Дон Жуан и Золушка играют в догонялки гл. 11

Глава 11
Девушка в тельняшке и  простыне с сердечками

Он едва удержался, чтобы не засмеяться. В мочалку она одета не была. Но выглядела экзотично. Полотенце, то  самое,  из ванной, средних размеров, было намотано на её голову. А вся Крошка Матрёна была одета… Вроде как одета… Ну, если в простыню можно одеться, то, значит, Крошка Матрёна была одета в простыню. Бледно-розовую с тёмно-розовыми сердечками разного размера. Простыня  оставляла открытыми только кисти рук, ну, и голову.

Красное после ванны лицо покраснело ещё больше, когда он появился на пороге кухни. Слегка уставшие от спанья глаза смотрели стеснительно.
-Приятного аппетита, - сразу нашёлся он. – Я не помешаю. Тоже молочка попью.
Так и сказал. «Молочка попью».
Ворох с розовыми сердечками промолчал. Она так и сидела, держа над чашкой в правой руке кусок хлеба, с которого в чашку капало молоко. И молчала.
-Выспалась? – спросил он, стараясь не смотреть на неё и лишний раз не смущать.
-Да.

Надо же! Одно слово, и такое коротенькое, а он обрадовался. Разговорилась! Просто болтушка!
-Ещё что-нибудь будешь? Яичницу тебе пожарить? С помидорчиками и укропом?
Она поморгала глазами, поколебалась и произнесла:
-Пожарить. Только без помидоров.

Он стоял около плиты, не решаясь оглянуться, чтобы не смущать её. Мысленно   представлял, какая она, там, под простынью. А почему бы и не думать об этом? Он всё-таки мужчина. Было бы удивительно, если бы он о ней не думал. За спиной послышались звуки возни, и Крошка Матрёна произнесла:
-Ничего, если я сюда простыню положу?

Очередное яйцо не попало на сковородку. Упало рядом,  смайликом распластавшись на плитке, но Палыч этого не заметил. Он даже не оглянулся. Согнул шею, пригнул голову и как-то украдкой глянул назад. И выдохнул. На ней были надеты его тельняшка с длинными рукавами и шорты. Скорее всего, она хорошо затянула поясок у шортов, и они с неё не спадали. Тельняшка получилась свободного покроя. Вроде платьица. Полотенце и простыня лежали на соседнем стуле.

Он прокашлялся, убрал с плитки  яйцо, пролетевшее мимо сковородки, и сказал:
-Режь пока овощи на салат.
Довольно шустро она порезала огурцы и помидоры, перец и фиолетовый лук.

-Это ничего, что я надела эти вещи? – спросила она. – Я в шкафу их нашла. Я не знала, как поступить, а Вы спали.
-Нормально, - бодрым голосом произнёс он. А что он ещё мог сказать?
-А чья это квартира?
-Моя.
-А кто тут ещё живёт?
-Никто. Я один.
-А там женские вещи. В той комнате, где я… Где Вы меня поселили.

Он лихорадочно стало вспоминать, какие это могут быть «женские вещи» . Потом с облегчением вспомнил.
-Это мамины вещи. У них в квартире трубы меняли. Она здесь жила неделю. А папа в то время в командировке был.

Доложил. Расположил к себе. Рассказал, что у него есть папа и мама. Сейчас она примется о них расспрашивать, и он спросит об её родителях. Он ошибся. Она не спросила его о родителях.

Наконец, Палыч поставил красивую яичницу на стол. Как она и просила, без помидоров. Посыпал укропом. Открыл холодильник и достал того и сего. Стол смотрелся неплохо. Ну, не как банкетный. Выглядело так, будто мужики выпить приготовились, закуски собрали, а бутылку забыли поставить на стол. Колбаска, сыр, салат из свежих овощей. Даже икра. Красная. В литровой банке. Он из банки в мисочку сразу отложил. Не в банку же с ложкой лезть. Этикет, ити его. Хотя он любил есть икру из банки.

По ней было видно, что она проголодалась. Сначала она просто метала в рот всё, что Палыч подкладывал ей в тарелочку, потом притормозила.
-Вкусно? – спросил Палыч.
-Вкусно. А можно спросить?
-Спроси.
- Извините, Вы спали, и я сама в шкаф в той комнате залезла. Вы не думайте, я там ничего не взяла, кроме вот этой простыни и одежды переодеться. Там корзинка лежит. С вязанием. Это Ваша мама вяжет?

-Ну, вяжет – это громко сказано. Пока учится. Говорит, что надо научиться, внукам вязать носочки будет.
Ага, про внуков сказанул. Будто проболтался. Что она скажет?
-Везёт Вашим детям. Бабушка вязать им всё будет.
Он отложил вилку в сторону:
-Каким детям?

-Ну, Вы сказали, она внукам вязать носочки будет.
-Нет у меня детей… он не договорил.
-Сегодня нет, завтра будут, - очень мудро произнесла она, не дав Палычу возможности что-либо добавить. И тут же завершила тему детей: - А можно, я это вязание возьму, повяжу немного.

-Ты что, вязать можешь?
-Учусь. У меня тоже будут дети, а я им  красивые вещи буду вязать.

