С тобой или без тебя. Глава 24. Он умер

Всем, кажется, было понятно, что дуэль эта не могла быть продолжительной. И результат ее был очевиден.

Понимала это и Клементина. Впрочем, она замечала, кажется, больше других.
Если большинству дуэль между Мориньером и Вьенкуром представлялась только дракой двух неравносильных противников, то Клементина отмечала кое-что еще. Она видела, что Мориньер, несмотря на внешние хладнокровие и уверенность, на самом деле, далеко не спокоен. В нем, в самой глубине его, тлел огонь – он пожирал его изнутри.
Огонь этот трансформировался в глухую ярость, которая прорывалась наружу то кривой усмешкой, то тихим комментарием. Слов, которые произносил Мориньер, Клементина – да и никто другой – не разбирала. Она видела только движение его тонких губ и выражение лица Вьенкура, которое с каждым выпадом Мориньера делалось все более растерянным.

Наконец, устав бессмысленно кружить по палубе, Мориньер сделал один выпад, второй. Атаковал противника, достал Вьенкура, коснулся острием шпаги его груди.
Тут он помедлил как будто, засомневался. Доли секунды Вьенкур беспомощно смотрел в глаза Мориньеру. 
Клементине показалось, что муж ее беззвучно выругался, потом стиснул зубы, подался вперед. Проткнул Вьенкура насквозь. И изо рта побежденного потекла струйка крови.


*

Должно быть, время не всегда движется одинаково. Чем иначе можно объяснить, что все происходящее в те самые доли мгновения, прошедшие с момента, когда острие шпаги Мориньера только коснулось груди Вьенкура, и до момента, когда тот, пронзенный, упал на палубу,  Клементина успела так отчетливо разглядеть?

Она увидела гримасу отчаянья на лице Вьенкура, увидела, как отстранился, удержал руку Мориньер. Ей показалось даже, что он сейчас отведет оружие в сторону. Но Мориньер сделал обратное. Долгое поступательное движение его клинка навсегда запечатлелось в памяти Клементины. Она смотрела, не отрываясь, как укорачивалась, входя в тело Вьенкура, сталь. Кажется, Клементина успела даже разглядеть, как под давлением шпаги сминались, сплющивались кружева на его груди.

Потом, когда Вьенкур повалился на палубу, а Мориньер, и не взглянув на поверженного противника, вытащил шпагу, развернулся и направился к ней, она все пыталась распознать под привычной маской равнодушия, надетой на его лицо, снедавшие мужа страсти.

Мориньер по пути отдал шпагу двигавшемуся рядом с ним мужчине. Подошел к Клементине. Склонился к ней. Коснулся рукой глаз Фиде.
- Он умер, – сказал ровно.
Она молчала. Не двигалась. Смотрела на него снизу вверх. Он ухватил Фиде за плечи, сдвинул его тело в сторону, аккуратно опустил на палубу. Протянул ей руку.
- Поднимайтесь. Идите в каюту. Скоро я тоже приду.

*

Клементина опустила взгляд и замерла. Огромное алое пятно расползлось по юбке. Ладони ее тоже были в крови. Та запеклась, сделалась бурой, проникла под ногти. Ей показалось, Мориньер сочувственно вздохнул.
- Идите. Сейчас кто-нибудь принесет вам воды.
 Она огляделась, пытаясь понять, кого можно было бы просить о подобном одолжении. Но Мориньер нетерпеливо качнул головой.
 - Ступайте же. Я обо всем позабочусь.

Клементина подчинилась неохотно – не потому, что стремилась остаться на палубе. Напротив, ей очень хотелось укрыться от чужих глаз. Привести себя в порядок, переодеться.
Но еще больше ей хотелось избавиться от чувства потерянности, которое неожиданно охватило ее. А для этого – она сама была  удивлена, когда осознала, – ей было необходимо присутствие мужа. Поэтому, сделав пару шагов по направлению к каютам, она приостановилась, обернулась. Хотела окликнуть Мориньера, подозвать его, попросить сопровождать ее.

Но тот был уже занят. Граф де Турвиль подошел к Мориньеру, коснулся его локтя.
- Признаться, – услышала Клементина, – я думал, учитывая ваше очевидное превосходство во владении оружием, что вы сохраните Вьенкуру жизнь.

Клементина задержала дыхание – значит, не одна она полагала, что подобное решение было бы, если не справедливым, то, как минимум, милосердным.
Но Мориньер так, похоже, не считал. Он повел плечом, ответил хмуро:
- Я ничего не делаю наполовину.
Потом посмотрел на стоявшего рядом с ним мужчину:
-  К вам, господин де Турвиль, у меня тоже есть вопрос. Каким образом вам удается побеждать врагов при такой подготовке ваших воинов?

