Пришельцы с Земли

         «Впервые за десять тысяч лет чело-
 век наконец нашёл себе занятие не
 менее волнующее, чем война».
         Артур Кларк. «Космическая
 одиссея, 2001 год»

                1

         Снова явилась ночь, и снова, под первозданным светом стоял в пустыне человек. И в той же пустыне, той же ночью, сидели у пультов и перископов сотни человек. Проходили по связи последние команды, и сотни ладоней брошены были к ней – единой.
        Лучи прожекторов выхватывали её из тьмы. Странное, затаившееся существо, скрытое переплетениями обслуживающих ферм. Своими руками люди явили её в плоть и вот ладони этих рук с благоговением тянулись к ней в последний раз. Люди почувствовали: что-то невиданное в мирах с ними самими и с этой машиной должно произойти.
         Вот и трубач о чём-то возвестил.
         Было 22 часа 28 минут 4 октября 1957 года последней эры в истории землян.
         Издали прилетел гром. Люди увидели блеск и факел, горы  дыма взметнулись в стороны и ввысь. Казалось, ото звёзд сила пламя, из Вселенной рёв. Ракета раскрылась вся, откровенно: длинная, белая, с огненным хвостом. Она уходила вертикально в небо и уже в глубине его начала переходить в горизонтальный лёт. Красный огонёк её всё более преображался в звёздный и вскоре затерялся среди звёзд.

                ***   
          Александр стоял на берегу Яксарта, реки песков. Слева от него простиралась песчаная  пустыня, с Оксанским озером, затерянным в её глубинах, справа  вздымались белоснежные цепи Крыши Мира. Громадный, чёрной масти Букефал, нетерпеливо плясал под царём.
         «А знаешь, вождь эллинов, даже твоей несокрушимой силе не одолеть грядущего, кое во власти у богов», – донёсся до Александра чей-то глас.
         Он резко повернулся, но молчали суровые лица его воинов-гетайров.
         «Я скоро дойду до Края Мира! – закричал он в раскалённое небо. – А разве не вы, о боги, помогли мне проделать этот путь. Разве не вы дадите мне силы пройти за пределы Ойкумены?»
         «Нет тебе равных среди смертных, – снова услышал он один. – Видишь эту ревущую реку? Дальше в пустыне она мутнеет,  теряется в песках. Тысячи лет истекут – сменятся сотни царств. И где-то из устья этой реки, машины, огненные корабли, уйдут к далёким звёздам. И люди будут вести те корабли».
         «И это будет дальше, чем проходил в пустынях я? Кто они, эти люди-боги? И что это за «машины»? Кто сотворит такое чудо –  титаны,  герои, олимпийцы?»
          «Даже тебе не представить это, Александр. Они будут смертны – а боги станут завидовать этим храбрецам. Но будь спокоен, царь, твоя божественная слава даже тогда не затмится славой космических героев!»

                2
 

         Тысячи лет прошли – и встал запретный град.  Шёл человек, облачённый в оранжевый скафандр. В эту реальную картину были вписаны  космодром и его корабль, его жена и маленькие дети. Были весна и юность – всё за них!
         Люди родились новой стати – звёздно красивы и чисты.
         Вышел на сцену старта Юрий Гагарин, здесь его ждал  «Восток». Был космонавт ещё юный, в день своего триумфа. Вышел навстречу ему другой Гагарин: погрузневший, в полковничьих погонах, со шрамом через лоб.
         Мальчишка был суров в душе, с улыбкой на губах – столько дерзости было перед  люком.  Он садился в 2-ух тонную кабину-шар. С ним попрощались и закрыли люк.
         А Земля плыла всё также бесстрастно, монотонно. Начинался обыкновенный будний день. Только люди, существа говорящие, готовились провозгласить какую-то новую эпоху.
         Вот обыденные движения его рук, вот бегущие стрелки на часах, вот слова Королёва, идущие к нему. И ничто не изменится в кабине, когда корабль пойдёт к иным мирам.
         «О, эти удивительные люди! – повествовал Гагарин Юный. – Как они ликовали в честь меня. Но если бы знал мир открытый, что в мире закрытом, было всё не так, совсем не так. Не было криков восторга, и мысли мои не парили между звёзд. Если бы знали все они о моём маленьком, беззащитном «я».
         «Но ещё удивительней человеку вне людей, – в такт ему говорил Гагарин Старший. – Я помню, как уходил в последний свой  полёт. Я разбегался,  взлетал – и больше ничего. И так повторялось много раз. Какая-то назойливая мысль. Что она требовала от меня? Какую преследовала цель? И потом, я хотел  оторваться от преследовавшего… но стало очень и очень тяжело».
        И образы их стали темнеть, фигуры таять. Сумерки заполняли сцену. Долгими печальными звуками (только люди могли придумать это) плакала, разрывалась, рвалась его душа… Снова сцену залил звёздный свет и Первый снова  вышел во всём своём великолепии. Последние штрихи заканчивало на ходу художник-время: красивое юное лицо в обрамлении белого шлема с алыми буквами СССР. Тело его защищал оранжевый скафандр, ноги обуты в чёрных сапогах. Он шёл последние метры к своему «Востоку». Но ни единого хлопка не донеслось из зала, ибо там оказалась  цветущая, в тюльпанах степь.
        И вот его тело превратилось в 7 блоков и 250 тонн. И брызнул  огонь из тела, и он пошёл неумолимо вверх.
        И было и не было – облик команды старта: их лица и их слёзы, их двусторонняя, как реально-потусторонняя связь. Вознесенский, стоящий у перископа, Келдыш, ушедший на задний план, Королёв, державший в руках огонь. Человек этот, как будто смертный, способен был на волшебство. Его назвали словом Главный и он обязан был на всё.
        Зажигание! Подъём! Поехали!
        О, никакие сказки Востока не могли вообразить подобного чуда: чёрно-белая башня «Востока» поднималась всё выше над Землёй.
        12 апреля 1961год. Во Вселенную уходил первый человек.
        В воле Главного было всё. Он мог превратиться в безобразный шар огня. Он мог никогда не полететь. Он мог быть слеп, не видеть мир людей. И без предела, далее: он мог сам спокойно умереть, но он не мог погибнуть мальчишкой, который сейчас отрывался от Земли. Уходили, таяли звуки, а он всё стоял, подняв лицо, всё разгонял «Восток».
        Разошлись боковые и сброшен обтекатель. А Главный жил своей звёздно-птичьей половиной.
        Перегрузки и яркий свет извне, Земля, плывущая во «Взоре» и тело, исчезнувшее в весе.
        Кто видел лицо у мальчишки в тот момент? Кто знает про мысли затаённые, в глуби? Время выискивало величайших мудрецов. Кто из них мог знать о подобных человеческих взлётах!
        Его голос едва пробивался через шум. Он уже что-то видел, и что-то сообщал. Через час он был на самом дальнем расстоянии от старта: в районе мыса Горн.
        Космонавт знал, что Вселенная, в которую он вошёл первым, это планеты, затерянные в пустоте. Были ещё и далёкие звёзды, но планеты блистали ближе всех, прекрасней всех. А радиация, вакуум и метеориты были естественными опасностями, которые он должен был преодолеть. Таковы были исходные данные для человека. Но был ли подобный исход применим для его космического корабля? Как и любой механизм, каким бы сложным не был, он ничего не ощущал, не мыслил – но он жил! И разве не вами, люди, был выстрадан самый дерзкий, самый отчаянный корабль. Разве не вы вообразили себя на этом корабле!
         Кто слышал, как побеждал мальчишка, когда проходил сквозь звёзд огонь? Как жестоко трясся его кораблик-шарик. Как вознёсся он под куполом красно-белым. Как запел он «Родина слышит, Родина знает…» Как поплыла под ним великая Волга, встречая первой, до людей.
         Он стоял на земле, гася парашютный купол. А Вселенная – звёзды и люди – уже ликовала в честь него.
                ***
         «Ты сияешь прекрасно на небосклоне, живой, источник жизни, диск!
         Ты восходишь из стран Востока, наполняя всю Землю безмерной красотой!
         Ты прекрасен, велик, светозарен, высок над всей Землёй…»
         Ветер с Нила гулял по цветущей долине. Новый город из белых храмов лежал на его пути.
         Двое сидели на возвышении, в большой, залитой светом зале. Тут же рядом, на мозаичном полу, играли их маленькие дети. Фараон был бледен и худ. Ткань обматывала его бёдра, прямые и узкие. А его Нефертити была поистине выдохом богов. Ничего прекрасней ещё не видала долина Нила.
         Он застыл, был безмолвен – с плетью, с жезлом в руках. В храме, на троне, над всеми и над всем. Сын бога, Аменхотеп, ставший ныне Эхнатоном, царь Верхнего, Нижнего Египта, живущий правдой на Земле. И вдруг открылись глаза его и дрогнули в улыбке губы.
         Над Египтом всходило Солнце-Ра. Юный город раскинулся под восходящем богом. Город был бел и чист – как всё исходящее от Эхнатона, и окружавшее его.
         «Умер и возродился Осирис, как пересох и разлился вновь великий Нил. О, ты слышишь, Атон! Пирамиды рвутся через века – как через смерть. Золотой саркофаг защитит в царстве Сета, быстрая ладья помчит…»
         Вдруг весёлый лучик влетел в запретный храм, случайно наткнувшись на полу божественное лико. Как ладоням ребёнка, зажмурив глаза, подставил под луч лицо владыка. Смеялось лицо его, и навеки застыл взлетевший овал губ.