Она говорила, а сама опять что-то ела, доставала из тарелочек, и с интересом рассматривала содержимое стола. Ему вдруг захотелось заиметь совместных детей. Нет, не сейчас, не сразу. Позже. Но чтобы это были их совместные дети. А носочки им пусть бабушка вяжет. Его мама. А то поднадоела она ему с вопросами о том, когда же бабушкой станет.  Чужих детей врачу-педиатру мало.

-Ну, так как? – спросила Крошка Матрёна, лохматой нерасчёсанной головой напоминающая огородное пугало.
-Ты о чём, - растерялся он.
-О вязании. Там спицы, шерсть, всё есть.
-А-а-а! Это… Бери, учись.
-Спасибо. Я там пульт нашла. Можно, я телевизор буду смотреть, я Вам не помешаю.

Он смотрел на неё и не мог понять причину её болтливости. На всякий случай поднялся, открыл холодильник и посмотрел на бутылки. Обе бутылки не откупоривались. Он задумался. Вернулся и сел на своё место. И понял. Она такая и есть. Общительная, непосредственная, искренняя. Просто она раньше чего-то боялась, а здесь не боится. Может, таблеточка Серёгина помогла? Плюс хорошую службу сыграл ужин. Она наелась, и её слегка «развезло», как обычно бывает после голодания. А она не ела, по крайней мере, сутки, если не больше. Только чаю попила с Маргаритой Николаевной в больнице.

-А я долго здесь буду, - опять спросила она, что-то накладывая в рот.
-Ты имеешь в виду здесь, в квартире, - на всякий случай переспросил Палыч.
-Ну, да.

Он  подумал, как бы она отнеслась, если бы он предложил ей остаться здесь навсегда. Вечерами они сидели бы ужинали вот так же, как сейчас. А его мама научится вязать  их детям носочки.

-Коли ты подняла эту тему, я тебе хочу сказать следующее. Нам важно знать, кто ты и зачем попала на частную территорию. Когда мы это узнаем, ты сможешь уйти отсюда.

Она вытаращила глаза:
-Мне что, нельзя отсюда выходить?
Он поколебался, но твёрдо ответил:
-Нет. Считай, я приставлен тебя сторожить. А что тебя смущает? У тебя какие-то серьёзные проблемы. А здесь проблем нет.

Она замерла и уставилась на него, почти не моргая. Потом спросила:
-Я не хочу говорить Вам, кто я такая. Но всё равно Вам спасибо. Мне, правда, сейчас некуда идти. Пока некуда. Вы не думайте, я у Вас ничего не украду.
Он засмеялся. Она даже не улыбнулась. И он резко оборвал смех.

-Это меня радует. Если тебе что-то нужно, напиши, - он достал из шкафчика блокнот и ручку. – Я завтра с утра поеду и куплю. Кстати, я там в ванной другую верёвочку повесил, покрепче. И прищепки с лоджии принесу.

Она покраснела.
-Извините. Вы спали, я думала, что до утра не проснётесь, поэтому и повесила бельё в ванной. Я сейчас всё уберу.
-Можешь не убирать, - сказал он великодушно, - не в комнате же  развешивать будешь. Пусть сохнет в ванной. Ну, пиши.

Она задумалась, покраснела, отвела глаза в сторону, смешно поморгала ими. И  написала. Одну строчку. Протянула ему листок и отвернулась, рассматривая что-то невидимое на стене.

Он посмотрел на листок и покраснел. Потом выдавил из себя:
-Тоже голубенькие?
-На Ваш вкус, - явно машинально ответила она. Повернулась к нему, выпучив глаза, и сказала: - Извините, вырвалось. Я не могу… Без сменки… А больше ничего не надо. Обойдусь. Поняли? Ничего. Если что-нибудь лишнее купите, я не возьму. И ещё. На мои деньги купите. Те, которые у меня отобрали. Дорогие не покупайте. Можно, я сама со стола уберу?

Он даже  не понял последнюю произнесённую ею фразу.
-Что? – спросил он.
-Можно, я сама со стола уберу?
Пока она убирала со стола, он вышел и вернулся с плейером в руках.
-Музыку любишь, - спросил Палыч.
-А у Вас какая?
-Там разная. Посмотришь.
-Спасибо. Я пошла спать.
-Иди. Спокойной ночи. Там в шкафу мамины вещи есть. Посмотри, может, что-то тебе подойдёт.
И она ушла. Зашла сначала в ванную, потом в комнатку. Закрыла за собой плотно дверь. Через минуту в комнате тихо забормотал телевизор.

А ему не хотелось уходить с кухни. Он смотрел, как она сложила мытую посуду на мойку. Как положила кухонное полотенце. Всё было не так, как привык делать он. И ему так захотелось, чтобы так, непривычно для него, теперь было всегда. И она всегда была в этой квартире. Крошка Матрёна. Девушка, о которой он не знал ничего. За исключением того, что у неё какие-то серьёзные проблемы, о которых она не хочет ему говорить.

Перед уходом к себе он зашёл в ванную. Бельё так и висело на верёвочке. За исключением одной вещи. Голубенькой. Кружевной.  Он  тихо засмеялся и пошёл к себе.

А черед пятнадцать минут ему позвонили. Нашли видеозапись, датированную началом сентября, на которой была она. Около дома. Того самого дома, на территорию которого она залезла. Через пять минут он просматривал эту запись на своём ноутбуке.

Продолжение следует.

http://www.proza.ru/2016/03/16/1527