Муха

   Я не люблю мух. Но не всех огульно. Вот например к мухе цеце я полностью равнодушен. А может быть даже полюбил бы такое экзотическое пернатое, помести меня на его африканскую родину. И хоть это слишком затратный и хлопотный эксперимент, я соглашусь во имя любви и науки. Осталось лишь подыскать инвестора.
   Почему я такой покладистый и жертвенный? – Из-за нерастраченной любви. Потому что я не люблю своих отечественных мух. Потому что я лежу потный в жаркой комнате, укрывшись с головой. Мое тело надежно защищено простыней от щекотливой поступи волосатых лапок. Я снова засыпаю… А вот и нет! Я полагаю, а муха располагает.
   Она располагает маленьким кусочком мизинца моей правой ноги размером в несколько квадратных миллиметров. Ей достаточно такого аэродрома. Она нашла его своим чутким радаром среди несъедобных хлопчатобумажных барханов моего покрывала. Жаль, что не моль. Таким блюдом ее не отвлечешь.
   Зато немытый мизинец источает аппетитный завтрак. Интересно, а если бы с вечера помыл ноги?.. Ну тогда бы зоркая муха его не почуяла, а увидела. Надо было палец отрезать и положить на видное место, чтобы насекомое обожралось и треснуло по всей длине своего волосатого фюзеляжа. Вдобавок, сэкономил бы еще на мыле. 
   Такое вероломное членовредительство не виделось чрезмерным и гротескным, потому что зловредное насекомое начало исследовать чувственный мизинец. Никогда бы не подумал, что он настолько боится щекоток. Ну почему этот ничтожный лоскуток мозоли норовит разбудить целого хозяина? Заскучал на периферии, повод левый нашел? Или испугался?
   Хотя, не надо быть ясновидящим, чтобы понять, что подлая муха сейчас энергично потирает передние лапки, словно у нее зародился далеко идущий коварный план. Тут уж пора убояться не только маленькому мизинцу. Он просто меня предупреждает о том, что я буду следующим.
   А может пронесет? – Я очень хочу спать. Тем более, у меня есть еще один мизинец. Жри, заслужила упорная! Хорошо что не помыл, может отравишься.

