначала дядя, а потом отец. Я должен отомстить за них!
Алексей промолчал. Эта привычка каждое своё слово продумывать раздражала Тиграна.
– А ты чего молчишь? – спросил он у Миши.
Вместо него ответил Алексей.
– Что говорить? Причины у нас близкие. Но я хочу участвовать в этом деле не только потому, что и мой батя погиб. Скорее, потому, что мне будет обидно, если я не ничего не сделаю, чтобы похоронить фашизм. Я не люблю громких слов, затёртых частым употреблением, но всё же скажу: хочу отомстить врагам за стариков и детей, погиб-ших от рук этих извергов. За наш народ. В конце концов за нашу Родину. Об этом думаю уже давно. Готовлюсь, тренируюсь. Во-первых, потому, что добраться до фронта непросто. А во-вторых, нужно иметь представление о том, чем ты сможешь помочь нашим? Иначе будешь не помо-щью, а обузой.
– Умник! Потому и собрались здесь, чтобы погово-рить обо всём этом. Но для начала мы должны знать: ты с нами?
– Я-то готов вместе пробираться к фронту. Но хоте-лось бы знать, что вы сделали для подготовки к побегу?
– А ты? – не ответив на вопрос Алексея, спросил Ти-гран.
– Я уже год тренируюсь. Каждое утро бегаю по де-сять километров. Лазаю по горам. Нужно научиться выжи-вать в любых условиях. Достал оружие…
– Оружие?!
– Раненый капитан Пётр Афанасьевич Дорохов по-просил меня сохранить револьвер с патронами, когда его привезли в госпиталь. Я случайно там оказался. Его оперировали. Я навещал его. Но потом у него случилось заражение крови и он умер. Револьвер остался у меня. На следующие выходные планирую взобраться на Алибек. У самой вершины отвесные скалы. Но я знаю место, где можно обойти их и подняться на самую макушку! Думал идти в сентябре. Но готов изменить сроки…
Тигран молчал. Понимал, что этот парнишка может быть очень полезным в их предприятии. Смущало лишь то, что он уж очень самостоятельный. Будет ли выполнять его решения? 
Молчал и Михаил. Ему очень хотелось, чтобы Алек-сей был в их команде.
– Чего молчишь? – снова спросил его Тигран.
Михаил взглянул на Алексея и глухо сказал:
– Считаю, что Алёша может нам помочь осуществить то, что задумали. Считаю, что и нам следует в следующее воскресение пойти на Алибек. Может, мы ещё не подго-товлены к тому, чтобы взбираться по скалам. Но не ис-ключено, что придётся ночевать в лесу или на горе.
Тигран тоже так считал. Боялся лишь, что этот на-тренированный и многое умеющий парень не будет ему подчиняться. А в том, что именно он должен быть стар-шим в группе, был убеждён.
– Хорошо, – сказал Тигран и протянул руку Алексею. – В воскресенье ровно в восемь встречаемся у центрально-го входа в госпиталь.
– Я предлагаю выйти пораньше. Путь неблизкий. Альпинисты иной раз сутки тратят на подход к подножью. Правда, они идут, гружённые амуницией, а мы пойдём налегке. Выходить нужно не позднее пяти утра. И каждый должен взять всё, что считает нужным. Не исключено, что придётся и ночевать…
– А школа? – удивился Миша. Потом понял, что смо-розил глупость. Какая может быть школа, когда проверя-ется готовность их, наконец, выполнить задуманное. Он взглянул на Тиграна.
– В пять так в пять, – сухо проговорил он и пожал руку Алексею. – Я рад, что ты с нами.
Алексей улыбнулся, подумав: «Ещё неизвестно, я с вами или вы со мной. Впрочем, сочтёмся славою».
Он растаял в темноте так же неожиданно, как и поя-вился.
Тигран какое-то время продолжал стоять, ощущая силу его руки. Рукопожатие было не вялым, а энергичным и, как показалось Тиграну, – мужским. 
– Пошли, что ли? – сказал он Мише. – Я рад, что он будет с нами. Интересный парень…
 
Михаил шёл домой, думая о родителях. «Они сойдут с ума, когда узнают. Но иначе я не могу поступить». 
Отец дежурил в госпитале, а мама на работе изматы-валась так, что ему стало её жалко.
– Чего так поздно? – упрекнула она его. – Вымой ру-ки, съешь мацони и ложись. Завтра не встанешь.
Миша пил мацони, размышляя о том, что завтра встать ему придётся не позднее пяти утра. Нужно успеть печь растопить, воду принести. Мама утром обычно пила стакан горячего сладкого чая и уходила на службу. Ему родители оставляли все продукты, которые получали по карточкам. Супы и каши он приносил в бидончиках из столовой для эвакуированных. Родители ели на работе то же, что давали раненым.
Стоило ему лечь, как перед ним появилось заплакан-ное лицо матери. Потом замелькали картинки Дарачичага, словно в калейдоскопе: крутой спуск, бурная речка. Он слышал свист ветра, раскачивающего деревья. И только силуэт голубого Алибека спокойно стоял, не шелохнув-шись, продолжая поддерживать небо. Вечно снежная вершина его блестела на солнце. Это было последнее, что помнил он, проваливаясь в сон. 

