11. 03. 2016 Пятница. Тоска

От вокзала до набережной шел пешком. На привокзальной площади фонтан. В центре детского хоровода белый крокодил пытается проглотить солнце. Пустое! Родина-мать проткнула его мечом.

Чуть дальше ЦУМ, где Паулюса пленили. Известное всему миру здание в упадке. О нём лишь воспоминания пятилетней давности.

Унылый низкий подвал: ящики цвета фельдграу, трех колесный BMW с пулеметом на турели. Немчура сдается: млеко, яйко, хенде хох. На первом этаже ее уже продают: Филипс, Бош, Блаупункт.

В просторных высоких залах звучит эхо. Повсюду блеск хромированной пластмассы. Приятного вида продавщица просит не спешить, посмотреть повнимательней.

Действительно хороша! Грудь, талия, бедра. Пухлые губки томно прикрывают белоснежную улыбку.

— До скольки работаете?

Не правильный вопрос. Взгляд потух, вокруг рта появились злые морщинки, талия поползла. Ретируюсь.

В голом сквере одетыми кажутся только ели. За Вечным огнем гостиница, кулинария. От мраморных плит веет смертельным холодом.

Неуклюжий фотограф снимает замерзшую свадьбу. Два раза запнулся о штатив. Лицо у невесты в красных пятнах. В глазах задумчивость и легкая тревога.

Развязался бант у девочки из почетного караула. Белая змейка трепещется на мартовском ветру. Языки пламени отражаются в вороненой стали автоматов.
У скамейки дымит урна.

Городок светлый, но отягощенная войной аура не дает распрямить плечи. От того и грязи по уши. Дороги трескаются через день после открытия. Градоначальники и губернаторы воруют, бегут, снова воруют и снова бегут. Красивых женщин, детей — море. На всем остальном печать забвения.

Пустынную Аллею Героев чуть оживляет раскинувшийся вернисаж. У подножия восьмиэтажки, выполненной в стиле сталинского ампира — картины, скульптуры, поделки.

Продавец у лотка с побрякушками в валенках и фуфайке на военный манер. Зеленая пуговица со звездой висит на честном слове. На рукаве наполовину оторванный шеврон.

— Зашить бы надо,— указываю на фурнитуру.

— Рот себе зашей.

В холодном волжском ветре капли реки. Плачет Волга, жалуется. Танцующий мост вцепился бетонными клешнями в костьми усеянное дно. Пляшет редко, только после взрывов на ядерном полигоне.

Царская рыба ушла, вместе с ней исчезли и сказания о китах-белугах. Измельчал браконьер, раздобрел скурмач. Гладь воды заросшая когда-то пароходами — вымерла.

По фарватеру окруженный масляным ореолом, петляет одинокий «пассажир». К берегу прибило огромную корягу. Желтыми ребрами выпирают отмели. Обмелела матушка. Издалека течет, долго.