   В воздухе стоял плотный духан от вареного супа. Настолько густой, что сложно определить точное расположение его автора. Так забористо парит вчерашний, слегка забродивший пот. Или бульон, если говорить на местном мушином наречии.
   Сосет под ложечкой, или под яйцами, что плотными бочатами устроились в брюшке на пассажирских креслах, готовых незамедлительно десантироваться в жидкую окружающую действительность, как только жирный бульон наполнит их желточные пузыри. Что-то вроде любезно предлагающей стюардессы: – «Вам мяса или курицы?.. Ах нет, извините, сегодня только человечинка. Вчерашняя». 
   Сонные яйца снисходительно кивают, сладко потягиваясь и раскрывая на коленях компактные столики. Мамочка сейчас развезет на тележке летный завтрак. Вот только бы определить, откуда так сладко смердит? Фасеточные зенки начинают судорожно складывать разрозненную мозаику.
   А вот например Малевич, не загонялся, и рисовал как видел. Есть, что ли не хотел? Хотя нет, все же заставил человечинку взглянуть на мир глазами мухи. Ну, вроде как увидеть жертву глазами хищника… Шпион он, и подлый предатель! Получил свои тридцать серебреников и политическое убежище в статусе человека. 
   Если бы муха не вдавалась в суть вещей, и писала по холсту как видела, то какая-нибудь провинциальная выставка художеств пополнилась бы наверное… Ну скажем – «Белым квадратом», в одном из углов которого, чужеродной аппликацией выступал бы банальный и пошлый мизинец. Такой аппетитный и смачный, словно жареная отливающая жиром сарделька на решетке барбекю. Хотя, не вижу здесь ничего особенного чужеродного, все в духе пресловутого Малевича или скажем, Кандинского.
   А почему спросите, квадрат белый? – Такой оказалась простынь, а была бы черной – был бы плагиат на «Черный квадрат» от признанного классика. Кто знает, ведь в бытность Казимира Малевича не было современных стиральных машин и отбеливающих порошков. Какие времена, такие и картины. «Бытие определяет искусство» – можно и так извратить в духе авангардизма, другого известного классика. 
   Но думается, что «Белый квадрат» никогда не дойдет до своего почитателя, ведь мухе необходимо срочно кормить свои яйца, и масло с холста будет сожрано еще до признания его шедевром. А может быть эти поеды наоборот придадут пикантности и ценности? Не иначе, так и есть. Возможно я походя открыл секрет технологии всея авангардистов. Не зря на их творениях, все так запутано и запущено. Мухами.         
   Чуткие тепловизоры обрисовали громоздкий контур, эластичные вибриссы уловили обширные поползновения загрязненных атмосферных масс от источника. Методом исключения, зрительные ганглии отфотошопили белый фон на тысячах фасет, заострив фокус на желтоватом пятне, который на расхожем человеческом языке звучал неухоженной сухой мозолью. А для мухи жужжал коротко – завтрак. Отвратительно!.. Ну да, не перебивайте мухе аппетит. Или она переключится на ваш завтрак, прямо с моей немытой мозоли.
   Это писать долго, читать быстрее, а спикировать с постных обоев на жирный мизинец, не дольше, чем прямо на этой строчке в досаде закончить читать душевные изливы ненасытного обжоры и его непомерно разговорчивого блюда… Дочитали? – За это время муха бы уже наелась, и даже отложила личинки в ваш остывающий завтрак… Теперь понимаете, почему нельзя читать за приемом пищи? – Да, да, можно случайно проглотить лишнее число калорий и нежелательно поправиться.
   А вообще то, речь была об абстрактной скорости обработки информации, принятии решений и дальнейшей их качественной реализации. Ну да, у мухи нет времени на философию, ведь жизнь мерится считанными неделями. И заметьте, все это работает на нафталиновом отечественном оборудовании. Редкий случай, когда наши доморощенные узлы и агрегаты не уступают зарубежным аналогам с родины какого-нибудь Боинга или Аэробуса.
   Никчемная и ничтожная, но очень качественно выполненная отечественная нано-тварь, не захотела ограничиваться бесчувственной мозолью на тыльной части мизинца. Ее досужая попа решила поискать приключений на темной стороне, вкусить запретный плод в виде нежной и мягкой подушечки… А вот хрен тебе, и там мозоль, съела!... А-а-а, гадина, разыскала-таки эрогенную зону своим настырным лижуще-сосущим аппаратом.               
   Пришлось проснуться и отдернуть ногу, неистово успокаивая между пальцами раздраконенную точку «G»… Вот где она таилась, а ученые все безуспешно ищут. Правда на женщинах… Озадачьте мух, те мигом найдут. Даже на мозолях. А если и не найдут, то заново откроют.   
   Почти проснулся, но еще не безнадежно. Из-за духоты пришлось оставить в простыне маленькое дыхальце, размером со свой личный лижуще-сосущий аппарат. Спасительная хроническая усталость начала медленно отвоевывать меня у мухи. Разноцветным калейдоскопом поплыли экзотические пейзажи – бегемоты, баобабы, мухи… мух нет…

– Есть! – потер на кружевных обоях свои маленькие лапки летающий паразит, высматривая переливающимися фасетами прорехи в обороне несговорчивого завтрака. В толще горного массива, сложенного из складчатой ветоши, пульсирующей струей бил фонтан горячего воздуха.
   Сущий пустяк для глаза мухи определить температурные границы преломления света в воздухе. Все равно, что человеку заметить теплые испарения от раскаленного на солнце асфальта, только в цвете.
   Загудели крылья, жужжальца установили нужный угол атаки – малый разведывательный круг перед заманчивым тоннелем, и все шесть лапок с разгону прилипли к чему-то гладкому и холодцовому.
   Муха могла бы дать большую фору иному импортному Спайдермену, тем более что тот киношный, а она настоящая. Вот Она. Маленькие плоские диски на каждой из тысячи ворсинок надежно приклеивали лапки с помощью липкого жира, но тут же, без промедления могли отлипнуть, как скотч, который достаточно отдернуть в сторону.
   Эх, залезть бы вглубь самого источника, в эти самые пещеры, влажные и теплые. Разложить там семерых по лавкам, обеспечив им сытое счастливое детство.
– А ну, выбирайте ясельную группу – правую или левую? Вот только проберусь через этот густой нестриженный терновник… Что, много на таджикском садовнике сэкономили, жлобы? На яйцах экономите!.. – справедливо упрекала муха местное ЖКХ, пробираясь сквозь частокол волосинок в моем носу. 