         
                3
           Человек выходил на звёздный штурм. Он соотнёс себя, пространство, звёзды.
           Как только что объявившийся в мире, Человек постарался определиться для себя.
           Человек превращался в бездного – со своими повадками, словами.
           Вышел Образ, вылитый по законам вселенской красоты.

          «Всего полгода понадобилось нам, чтобы преобразовать «Восток» в «Восход» и всего три месяца, чтобы мне, инженеру, подготовиться к полёту на этом корабле. Нас было трое: лётчик, врач и инженер и нам предстояло в трёх измерениях осмыслить Вселенную, наблюдая её из нашего «Восхода».
         Я пытался, я всегда говорю «пытался», ибо, как технарю, мне было известно об ограниченности моих машин. Я пытался представить объём Вселенной, уходящей от нашей маленькой Земли. Очутившись на высоте 400 км, я увидел дистанцию от моего «Восхода» до истинного звездолёта. Я пытался войти в одиночество, в этот манящий образ между звёзд. К моему удивлению это оказалось не так просто: корабль-спутник отнюдь не пребывал в безмолвии, работало множество приборов и систем. Тогда я вообразил всю цепочку операций по возвращению на Землю – так я хотел ощутить удаленность от неё. Мне удалось это сделать лишь отчасти.
        Когда отдыхал мой экипаж, я долго смотрел в иллюминатор.  Но вместо ощущения звёздной бездны, ко мне пришло чувство теплоты. За то, что люди эти просто были справа и слева от меня.
        Проходя по вектору времени вспять, я увидел прорывавшихся  первых: первый «Восток», «Виктория» Магеллана, далёкие жрецы, первобытные маги. Эти люди уже утвердились между звёзд, и передали  эстафету нам, делающим последующий шаг к звёздам».
         
         Снова в межзвездье взвился занавес, и экспедиция уходила в небеса.
        «Наш старт был дан в расчётное время и перегрузки, разделение ступеней и вид с орбиты – всё это было чудесной увертюрой к грандиозному шоу вне Земли. Уже на первом витке была раздвинута и наддута шлюзовая камера «Восхода-2» Я проверил скафандр, одел автономный ранец и вплыл в освещённый шлюз.
         Нет, никаких потрясений я в тот момент не испытал. Все элементы выхода были отработаны до автоматизма в моих тренировках на Земле».
        «Но первым поплыть свободно между звёзд! Как человеку, возможно ли было шагнуть в неосязаемую бездну?!» – воскликнул кто-то во Вселенной.
        «Да, я понимал… Мы знали и о значимости выхода и о сложности его. Но я обязан был быть хладнокровным между звёзд. Много света хлынуло мне навстречу. Я высунулся из шлюза по пояс, снял с кинокамеры заглушку, затем, оттолкнувшись, поплыл спиной вперёд от корабля. Удивительно, но многотонная машина, стала медленно разворачиваться от одного толчка моей ноги.
         Очень долго я шёл… и вот меня вывели… и оказалось, много свободы впереди. И руки, раскинутые вширь, что этот жест для Вселенной – всё ничто. Я кувыркался, закручивался, вновь подходил и отходил от корабля. И звёзды крутились и замирали от моих благосклонных повелений.
         Я видел истинно звёзды в пустоте: одни были ближе, другие дальше от меня. Мир колоссальный, мной неохватный, уходил во все стороны пространства. Страховал меня 5-метровый фал. А Земля плыла совсем рядом – огромная, с небольшой кривизной по краю».
         «Ты достиг своей цели, человек! Вот она, абсолютная свобода! – кричал ему божественный голос из пустот. – Бездна, чёрная бездна, суть ничто, это и есть та цель, к которой ты шёл все эпохи и века?»
         «Но как он ликует, как ликует! – вторил ему другой. – Никто из разумных ещё не ведал этой тайны. Он первый и один – на весь великий мир».
         «И когда раздулся скафандр, я не смог войти в отверстие шлюза. Мне, вошедшему в образ «Бесконечность», не давался проход в мою кабину. С трудом, ногами вперёд, я протиснулся в свой шлюз.
         И снова всё повторилось: я раскидывал руки-крылья – и я был замурован в тоннеле навсегда.
         Я всё искал ответ и всё не знал, что отыграл ответ.
         Я всё таки перевернулся в шлюзе и вплыл в долгожданную кабину».