Он говорил почти грубо. И Клементина ожидала услышать столь же резкий ответ. Однако граф де Турвиль произнес спокойно:
- Господин де Вьенкур – не мой воин.
- То есть как?
- Он – член экипажа Морсини. Видите ли, лейтенант Морсини в последней битве был тяжело ранен. Мой «Турвиль» в том же бою получил несколько пробоин. Так что обоим им пришлось остаться на Сифносе – ремонтироваться и заживлять раны. Мне же передали «Морсини» в управление до той поры, пока мой собственный корабль не будет готов к выходу в море. А экипаж сформировали из двух наших с Морсини команд.

Он помолчал немного.
- Я не упрекаю вас, господин де Мориньер. Вы ни на йоту не отступили от правил. Но, возможно, вы посчитаете нужным объявить мне действительную причину вашей с Вьенкуром дуэли?
- Нет, – холодно сказал Мориньер.


*


Мориньер появился в каюте довольно скоро. К этому времени Клементина успела уже умыться и переодеться. Когда муж появился на пороге, Полин заканчивала шнуровать ей платье.
Он вошел, уселся на прикрепленный к переборке стул. Долго молча следил за ловкими движениями служанки. Когда та закончила возиться со шнуровкой и повернулась, чтобы взять на руки Мари-Франсуазу, которая мирно дремала на койке, он остановил ее.
- Займитесь упаковкой багажа, – сказал. – Через полчаса мы покидаем «Хирон».

Полин послушно взялась складывать разложенные по каюте платья госпожи. Забегала, засуетилась. Мориньер поймал ее за руку.
- Начните с вещей Мари-Франсуазы.

*

Он и сам не знал, почему именно в этот момент ему так захотелось остаться с Клементиной наедине. Ему нечего было ей сказать. Больше того, он боялся, что она станет задавать вопросы, на которые он не мог и не хотел отвечать. Имея в виду все это, ему следовало бы держаться от нее подальше.
Он же, напротив, сделал все, чтобы сократить разделяющее их расстояние.

Когда Полин вышла, закрыв за собой дверь, он протянул к Клементине руку.
- Идите сюда, – сказал тихо. – Позвольте мне подышать вами.

Она шагнула вперед, позабыв обо всем. Уткнулась носом ему в грудь.
Кровь стучала у нее в ушах. Ноги сделались ватными.
Какое-то время они так и стояли – молча, неподвижно. Потом она шевельнулась все-таки, отстранилась.
- Похоже, – улыбнулась смущенно, – вас перевязывал какой-то неумеха.

Сквозь тонкий шелк свежей рубашки – Мориньер тоже успел вымыться и переодеться – просвечивала неровно наложенная повязка.
Клементина провела рукой по торчащему на груди узлу.
Мориньер улыбнулся.
- Это делал Тибо.
- Я не знаю, кто это. 

Он вдруг понял, что все, с кем его жена была знакома в Марселе, в самом деле остались на берегу.
Те же, что теперь сопровождали их в путешествии, до самого их отъезда укрывались в доме Мари. И она, конечно, никого из них прежде не видела. А еще он подумал, что, возможно, ему и не стоит представлять ей своих людей. Какой в этом смысл, если через пару дней они расстанутся, чтобы встретиться… Бог знает, когда они снова увидятся.

У него вдруг заболело сердце.
Чтобы побыстрее справиться с навалившейся слабостью, он отодвинулся немного, отстранился.
 Сказал сдержанно:
- Тибо – матрос. И ему, действительно, никогда не приходилось заниматься врачеванием.
- Неужели среди ваших людей нет лекаря?
- Теперь нет.

Клементина уставилась на него в недоумении. Потом, сообразив наконец, прошептала стесненно:
- Так Фиде был лекарем?
Он промолчал – ответ представлялся ему очевидным.

Клементина с трудом справилась со смущением.
- Как бы там ни было… Вам следует позаботиться теперь о себе.
- Каким образом?
- Нужно аккуратнее перевязать ваши прежние раны и обработать ожоги. Последние, должно быть, причиняют вам неудобства.
- Не так уж.
- И все-таки.
Она снова подошла к нему. Коснулась кожи у самого выреза его рубашки.
- Позвольте мне…

Линия его губ смягчилась. Он заглянул ей в глаза.
- Я совсем забыл об этом вашем умении.
 
*

Да, он шел к ней за этим – за теплом, исходящим от нее, за ее улыбкой, за нежностью ее пальцев. Он не мог рассчитывать на то, что получит то, в чем нуждается. Но, видимо, надеялся – раз все-таки, несмотря на недостаток времени и неуверенность в правильности своих действий, оказался теперь тут, рядом с ней.
 
Пока Клементина помогала ему освободиться от рубашки, пока разматывала только что наложенную Тибо повязку, он стоял, раскинув руки по сторонам. Едва заметно улыбался.
Разворачивая тканевый кокон, в который он был завернут, Клементина обхватывала его, обнимала, то приближалась к нему, то отодвигалась. Скручивала тканевую полосу в рулон, прижимала ее к боку локтем.
А он боролся с искушением удержать ее, прижать к себе. Просто остановиться, замереть, ни о чем не помнить и никуда не спешить.