3.  В воскресенье ровно в пять утра ребята встрети-лись у центральной проходной госпиталя. Тигран был в костюме. На ногах  лёгкие парусиновые туфли. За плечами  вещмешок.
– Привет! – сказал он и посмотрел на часы, подарен-ные отцом перед уходом на фронт. – Точность – вежли-вость королей!
Он взглянул на Мишу и удивился. На нём были брю-ки, в которых он обычно ходил в школу. Рубашка с корот-кими рукавами. И… спортивные тапочки, словно он собрался ходить не по лесу и горам, а вышел соревноваться в беге.
– Ты что, больной на голову? Не мог надеть ботинки? Как ты в этих тапочках пойдёшь?
Тигран при первом же возможном случае старался использовать слова и выражения, услышанные от Миши. По словам Миши, так говорят в Одессе. Тигран много слышал об этом городе у Чёрного моря. Мечтал, что когда-нибудь обязательно туда поедет, чтобы своими глазами увидеть город, воспетый в стольких песнях, представав-ший в книгах любимых писателей.
– Ша! Зачем так шуметь? – ничуть не смущаясь, от-ветил Миша. – Ботинки, свитер, даже шерстяные носки у меня в рюкзаке. Но где же Алёшка?
– Я здесь, – раздался голос Алексея, выступившего из своего укрытия, которым ему служил толстый ствол старого дуба и растущий у высокого забора густой кустарник.
– Что у тебя за привычка прятаться, а потом возни-кать или исчезать незаметно? – недовольно произнёс Тигран. – Тебя так и тянет к театральным эффектам. Мы же не в цирке!
– Это тоже элемент тренировки, – ничуть не смуща-ясь, ответил Алексей.
Тигран взглянул на него, подумав, что этот курносый парень, конечно же, прав: уметь прятаться и исчезать может им пригодиться в пути на фронт.
На Алексее были те же брюки непонятного цвета, за-правленные в шерстяные носки. На ногах  те же чарыки из сыромятной кожи. Серая рубашка с карманами на груди. Заплечный мешок и, что поразило Тиграна, в руке большая длинная палка.
Тигран промолчал. Он злился на себя, что так плохо продумал свою экипировку.
– Трогаем, что ли? – сказал он и пошёл вдоль забора, намереваясь потом свернуть на дорогу. Ребята последова-ли за ним.
Территория госпиталя граничила с густым лесом, тя-нувшимся несколько километров к самому подножью Алибека. Извилистая дорога иногда переходила в тропин-ку, петляла между скалами, спускаясь на дно глубоких оврагов и карабкаясь на крутые горы. Друзья шли молча. Каждый думал о чём-то своём. Их путь проходил вдоль бурных горных речушек, по краю глубокого обрыва. Иногда приходилось переходить на другой берег горного потока. Словно канатоходцы, стараясь сохранять равнове-сие, они перебирались по уложенному между скалистыми берегами бревну. Делали это очень осторожно, страхуя друг друга. И снова лес, заросли. Здесь солнце не пробива-ло кроны деревьев. Прохлада и сырость, писк насекомых, жужжание пчёл, собирающих, словно дань, нектар лесных цветов, крик совы, призыв соскучившегося по подруге крупного зверя производили на Мишу жуткое впечатле-ние, и если бы не друзья, он бы никогда сюда не пошёл. 
Всюду росли ягоды, грибы. Из-под земли били ис-точники вкусной «газированной» воды! Дальше лес редел и на небольшой возвышенности среди остроконечных скал можно было увидеть полуразрушенную церковь из розового туфа. В ней давно уже не проводились службы. Пирамидальный купол её превратился в решето. Ветер скрипел почти оторванной дверью. Здесь нашли приют птицы. Мише было жалко, что такую красоту разрушили. «Зачем?! Кому она мешала?!» – думал он. Но и полуразру-шенная, она продолжала служить. Проходя мимо, люди останавливались, поворачивались к церкви лицом и кре-стились. 
Вот и сейчас у её стены крестилась и что-то бормота-ла сгорбленная старушка с посохом в руке и котомкой за спиной.
У храма они увидели несколько надгробий. 
– Вот если бы в ту сторону шла подвода! – мечта-тельно произнёс Миша. – Я ещё никогда столько не ходил! Одно дело – просто пройти десять, даже двадцать кило-метров, а другое – шлёпать по горам. Это, скажу я вам, две большие разницы! Если бы мне кто-то сказал, что я сам себя буду так мучить, я бы ему ответил, что я таки ещё не совсем малахольный. Нет, на минуточку представьте: я добровольно иду в горы, чтобы убедиться в том, что иди-от! Это я и без проверок знаю! Убиться веником!
Миша таким образом мог говорить бесконечно. Ему казалось, что это его отвлекает от тревожных мыслей. Ему, конечно, очень хотелось пойти с ребятами. Но он не думал, что это так далеко.
– А ещё эта разграбленная церковь! – продолжал он. – Нет, вы только прикиньте: дорога вымощена старыми надгробьями! Не варварство ли это?
– Не говори, чего не знаешь, – одёрнул его Алексей. – Наступая на могилу, путник оказывает милость душе погребённого человека. Армяне не верят в людскую без-грешность, и попрание праха помогает отмолить упокоен-ную душу.
– Всё. Упокойте и мою душу! Я больше не могу! – сказал Миша. – Давайте отдохнём минут десять. За что мне такие муки?! – Взглянув на Алексея, добавил: – Я не хотел бы, чтобы по моей могиле ходили! Что за глупая тради-ция?!
– Не считай себя самым умным. Традиции есть тра-диции. Разве у евреев все традиции такие уж умные? Одни только ограничения чего стоят! Впрочем, что с тобой об этом говорить? Всё равно меня не поймёшь.
Перед разрушенным храмом росло огромное тутовое дерево с расколотым молнией стволом, скреплённым кем-то проволокой толщиной с палец. Листья его шелестели на ветру. Стаи птиц заселили это старое дерево. Они никак не реагировали на людей, перелетали с ветки на ветку, весело щебетали. Потом вдруг сорвались и перелетели на растущий по соседству орех.
Миша сидел на траве, опираясь спиной на ствол шел-ковицы. Сидящий рядом Тигран молчал. Ругал себя за то, что раньше не тренировался, как это делал Алексей. Он с завистью смотрел на него.
Вдалеке проходила лыжная трасса, на которой про-водили свои тренировки красноармейцы дислоцированной здесь горнострелковой дивизии. А на дороге, понуро опустив голову, стоял осёл, гружённый мешками с только что скошенной травой, терпеливо держа на себе ещё и седого старика, ожидая команды, чтобы продолжать путь.
Старик остановился у церкви и, сидя на осле, что-то шептал, крестясь и настороженно глядя на ребят. Потом пришпорил терпеливое животное, и они скрылись в чаще леса, через который шла дорога в Дарачичаг.
Возле тутовника – одинокий животворящий камень-хачкар, высеченный в скале. На нём вырезаны крест, орнамент и надпись.
– Почти в каждом горном селе, – сказал Алёша, уви-дев, что Миша с интересом разглядывает надпись на камне, – есть отгороженное место, где под навесом стоят эти каменные святыни. Если хотите знать, в средние века Армения наряду с Иерусалимом входила в список мест, обязательных для посещения паломниками. Она одна из первых приняла христианство и считалась наследницей Ноя.

Пройдя ещё несколько километров, ребята оказались у подножья Алибека, возникшего перед ними во всей красе. Из Дарачичага он казался таким далёким. Огромные отвесные скалы служили ему основанием. В них гнезди-лись орлы. Обитали волки.
После долгого подъёма, карабкаясь через стволы де-ревьев, поваленных недавним камнепадом, выбрали безопасное место, где тропинка отошла от края обрыва, и Тигран дал команду на короткий отдых. Над головой неслись, гонимые ветром, клочья облаков. Они шли прямо на них, соединяясь, образуя чёрные тучи. Казалось, вот-вот польёт дождь.
– Ну и холодрыга, – сказал Миша. – Мы здесь под-хватим воспаление лёгких. Пока будем лечиться, война закончится. Это и будет результатом нашей тренировки.
– Кончай ныть, – бросил Тигран. – Это лишь один день испытаний, а ты уже поднимаешь лапки.
– Я же говорил, – добавил Алексей, – что даже в са-мое жаркое время всегда нужно брать тёплые вещи. Осо-бенно в горах.    
 Дойдя до скал, поддерживающих снежную шапку Алибека, ребята остановились, держась за выступы в скале, дрожа от холода. Они устали и замёрзли. Не хватало воздуха. В ушах что-то звенело.
– Нужно возвращаться! – сказал Алексей.
Тигран промолчал. После того как он убедился, что не может быть руководителем, потому что многого не знает и не умеет, он добровольно уступил эту роль Алек-сею. Упрекал себя за высокомерие. Ведь Миша давно ему говорил о нём. Чего он упрямился? А руководитель ответ-ственен за всё. Он же ничего не предусмотрел. Думал, что это будет прогулка. На самом деле всё обернулось нелёг-ким испытанием.
«Вниз идти легче», – подумал Миша. И словно ус-лышав его, Алексей предупредил:
– Дорога вниз и труднее, и опаснее. Идти будем очень осторожно. Хорошо бы держаться друг за друга, но верёвку я, дурак, не взял. Думал, успеем спуститься ещё до темноты.
Осторожно, гуськом, ребята начали спуск. Над ними висела огромная чёрная туча. Ветер чуть ли не сбивал с ног. К тому же становилось всё темнее.
– Нужно искать место для ночлега, – сказал Алёша. – В такой темноте очень опасно продолжать спуск. Будет дождь, и тогда ручьи сделают спуск скользким. Посмотри-те, какая туча над нами. Не будь её, здесь было бы светлее.
– Я дальше идти не могу, – тихо сказал Миша. – Ус-тал. Голова болит. Звон в ушах. Дышать нечем. Давайте прямо здесь и сделаем привал.
– Перестань ныть, – строго сказал Тигран. – Как же ты собираешься пробираться к фронту? Первая же труд-ность тебя сломила. А там идти и идти. Может, месяц, может, два. В дождь, в снег, в распутицу.
– Сейчас бы что-нибудь пожрать, – жалобно добавил Миша.
Он вспомнил, глотая слюну, горячий лаваш, который вынимала из тандыра бабушка Тиграна. Заворачивая в него приготовленную из овечьего молока брынзу, перекладывая её разными травами, угощала, когда он приходил к другу.
Спустившись ещё метров сто, ребята нашли складку в скале, где можно было спрятаться от ветра. Чуть выше склон был завален снегом.
Решили здесь организовать ночёвку.
Тигран и Миша разожгли костёр и, держа руки над горящими кизяками, собранными по дороге, ощутили долгожданное тепло.
Алексей достал котелок, набрал в него снега и, уста-новив над костром, вскипятил воду. Налил кипяток в кружку и протянул его Тиграну.
– Спасибо, – сказал тот и, обжигаясь, стал пить.
Потом в его руках появился чёрный хлеб с ломтика-ми сала. Один кусок передал Мише, другой – Тиграну.
– Сало наиболее пригодно в таких ситуациях. Слы-шал, что евреи не едят свинину. Можешь не есть. Нам больше останется.
– Ещё как пригодно! – воскликнул Миша, с жадно-стью вонзая зубы в белую мякоть. Ни он, ни Тигран не взяли в поход еды. Они даже не подумали об этом. А может, рассчитывали на дары леса и фантастические способности Алексея?
Потом пил Миша. И только после того как друзья немного утолили голод, выпил свою кружку кипятка Алексей.
Настроение у ребят улучшилось.
– Теперь мне не страшен серый волк, – повеселел Миша.
– Хорошо бы, чтобы дождя не было, – сказал Тигран, с тревогой глядя на чёрную тучу, зависшую над их голова-ми. – И спрятаться негде. Ни деревца, ни пещеры я не видел.
– Прятаться под деревом во время грозы опасно, – заметил Алексей. –  Да и искать пещеру уже поздно. Будем ночевать здесь.
Он сел на площадку, опираясь спиной на скалу, за-крыл глаза и произнёс:
– Примерно так.
– Ты что, будешь так спать? – удивился Миша.
– Ты прав, – ответил Алексей и стал рассказывать о том, что здесь живут люди, которые поклоняются Солнцу, держат пчёл, пасут овец. Пастухи на такую высоту не поднимаются. Кстати, и живут эти люди долго. Без врачей, без газет, без радио. Столетний мужчина здесь считается в самом соку! Он достиг мудрости и всё знает.
Было холодно, Тигран и Миша прижались друг к другу, стараясь согреться. Тигран клял себя за то, что не предусмотрел возможной ночёвки в горах.
Алексей же пытался разговорами отвлечь ребят.
– Недавно прочитал в одной книжке, – начал он оче-редной свой рассказ, – что после поездки в Армению Мандельштам стал звать Ахматову Ануш. Это не только распространенное женское армянское имя. Это имя часто после выпитого тоста произносят в значении русского: «хорошо пошло», или «сладкой жизни тебе».
Он хотел что-то ещё рассказать, но в это время разра-зилась гроза. В чёрном небе, освещая всё вокруг, сверкали молнии. Они и следующие за ними раскаты грома напуга-ли Мишу. Он подумал, что молния обязательно ударит именно в то место, где они сидят. Гром был таким силь-ным и близким, что, казалось, лопнут слуховые перепонки.
Вскоре полил дождь. Через мгновенье  ребята были совершенно мокрыми. Правда, Алексей прихватил с собой кусок клеёнки, под которой они попробовали спрятаться. Но она их не спасла.
Через несколько минут гроза прекратилась так же внезапно, как и началась.
Напуганные ребята сидели и дрожали от страха и хо-лода.
– Это я во всём виноват, – глухо проговорил Тигран. – Нужно было всё предусмотреть заранее.
– Холод собачий. Зуб на зуб не попадает, – пожало-вался Миша.
– У нас в городе, – кивнул Тигран, – как только нача-лась война, многие котельные, отапливающие дома, пере-стали работать. Мазут нужен был фронту.
– Как же вы спасались? – спросил Миша.
– Ереван окружали леса. Их вырубали, чтобы согреть город. В каждой квартире стояла буржуйка, стены домов стали чёрными от сажи.
– Наш народ всегда находил выход из любой ситуа-ции, – сказал Алексей. – И не смотри на меня так. Я счи-таю армян и своим народом. За тысячу лет их не стало больше. И всё же народ выжил, выстоял и помогает, чем может, друзьям. Я, например, знаю, что здесь есть обычай после службы в церкви выносить и раздавать бедным людям хлеб. Чтобы сохранить этот обычай, нужно уметь сопереживать людям. К сожалению, это умеют немногие.
После этих слов Тигран взглянул на Алексея с ува-жением.
– А я представляю, что делается у меня дома. Воз-вращаться боюсь, – грустно сказал Миша.
– Как же ты собирался бежать на фронт? – с удивле-нием спросил Алексей.
– Я всё продумал. Оставлю письмо. Скажу, чтобы не волновались. С дороги буду писать. А сейчас они сходят с ума, потому что не знают, где я и что со мной случилось.