         Странником он проснулся в Этот День, Звездоплавателем, Первопроходцем. Ими же были  корабль и носитель, нечто продолжающие его тело, дополнявшее его. Как ни долго ждал астронавт сокровенного момента, тот наступил: он поднимался на лифте и ложился в ложемент.
         Что он теперь, никому не нужный миг! Жизнь и смысл его философских странствий, как и имя его и корабля – всё заключалось в нём и исходило от него.
          Итак, перед нами его имя, его корабль, его девиз, его судьба, его страна.
          Словно вспышка было видение – он родился только что астронавтом и открывал свои глаза. Перед ним был мигающий пульт «Меркурия».
          Тело его, как змеиное, вытягивалось тонкой нитью ввысь. Последние пять минут – что они перед вечностью прошлой, будущей – он выходил на орбиту и проваливался в пропасть звёзд. Становилось жутко от ощущения  падения в ничто, хотя он знал, что никуда и никогда не упадёт.
          Теперь, поднявшись над Землёй, и тем самым войдя в пределы звёзд, астронавт начал поиск у себя. Ему важно было узнать, куда приведут его слабость, дерзость, озарение, останется ли в нём что-то от людей. Оглядываясь вокруг, он примерялся ко вновь обретенному пространству. Много, слишком много вокруг раскрылось звёзд, но ни одна из них не походила на людей. Чувствовалось, что-то должно произойти по новому исчислению Вселенной. Ибо разум людей дерзнул на святая святых вновь обретённого мира: на познание – и в идеале до конца.

         «Находясь вне корабля, я познавал все возможности самостоятельного тела. У меня был газовый пистолет и им я управлял центром своей массы, а значит и всей Вселенной, в центре которой пребывал.
         Я вошёл в действие, придуманное и разыгранное людьми. Земля поворачивалась в 200 километрах подо мной. За полтора часа успевали смениться день и ночь. «Джемени-10» застыл в пятнадцати метрах от «Аджены». Я заставил себя почувствовать с планетами на равных. Меня страховал 30-метровый фал и 15-минутный запас кислорода на груди. Оттолкнувшись ногой, я очень легко поплыл к «Аджене». Оказавшись свободно плавающим телом, я занимал немыслимые позы, выделывая невиданные пируэты. Фал кольцами распутывался вслед за мной.
         Вот и ракета – как новая планета. Я попытался ухватиться за её выступающий кронштейн. Промах! Какой обидный промах на фоне исторической картины! Скафандр стеснял движения тела и не справлялся с выделениями его. Слава Богу, никому не позволено было видеть в тот момент моё лицо. Объекты начали расходиться, но я осознавал, что расстояние и скорость ещё в человеческих пределах.
         Я не заметил, когда соприкоснулся с ней. Меня удивило, как легко пошла от руки ракета. И как-то странно, как будто не от своей руки, закувыркалось моё тело. И снова я застабилизировал его и снова двинулся вперёд. Верх, низ, зад, перед уже отсутствовали для меня. Где была Земля – я и забыл о ней. Только планета «Аджена» игралась со мной – кувыркаясь, убегая, не даваясь.
         Снова контакт! Теперь я крепко ухватился – и тут же оседлал её. Так мы высаживались на свои первые миры».

         «Когда он родился…» – всё начиналось с этих слов. Но никто из людей не мог постичь обыкновенных звуков, кирпичиками соединенных в изначальный смысл. Может, случилось это, когда он вздрогнул первый раз на старте, или когда был установлен на обозрение людей, или намного ранее, когда в металле обрисовался его облик, или уж совсем в тайну тёмную, когда человек ощутил в себе, в своей душе, его зародыш.
        Итак, в одну из звёздных историй, родился он в человеке космопланом и им же готовился жить и умереть. Как человек, он был условен, и это понимал, но как космоплан, понимал, что он не менее реален, чем звёздные тела. Было что-то связывающее его с этой сущностью Вселенной.
        В тот день, когда он почувствовал, что крылья ему даны вместо рук, он не удивился. Летание в его понятии было единственно достойным существованием в этом высветившимся мире. Ракета «Энергия» для старта, жаропрочные плитки, чёрным панцирем защищающие его подбрюшье, белоснежный, в контрасте, верх и взлетевший, как вызов киль – из самых странных подобий, из самых светлых лучей было изваяно это существо. От птиц и бабочек, самых разных видов, от самолётов и дирижаблей, от всех летящих и парящих, от звёзд, этих стражей глубин и владычиц разума – всё выплеснулось в его крылатом облике.
        Вокруг него летали, перекрикиваясь птицы, а он не знал, завидует он им, восхищается ими, да и способен ли он к восхищению, да и живоподобное ли тело он.
        Люди, которые начинали эту звёздную феерию, эти люди, прорвавшись во Вселенную, себя ощущали не людьми. Им казалось, что покидая Землю, они отметают всё грязно-уродливое – прочь от себя. А этот «Буран» был из металла, но тот же человек. Люди снова жаждали чуда: вот он уйдёт человеком и не вернётся им назад.
                ***

         «Многое, очень многое я не посмел увидеть из-за отсутствия резкости и света. Природа, вещи, обстоятельства – всё было враждебным для меня. Но я был уверен, что всё изменится, едва шагну за зримый круг. Люди, одетые в шкуры, дородное тело Хранительницы Рода и никогда не гаснущий костёр – всё это были образы, в игре которых участвовал я сам.
         Положив в первый раз на камень руки, и брызнув краской изо рта, я оставлял отпечатки  рук. Я убирал свои руки, а они оставались на скале – вот первое из явлений, изумившее меня.
         Далее, обмакнув в краску палец и проводя по камню, я попытался остановить бег бизона, сохранить жизнь оленю, хотя он был убит. Подходили соплеменники, одни недоумённо фыркали и отходили, другие хлопали меня по плечу и били себя в грудь. Были такие, что пытались всё повторить за мной – ни у кого не зарождалась жизнь: всё было уродливо, или мертво.
         Однажды ночью, перед скалой, я попал в странную спираль. Вдруг вздыбилась львица, умиравшая от стрел, вдруг возникла картина младенцев, закалываемых мечами, за что-то прибивали к кресту человека с бородой, кого-то везли куда-то, кого-то пытали, или жгли.  Всё это наваждение неслось   со стороны и рука моя, избавляясь от него, рисовала на камне, на песке и откуда-то взявшемся холсте. Когда меня спрашивали: «Что это, откуда ты всё это взял?», я отвечал обыкновенно: «Мне приснилось». Но знал доподлинно: не очевидец я, но сотворитель случившихся историй.
         Чем далее, тем был я уверенней в себе – в своей вседосягаемости, вседозволенности в этом мире. Казалось мне, что я единственный из смертных смог рассказать невыразимое. Я знал, как изваять, как рисовать, как описать за всех сошедших на меня. Не раз бывал я на грани отчаяния, сумасшествия и просто смерти – и всё выдерживал, уверовав, что я  надчеловек.
         И вот из времён грядущих пришла ко мне картина: в конце спирали, на старте стоял космический корабль. Я знал, что это такое. Через руку и кисть мне передалась пронзительная весть: я увидел первый звёздный корабль у людей. Я любовно вырисовывал его благородный облик, я лелеял его «шарик» под чёрным конусом, каждым мазком своим стремился сделать красивее, совершеннее самую древнюю мечту людей.
         Из смертных лишь мне открылось искусство, достойное людей».

