Чёрная Редька

Поняв, что заболеть мне всё-таки удалось и заболеть основательно, со всеми этими покашливаниями и прочим простудным горем, я залез в холодильник, где в самом низу, в отделении для картошки, лежали всяческие пузырьки и таблетки, чьи названия мне ни о чём не говорили и срок жизни давно прошёл. Полезного там не было ничего, кроме валерьянки, но мои нервы меня не беспокоили, они беспокоили окружающих, меня же заботило только вступившее в силу лихорадочное состояние, о котором я уже рассказал, и если получилось непонятно, то никому из нас нервничать всё равно не стоит.

Добрые люди посоветовали мне чёрную редьку с мёдом. Добрые люди сказали, что это средство является замечательным именно при моей болезни, и я поверил им, поскольку доверчивость становится более покладистой, если ты кашляешь в кулак и очень этого не хочешь.
Прочитав способ приготовления целебного состава, я уже тогда начал смутно вспоминать нечто давно забытое, но ясно стоящее перед глазами - оструганный со всех сторон корнеплод с глубокой дырой посередине, в которой тягучей желтой патокой переливался пчелиный мёд.

Нужного мне овоща не было в трёх магазинах, куда я заходил в случайном порядке, чтобы найти этот артефакт. В четвёртом я нашел то, что искал. И с этого момента, наверное, можно было бы начать мою короткую историю о Чёрной Редьке. Но я начал её раньше. И пусть оно так и остаётся. 

Дома, вытащив неопрятную чёрную балду из пакета, я оглядел её со всех сторон, пытаясь понять - с чем имею дело. Я даже понюхал её, но запах сырой земли не давал ощущения здоровья, и тогда я начал мыть малоизвестный мне продукт, чтобы иметь возможность расковырять в нём отверстие, в которое нужно было поместить ещё один необходимый для выздоровления ингредиент - мёд. Уже через несколько секунд, терзая грязные овощные бока проволочной губкой, я обнаружил, что чёрная редька имеет совершенно необъяснимый для её названия бело-желтый цвет. И когда через минуту я держал в руках чистую голову пастельных оттенков, я подумал, что магия чёрной редьки заключается в её перевоплощении, которым она делится с теми, кто хочет избавиться от грязной заразы и стать чистым и светлым. Как она.

Дырку в середине редьки я делал два раза. В первом случае она показалась мне недостаточно большой, а второй раз, выскоблив достаточную глубину, я таки смог запихать туда столовую ложку мёда и у меня осталось ещё целых два сантиметра свободного края, где, по утверждению народных целителей, будет скапливаться сок. Сок, родившийся у редьки с мёдом. Вот такая странная семья. Оставив эту взаимодействующую пару обниматься всю ночь в когда-то красиво звенящей чашке с узбекским орнаментом, я лёг спать, ожидая на следующее утро кучу губительного для моего недомогания волшебства.

Необходимые для настаивания двенадцать часов истекли, когда я, с интересом и надеждой покашливая, поднял срезанную редькину задницу, которая использовалась в роли крышки, и посмотрел в мерцающую чем-то тёплым глубину. А потом взял ложку в ещё твёрдую руку, зачерпнул ею красивый сироп и влил его в осторожно раскрытые губы.

Да.. это был он. Сдержано терпкий, настолько же сладкий с горчинкой сок, который сразу перенёс меня в ранние сумерки зимних вечеров, когда что-то готовящая на кухне мама звала меня, тогда ещё малолетнего пацана, выпить несколько капель этой странной патоки, чей вкус не был особенно приятным или слишком отталкивающим, не сравнимым с рыбьим жиром, но таким же запоминающимся. Потому что я его действительно вспомнил.

Это был вкус невыспавшихся детских глаз, раннего подъёма и хруста маленьких ног в валенках по свежему снегу, укрывшему за ночь ещё вчера почищенные дорожки. Это был вкус дороги в школу, между серых фигур безликих людей, нескончаемо идущих к проходной ближайшего завода и на которые я смотрел, высоко подняв голову, не различая ничьих лиц. Это был вкус моей тени, постоянно меняющей свою форму под светом уличных фонарей, и которую я догонял, пытаясь запрыгнуть на её контуры ногами, а затем пытался выбежать из собственных тёмных границ, понимая, что сделать этого не могу. Я вспомнил, как заглядывал в разбуженные квартиры, проходя мимо желтых окон просыпающихся домов, вспомнил вкус морозного воздуха, вдыхаемого моим покрасневшим носом и пробуждающего ещё полную сновидений голову лучше страхов о предстоящей географии, которую я не знаю до сих пор. Это был он. Вкус черной редьки. С мёдом. Странно, но сейчас мне вдруг стало безразлично, что я заболел. Однако я почувствовал короткую грусть от того, что не смогу сейчас перейти тот узкий мостик, соединяющий два берега постоянно расширяющейся овражной речки, не стану пролезать между покосившихся гаражей, не буду перебираться через вечно существующий овраг, чтобы  проделать путь во всех смыслах немыслимый и бестолковый, для тех, кто им никогда не ходил и уже не сможет. Потому что нет больше тех гаражей. И через овраг не ведёт только для избранных проложенная тропа. И сам овраг за прошедшие много лет расплылся в широкую ложбину с неопасными склонами, на которых давно превратились в труху поломанные сосновые стволы с прикрученными к ним тарзанками. А потому и тарзанок больше нет. Да и прыгать с них некуда. И я уже не маленький мальчик, честно опаздывающий на первый невыученный урок. Единственное, что осталось с тех давних пор и что на короткое время отвлекло меня от ненужного кашля - это вкус ложки мёда. Взятого из сладких светлых глубин Черной редьки, появившейся у меня дома из-за обычной простуды. На которую я даже не злюсь. Потому что благодаря ей на несколько секунд вернулся туда, где, как мне сейчас кажется, я был по-настоящему наедине с принимающим меня миром. С тем самым миром, который я безуспешно пытаюсь заполнить собою сейчас.



GC