Ранним утром солнце разбудило ребят и они стали спускаться, в надежде к вечеру вернуться в Дарачичаг.

4. Конец лета 1943 года. Шли упорные кровопро-литные бои на всех фронтах. Турция ожидала, когда станет ясно, что сопротивление Советов сломлено, и можно будет принять участие в драке с тем, чтобы потом иметь все основания разделить с Германией славу победителей и получить утраченные Османской империей территории. Вдоль границы стояли войска, ожидающие лишь приказа. Это сковывало немалые силы Советского Союза, которых так не хватало на Западном фронте.
На «Военном совете», состоявшемся как обычно в лесу, куда ребята ходили за сушняком, было решено, что командиром группы остаётся Тигран, а Алексей становит-ся и его заместителем, и начальником штаба. Миша от всех должностей отказался, бросив с обидой:
– Как говорят у нас в Одессе, вус трапелось? Что случилось? Вам что, делать больше нечего, только долж-ности делить? И кем вы собираетесь командовать? Мной?! Фигочку вам! Тоже ещё, командиры.
Алёша улыбнулся.
– Никто никем командовать не собирается. Но если будем что-то обсуждать, решение должен принимать один. Иначе будет у нас, как в басне Крылова: «рак пятиться назад, а щука тянет в воду…» 
– Не пудри мне мозги! – разозлился Миша, который был удивлён, что эту глупость поддержал Алёша. – А что есть демократия? Нас трое. Проголосовали и исполняем волю большинства.
Тигран понимал, что обидел друга.
– Пусть будет по-твоему. Я предлагаю выходить в ночь на воскресенье. Нас дольше не хватятся. Нет, вы только представьте – по дороге идут три типа с вещмеш-ками за плечами. Конечно, всё могут подумать. А если мы окажемся в отделении милиции, нам не будут читать нотации. Нас посадят. И правильно сделают! Идёт война, а мы куда-то прёмся, да ещё с оружием!