4

         Люди пленились магией от звёзд.
         Люди пошли на поиски девственного мира.

        «Нет, молодой человек, это всё не так, вы ставите вопрос ребром. Есть вещи непереводимые в слово. Возьмём те же звёзды. Вот вам неуловимое нейтрино из самого ядра, вот спектр фотосферы – а как идёт это таинство, как вещество перетекает в энергию, не положено видеть никому. Вселенная много имеет таких интимных уголков, друзья мои.
        Но это так сказать присказка, а сама моя сказка о чудесных превращениях, да странных странствиях. Собирая космический корабль, ты участвуешь в таинстве, ведомом лишь немногим из людей. Тонкая оболочка его орбитального отсека, уязвимая даже для пылинок, ограниченные запасы топлива в двигательном отсеке и кислорода в СЖО, радиационная незащищённость – ты знаешь все слабые стороны его. Ты знаешь – через подушечки пальцев – ощущение его металлического тела, ты этими пальцами собирал его, преображая в существо для дальних странствий. И так родилось слово. Казалось, вот оно, космический корабль, как легко произнести, но гораздо труднее это слово отпустить.
        И воззвала Вселенная, чтобы я накачал нестерпимым блеском звёзды, дал энергию им всё тем же словом. И на этом слове я улетал, расправив свои фиолетовые крылья. Я говорил: «Смотрящие с небес» и видел, как космонавты взором пронзали звёздные глубины. Там же, в моей произнесённо-расчерченной Вселенной, я видел встречу разума с разумом и языка с языком – как лепестки, входящие друг в друга.
        Так была сыграна история об уходящих. А я по-прежнему сидел на этой планете и ждал их возвращения со звёзд.
        Странное я услышал, когда они вернулись: люди будто бы превращались в рыб с двумя хвостами. К лику Земли они не могли подобрать слова – не было у людей подобных слов. Видели люди алое, но не кровь, зелёное, но не жизнь.
        О, эти люди! Самых главных намёков Вселенной они не замечали никогда. А человек между тем был превращён. Истинно звёздным стал, таким, каким мечтал. И в своём гиперболическом скафандре он хорошо был защищён от искушений Тоски, Слишком Сильной Боли, Непереносимой Радости, и потому не побоялся дойти до самых жутких звёзд.
        И была Ночь Скрывающая, когда пришли ко мне два красавца-корабля, «Союз» и «Зонд». «Мы уходим с этой планеты навсегда. Там, в глубинах, нам суждено бессмертие. Только боги и звёзды там царствуют – больше никого. Не последуешь ли ты за нами?» О, клянусь, так всё и было в ту неописуемую ночь!
        Держась все трое за руки, мы быстро уходили от Земли. Сначала я размышлял о бесконечном, но вскоре понял, что мне не хватит ни фантазии, ни жизни. Затем я вспомнил о Марсе, но и туда никем из живых ещё не была проложена тропа. Не теряя времени, я очаровался Луной, но из нас троих только брат «Зонд» описывал реальную траекторию вокруг Луны. Я резонировал с дрожанием металлических тел моих собратьев, они жались ко мне, они смотрели с надеждой на меня. Да кто же я был, ведал ли хоть сам? И когда в онемении замкнул траекторию облёта, и вновь пришёл к Земле, ко мне на помощь явилась Смерть.
        А появилась она неожиданно: человек в полковничьем кителе вышел из темноты и произнёс:
        – Не ищите, будучи абстрактными сами, незыблемых  истин между звёзд.
        Я узнал его! Владимир Комаров – командир Первого Союза.
        – Я помню… хотя, – Ушедший усмехнулся, – в мире живых я не должен помнить ничего. Я помню, спутался купол – так стремительно падал мой корабль. Я кричал, в надежде на кого-то, а не что-то…
        Так, дрожа давно остывшими губами, говорила Смерть. Я знал, что не бьётся сердце под этим кителем, но не знал, каковы законы у мёртвых, о чём с ними можно, о чём остерегаться говорить. А Ушедший Космопроходец продолжал посылать свои слова:
        – Когда мы умираем, то не уходим к звёздам, а становимся ими истинно. Был хаос, ничем не объяснимый, и вдруг появился кто-то и объяснил в нём красоту. Так я всё дальше (за минуту падения) проникал во Вселенную, продирался между звёзд – сейчас, сейчас я должен всё узнать, всё объяснить…
        – И ты узнал? – спросил я у Ушедшего.
        – Да, я узнал… но ничего не расскажу живым.
        Я рассматривал его образ, стараясь запомнить, не забыть. Он был неподвижен, весьма серьёзен, но не вполне закаменел. Чувствовался пройденный им долгий путь, допускались в неожиданных ракурсах его виды. Свет меркнул, что-то происходило за Вселенной. Его образ стал удаляться, пропадать. Было видно, как он всё громче пытался докричаться до живых. Что-то опять давали понять нам звёзды, и о тайнах смерти в том числе.
         Очень, очень странная идея была брошена когда-то между звёзд: знать одному из всех существ, что есть на свете Смерть. Ни птице, ни дереву, ни  зверю, ни этому вот совершеннейшему кораблю, не знать, что их не будет, как и не было, а человеку знать.
         И уже давно растаял облик Ушедшего, а я всё сидел в пустоте, обрушившейся впереди и позади. Вдруг кто-то осторожно коснулся моего плеча. Я поднял голову. Мои друзья, «Союз» и «Зонд» стояли предо мной. Я понял, они что-то хотели сказать мне, как живые живому – и не могли. Невидимая черта была трассирована во Вселенной, через которую людям не пройти. Боже мой, да куда мы, люди, летим, что в этих звёздах ищем, почему так неожиданно гибнем?»
                ***

          – А спрошу я вас, достопочтимый дон Альмагро, возможно ли нам прожить иные жизни с грузом такого тяжкого греха?
          – Сейчас, когда мы идём на Высший Суд, я могу, не раскаиваясь, сказать: никогда ни Спаситель, ни Святая Дева не оставляли нас. И когда язычники…
          – Но мы рубили головы и друг другу!
          – Какая разница, дорогой мой Франциско, кто кому рубил. Человек предрешён, едва выйдет из чрева матери  и издаст свой первый вскрик. А что нам теперь эти слова и звуки: рождение и смерть? Смотрите, прошло полтысячи лет, для нас же ровно миг. И кто вы теперь, великий дон Писарро – бунтовщик, должник, бандит? Даже кастильцами нас не зовёт уже никто. Послушайте, как это звучит: Франциско Писарро и Диего Альмагро – знаменитые путешественники и конкистадоры. Вы, достопочтимый дон, подарили миру Перу, а ваш скромный слуга Чили.
          – Какое Чили, какое Перу! Вы же помните, мы совершенно нищими пришли в Новую Индию, и только золото, много золота могли поправить наши пропащие дела. Да хранит Пречистая Дева моего доброго короля, он единственный, кто мне поверил.
          – А что мы делали с язычниками? По христиански ли судили их?
          – Не надо о язычниках, мой друг. Это заблудшие души, поклонявшиеся страшным истуканам. Но и это бы ничего, но когда они пожирали друг друга… Дикие и тёмные племена! И в наши руки Господь вложил меч правосудия – на жизнь, или на смерть. Но эти дети природы не знали цену золота.
          – А здесь вы ошибаетесь, дон Писарро. Их зверские идолы, их каменные побрякушки сейчас дороже золота.
          – Каррамба! Дьяволы всех ветров! Кто бы знал, сколько же их ушло в фундаменты наших храмов.
          – Но ещё больше вы удивитесь, мой друг, если узнаете, что и мы с вами в большой цене.
          – Как, нас тоже можно продать?
          – Вернее, наши имена. Ещё вернее, легенды про всех нас. Проводили вы черту с восклицанием: «Кто идёт со мной – переступайте!» Давал выкуп за себя Атауальпа, засыпая золотом комнату дворца? Было всё это, или нет? Молчите. Вот так и рождаются легенды.
          – О, если бы кто знал! Как невыносимо было из вечности в вечность перейти. Как больно было родиться, ещё больнее умереть. Как быть людьми, идти куда-то, безвестно пропадать. Как гибнуть под горными селями. Как брать перевалы в слепящих снегах и в почерневших небесах… О, если бы кто знал!
          Так, не по воле своей, давно окаменев, печалились два древних героя.