   Бегемоты, баобабы, бабы… Баб нет, их разогнали мухи… Безусловный рефлекс сработал на славу, моя пятерня с размаху прилетела в раздраженный нос. Да так, что во рту поселился железный привкус крови. Обнаружена еще одна точка «G». Бесстрастно и дисциплинированно забиваем ее в анатомический навигатор.
   Преисполненный досады, мой горловой контрабас исполнил арию леденящего тигриного рыка, прямо из оборванного сна, где на берегах лазурного Баунти, я только что повелевал в ранге Царя зверей. И мухами, в том числе, кажется. Или нет, может у них свой бог? А может быть эта приходила на поклон?
   Снова пытаюсь уйти к морю, но задыхаюсь под покрывалом. Что делать, в разгар сезона в тропиках должно быть душно.               
   Мысленно кручу пальцами регулятор кондиционера…

   Миниатюрные телескопы мгновенно засекают движение… Из развалов белья показалось несколько продолговатых предметов.
   Если бы муха обитала в школе, ну скажем в кабинете математики, то она бы точно сосчитала – три штуки. Но, не свезло, и поэтому, только несколько.
   Предметы были похожи на личинки-опарыши, такие же вытянутые и проворные. Именно этими личинками человеческая гора нередко играла с мухой. Ну, вроде как пыталась защемить ее, что ли? Ну очень уж неуклюже, что даже неинтересно. Но сейчас, кажется, они пытались включить кондиционер…
– Которого здесь отродясь не водилось! – обидно съехидничала муха.   
   При ближайшей пальпации и обнюхивании, оказалось, что человеческие личинки недавно посещали те самые пещеры, где мухе давеча не дали десантировать собственное потомство. Наверное, только что вылупились.
   Конечно, маленький всегда уступает дорогу большому, джунгли и никакого социального государства.
   Еще пахло чем-то вредным, отчего муха слегка прибалдела… Ей бы прямиком лететь к своему онкологу и рентгенологу, но дремучая невежда, помимо кабинета математики, также никогда не обсиживала школьную доску русского языка и литературы, а ведь рядом с этой пахучей горой, на заманчивой коробочке, черным по белому было высечено – «курение убивает».               
   Знание множит скорбь, а незнание – веселье. Нанюхавшись никотину, муху странным образом потянуло к прозрачной скользкой штучке, где также, но уже мелким шрифтом было написано – «алкоголь запрещается детям до 18 лет». Ага, рожать пулеметной очередью можно, а пить нельзя!
– Ах, да, мне же еще рожать! – преисполнилась материнской ответственностью муха. А ведь могла бы выпить, и весь день свободный.
   Однако пришлось слизывать с человеческих личинок гремучую смесь, типа испанского оливкового масла, выдавленного из африканской пальмы и заправленного в прибалтийские, извините (санкции) – белорусские шпроты, картофельных чипсов из соевого крахмала, а также мясного ассорти в сервелате, свалянного из той же пресловутой сои. Честным здесь был, пожалуй, только никотин.
– Может монстров нарожаю? – злорадно подумала муха, представляя как ее мутантное потомство безжалостно выдергивает эти наглые человеческие личинки из насиженных гнезд.
   Внезапно, вероломный обеденный стол ушел из-под ног… лап.   

