Страшно знакомый мир - гл. 2

Весь тот мрачный день леди Мария Лайн провела в ожидании своего супруга, ушедшего ещё на рассвете в соседнюю деревню. Он был простым солдатом, который выполнял роль связующего между двумя деревнями по разные стороны реки. В прошлую ночь жители соседней деревни вновь жаловались на страшные, леденящие душу завывания людей, которые доносились со стороны кладбища, до неприличия возросшего в последние несколько лет. Людей беспощадно косила неведомая сила, они покидали этот мир целыми семьями, нередко при этом лишаясь рассудка пред падением в бездонные объятия смерти. Ни один из живущих и ещё не лишившихся ума не решался разведать, что же за страшную тайну хранят в себе почерневшие от времени и частых дождей надгробные плиты. Это должно быть нечто злое и кровавое, это должно быть нечто, леденящее душу – точно такое же, как и душераздирающие крики с кладбища, рвущие тишину ночи в дни, когда свет луны касается мокрой земли.
Никто так и не узнал за последние несколько недель, жив ли ещё старик, что однажды отважился стать хранителем погоста – один лишь вид на стремительно растущее кладбище отбивал всякое желание идти туда. В те дни, когда кажущиеся бесконечными дожди утихали и лёгкий, едва заметный пар чуть приподнимался над землёй, скрывая под собой могилы, взгляд жителей деревни мог уловить слабый свет в окнах небольшого покосившегося дома в лесу. Именно там, в самой глубине кладбища, жил его хранитель. Но стоило лишь дождям вновь зазвенеть по ещё не просохшей земле, как дом старика скрывался от глаз плотной пеленой льющейся с небес холодной воды.
С наступлением темноты обе деревни сковывало давящее чувство страха и отчаяния. В этих условиях главы деревень призвали жителей не покидать своих домов без особой на то необходимости. Но некоторым жителям – таким, как супруг леди Марии Лайн – приходилось это делать по долгу службы. Он, вместе с тремя другими солдатами, был призван охранять эти места от грабителей. Один из них героически пал, спасая семью от налётчиков, и в деревне теперь живёт молчаливая вдова и не менее молчаливая дочь. Второй из них, бывший в компании защитников деревни самым добрым и весёлым, погиб при загадочных обстоятельствах несколько недель назад во время ночного обхода границ кладбища. Годом ранее скончалась его горячо любимая супруга, и некоторые в деревне говорят, будто дух её унёс солдата в мир иной, не в силах терпеть разлуки. Теперь защитников деревень оставалось всего лишь двое – Теодор Лайн и Ланс Кеттер. И оба они не вернулись с ночного обхода границ кладбища.
Всю ночь леди Мария Лайн не сомкнула глаз в ожидании мужа – шёл уже второй день с того момента, когда он должен был вернуться домой. К вечеру этого дня он, к величайшему счастью супруги, вернулся. Теодор Лайн – вернулся! Как же она была рада увидеть его, прильнуть к плечу, смочив его слезами радости о закончившейся разлуке!
Теодор Лайн более никогда не станет прежним. В ту ночь он потерял верного боевого товарища, собственными руками пронзив его мечом. Свет луны струился с неба, растекаясь по земле, звенели по надгробным плитам капли ледяного дождя, и в глубинах кладбища, средь крестов и редкого, но пышного кустарника чудилось движение. И Теодор, и Ланс помнили, чем оборачивается подобное движение – слишком ясно перед глазами стояла картина гибели второго солдата. Слишком ясно оба они помнили, как дух его супруги выпивал из него душу, и слишком ясно они помнили, как вонзали мечи в его стремительно иссыхающее тело. Оба солдата понимали, что шум и промедление непременно повлекут за собой скорую гибель.
- Возвращаемся, - не без тревоги в голосе промолвил Теодор, направившись обратно к деревне.
- Постой, дружище… - безразличным тоном ответил Ланс, замерев на месте. Теодор обернулся, и его сковало стойкое чувство холодного ужаса. Ланс стоял на месте и водил руками пред собой, будто был слепым. В этот момент облака на небе рассеялись, и взору открылось лицо его товарища, на которое упал мягкий лунный свет. Глаза его обратились в два кровавых пятна, и по лицу, вместо слёз, струилась кровь. Позади него кружилась серая тень, сливавшаяся с редким туманом. Тень приближалась и отдалялась, будто бы прыгала вперёд и назад, но каждое такое приближение оборачивалось для Ланса криком боли и новой кровоточащей раной. Теодор вглядывался в происходящее, и ужас его крепчал – пробуждённый дух с кладбища выныривал из тумана, возникая ровно за спиной Ланса, откусывал от него небольшую часть, и тут же опускался к земле, отползая назад.
Теодор сумел взять себя в руки, и в голове его созрело единственно верное решение. Не отводя взгляда от происходящего и собрав волю в кулак, он вытащил из-за спины меч…
Крики оборвались сухим звуком вошедшего в плоть острого металла. Теодор спешно убрал меч и отшагнул назад, и в тот же миг могильный дух навис над погибшим товарищем Теодора. Сейчас, при свете луны, весьма и весьма ясно проявлялись очертания духа – это была девушка необычайно сухого телосложения, с длинными чёрными когтями вместо пальцев рук. Лицо её уже не было человеческим – глаза были бесцветными, как пролежавший десяток лет в воде осколок стекла, а вместо привычного человеческого рта была широкая пасть с длинными острыми зубами. Вероятно, ей в голову пришёлся удар топором, который и вызвал такое преображение рта. На ней были остатки старого платья – корсет, всё ещё сохранявший узлы, и потерявшая форму нижняя часть, уже вовсе не пышная, а сжавшаяся. Так обычно увядают розы в саду, склонив головы бутонов – пышные когда-то, они становятся не более, чем безвольно висящим скоплением помутневших лепестков. В некоторых местах платье было разорвано, как будто тело этой несчастной не раз сбрасывали с обрыва. На запястьях и шее сохранились остатки верёвок – вероятно, её пытали, а затем повесили. Сохранились и волосы – серо-чёрные космы свисали до плеч девушки.