     5

       И вот наступил тот год – и всё сокровенное свершилось. Как сказочно повезло мечтателям 20-го века: родиться в эпоху полётов к первым из планет!
       И когда вышли трое – много людей встречали их, готовились вместе с ними отправиться в желанный лёт. Было 21 декабря 1968 года. Трёх астронавтов в тяжёлых скафандрах доставили на автобусе к ракете, и они поднялись в корабль. Техники помогли им устроиться в кабине, последние слова передали люди людям, и наконец захлопнули за экипажем люк.
        Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл, Уильям Андерс. Люди, которые сейчас полетят к Дуне – есть. Видит весь мир, как они лежат, закованные в  лунные скафандры. Изредка шевелятся их руки и доносятся по радио их голоса.
         И закричали с земли «Старт!» – и всё. Всё – не было отступления назад. Всё – ракета пошла неумолимо ввысь. Всё – время рассекло эпоху.
         Словно из дерзкой пращи. Остановился мальчишка-дикарь. «Луну? Я метаю свои камни в богов, и они летят сквозь леса времён. Я что-то предчувствую через эти святотатские камни».
         Откуда такая дерзкая улыбка? Что ты увидал за временами? Есть что-то общее меж нами. И я бросаю свои мечты в фиолетовое небо, на Луну!
         Как только «Аполло-8» отделился от ступени, Земля начала стремительно уходить. Планета превращалась в шар, планетку, шарик. Вскоре она помещалась в иллюминатор корабля.
        Мир, который был их основой, в котором была тяжесть, на котором проходила их жизнь, от рождения до смерти. Этот мир – Земля. Это был абсолютно надёжный мир. Но если бы в них сейчас ударил метеорит, если бы загорелся их корабль, если бы отказал двигатель, или солнечная вспышка вдруг накрыла их – они никуда бы не ушли. Им некуда было спрятаться и нечем защититься. Вся их надежда была на технику, на их Корабль.
         И когда они дошли до лунного мира и пошли в 110 км над Луной, в Хьюстоне, в Центре закричали «Мы взяли, мы взяли!» А астронавты с лунной орбиты, как и положено мужественным астронавтам, спокойно делали свой эпохальный репортаж.
        Они – пионеры. Первыми дошли до иного мира. Там, где прошли миллиарды лет безмолвия. Там, где было что-то неведомое для людей.
        Луна была внизу: серая, рыжая, скопище хаоса и грязи. Кратеры, скалы, валуны – словно кто-то прошёл, оставив гигантские следы.
        Земля плыла на лунном небосклоне: белое, синее, над  миром бесцветным и бесстрастным.
        Стена  была слева, а справа космический провал. Корабль медленно крался вдоль глыбы, по краю. Люди  узнали всю истину про бездну, как стерегла она живых.
 
         Пришёл человек в мир лунный – и прозрел. Время: 1969 год нашей эры, 20 июля, 15 часов 17 минут 47 секунд.
         – Алло, Хьюстон, говорит «База Спокойствия», «Орёл»  прилунился! Мы опускались в кратер, но в нём оказалось много камней и валунов. Пришлось выбирать другое место для посадки.
        Замерла, потрясённая Земля. Люди сидели возле приёмников и телевизоров, не ощущая ничего. Разумом они понимали, что вот он, исторический момент, но чувства их, достигшие кульминации в момент посадки, были теперь немы. Понятие «Люди на Луне» в их сознание, в их крови за тысячи лет укоренилось, как нечто принципиально недостижимое для человека. И вот теперь, когда недостижимое произошло, они ожидали, что с ними самими нечто магическое произойдёт. Но всё было тоже, что и в последние мгновения старой эры. Всё те же вещи окружали их, всё теми  же оставались их тела. И только мечтатели увидели: Свершилось! Их легендарный корабль стоял в серебристой долине на Луне.
         Широко разбросав вибрирующие крылья, их возносила лунная симфония. Мечтатели сидели на берегу планеты – их вечный удел – но они со своей сокровенной музой были там. Когда они стартовали с экипажем «Аполло» – в грохоте, перегрузках, криках восторга – тогда прозвучали её  первые  аккорды. Это была немного грустная увертюра. Мечтатели, очарованные её грустью, плыли так до самой Луны. Они ждали, они задумчиво сидели у  иллюминаторов и смотрели в открывшийся им мир. Они спрашивали у себя: «Смогут ли там, на «Аполло»?» А когда подошли к Луне, увидали  горящую планету. Мир дыхнул им навстречу дикостью, им послышался вопль-крик неизвестно кого на этой дивной планете. Это уже выходила сама симфония. Она звучала четыре миллиарда лет. Старая, загадочная планета! Мечтатели слушали её голос-музыку. «Посмотрим, пришельцы, по нраву ли вам мои магия и чудеса. Вот тут сколько я приготовила для вас: жара, вакуум, пыль!» Мечтатели ощутили всё это, как густые аккорды неслыханных доселе звуков.
         Люди на корабле пошли на штурм. Заклокотали каменные джунгли планеты. Взвились щупальца-скалы – схватить корабль на лету. И замелькали валуны, стремясь закружить пришельца, и всполошилась вся Вселенная: заурчали чёрные бездны, замерцали в ядовитой ярости звёзды, зашипели невидимые метеориты – а кораблик отчаянно искал площадку – горючее его было на исходе. И наконец, под рукой бесстрашных людей корабль пошёл вниз.
         Люди стояли в безмолвии. Вокруг была серебристо-чёрная пустыня. Двигатель выключился и более не производил ни звука. Астронавты, как и мечтатели слушали: Вселенная низвергалась, гудела от тысяч неведомых им звуков. Они не могли понять, торжествует Вселенная в честь них, или завидует им, смертным, но они точно почувствовали: весь звёздный мир вокруг – уже иной.
          И пришли звуки Певца – сведя посланца от Земли. И человек пошёл, делая детские шаги, в такт ритмам далёкого Певца. Нил Армстронг – имя астронавта. Он шёл под защитой белого скафандра. Вечность, безмолвие и камни – вот что открылось в лунном мире для него.