   В этот раз сон не добрался даже до баобабов. Успел лишь различить редкое облачко пыли от убегающих в джунгли бегемотов. Из райского Баунти, кто-то бесцеремонно выдернул меня прямо за указательный палец. Не больно, но щекотно.   
   Я знаю ее. Сидит, с ладони кормится и перископом вращает, то ли фокус наводит, то ли сокрушается? Прикрыл глаза, в тщетной надежде на какое-то чудо. Чудом могла бы послужить проснувшаяся совесть у мухи или сострадание, или скоропостижная смерть на лету от старости. А лучше, от моего ловкого мстительного удара. Но кажется, мои молитвы материализовались – насекомая замерла. Неужели совесть?
– Что делаешь, муха?
– Вены режу!
– Свои режь, мерзавка! – мерзавка взасос припала к очередной эрогенной зоне на моем запястье. Ничего в ней не проснулось и старость не засветила.
   Смахнул с руки. Переместилась на грудь. Смахнул, перелетела на шею. По логике, если снова смахну, беспардонная тварь окажется на лице. Возможно, ее тянет к прекрасному?.. Но нет, меня не обманешь, я себя в зеркало видел.
   Все-таки пробежалась по губам, окончательно выдернув из сонного транса. Можно смело идти сдавать билет на Баунти… Куда идти? – В туалет. Там местная таможня окончательно завернет мое подсознание на родину. Потерплю еще, оно того стоит. Пусть бегемоты убежали, но баобабы еще остались, и ба…
   Муха села на щеку. Я резко накрыл нас обоих простыней. Осмотрелся в замурованном пространстве… Ну где ты, самоубийца-а-а?
   Ага, вот где – на пальце ноги, которую я раскрыл по инерции. Быстро задернул ее в домик. Душно. За что терплю эти тропики, которые теперь даже не Баунти?
   Муха обнаружила мой незащищенный локоть. Терплю, закаляю волю. Жутко щекотно.
   Представил, как беру муху под белы крылышки и вместе с ее червивым потомством мы идем на рыбалку… Страшно?!
   От страха муха взасос лизнула ссадину на локте.
   Фантазирую дальше… Хватаю биту и одним увесистым ударом впечатываю муху в матрац. Не-е-е, лучше в жесткий бетон, чтобы наверняка. А сверху закатываю толстым слоем асфальта, и самым большим в городе катком. Не-е-е, слишком легко за все ее эксперименты с моим телом.
   Я битой перебиваю мухе ноги. Мало!.. Ломаю одну ногу, жду пока отмучается, ломаю вторую… Сколько их там, шесть? Лучше если восемь или восемьдесят восемь. Я очень терпеливый и мстительный. Последние восемьдесят шесть я вырву с корнем, как грибы из грибницы.
   Давай топчи меня, топчи, пока еще есть чем!

– Смотри-ка ты, блюдо сок дало, – заколотилось сердце у мухи. Это насекомое перорально вкусило человеческого адреналина.

   Моя фантазия с битой и лапами закончилась вместе с перебитыми лапами. Лапы кончились, а взвинченные нервы остались.
   Я представил, как стал очень маленьким, размером с мушиного клеща, как залез к ней под щетинистую кожу, и давай под ней ходы начесывать, лабиринты жевалами выедать!..
   А вот, я еще меньше, беру билет в кассах Аэрофлота, сажусь на пассажирское кресло в брюхе этой самой мухи, незаметно закладываю бомбу, а потом объявляю всему салону, что у меня открылась острая клаустрофобия, акрофобия, и вообще, инсектофобия, сопровождаемая безудержной рвотой и поносом.
   Последнее звучит убийственным аргументом и меня благополучно снимают с рейса.
   Злорадно и нервно наблюдаю как на взлете происходит феерический упсссс… Минута на безудержное ликование, и я стою в листопаде из наглых фасеточных линз. Весь такой умиротворенный иезуитской сатисфакцией.
   А что там упало рядом с лижущим аппаратом? – Черный ящик… Ты что-то хотела сказать напоследок, муха?               
    Но нет никакого листопада, и я не клещ какой-нибудь, а царь зверей. Да и в салон самолета меня бы не допустили – большой долг перед родным ГИБДД. Нет, не сбивай себя, я царь, бог… Я – Рой Джонс.
   Легендарный боксер, если кто не в курсе. С молниеносным ударом. Каким тебя ударом нокаутировать, гнус? Джебом, хуком, апперкотом? Видишь, ты свободна в выборе… А я свободен в своем коварстве, я сделаю тебе муха, сюрприз, отправлю на настил ринга – свингом.

   Муха описала вокруг люстры несколько левых кругов, как тому и положено в правом полушарии земли, а затем плавно спланировала на запущенный бахромчатый край дырки в простыне.
– Ну и рвань! – брезгливо отметила про себя.