И никто не узнает,
Где могилка моя…

– Ты не сгущай краски, – серьёзно ответил Алексей. – Во-первых, я предлагаю идти не раньше, чем через неделю.
– Это почему? – удивился Тигран. Ему было обидно, что при первом же его предложении возникли возражения. Привык уже к мысли, что именно он старший и для всех именно его слово решающее и должно восприниматься как приказ.
Алексей некоторое время молчал. Потом тихо, но твёрдо пояснил:
– Сейчас на дорогах много милиции и военных пат-рулей. Я слышал, что сюда привезли военнопленных. Говорят, будут строить новую дорогу. Потому, думаю, нужно ещё и ещё раз проверить маршрут. Наконец, пото-му, что так мы сможем лучше подготовиться. Неделя ничего не решает, но выигрыш очевиден.
Тигран понимал, что в словах Алёши есть здравый смысл. Он взглянул на Мишу, который слышал их спор и никак не реагировал.
– А ты-то что думаешь? – спросил Тигран, ожидая, что друг поддержит его. Но Миша пожал плечами.
– Я знаю?! Мне тоже кажется, что так собраться мы сможем лучше. Хочу взять тёплые вещи, возьму деньги, которые собирал на велик. Если ты думаешь, что идти сейчас или через неделю две большие разницы, то напом-ню: торопливость нужна при ловле блох. Хорошо бы ещё нам придумать, что говорить, если поймают. Давайте договоримся, если кого-то задержат, он ни при каких обстоятельствах не должен говорить, кто с ним был. Во-обще, хорошо бы каждому придумать свою историю…
– Легенды, – одобрительно кивнул Алексей. – Ко-нечно. И на это тоже потребуется время. Их нужно как-то подтверждать.
– Подтверждать? – спросил Тигран, понимая, что его предложение не проходит. – Чем?
– Вот именно это нам и следует обсудить, принять и зазубрить как «Отче наш». Я боюсь, что на всё нам и недели не хватит.
Но всё же через неделю рано утром друзья встрети-лись в лесу, чтобы идти навстречу опасностям в надежде на то, что им повезёт, удастся добраться до частей Красной Армии, ведущих боевые действия.
– Давайте, присядем на дорожку, – предложил Алек-сей. – Он был немногословен и серьёзен. Понимал, что добраться до линии фронта будет непросто. Их могут остановить не только в Армении. Дорога предстоит длин-ная.
– Ты ещё помолись, – попытался пошутить Тигран, но всё же сел на ствол давно рухнувшего дуба.
– Не считаю себя Богом, который знает всё! Ещё ни-кто не доказал, что Бог есть, как и то, что Его нет. А де-душка мой, не просто умный, но мудрый человек, верит. В Бога верили многие великие учёные. А традиция перед походом посидеть ничего общего с религией не имеет.
Тигран уже был не рад, что сморозил, не подумав, глупость. Обидел Алексея.
– Нужно ещё раз прикинуть, всё ли правильно мы де-лаем? Ничего не упустили? – продолжал Алексей, но его недовольно перебил Миша:
– Имей стыд! Помолчи, наконец. Молись, не молись, делай что хочешь, только помолчи. Тигран ничего обидно-го тебе не сказал. Я, например, перед любым серьёзным делом тоже молюсь. Только по-своему…
– Крестишься по-еврейски? – улыбнулся Тигран. Ему было приятно, что на этот раз Миша принял его сторону.
– По-всякому! Здесь дело не в жестах. Иные скрещи-вают пальцы перед тем, как решаются на что-то. Посылают к чёрту на пожелание «Ни пуха, ни пера». У каждого свои приёмы. Но действительно, давай помолчим…
Они присели, каждый подумал о своём. Миша волновался за маму. Тигран пытался понять, чем сможет помочь на фронте. Его же могут послать работать и в госпиталь. Там тоже служат военные. Но ему хотелось быть в самой гуще событий. Подумал о том, что в госпитале, как ни старайся, а ордена не получишь. Потом сам себя одёрнул: «Что это я всё время об ордене думаю? Его ещё заслужить надо». Потом сам себе возразил: «Но помочь нашим можно было и здесь. Какая разница?»
Через десять минут ребята уже шли по тропинке в гору через лес, продираясь сквозь заросли, в сторону районного центра. Тропинка петляла между деревьями и кустами. Поднималась круто вверх и снова устремлялась на самое дно ущелья. Друзьям приходилось преодолевать горные потоки. Идти по скалистому краю обрыва. Но труднее всего было проходить мимо спелой, сладкой ежевики. Миша даже хотел предложить сделать привал на полчаса, но подумал, что сейчас у них другая цель и любая задержка может оказаться роковой. Подражая Алексею, сделал из ветки поваленного бурей дерева палку. Но, подойдя к грабовому лесу, Алексей отбросил её.
– Не стоит привлекать внимание, – сказал он и пред-ложил то же самое сделать Мише.
Тот хотел было, как обычно, порассуждать по этому поводу, но промолчал.
На часах у Тиграна было ровно семь утра.
Алексей хорошо знал эту дорогу, шёл уверенно. За ним едва поспевали Тигран и Миша.
Шли молча. Алексей думал о дедушке. Знал, что он его поймёт, правда, и волноваться будет.«Как доберусь, напишу, объясню ему, что иначе не мог…».
Миша думал о матери. Не представлял, что будет с нею, когда она прочитает его записку. 
Тиграна не мучили сомнения. Знал, что иначе посту-пить он не мог. Был уверен, что мама его поймёт. Она всегда повторяла: «Ты мужчина и должен уметь принимать решения, добиваться поставленной цели!» Он помнил любимые поговорки отца: «Миром и горы сдвинем», – говорил он, когда звал его помочь что-то сделать в гараже. А когда сын чем-то хвастался, одёргивал: «Дело сделай, потом хвались!» Отец был знатоком армянских поговорок. Прекрасно знал армянскую литературу, традиции. Заочно учился в институте, но так и не окончил его. Как его не хватает!
Алексей шёл быстрым шагом. Потом, поняв, что этот темп ребята долго не выдержат, замедлил ход. По его расчётам, в Ереване они будут во второй половине дня. А ночью должны каким-то образом сесть в поезд, идущий в сторону фронта.
Добравшись до вершины, они сделали десятиминут-ный привал.
– Чтоб вы таки знали, – сказал Миша, садясь на тра-ву, – сегодня я чувствую себя шикарно. Вы спросите: почему? Через почему! Хохма в том, что я знал, что значит длительная прогулка по горам.
– Не радуйся раньше времени, – заметил Тигран и сел рядом. Он сомневался, что им удастся незаметно добраться до Еревана. Уж слишком напряжённое движение на дороге, много патрулей. Понимал, что, когда родные прочитают записки, поднимут всех на ноги. Их будут искать и милиция, и военные.
Он посмотрел на часы  и встал:
– Отец говорил: «Время дороже денег». Двигаем дальше. Сейчас спуск. Он пологий, не тот, по которому спускались с Алибека. Но самое опасное впереди. Дальше – открытое место. Ахта.
Пройдя грабовый лес, они вышли к тропе, залитой утренним солнцем. С того места, где они стояли, была хорошо видна дорога в райцентр, по которой шли машины. Стараясь быстрее преодолеть открытый участок, Алексей, шедший впереди, снова увеличил темп. Он почти бежал, и ребята тоже были вынуждены прибавить скорость, чтобы не отстать от него.
Ещё через несколько минут вошли в Ахту. Вышли к дороге, по которой шли машины в Ереван, к озеру Севан… Вдоль неё на обочине рос густой кустарник, образуя зелёную изгородь. Друзья присели в тени векового дуба. Рядом росла шелковица. Тигран и Миша лакомились чёрными сладкими ягодами, а Алексей следил за мужиком, который чуть в стороне от дороги вилами закидывал брикеты сена с подводы в кузов полуторки. Потом залез в кузов и тщательно уложил первый слой. Следующий слой брикетов сена он укладывал, словно кирпичи, перекрывая щели вышележащими брикетами. 
Старик, привезший сено, с интересом наблюдал за работой шофёра и курил. Он бросил быкам немного только что скошенной травы, и те лениво жевали её, отгоняя хвостами надоедливых мух.
Когда брикеты были уложены и на два ряда возвы-шались над кабиной, шофёр достал верёвку.
– Дед, – сказал он по-армянски, – помоги увязать. До Еревана боюсь, не довезу. Разлетятся на поворотах.
Дед не спеша подошёл к машине, говоря, что ехать нужно медленно, не гнать. На что шофёр ответил:
– Ереван  не ближний свет, а мне ещё нужно заехать к Тарасу Назаряну. Он обещал кольца и поршни для моей «старушки». В колхозе не чешутся. А мотор масло жрёт. Приходится после каждой поездки доливать. Да и не тянет уже…
Они увязали тюки верёвками, старик сел на подводу и ударил быков зелёной веточкой. Те нехотя потянули телегу. 
Шофёр закурил. Взглянул на стоящую у дороги чай-ную, решил туда зайти.
Как только он скрылся за дверью, Алексей свистнул, шёпотом рассказал о том, что узнал из разговора шофёра со стариком, и предложил забраться  наверх и спрятаться.
Первым залез Тигран. Он подал руку Мише. Снизу ему помог Алексей, и через минуту и Миша уже был наверху. Обнаружил небольшое пространство между кабиной и тюками и спустился в него, крепко держась за верёвку.
Алексей без труда влез. Они с Тиграном легли на брикеты и крепко ухватились за верёвку.
– Снизу нас не видно, – прошептал он. – Только крепче держись. До Еревана, если машина нигде не будет останавливаться, часа полтора – два езды. А теперь замри!
Тиграну было не по себе, но он всем видом старался показать, что совершенно спокоен.
Через полчаса вышел шофёр, сел в машину и они тронулись в путь. Полуторка лихо катилась на спусках и медленно, натужно завывая мотором, карабкалась на подъёмах. Дорога была ухабистой, и казалось, что вот-вот всё это сооружение развалится. Особенно страшно было, когда на спуске они делали крутой поворот, а дорога шла у края пропасти, дна которой не было видно. Машина наклонялась, и друзья с трудом удерживались наверху, рискуя вылететь. Было страшно, и Тигран казнил себя за то, что согласился с Алексеем так добираться до Еревана. Подумал, что их путешествие может закончиться, так и не начавшись.
Проехав полдороги, машина вдруг стала резко тормозить, и Тигран с Алексеем едва удержались, чтобы не свалиться прямо на кабину. Миша же сидел в своей щели и никаких страхов не испытывал.
 Подняться и посмотреть, почему машина останови-лась, они не могли. Боялись, что их заметят. Лежали, прижавшись к сену, не поднимая головы.
Услышали разговор милиционера, проверяющего до-кументы у шофёра. Слова было трудно разобрать. Шофёр что-то объяснял милиционеру, оправдывался. Потом всё стихло и машина снова тронулась в путь.
Как и предполагали ребята, через полтора часа они въехали в Ереван. Было жарко, и хотелось пить. Долго петляли по городу, останавливались на перекрёстках, подчиняясь жестам регулировщиков. Когда ехали под мостом, был риск, что их просто снесёт проходящий там провод. Машина притормаживала у трамвайных остано-вок, потом снова срывалась с места. Куда ехали, не знали. Полностью доверились судьбе. Через полчаса останови-лись. Шофёр заглушил мотор, вышел из кабины и куда-то ушёл.
– Приехали! Спускаемся, – тихо сказал Алексей.
Первым спрыгнул Тигран. Он поспешил отойти в сторону, чтобы не привлекать внимание прохожих. За ним последовал Миша. Но вдруг его нога зацепилась за верёв-ку, и он повис вниз головой, дёргаясь, как рыба на крючке.
Алексей, понимая серьёзность ситуации, ловко спус-тился, достал перочинный ножик и разрезал верёвку. Миша упал на землю. А на него посыпались три брикета сена.
Друзья поторопились подальше отбежать от машины. Потом поспешили в сторону широкого проспекта, по которому шли трамваи. Здесь они, наконец, смогли пере-вести дух.
– Куда бежите, малахольные?! – воскликнул Миша. – Или вы думаете, что милиции до лампочки наши спортив-ные успехи? Кругом-бегом, мы сегодня выполнили шмат плана. Спешите медленней!
– Кончай ныть, – сказал ему Тигран. – Сам говорил, что соль жизни в том, что она  не сахар!
– Пока всё идёт по плану, – прекратил дискуссию Алексей. – На железную дорогу сейчас идти нельзя. Хо-рошо бы где-нибудь дождаться темноты. Что это за улица? – спросил он у Тиграна.
– Проспект Сталина. Можно пойти в парк. Здесь не-далеко.
– А я пить хочу! – Миша с надеждой посмотрел на Алексея.
Тот кивнул.
– Неплохо бы и перекусить.
С ним не стали спорить и пошли в сторону парка, где, по словам Тиграна, лотошники продавали пирожки.
– Обойдёмся парой пирожков. Выпьем воды и будем ждать ночи в парке, – сказал он, словно только что не умирал от страха. Он снова стал спокойным и уверенным.
Так и сделали. Купили пирожков, нашли укромное местечко, сели на скамейку, скрытую от посторонних глаз густыми кустами, и молча стали есть.
Потом Миша откинулся на спинку и закрыл глаза. То ли от пережитого страха, то ли его укачало в дороге, но голова у него кружилась.
– Ты бледный, как белый человек, – заметил Алексей. – Тебе бы прилечь на траве и попробовать поспать.
 – Я думаю, – сказал Тигран, – нам нужно установить дежурства. Скажем, по два часа. Один бодрствует, а ос-тальные могут и поспать.
Алексей поддержал его. Решили, что первым будет дежурить Тигран, потом Алексей и последним – Миша. Друзья видели, как ему плохо и хотели дать ему подольше отдохнуть.
Они были в парке до тех пор, пока небо стало серым, а кусты и деревья начали казаться чёрными. Вскоре на небе появились мерцающие звезды и белый ковчег луны отправился в своё плавание.
Ребята пошли в сторону железнодорожного вокзала.
– Нужно провести рекогносцировку, – сказал Тигран. Он гордился тем, что знал несколько военных терминов.
– Не дави эрудицией, – усмехнулся Миша. – Что это за зверь, и с чем его кушают?
– Нужно осмотреться, – пояснил за Тиграна Алексей. – А как иначе? На перрон нас не пустят. Билетов у нас нет. Да и на пассажирском поезде мы вряд ли уедем. А вот на товарняке, пожалуй, можно будет спрятаться. Только где стоят товарные составы, куда они идут – мы не знаем. К тому же нужно будет налить во фляги воду, купить что-то съестное. Товарняк может и не останавливаться на станци-ях. Короче: нужно подготовиться.
 – А я знаю, как определить, куда идёт товарняк, – сказал Миша.
Друзья посмотрели на него с удивлением.
– Как? – спросил Тигран. – Думаешь, что на вагонах указывают адрес доставки груза?
– Что я, совсем больной на голову? Ничего такого я не думаю. А вот если на нём стоит военная техника, зна-чит, состав идёт в сторону фронта, – сказал Миша, доволь-ный, что дал дельный совет при обсуждении. Обычно он молчал и удивлялся, слушая друзей: «Какие же они умные! А я...»
Тигран кивнул, но заметил, что добираться до товар-няков нужно будет не со стороны вокзала, а со стороны железнодорожных путей.
– Придётся отойти подальше и скрытно приблизиться к составу. Предлагаю сейчас уйти, а часа в два-три ночи найти товарняк и залезть на какую-нибудь платформу.
–Такие эшелоны охраняются, и сделать это будет не-просто, – сказал Алексей и добавил: – А если нас обнару-жат, могут и пристрелить.   
– Чего ты лыбишься?! – удивлённо спросил Миша у Тиграна. – Алёша дело говорит. И стрелять будут не со-лью. Так можем и не доехать до фронта… Да что – до фронта?! В Ереване и закончится наше предприятие!
– Я серьёзен, как наша классная. Она, когда что-то рассказывает, становится похожей на мегеру. Думаю, каждый понимает: нельзя дать себя обнаружить.
Они решили подбираться к товарняку не со стороны вокзала, а по рельсам. Шпалы заросли травой. Тигран говорил, что видел, как днём прямо на рельсах паслись овцы и ослики.
– Не морочь голову, – сказал Миша. – А почему нет? Или в машине нам было уютно и мы ничем не рисковали? Я думаю, нужно так и делать. Но если далеко отойдём от вокзала, можем и не найти железную дорогу.
– Я знаю, где переезд.
– Ты таки хорошо грамотный, – похвалил Миша дру-га. – Так чего же мы стоим? Нам ещё отовариться бы чем-нибудь и найти тот переезд!
Ребята вошли в здание вокзала, где набрали во фляги воду, купили пирожков.
– Мне кажется, мы на пирожках долго не протянем, – грустно заметил Миша.
– На всякий случай у меня есть кусок сала и две бан-ки сгущённого молока, – успокоил его Алексей.
– Чего же ты молчал?! – воскликнул Миша.
– Где ты сгущённое молоко-то достал? – удивился Тигран. – Мне мама говорила, что его дают в госпитале раненым.
– Выменял у кладовщика. Он мне ещё четыре банки тушёнки дал.
– Выменял? На что?
– На револьвер, – грустно ответил Алексей.
Ребята посмотрели на него, как на преступника. Но тот сказал, что если бы его поймали с оружием, точно бы арестовали. К тому же от кого здесь отстреливаться? А на фронте проблем с оружием не будет.