   ***

        «Звуки алые, пронзающие раздались в честь меня – и я оказался на пороге бытия. Восемь дней мать-ступень несла, покоила меня. А заброшен я был  растянутым  ввысь взрывом. А создали меня в теплоте и чистоте. Люди произносили слова тихо, словно до времени боясь вспугнуть моё небытие.
        Был ли разум у меня? – я пытался себя осознавать. – Нет, мой разум остался у людей. Телезрение, радиосвязь, ощущение жары и холода тоже давались мне от них. Когда я прозрел – включились панорамные камеры обзора – то увидел, как повезло моей «Луне-21»: она села на бровке кратера 8 метров глубиной.
        Ко мне пришли первые константы: я не должен был ничего не чувствовать, не осознавать. Люди хотели всё это сделать за меня – не отрываясь, однако от Земли. А в конце пути мне предстояло умереть. В то время я даже не представлял, какой смысл они вложили в слово «умереть».
         А звуки торопили меня – со всё возраставшим темпом. Что-то быстрым кодом Вселенная поведывала о себе. Оператор выследил моей антенной Землю, у бортинженера телеметрия сообщала «штатно», командир дал добро и водитель повёл меня по трапу.
         Так я вошёл в разыгранный спектакль. Удерживая на сверхдальних нитях, люди вели меня, а я путешествовал за них. Но всё дальше я уходил от них и очень многого люди не узнали от меня. Они не узнали, как это можно идти на ажурных колёсах в вакууме, в пыли. Не почувствовать им было стужу двухнедельной ночи и наслаждение от первых солнечных лучей. Тем более, ничего не узнать о лунной смерти. Как это, быть луноходом с магниевым телом, и далеко от Земли, без эмоций, без боли умереть.
         По команде людей, по их воле, я подошёл к террасам Встречным и миновал мыс Ближний. Для них же я всё это осматривал и изучал. Вдруг ещё одну странность я заметил у себя: мою способность определять красоту идущих навстречу мне ландшафтов. Я это делал беспристрастно, как и обязан был делать автомат: в словах, движениях и форме. И всё это было противоположно  хаотичной логике людей.
         На день четвёртый, я вышел к борозде Прямой. Но я не мог понять, что здесь за тайна, заворожившая моих создателей-людей. Вот осыпи по склонам, вот дикие нагромождения камней, через которые я едва прошёл к обрыву, вот дно на 40-метровой глубине – что здесь искали люди, зачем сюда пришли?
         Но всесильные люди не учли, что я уже на равных с бездной. Они думали: связь скоро прервётся, работа с «Луноходом -2» прекратится и дальше он будет не нужен никому. Но я терпеливо ждал…»

6

         Звёзды приняли Слово, а Человек взял Вселенную рукой.
         Человек начинал свою звёздную охоту. Он был сам уже более звездой.
         Он выходил к словам, оставленным богами.
         Человек слово «Меркурий» произнёс. И от прозрения родилась его страна – всё расцвело, заполонилось.

         Земной корабль летел над чёрными полями. Что это, откуда – кратеры, мощные эскарпы. Меркурий высыпал  гигантский Сад Камней. Как  Гимн Любви, поплыл над этим Садом  «Маринер».
         О, этот Гимн, эти неведомо откуда взявшиеся звуки – столько лет умирать, и всё же ждать и ждать. О  побеждавших,  пела на всю Вселенную Любовь.
         Мне видятся жизни гениев – как корабли, поправшие вечность, и растворившиеся в ней. Мне видятся лица гениев – как лица раскрывшихся планет. Мне видятся души гениев – как вспыхивающие в любви звёзды. Люди и звёзды – один и тот же мир.
         Вот он, Меркурий и чаши кратеров его – в людях, принёсших имена, в гениальных творениях природы.
         Вот Инхотеп, человек и кратер. Где-то в веках и нильских песках затеряно его лицо. Это его душа, его полёт: ступени Пирамиды. Пять тысяч лет  продолжается полёт.
         Это Гомер будет вновь проводить своего Одиссея мимо прельщающих сирен. Вновь и вновь – в сладчайше желанном смерть – будет вечный терзать парадокс человека. 
        Это Щелкунчик в Вальсе Цветов взлетит – и застынет навсегда. Слёзы  Чайковского в том Вальсе. А цветы – в небо брошенные, вопреки любым смертям. Вечно-звёздное утвердилось в гимне: побеждала любовь, и гибло зло.
        Это  Мелвилл будет снова нестись за Моби Дик. И пройдёт ещё раз вокруг света на пропащем, безумном корабле. Он пройдёт вслед за вызовом  с белых звёзд. И настигнет великого Кита. В битве той, как брызги, будут размётаны звёзды. Как всегда, будет прославлен – низвергнут человек!

         Долго ждали мечтатели, мудрецы и боги. Четыре месяца «Венера – 4» уходила от людей. Где-то вырастала Венера – воображали люди на Земле.
         Вот день истории: 18 октября 1967 года. Чёрный шар, отделившись, уже набирал скорость. Люди знали, в этом маленьком шарике их любовь и волшебство.
         Он ворвался всем телом –  упруго, туго, с рёвом. Он затрясся и вспыхнул, как настоящая звезда. Люди чувствовали: их автомат дрожит, как человек. Но никто на Земле не мог вообразить всей истины – супертяжести, рёва, и огня.
         Есть сигнал! Люди покинули его – а он прошёл!
         А между тем на Венере родился человек и сделал первый шаг. Вот шаг второй: в Центре расшифровали первые сигналы. Венерианский мир оказался  углекислотой.
         Человек сделал третий шаг: сигналы с «Венеры – 4» прервались. Их посланец  внедрился в жизнь иную, что-то увидел – и замолк. 
         Была тьма, но странная, неземная, и рёв неземной и жар. Мечтатель стоял на Земле, и видел всё это, глядя на самую яркую звезду. Как птица, Мечтатель взлетел, руками, как звуками взмахнув. Он летел над красками  дерзкими, а звуки всё выше его поднимали над Землёй.
         В будущее, без оглядки, уходило время. Один за другим пошли с Земли посланцы. И уходил всё дальше посланец-человек. Вот  чёрные горы вздыбились  под ним, вот что-то вспыхнуло в ночи.
          А Мечтатель парил меж звёзд. Видел он, куда уходил его посланец.  Словно счастливый выдох, словно хлестнувшая вдруг явь. Небо было багровым, а вокруг разметались пластинчатые камни. Человек сделал шаг в раскалённую пустыню: горные плиты и чёрный песок раскрылись перед ним. Он увидел невероятную  картину: лава сама пришла к нему, застыла возле ног.
          И помчался, глотая секунды, посланец-человек. Время было отпущено очень мало, и медленно ползла телекамера обзора. И замолкли в благоговении люди в Центре, и замерла изваянием Богиня, и кричал о чём-то вознёсшийся Мечтатель.
          Долго стояли перед красной картиной люди. Всё далее уходил их корабль – в волнах, видениях, звуках.
          Что боги! Разве знали они о таких приключениях людей!

