Плач о предательстве

Плач о предательстве
                (вольный прозаический перевод из древнегрузинской поэзии)
Ласковая весна. Цветные, яркие, легкие облака — облака благоуханные. О, первая, чистая, невозбранная и невозвратная любовь моя! Ты и сейчас, когда столько лет прошло, когда столько морей и столько седины между нами... Ты и сейчас, я знаю, плачешь обо мне. Обо мне ты плачешь, но не о том, что я  в ту весну — предал тебя.
На нежно зеленых склонах, разубранных алыми маками, в садах, где расцветшие ветви осеняли трепетной ароматной тенью наши лица, совершил я предательство. Не желал становиться предателем.  Почему-то — бесцельно, безвозмездно, бесмыссленно — предал!  Что было нужно мне? Чего искали мои ослепленные глаза, и что произносил мой глупый, никчемный, лживый язык! Но лгал ли он о любви, о верности?! Нет ведь, не лгал... Не лгал?! Нет...
Но словно кто-то тайно подсмотрел за мною, нашел слабину во мне; оказался я годен, подошел я ему. И родилось предательство — словно само по себе, словно кто-то мною его совершил. Не на снежных равнинах, скованных холодом, не под ножом или топором по-настоящему предают. По-настоящему предают в весенних садах. Так было с Адамом и Евой в Эдемском саду в весеннем месяце Нисан... В саду Божественной весны человек обручился со смертью — предал любовь.
О, как мне хотелось бы теперь, первая любовь моя, взять на себя все твои тяготы, все твои беды и напасти! Как хотелось бы в час казни положить на плаху свою голову вместо твоей! Но кто сказал, что я сделаю это, если я оказался не готов сделать это тогда?
Ты так милосердна, так сострадательна, что не сожгла еще мои глаза бессоницей, и душа моя еще в теле моем. Но рухнули все дела, все начинания мои, рухнула жизнь моя! Разрушилось что-то внутри меня. И не ты все это рушила, но тем предательством рушится все.
О, первая любовь моя, чистая, невозбранная, невозвратная, я знаю — ты прощаешь меня. Прощаешь... Но вместит ли грешное,  жалкое, тесное, трусливое мое сердце величие и свободу твоего прощения? И как мне покаяться, чтобы расширилось сердце мое? Как мне покаяться, чтобы сердце стало — как должно быть — безбрежным?
И пригодны ли слезы мои, чтобы плакать о тебе, о, чистая любовь моя...

Олег Казаков