– Никакая не рвань! – обиделся я, – Сам лично зашивал… Ну да, малость неаккуратно, – попытался оправдаться, пеленгуя муху сквозь щелку приоткрытого глаза.
   Сжал внутреннюю пружину и на сущий миллиметр усмехнулся краешком губы в предвкушении неминуемой экзекуции.
   Аэровошь беспечно ловила ворон по сторонам, и мелко суетилась, перебравшись на кисть правой руки. Лучшего момента было не найти.
   Молниеносный левый свинг, которому бы позавидовал сам Рой Джонс… Ну да, посмотрел бы я на его знаменитую скорость с раннего утра, и к тому же, спросонья.
   Муха даже не удосужилась отлететь на более безопасное расстояние, кажется, лишь слегка вильнула головой от удара и, издеваясь села на бьющую руку… Не принимает меня всерьез! И кто из нас Рой Джонс?. Покруче рефлексы, наверное только у Дракулы.

   Почва под ногами мухи затвердела, резко запульсировала, в нос ударил запах адреналина. Что-то большое, с ресничками, чуть повыше знакомых пещер с шумом приоткрылось и задергалось. Гладкое и холодцовое, что было ниже пещер, подернулось в сторону на несколько муха-метров. Личинки, похожие на опарыши, растопырились и стали похожи на гигантского паука… Муху это позабавило и немного напрягло пупарии на ее яйцах.
   Ну а дальше, этот паук, медленно, словно скатывающийся с некрутого склона валун, начал приближаться к мухе… – «Пригнуться или отлететь?». – Но неуклюжий валун двигался прямо на нее. Муха вальяжно подпрыгнула и неспешно села на паука, лишь только тот остановился и успокоился:
– Учите классику, еще старик-Энштейн завещал, что скорость понятие относительное! – скучающе усмехнулась вслух насекомая, но про себя подумала: – А кто такой Рой Джонс? 
   И тут же, как и положено женщине переобула великодушие на возмущение:
– Фу, Дракулой назвать, все мужики такие пошляки!.. Ну что это за игры, а если бы я не отскочила, а если бы по гироскопу заехал, а?.. Дай спокойно поесть, валун?!.. Может чего не нравится, я ведь просто с тебя слизываю. Если доживешь до осени, то обязательно познакомишься с моей двоюродной сестренкой Жигалкой, вот у нее другой аппарат – колюще-режущий. Она не с ладони твоей есть будет, а саму ладонь. Подожди, еще укусит тебя родственница, вспоминать меня будешь как доброго домашнего питомца.         
   Муха лукавила, но не в том, что домашняя, а то что добрая, потому что не раз представляла как битой ломала ноги рыжим тараканам, за то что те, пользуясь своим ростом и весом, частенько сгоняли ее со вкусных крошек.
   А валуна, она почти полюбила. За то что тот очень большой, и тараканы его боялись. 

   Утро не задавалось. Я встал, приготовил завтрак на одну персону. Пока ел, случайно обратил внимание, как муха неподвижно наблюдала за мной с противоположного края стола. Прямо в глаза. Ну может попутно заглядывала еще и в рот, у нее же ведь тысяча глаз.
   В окно засветило солнце, и случайный лучик упал на муху. Она была такая прозрачная и беззащитная, всей внутренней сущностью на виду. Ни устрашающих хелицер, ни жала… Черные полоски на спине, красноватые глаза, вот и весь скромный макияж. Даже нет осиной талии... Хотя конечно, это чисто наши человеческие предпочтения, а мушиные самцы по данному поводу наверняка не загоняются. Еще где-то читал, что комнатные мухи не живут в природе, только с людьми, и полностью от них зависят.
   Я даже преисполнился к этой насекомой легкой симпатией, за то что та воспитано вела себя за столом и не потирала злорадно лапки.
   Пока ел, созрело компромиссное решение. Открыл окно, и несколькими взмахами полотенца выдворил муху на весеннюю улицу.
   Кажется, утро задалось... На душе было солнечно и без Баунти. Может от завтрака, а может оттого, что в очередной раз не подпортил себе карму.