           «И  была непроходимая тьма на молодой ещё и дикой Земле, – поведывала Мечтателю Богиня  Тайн. – И в этой тьме родилось в высшей степени странное и невиданное в межзвездье – жизнь. И в той же тьме был мир планеты Марс. Странная была здесь жизнь… да и была ли? Миллиарды лет прошли, и никто, кроме этой планеты не видел этой жизни.  Удивительные следы  отпечатались на её покровах. Но никто ничему не удивлялся в этой истории миров.
            И когда пришли с Земли автоматы и встретились две жизни двух планет, снова никто не стал очевидцем этой сцены. Люди знали только одно: в районе посадки  было десять часов утра. «Марс–3» дошёл до поверхности, раскрыл защитные лепестки, и сразу начал передачу панорамы. В первых строках её не было никаких контрастных деталей. И вдруг передача резко пресеклась.
          А Марс между тем охватила глобальная буря. Какие-то пятна проступали сквозь вздыбленную  пыль. Инфракрасные датчики с «Маринера-9» зафиксировали в них  источники тепла».
          Замер в благоговении Мечтатель – пред наступившей марсианской мглой.
          – О, если бы мне Марсом стать! – воскликнул он тоскливо. – Я также изнемогал бы от этого холодного огня. Я также кипел бы и плескался тем огнём.
          – Ты грезишь, а кто-то давным-давно прожил эту в багровых красках жизнь, – сказала Богиня Тайн. – Но странная то была, затерянная жизнь. Да, что-то случилось во Вселенной – и в первый раз. Но как далеко, как недоступно человеку.
         20 июля 1976 года. В марсианской долине Хриса появился летящий диск. Вот вспыхнул белый купол, вот отделился, вот двигатель поднял пыль – и «Викинг – 1» застыл на Марсе. И пошёл первый кадр. Земля наконец прозрела: камни, бурые камни лежали возле посадочной тарелки. Вся пустыня до горизонта была завалена валунами и песком. А над пустыней сияло розовое небо.
         Да как же вам быть в это мгновенье, люди! Ведь опять не взорвутся, не зарыдают ваши звёзды. И не будет вам ни бессмертия, ни гибели от них.  Не было никогда среди мудрецов, способных поведать о тайнах самых древних. И бессильно было воображение мечтательных и дерзких. Только возможен их страстный лёт на кораблях, только шли непонятные данные с их автоматов.
         А когда «Викинг- 2» пошёл на посадку и с ним прервалась связь, в Центре повисла тягостная тишина. Холодом  дохнуло  из затаившихся глубин. Снова беззащитным предстал их разум, снова прошлое с будущим слились в одну несбыточную явь.
        Но корабль вышел – и возликовал во Вселенной Человек!  Чудесный автомат всё сделал сам – и вот покоился на Марсе. «Викинг – 2» стоял, чуть накренившись, попав одной из трёх лап на небольшой валун. Маленький  камень, взлетевший при посадке, немного повредил его антенну.
         Царство безмолвия и пустоты – вот чем жила эта планета миллионы лет. «Викинги» пребывали неподвижно, и фиксировали происходящее вокруг. Но никто мимо них не проходил, не проползал, не пролетал. Корабли окружал семидесятиградусный мороз и разряжённая, без кислорода атмосфера.
         Снова невиданный мир открывался пришедшим людям. Это был древний путь – из ведомого в неведомую даль. Странные закаты: игра зелёно-алых радуг, странно-голубоватый снег, странная встреча двух миров. Люди с безнадёжной тоской смотрели на холодные бурые камни. Да ведь жизни иной, любви вселенской искали здесь они. Ради них летели сюда, за миллионы миль!
         Но безмолвной, неразрешимой застыла перед людьми пришедшая к ним панорама. Чувствовали люди тяжесть пройденного пути, ярость взрывов, неразрешимую от чего-то боль.
         Всё та же боль Вселенной: найти кого-то, чтобы безумно полюбить.
         Снова Богиня Тайн, царица ночи, торжествовала в мире звёзд. О, какой это был роскошный пир! Самые ароматные и пьянящие напитки подносились ко столу. И звучал во тьме её страстный шепот, и мелькало в бликах платье из золота и серебра – и всё терялось в колоннах Храма Тайн. Было безмолвие, только её взывавший  шёпот, да вспышки звёздного света, замиравшие далеко среди колонн. И опять юноша, опять влюблённый, крался на этот звёздный зов.
                ***
         «Достаточно было в стене, описывающий сад, вывалиться нескольким камням, как завершилось неведение моё. Три явления прошли передо мной в неожиданном проломе: немощный старец, изуродованный прокажённый, неподвижный мертвец – и истина в первый раз очень больно ужалила меня.
          «Но если бы не разрушенная стена? – не раз я спрашивал  себя. – Значит, не было бы страданий, а значит не было бы и знаний, и я оставался  счастлив, как и был?»
         О, моё бесконечное познание миров! Во всём,  в великом и ничтожном: в пище, вине, звёздах, женщинах и власти, ему не было ни предела, ни разгадки. Семь мучительных дней я вышагивал и вышагивал вокруг смоковницы, пока вызревала моя мысль. А может она была всегда, а я, странный странник лишь  охотился за ней?
         И стал я Буддой, Просветлённым – и всё в этой сложнейшей Вселенной вернулось на первозданные места. Простейшей была её разгадка: ничего не желать, не видать, не знать.
         Коварный Маре попробовал искушать меня своими роскошными садами и красавицами-дочерями – мне было просто смешно от его потуг. Враги перерезали моё родное племя макая, но что для меня такая весть, уже познавшем Истину – удар ногой о каменную гору. Я более не угрожал никому и ни на что не притязал.
         Я вошёл в долгожданную Нирвану: сел на цветок лотоса, скрестил свои ноги – и поплыл по временам. А во времени открывалась вечность. Ко мне приходили страждущие пищи и питья, ко мне приходили больные в страшных гнойных струпьях, ко мне приходили ищущие и заблудшие. Но я уже дал людям Истину, и не имел теперь права сорваться, закричать, забиться в плаче. Спокойствие, бесчувствие, бессмыслие требовала от меня Всеистина.
         Всё открылось когда-то в единый миг в обвалившейся стене».

                7

         Человек и Вселенная – самая древняя тайна вставала пред людьми. Но были ли звёзды, и был ли Человек?
         Вселенная произнесла себя, первооснову, а Человек пленился магией её.
         Вот появление Человека между звёзд: игра в зверей, игра в богов. Вот появление Вселенной для людей: Взрыв в точке Ноль – и мириады звёзд, расцветших в Бытие.

         Время текло по естеству – и осторожные руки людей  на космодроме коснулись их тел в последний раз. Затем короткий стремительный разгон, и начались их странствия – в бесконечность, от людей. Двум «Пионерам» и двум «Вояджерам» предстояло пройти до внешних газовых планет. И первым на их пути был пояс астероидов, который оказался не более опасным, чем окрестности Земли.
        Снова замер заворожённый человек, снова вставал вопрос, быть, или не быть его торжеству во Вселенной. Было 4 декабря 1973 года. На миллиард километров от Земли дошла любовь людей. «Пионер – 10» сближался с Юпитером, самой гигантской планетой возле Солнца. Чем ближе он  подходил, тем быстрей разгонялся в её сильнейшем поле.
 