На переезде дежурила полная женщина в синей ши-нели. При прохождении поезда она опустила шлагбаум и, держа жёлтый флажок, просигнализировала машинисту, что путь свободен. Когда она снова зашла в свою будку, ребята миновали переезд. На другой стороне можно было, не привлекая внимания, спуститься к железнодорожным путям.
Небо заволокло тучами. Стало так темно, что друзья с трудом ориентировались на местности. Старались дер-жаться поближе друг к другу.
Выждав несколько минут, Алексей махнул рукой, и они сбежали вниз к железной дороге. Потом поспешили в сторону вокзала. Несколько раз прятались, пропуская поезда.
Когда, наконец, подошли к железнодорожной стан-ции, увидели, что на третьем и четвёртом путях стоят товарные составы. На платформах одного были горы гравия. А вот на платформах того, что стоял на третьем пути, – скрытые брезентом от любопытных глаз, чернели силуэты самоходных артиллерийских установок. Состав, как и предполагал Алексей, усиленно охранялся. Каждые десять минут его обходили два солдата, вооружённые автоматами.
Ребята притаились за платформой с гравием, намере-ваясь, как только Алексей подаст знак, перебраться под ней и подбежать к составу с военной техникой.
Алексей прикидывал, на какой платформе им лучше спрятаться.
При приближении охранников ребята прижимались к земле, стараясь не шелохнуться. Все ждали команды Алексея.