Этот дух, изрядно напившись крови боевого товарища Теодора, недвижно висел над бездыханным телом. Облака заслонили лунный свет, и в наступившей тьме Теодор смог различить лишь то, как тело его товарища уносит в туман неведомая злая сила. Обтерев кровь с меча о подол своего плаща, Теодор убрал меч за спину и спешно покинул место гибели своего товарища.
Леди Мария Лайн безуспешно старалась выудить хоть слово из своего супруга о той злополучной ночи, но так и не добилась успеха. Тогда глава деревни вызвал Теодора  к себе, чтобы лично выяснить хоть крохи о том, как погиб Ланс Кеттер. Теодор, придя к старцу, говорил лишь о том, что эти места прокляты, что их терзает нечистая сила, что необходимо покинуть эти земли. Старец не мог согласиться со всем, о чём молвил ему солдат – народ погибал, стремительно росло кладбище, но перекладывать всю вину на злые силы старец не решался.
- Послушай, солдат… Если это болезнь, то нашим долгом становится медленное увядание в этих краях. Мы не можем заражать других людей.
- Вы правы, старейшина. Но можете ли Вы предположить мою правоту? Что нам следует делать при таком исходе событий?
- Я подумаю ночь, и сообщу Вам поутру. Ступайте, солдат.
Ночь опустилась с невероятной скоростью, за мгновения скрыв под тёмным одеялом обе деревни и помутневшие воды реки меж ними. Небо было чистым, и свет луны мягко опускался на влажные крыши домов, на землю, играл отражениями на чуть встревоженной глади реки. Старец, не оставляя раздумий, сел на берегу реки, бесцельно глядя в мутные воды.
- Ты была другой, моя Луиза… - шептал он. – Ты никогда не брала наших жителей себе в плен… Ты не окрашивала эти земли кровью… - старец прекратил говорить, поднялся, направив взор к луне, срывая при этом с шеи тонкую верёвку, на которой был серебряный кленовый лист. – Так почто же ты убиваешь меня и детей моих?! – вскричал он, бросив украшение в мутные воды. В это же мгновение из глубин реки донёсся недовольный стон, послышались столь же недовольные чем-то плески воды. Старец в ужасе отпрянул от воды, увидев в ней проявившееся лицо своей покойной супруги.
Позже выяснилось, что солдат Теодор весь тот день следил за старцем, и проследовал за ним к берегу реки. Когда старик отпрянул от разгневанных вод, Теодор поймал его, не дав упасть. Несомненно, солдат расспросил бы старца о том, с кем он говорил, кто же та самая Луиза, если бы из воды не вышла уже изрядно поеденная водой и временем утопленница, сжимающая в правой руке то самое украшение, что старик бросил в воду. Она была бело-синей, как и подобает утопленнику, на некоторых открытых глазу участках тела виделась мелкая водная поросль, точно такая же, что обильно покрывала и её строгое, но при этом в меру пышное платье, сохранившее ещё каким-то чудом свой объём. Лицо Луизы казалось лицом каменной статуи, ибо оно не выражало никаких эмоций, и цветом было под стать статуе. Никто не смог бы сказать, куда она смотрит, так как глаза её были мутными, и в них не виделось зрачка. Волосы утопленницы, ещё хранившие остатки цвета, были аккуратно собраны сзади в причёску, которая держалась большой деревянной спицей с драгоценными камнями – разумеется, изрядно потерявшими цвет.  Она поднималась из воды на берег, и на руках её пальцы стремительно сменялись на длинные острые чёрные когти.
- Сын мой… - старик умоляюще посмотрел на Теодора. – Ежели появится у тебя дочь, назови её…
Речь старика оборвали вонзившиеся в него когти Луизы. Утопленница подняла уже бездыханное тело когтями, которыми завершались её с виду хрупкие, но на деле невероятно сильные руки, и унесла его за собой в мутные холодные воды реки, что-то при этом прошипев на языке старых жителей этих мест.
- Луиза, - промолвил в сторону реки Теодор, разобрав в том непонятном звуке Луизы её имя.
Утром следующего дня оставшееся в живых население обеих деревень спешно собрало самые необходимые вещи и покинуло эти края. Путники, проезжавшие мимо этих чёрных мест годами позже, отмечали их поразительную особенность – порой им казалось, что никто и не уезжал. Однако всё преображалось с наступлением темноты. Светлые, чистые воды реки чернели и проявляли скрытых в себе утопленников, покинутые дома покрывались чёрным налётом и в них загорался свет, а холодные ветра приносили со стороны кладбища жуткое дыхание смерти и запахи разложения.
Супруги Лайн поселились в деревне за несколько сот миль от прежней, наладили быт, завели тесное общение с жившей по соседству счастливой семьёй. Несколько позже у Теодора и леди Марии родилась дочь, которую, помня случай у реки, Теодор попросил назвать Луизой. Он чувствовал, что часть энергии устремилась за ним во след, когда он с супругой покидал прошлое место жительства, и чувствовал, что рождение дочери ослабило эту энергию. Теодор знал, что вечным это равновесие сил быть не сможет, и что рано или поздно древнее проклятие доберётся и до этой деревни, погубит её, сделает последним пристанищем для него самого.