        И снизошла Богиня Тайн и села рядом. Звёздные картины вспыхнули перед их глазами: Мечтатель то ощущал смертельный ливень радиации, обрушившийся на «Пионер – 10», то электрическую атаку на следующий «Пионер», то увидел его гигантскую петлю вокруг планеты, как он пронёсся над обоими полюсами, развив сверхскорость для выхода из Солнечной системы.
         «Я, Богиня Тайн, явившаяся из тьмы и света, я завещаю разумным на века: никому не видать, не слыхать, не знать. Ни чудес, самых странных, ни планет, самых дальних. Никогда, навсегда – вот суть. Для людей, для их вечного лёта – вот смысл».
        Кем же будет после такого лёта  Человек? Вот уже опалено лицо его древним светом, вот поражены глаза его картинами иных планет. А как вознёсся он, как ликовал  – как шёл и побеждал его посланец «Пионер»!

        Снова, пали на крыльях,  в хрустальные замки, в вечной тьме. Руки, вскинутые ввысь, ноги, принявшие толчок. И услышали звуки белого Сатурна: трутся кольца, блистают молнии, бушует гигантский ураган.
       Снова шагнул мечтатель-человек. 14 января 2005 года. «Гюйгенс» коснулся поверхности Титана – и открылась самая дальняя панорама для людей.  Красота её была изначальной, из глубин: уходила  в оранжевый туман долина, и застыли на первом плане  камни.
        И пропали сигналы с «Пионера-11» и ударило что-то по «Вояджеру–2». Будь он человеком, то понял, что это  частица льда.  Автомат ушёл за Сатурн и с ним отсутствовала какая либо связь. Но он вышел из-за планеты, бесстрастный автомат – и к людям пошли снимки прекрасного Сатурна.
        И бежал Мечтатель, с лицом восторженным, руками ввысь. И бежала бок о бок с ним Богиня Тайн. Да как же могуч есть человек! И как не заплакать ему святыми слезами в такой миг!

        «А уходил я с Земли по огненному, из уст возглашающих людей. А предстояло мне красиво пройти возле гигантов, и так же красиво умереть. Никто на Земле не смог бы полюбить, как я, бесстрашный автомат. И никто бы на смог умереть, подобно мне. Люди подозревали, что бездна это ненависть и боль. Здесь, далеко от Земли, они пытались на кого-то повлиять, кого-то полюбить, но слишком слабые сигналы доходили до меня. А я, как и прежде, готов был быть человеком до конца.
        24 августа 1989 года, пройдя всего в 4000 тысячах км от облаков Нептуна, я вышел из Солнечной системы. Казалось, ужас холода, неодолимость вечности, должны меня навсегда преобразить. Так вставали вопросы: что будет со мной, когда иссякнут запасы плутония и прекратится связь с Землёй, что будет с моим металлическим телом спустя миллиарды лет, какие звёзды я повстречаю за время моего пути, какие странные истории со мной произойдут?
         И уйдём мы, и в бездне будут покоиться  наши очеловеченные тела. И никто из разумных не будет знать об истории «Вояджеров» и «Пионеров». Будут следовать мимо чужие солнца – а параболы наших  антенн будут искать своё единственное Солнце. И будут – не будут, будет – не будет, кто-то, что-то, возле, или в нас самих. И будут ли тогда люди, их мысли, их слова, и встреча иных разумных и людей?
          А может во Вселенной живут не только звёзды, люди? И мы увидим и удивимся и закричим от восторга на весь мир!
          А может кто-то из нас дойдёт да Предела Мира? Или кто-то создаст гениально простые тела, или мир, сотряснувшие слова.
          А может и нет нигде во Вселенной смысла жизни? Может неправда все эти звёзды и их бессмертный блеск. Ведь сколько звёзд и людей гибло в момент апофеоза!
          И была во мне одна тайна, которой я дорожил более всего. Главное, ради чего я вступил в пределы Вечного. Маленький диск, прикрепленный к моему металлическому телу. В этом диске был зашифрован мир людей. Любовь, гармония и красота – суть всей истории людей. Люди взывали во Вселенную: может там, в бесконечности, кто-то из разумных ли, из неразумных ли откликнется на их любовь.
          Но я очень боялся той жизни, той любви, ибо мог пройти не так, сфальшивить, изуродоваться, раствориться в пыль. И ещё я боялся одного: нас было четверо, мы летели в разные стороны Вселенной и с каждой секундой, с каждым отрезком пути становились неведомыми, всё более непонятными друг другу».

          И показала Богиня  начало его бега: человека разумного, в ужас повергнутого перед яростью небес. Он закричал тогда в свой первый раз – а был у него могучий лоб, хотя и оставался мальчишкой среди чудовищ и божеств.
          И вот уже дни и ночи мечтал, парил один меж звёзд. И вот посягнул на привилегии богов, высчитывая ход светил. И вот, раскинув руки, приник к окуляру телескопа – улетая, проваливаясь вглубь.
          Вдруг человек превратился сам в звезду, и та, с нарастающим гулом понеслась в глубины. И вдруг она взорвалась: свет вспыхнул, гул взревел – колоссальнейший восторг!
          Мечтатель бросил копьё в небо и оглянулся с восторженным лицом.
         «Всё, тоска и забвение, жажда тайн и победа света – всё вышло из любви, – раскрывала Вселенную Богиня. – И  когда тайной ночью одни лишь звёзды были над людьми, а вокруг бормотали незримые ими божества, двое были рядом друг с другом – их тела, их лица, их слова. Только двое спасали друг друга в темноте».
                ***
          Снова  Богиня Тайн вела Мечтателя за руку. От слова её раскрылись  времена. Они увидали невыразительного человека, со старомодным на лице пенсне. Богиня в благоговении произнесла:
         –  Учитель, мы из времён грядущих, издали. Ты нашёл ключ к звёздному миру – и ты его открыл. Имя твоё вместе с нами летит теперь к иным мирам. Посмотри же на времена своей мечты.
         – А ведь я был отвержен, одинок, – отвечал голос старческий, в помехах. –  И не было у меня ни единого друга. Как и не было ни хлеба, ни силы – один только звёздный интерес. Но я надеялся, горы хлеба и бездну могущества дадут когда-то мои работы.
         Циолковский, его образ, стоял над землёй, парил перед пришельцами со звёзд. Богиня хотела с ним взяться за руку – призрачно-звёздные пальцы прошли сквозь человеческую кисть. Мечтатель спросил его о чём-то – но Учитель не слышал ничего. И вдруг ожили  глаза его, спрятанные под пенсне. Казалось, он понял что-то, казалось, он что-то говорит.
         Но это был уже не он, он так и остался позади. Снова жизнь и смерть, снова загадка человека. Снова  любовь его потрясала звёзды. Снова он шёл на корабле вечным лётом. Снова один ликовал  – во всей Вселенной!