5. Лишь через час друзья бесшумно пролезли под стоящим на соседнем пути составом и, словно призраки, подбежали к ближайшей открытой платформе. Забросив вещмешки, быстро влезли и, с трудом протискиваясь вперёд, оказались в небольшом пространстве между стоя-щими на платформе контейнерами и вагоном, двери которого были опломбированы. Здесь они и спрятались. При необходимости можно было выскочить и укрыться на месте жёсткой сцепки, и даже залезть на крышу соседнего опломбированного вагона.
– И помалкивайте! – едва слышно прошептал Алек-сей, но Миша не мог молчать. Иначе это бы был не он. Так же тихо спросил:
– Молчание – золото, а помалкивание – позолота. Так, может, молчать, а не помалкивать?
Алексей махнул рукой, ничего не ответив. Знал, что в острословии с Мишей соревноваться не стоит.
Ребята выполняли команды Алексея. Протискиваясь к краю платформы, Алексей нечаянно прижал коленом Мишину руку. Тот вскрикнул от неожиданности и боли и выругался матом. При друзьях он выражался часто, считая, что это помогает ему выглядеть взрослее.
Алексей недовольно прошептал:
– У тебя мат через слово.
– Знаю, но чаще не получается, – тут же откликнулся тот.
Они притаились. На часах Тиграна было три ночи. Охранников, периодически обходивших состав, слышно не было. Алексей выглянул, чтобы сориентироваться, что происходит и скоро ли они поедут. Состав был длинным. Их платформа находилась в середине между двумя закры-тыми вагонами. Где-то впереди паровоз устало пыхтел, обдавая паром стоящих рядом людей. Там нескольких мужчин инструктировал военный. Участок тот был осве-щён фонарём, и видно было хорошо.
 «Значит, будет сопровождение», – подумал Алексей. Едва слышно  прошептал:
– Скоро поедем. Состав будут сопровождать охран-ники, человека четыре, не больше. Сидите тихо. Можете поспать.
Ребят долго уговаривать не пришлось. Они прижа-лись к невысокому борту платформы и через несколько минут уже крепко спали. 
Но прошло полчаса, час, а поезд всё ещё стоял на третьем пути.
Наконец, когда начало светать, Алексей заметил идущих вдоль вагонов охранников. Он растолкал ребят.
– Атас! Сюда идут. Замрите или прыгайте на жёст-кую сцепку, – прошептал Алексей. Подхватив свой рюкзак, он бесшумно юркнул на сцепку, подтянулся на руках и взобрался на крышу опломбированного вагона. Лёг, притаившись, в надежде, что военные не заметят ни его, ни ребят.
Один из охранников, высокий и полный, что-то говорил молодому напарнику. Слов Алексей разобрать не мог.
Проходя мимо вагонов или открытых платформ, они иной раз даже не смотрели на них.
– Вот я и говорю… – услышал Алексей скрипучий голос высокого охранника. – Тяжело в учении, а в бою могут и убить. И чего ты торопишься? Я понимаю, если бы торопился жить. А ты – умереть.
Он был чем-то недоволен и пытался вразумить парня.
Потом они остановились у платформы, на которой притаились ребята. Высокий из кармана шинели достал кисет, свернул «козью ножку» и чиркнул спичкой.
– Молод ещё. Ещё успеешь повоевать. Война не зав-тра закончится, – говорил высокий охранник, выпуская клубы дыма.
Вдруг молодой прислушался. На первый путь при-нимали поезд из Баку.
– Я понимаю, что ты пиликаешь на скрипочке, но что можно услышать под стук колёс? Не тормози! Пошли дальше! Приду и завалюсь спать. Шутка ли – сутки не сомкнул глаз. И кому нужна эта рухлядь?
– Мне показалось, там кто-то есть.
– Когда кажется – нужно креститься. Ты лучше ска-жи, почему до сих пор не женат? Или тебе дочка Мироня-на не нравится? Что такого, что у неё длинный нос? Такой и должен быть у армянки. А он, между прочим, начальник. Большой пост занимает. Глядишь, и повысили бы тебя в звании.
– Не хочу жениться без любви! И в начальники не рвусь. К тому же не в её носе дело. У неё, как говорит Нарик, одна извилина в голове. И та – ровная. О чём мне с нею говорить?
В это время раздались какие-то звуки на платформе, возле которой стояли солдаты, словно кто-то заворочался и пробормотал во сне. Тонкий слух скрипача уловил и это. Уже не спрашивая напарника, он быстро влез на платфор-му и увидел двух испуганных ребят, прижавшихся друг к другу.
– Что я говорил?! Здесь зайцы! Бежать на фронт за-думали? А ну слезайте! И не вздумайте дёргаться – при-стрелю!
– Чтоб я так жил, мы, кажется, приехали! – с горечью констатировал Миша. – Смело взглянув на тщедушного солдата, громко возмутился: – Возьмите глаза в руки! Где вы увидели зайцев?! – Потом повернулся к Тиграну: – Не нужно было тебе со мной связываться. У меня еврейское счастье, а это значит – счастье наоборот. Теперь буду чувствовать себя виноватым…
Тигран понимал: Миша своими разговорами пытает-ся заглушить страх и обиду. Он же, в отличие от него, молчал. О чём говорить? Всё провалилось, и теперь пред-стоял тяжёлый разговор с мамой. Упрёков будет много. Тяжелее всего он переносил её слёзы. Тогда ему станови-лось её жалко и он ощущал свою беспомощность.
– Заканчивай болтать, – сказал второй солдат, залез-ший на платформу. – Тоже мне – философ! Давай собирай-ся, пойдём в комендатуру. Здесь вам не детский сад. Идёт война!
Так, в сопровождении двух охранников, они, как преступники, проследовали до здания вокзала, где их и передали дежурному военной комендатуры, пожилому человеку с красными от бессонницы глазами.
Как уводили друзей, Алексей наблюдал с крыши.
Через несколько минут паровоз резко дёрнул состав и поезд тронулся.
Тигран не привык анализировать причины своих не-удач. Считал, что виноват его величество случай, называе-мый по-простому невезухой. Но знал, что снова попытает-ся бежать на фронт. Он ведь должен отомстить за смерть отца!
Дежурный офицер стал расспрашивать, кто они и ку-да намеревались ехать.
Увидев, что у капитана вместо левой руки – протез в чёрной кожаной перчатке, а на груди – орден Красной Звезды и много медалей, ребята прониклись к нему дове-рием.
– Нет! Как вам это нравится?! – воскликнул Миша, чтобы отвлечь внимание дежурного от Тиграна, который сидел бледный и не мог реагировать на происходящее. – Почему, я вас спрашиваю, нас назвали зайцами? Известно, что зайцы трусливы и бегут от опасности. Мы же хотели попасть на фронт, чтобы помочь нашим. Или я не прав? Если бы у нас были деньги, мы бы, как белые люди, купи-ли билеты. Но где их взять, я вас спрашиваю? Чтоб мы так жили: намерения наши были самыми хорошими. Или я не прав?
– Благими намерениями знаешь что вымощено? – ос-тановил этот словесный поток капитан, легко разгадав его цель.
– Если вы имеете в виду дорогу в ад, так должен вам сообщить, что мы  комсомольцы и в Бога не верим!
– Помолчи! – наконец не выдержал дежурный. – Та-ких «зайцев наоборот» мы здесь ловим чуть ли не каждый день. Так что вы не оригинальны. И хватит болтать. Итак, назовите себя. Кто вы? Откуда? Где родители? Куда со-брались? Был ли с вами ещё кто-нибудь? А я всё это запи-шу. Пока мы будем это проверять, посидите у нас…
Тигран совсем упал духом, а Миша продолжал в том же духе:
– Мой папа заведует хирургическим отделением гос-питаля в Дарачичаге…
Дежурный комендатуры с удивлением взглянул на Мишу.
– Как тебя зовут? Назови полное имя!
– Кравец Михаил Давидович.
Что-то произошло с капитаном. Он улыбнулся, слов-но увидел родственника.
– Твой отец, – сказал он, – оперировал меня в сорок втором. Потому пока живу. И что же вы, глупые, так огорчаете своих родных? Теперь они ищут вас. Волнуются.
Он снял трубку и попросил коммутатор соединить его с заведующим хирургическим отделением госпиталя № 010234. Через минуту он разговаривал с капитаном Кравецом. Тот вспомнил своего пациента, но сказал, что должен идти в операционную, поэтому просил быть кратким.
Узнав, что ребят перехватили за несколько минут до отхода эшелона, Давид Моисеевич попросил его помочь беглецам вернуться домой.
– А уж здесь я с ними поговорю! Объясню, что к че-му. А то думают, что они хорошо грамотные! Помогите, пожалуйста. А теперь простите. Мне нужно идти…
Капитан положил трубку и некоторое время молчал, раздумывая, как отправить ребят в Дарачичаг. Потом снова взял трубку и попросил соединить его с начальником автобазы.
– Бари аравот, Арсен-джан! Доброе утро, дорогой! Манукян из комендатуры тебя тревожит. Скажи, кто-нибудь поедет сегодня в Ванадзор?
– Здравствуй, Гриша. Едут две машины. А в чём де-ло?
– Мне нужно двух пацанов отправить в Ахту. С ними пошлю сопровождающего. Поможешь?
– Когда я тебе не помогал? Только машины выйдут в четырнадцать часов. Раньше послать не могу. Они загру-жаться будут только в тринадцать.
– Какие машины?
– Два студебеккера. Ребят твоих посадим в кабину первого, а сопровождающего – в кабину второго. Но заезжать никуда они не смогут. Довезут до райцентра, а там что-нибудь придумают.
– Спасибо, дорогой! Давно мы с тобой не виделись. В нарды не играли. Если будет время, приходи! У меня хорошее вино есть!
– Сейчас только в нарды играть, – сказал начальник автобазы. – К тому же ты всегда мне проигрываешь, а проигрыш я так и не получил!
– В этот точно отдам, если проиграю.
Дежурный положил трубку и вызвал дневального.
– Коля, срочно найди старшину. Одна нога здесь, другая там! Пусть ко мне зайдёт.
Через несколько минут в кабинет вошёл старшина. Доложил:
– Товарищ капитан! Старшина Саркисян прибыл по вашему приказанию.
– Вижу, что прибыл. Присаживайся, Сергей Михай-лович. Будет у меня к тебе личная просьба: в четырнадцать с автобазы пойдут в Ванадзор два студебеккера. Ты поса-дишь этих орлов в кабину первого, сам сядешь в кабину второго и отвезёшь их в Ахту. Задача: сдать их родителям. Живут они в Дарачичаге. Ты всё понял?
– Чего ж здесь понимать? А как я вернусь?
– Ты ещё спроси, как будешь добираться до Дарачи-чага! Ты  гвардии старшина или мокрая курица?!
Капитан достал из кармана деньги и протянул их старшине.
– А сейчас бери этих молодцев, и пообедайте. Преду-преждаю: это не просьба, а приказ. Кстати, отец вот этого мальца, – он указал на Мишу, – капитан Кравец, врач. Меня кромсал. Незначительное ранение, с которым меня привезли в госпиталь, осложнилось газовой гангреной. Ты знаешь, что такое газовая гангрена? Редко кто выживает. А он меня вытащил с того света. Хирург, как говорят, от Бога. И человек – золото. А вот сын его…
Он укоризненно посмотрел на Мишу.
– Впрочем, я думаю, он сделает поправку и станет таким же хорошим хирургом, как и его отец. Я правильно говорю?
– Я знаю?! – ответил Миша. Ему было неудобно, что о Тигране здесь словно забыли. – Интересно, как бы вы поступили, если бы получили похоронку о гибели отца?
– Как поступил? Не знаю. Но уж точно не так. Вам по шестнадцать лет. Могли бы пойти в военкомат. К тому же и здесь можно помогать фронту. Победу куют не только на фронте. Это вы уже должны понимать.
Он встал и, взглянув на старшину, сказал:
– Бери, Сергей Михайлович, орлов, веди их в столо-вую, а в четырнадцать вы должны быть на автобазе. Со-шлёшься на распоряжение начальника. Вопросы есть?
– Вы, товарищ капитан, свяжитесь с родителями и предупредите, что часа в четыре мы придём в Дарачичаг. Пусть встречают. Короткая дорога там одна. Не машину же нам искать! Пойдём ножками…
– Хорошо.
Тигран и Миша вышли вслед за старшиной из каби-нета и пошли в столовую.