Он думал о том, как мало у них осталось времени, которое они могли бы провести вместе. И как скоро ему придется выдержать самую сложную в этой его новой жизни битву.
Мориньер понимал: как только он объявит своей жене о том, что она остается в Риме, до самого их расставания ему больше не будет покоя. Все оставшееся время ему придется держать оборону, выслушивать гневные монологи  и убеждать ее в своей правоте, в верности принятого им решения.
Он знал, что вряд ли будет услышан. И ему очень хотелось как можно дольше сохранить хотя бы это подобие мира, которое царило теперь между ними.

Мориньер смотрел на Клементину, любовался ею – она была так сосредоточена, так поглощена своим делом. А он думал: как было бы хорошо, если бы он мог бросить все к чертям собачьим. Уехать с Клементиной в Бреве. Устроиться, поселиться там. Растить детей.
Он все-таки не удержался, обхватил одной рукой Клементину за талию. Прижался губами к ее лбу, к самой границе роста волос. Задышал жаром.
Она оттолкнула его, засмеялась.
- Не мешайте мне, сударь.

*

 Ему следовало раньше понять, что семейная жизнь – не для него. Не потому, что он плох, не потому, что не способен быть хорошим мужем.
Просто человек вроде него может посвятить себя только чему-то одному: либо семье, дому, своей земле; либо делу, которому служит. Как ни старайся, что-то из этого непременно окажется на втором месте.
Но само по себе это еще можно было как-то поправить. Хуже этого было только то, что его приверженность делу неизбежно ставила под удар тех, кто был с ним рядом.

Он вдруг рассердился на себя – так рассердился, что ему потребовалось усилие, чтобы этот нахлынувший на него гнев не стал заметен.
Мало ему было Камиллы! Неужели недостаточно одного раза, чтобы убедиться, что он не в состоянии обеспечить безопасность своих близких. Просто не в состоянии.
Его вдруг охватил такой страх, что он прикрыл глаза, стиснул зубы.

Сказал себе мысленно, стараясь выровнять сбившееся дыхание: он исправит все. Он сделает так, чтобы она ни в чем не нуждалась и никогда ничего не боялась.

*

Когда Клементина освободила, наконец, его от повязки и замерла, разглядывая так пугавшие ее недавно порезы, он заговорил.
- Сейчас, как только вещи будут собраны, мы перейдем на борт «Морсини».
- Зачем?
Клементина не отвела взгляда от его груди. И Мориньеру даже показалось, что она не очень-то расслышала то, что он сказал. Он подумал в этот момент: если бы это было так, это было бы ему даже на руку.
- Вы должны были заметить, – продолжил, – что при пожаре пострадала оснастка «Хирона». Чтобы это исправить, потребуется время.

Тут она наконец взглянула ему в лицо.
- И что же мы будем теперь делать?
Он подумал, прежде чем отвечать.

- Я все равно планировал на некоторое время задержаться в Риме, – сказал осторожно. – Капитан де Турвиль любезно предложил нам свою помощь. И я счел правильным его предложение принять.
Она молчала. На этот раз внимательно на него смотрела.
- «Хирон» направится туда же?
- Да. Но на «Морсини» мы скорее доберемся до места назначения. У вас будет больше времени для отдыха.
- Я не чувствую себя усталой и вполне могу вытерпеть несколько лишних часов пути.
- Я не спрашиваю сейчас вашего мнения, Клементина, – он принужденно улыбнулся, смягчая улыбкой жесткость слов. – Я просто информирую вас.   
- В самом деле? – вдруг разозлилась она. – Напрасно. Вы вполне могли бы им и поинтересоваться!

Эта бурная ее реакция смутила Клементину, но, кажется, совсем не удивила Мориньера. Тот был готов к подобной вспышке.
Он повернулся так, чтобы ей было удобнее накладывать повязку. Одновременно заговорил – ровным, отстраненным тоном.
- Сердце мое, вам следует смириться с тем, что не всякое свое решение я готов обсуждать. Мне хотелось бы, чтобы вы понимали: я настаиваю на своем не потому, что мне хочется вас унизить. Но потому, что по ряду причин вернее оцениваю ситуацию. Не сомневайтесь, я осознаю, что вы можете быть со мной не согласны. Но в некоторых случаях это не имеет значения. При всем моем к вашему мнению уважении.

Он  вдруг сделался далеким и чужим.
Она захотела это исправить.  Коснулась ладонью его щеки.

- Что случилось? – спросила. – Что еще случилось, кроме смерти вашего лекаря и этой проклятой дуэли?
- Ничего.
- Вы жалеете о том, что убили Вьенкура?
- Я ни о чем не жалею, – ответил он резко.
- Неужели? – не удержалась Клементина.
Он взглянул на нее коротко.
После заметной паузы ответил глухо:
- Можете мне поверить.