Дорога домой была прекрасной. Мощные машины, не снижая скорости, преодолевали подъёмы и даже не тормозили на крутых спусках. Ребята получили удовольствие от такого путешествия.
Шофёр, лысый рябой мужчина лет пятидесяти, был рад, что с ним кто-то едет. Любил поговорить.
– Здесь будут строить новую трассу, – сказал он, не отрываясь глядя на дорогу. – Построят мосты, тоннели. Трасса на Севан, я слышал, будет четырёхполосной и прямой! Может, врут?
Тигран ответил, что тоже слышал об этом. Только кто строить будет? Столько городов и сёл эти сволочи превратили в развалины. Нужно восстанавливать разру-шенные заводы и фабрики. Не до новых проектов!
– После войны, – сказал он,  – если буду жив, пойду в институт, чтобы научиться строить дороги. Нам победа нужна.
Шофёр кивнул. Этот парнишка, конечно, прав. Для начала нам нужна победа!

Через час они въехали в Ахту. Остановились на пере-крёстке у райисполкома. Когда машины скрылись за поворотом, старшина достал из портсигара папиросу и, чиркнув спичкой, закурил.
– Сейчас покурю, и двинем в ваш Дарачичаг. Мне говорили, здесь недалеко.
– Около трёх километров, – сказал Тигран. – Через гору, по лесу.
– Через гору так через гору, – кивнул старшина. – Мы – люди привычные.
Они возвращались тем же путём, каким бежали на фронт. Пройдя с полкилометра по дороге, свернули влево и стали подниматься по тропе, которая должна была при-вести их к вершине, на которой рос грабовый лес. Подъём был не крутым, и они шли, глядя себе под ноги. Настрое-ние было пакостным. Их, как мальчишек, чуть ли не за ручку, вели к родителям! Сейчас должно было произойти самое страшное: встреча с родителями, упрёки, слёзы… Их они боялись больше всего. 
Солнце припекало. Шли молча. Говорить не хоте-лось. Тигран думал, что через некоторое время снова попытается бежать на фронт, что теперь-то он не допустит ошибок. «Куплю билет до ближайшего к фронту городка, ни от кого не буду прятаться… Нужно только деньги собрать. В конце концов продам велик…»
Сергей Михайлович шёл несколько сзади, словно пастух гнал отбившихся от стада овец.
«Мы таки бараны, – думал Миша. – Впрочем, нельзя обижать таких прекрасных животных. Мы – ослы! Так долго готовиться и так быстро дать себя поймать! Мы даже выехать из города не успели! Это и есть моё еврейское счастье! Я вообще приношу всем несчастье! Мне не нужны никакие марципаны! Я хочу приносить пользу людям. Разве это преступление?..»
Он устал и отстал от Тиграна. Медленно обошёл ог-ромный камень, непонятно как здесь очутившийся. Навер-ху скал не было. Камнепада здесь быть не могло. Да и глыба эта словно просто выросла из земли, как вырастают деревья. Тропинка огибала её и выходила на финишную прямую. Впереди до вершины нужно было преодолеть последний подъём по открытому участку. А там – грабо-вый лес и спуск к дому. Сколько раз ребята ходили в тот лес! За дровами, за дарами лета: ягодами, грибами, черем-шой, щавелем… От леса до дома – не более пятнадцати минут ходьбы. 
Вдруг он остановился. Из леса выбежали их мамы. Они увидели своих сыновей, которых сопровождал муж-чина в военной форме.
–  Миша! Сыночек! – крикнула Софья Марковна и бросилась к сыну, плача навзрыд и не стесняясь своих слёз.
– Тигран! Родной! Как же ты мог так поступить? Ос-тавил меня одну. Папы нашего нет, кто же должен меня защищать?! Что же ты обо мне не подумал? – говорила Мария Григорьевна, прижимая сына к себе.
Подошёл Сергей Михайлович. Убедившись, что это матери беглецов, попросил их расписаться в том, что сдал им сыновей. Они расписались. Благодарили его. Старшина попрощался и почти бегом стал спускаться к дороге.
А матери, крепко державшие своих беглецов за руки, всё что-то говорили, говорили… Ни Тигран, ни Миша даже не слушали их. Понимали, что их не хвалят. Сколько раз они представляли себе эту картину!
 – Давайте немного отдохнём, – сказала Софья Мар-ковна. – Меня ноги не держат.   
Мария Григорьевна достала из сумки скатёрку и, рас-стелив её на траве, стала выкладывать на импровизирован-ный стол всё, что принесла в сумке. То же самое сделала и Софья Марковна. На «столе» появились овощи, яблоки, абрикосы, виноград. Тонкий, почти прозрачный лаваш, сыр. Но более всего удивила Мишу, что Мария Григорьев-на достала из своей бездонной сумки бутылку вина! Такого он даже представить себе не мог. Правда, с большим удовольствием он бы выпил сейчас холодного компота или даже просто воды из бьющего неподалёку родника. Вода в нём была газированная и всегда холодная. «Вот это номер, – подумал он. – Стоило нам проявить самостоятельность, и к нам стали относиться как к взрослым!»
– Я никогда не думала, что мой сын так поступит, – сказала Мария Григорьевна. Она повернулась к Тиграну. – Если бы ты не вернулся, я бы не жила. Кроме тебя у меня никого нет…
Она снова заплакала. Достала два стакана, разлила вино, передала Софье Марковне и, повернувшись к сыну, продолжала, глотая слёзы:
– Ты уже взрослый. Не забывай, что остался один в доме мужчина. Твой долг защищать меня и бабушку!
Миша, как обычно, весело заметил:
– Нет, я вас спрашиваю, разве это справедливо? Мы вернулись, а нас вином не угощают. Так всегда: одни воюют, а другие ордена получают. Чтоб я так знал, как я не знаю, почему такая несправедливость?!
– Мал ещё, – улыбнулась сквозь слёзы Софья Мар-ковна. Из своей сумки она достала бутылку компота, сваренного из сухофруктов.
– Пейте.
Через полчаса счастливые женщины вместе с сы-новьями вошли в село.
Прощаясь, Тигран успел шепнуть Мише:
– Завтра часов в двенадцать на нашем месте…
Миша кивнул.

И вот друзья сидели в тени огромного тутового дере-ва на берегу реки. Тигран всё ещё не мог прийти в себя после того, что с ними произошло. Корил себя в чём-то.
– Слушай сюда! Кончай заниматься самоедством, – сказал Миша и стал смотреть на воду. Подумал, что время, как и вода в реке, течёт быстро. А жизнь их только начинается. Всё у них впереди! Хорошо бы, чтобы закончилась поскорее эта страшная война и они вернулись в Одессу. Правда, он никогда не забудет ни этого маленького горного села, где он был так счастлив, ни ребят, с которыми здесь подружился. Подумал о том, что когда-нибудь обязательно приедет сюда, чтобы снова увидеть их, Дарачичаг, Зангу.
Они сидели у воды и молчали, мысленно беседуя друг с другом. Для этого им не нужны были слова. И на душе у них было отчего-то тепло и радостно.
– На минуточку, жизнь продолжается! – сказал Ми-ша. – Чтоб я так жил, у нас ещё всё впереди!
Тигран тоже так думал. Он бросал камешки в воду, с интересом наблюдая, как взрывалась мелкими капельками вода. «Мама права: помогать фронту можно и здесь. Пойду в госпиталь. Буду работать санитаром. Мишка составит мне компанию. Он же хочет стать врачом!»

                ЭПИЛОГ

Прошли годы. Распался Союз Советских Социали-стических республик. Армения обрела суверенитет. Ма-ленькое горное село Дарачичаг превратилось в курортный городок. Теперь он носит красивое имя – Цахкадзор, Ущелье цветов. 
Посёлок Ахта превратился в город Раздан, названный по имени реки, которая здесь протекает. Да и река эта называлась когда-то Зангу.
Многое изменилось с тех пор. Рухнула советская им-перия, как в своё время распадались Римская, Османская, Британская… Это и должно было случиться.
Наших героев Время разбросало по разным странам. Но они не теряли связи друг с другом, хоть за все эти годы так и не смогли осуществить свою мечту: встретиться со своей молодостью в солнечной Армении. Всегда что-то мешало. Жизнь в послевоенные годы была непростой. Учёба, работа, семья, дети… Распалась страна, которую они считали Родиной, за которую отдали свои жизни их отцы. Защищать которую они хотели, когда пытались убежать на фронт.
Время безжалостно было и к ним: состарило, подор-вало здоровье, оставило шрамы на сердце и морщины на лице.
И всё же, хоть и поздно, но они осуществили свою мечту. Списались, созвонились и встретились!
Михаил Давидович Кравец, доктор медицинских на-ук, профессор, торакальный хирург, жил в Одессе.
Тигран Минасович Арутюнян – в Ереване. Руководил республиканским дорожным трестом. Строил дороги. В свои семьдесят пять выглядел молодо, был энергичен и весел. Так же, как и в те далёкие годы, верил, что владеет Истиной и хорошо знает, что и как нужно делать, чтобы жизнь людей стала лучше.
Алексей Николаевич Тикунов жил в Москве. Стал известным писателем и общественным деятелем. Его обожжённое лицо и следы пластических операций свиде-тельствовали о том, что он всё же добрался до линии фронта и принял участие в борьбе с фашистами. Совер-шенно седой, с серыми, словно выгоревшими глазами, он мало напоминал того парнишку, который поражал друзей своей ловкостью и продуманностью действий. Сейчас это был старик с палочкой. И голос его дрожал, и руки. И только смысл того, что он говорил, был всё так же глубок. 
Это он предложил друзьям встретиться, и когда воз-ник вопрос, где собраться, сказал:   
– Как где?! У нас в Дарачичаге! Удивительно, но да-же самые тяжкие времена, проведённые там, мне кажутся счастливыми.
– Как вам это нравится? – воскликнул Михаил в те-лефонную трубку. – И это – знаменитый писатель, инже-нер человеческих душ! Тебе не души ремонтировать, а работать санитаром в еврейской больнице, которая славит-ся у нас в Одессе. Причиной феномена, о котором ты говоришь, – молодость! Всё, что тогда было, нам тоже кажется прекрасным…
– Ты, как и тогда, много болтаешь, – ничуть не боясь обидеть друга, сказал Алексей. – Так принимаешь моё предложение?
– Или?!
– Тогда нам нужно договориться о времени встречи.
– Я преподаю в институте, – сказал Михаил. – Смогу уехать не раньше июля. Итак: июль или август в Цахкадзо-ре. Тигран живёт там рядом. Ему без разницы!

В августе 2002 года они собрались. Им было по семь-десят пять. Узнать небольшое горное селенье их молодости не могли. Отчего было радостно и грустно. Жизнь в бурном речном потоке пролетела, пронеслась…
Друзья хотели пойти к своему любимому месту у ре-ки. Но не нашли его. Раньше здесь, в долине реки, распо-лагалось село Рандомал. Сейчас всё это – город Раздан, через который, одетый в гранитные берега, куда-то спешит быстроходная и многоводная река Раздан.
Всё красиво и современно, но это уже не их Дарачи-чаг, не их Зангу…
Им было и радостно, и тепло от того, что их Дарачи-чаг – Цахкадзор теперь называют бриллиантом в ожерелье Армении. Что вместо эвакогоспиталя № 010234 высятся корпуса современного санатория, а из Еревана сюда можно доехать по ровной широкой дороге минут за двадцать – тридцать.
Всё так сильно изменило беспощадное Время. По ут-верждению Тиграна, с годами оно бежит значительно быстрее.
 – Всё это – фокусы теории относительности, – сказал он, поправляя рукой седые усы. – Как и масса нашего тела, время, как оказалось, величина тоже не постоянная. Бежит, ускоряясь, насыщая нас мудростью.
– И останавливать его не стоит, – добавил Алексей. – Пусть себе течёт в бесконечность, как эта река, по которой Мишка хотел на плоту добраться до Одессы. И пусть только наш седовласый Алибек продолжает возвышаться над всем, доставая своей снежной шапкой голубое небо.