Волшебные кисти

В. Голубев, т. 9261593601
Волшебные кисти

Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
Г.Р. Державин

В эпоху перемен у поэтов, музыкантов и живописцев работы раз-два и обчёлся. Однажды в холодном и продуваемом до крапивницы городе жил Художник. Как большинство горожан, он боготворил гранитные набережные, мокрый кирпич и треснутую штукатурку приморской столицы. Прячась в тёмные арки от надоедливого дождя, каждую весну он тщетно  пробовал развести цветы в безжизненном дворе.
Семья Художника бедствовала, как и страна, разучившаяся в одночасье слаженно трудиться. Выискались знакомые и просто соседи, навсегда покинувшие родной город и подавшиеся: кто в столицу, а кто за границу, в поисках сытой и тёплой жизни. И теперь на улицах и проспектах призраки преданных квартир черными глазницами глядели на оставшихся горожан с ненавистью и злостью. В их безумных взглядах одно стремление - поглотить и обезлюдетьдо самого дна проклятый с рождения град.
В такое время бородатый и добрый художник спасался от нищеты – только обучая несколько учеников да получая редкие копеечные заказы написать картины к юбилеям богачей и нуворишей. Как-то ветреной приморской зимой грипп свалил с ног учеников, и за уроки перестали платить. Следом, как назло, разболелись дети и супруга. Холодильник оказался предательски пуст, от настоящего голода спасали четыре мешка картошки, выращенные в пригороде, и трёхлитровая банка  подсолнечного масла, переданная родителями жены через проводника плацкартного вагона.
В то утро старший сын вдруг попросил отца:
- Папочка, пожалуйста, нарисуй побольше всякой еды и если можно, то ещё конфеток, сгущёнки и много шоколадных пряников, таких, с белой глазурью, помнишь, как ты их покупал на мамин день рождения. Напишешь?
- Конечно, сынок, я быстро всё сделаю. А ты иди, ложись в кроватку, тебе ещё рано вставать. Чувствуешь, как дует из окна?
Мальчик отправился в спальню, придерживаясь мраморными руками за стены. Художник затворился в мастерской. Он вынул из стола тюбики краски, выбрал грунтованный кусок картона, но как назло: рабочих кистей не осталось! Кинулся в комод, по полкам – да напрасно. Вот незадача!
Художник переставил со стула на пол бутылку со скипидаром и грузно сел. «Всё пропало, у меня нет денег на новые кисти! А  мастихином и губкой не выйдет тот рисунок, что просит сын! Вот дожил, даже не могу рисовать!» - размышлял он и с каждой минутой печалился всё больше и больше.
Но спасательный круг отыскался, он всплыл по волнам памяти из далёкого детства: художник вспомнил про оставленные отцом кисти. «А ведь что-то странное отец рассказывал про них? Да теперь уже не упомню, сколько минуло лет», - подумал Художник. Оставалось самое простое - найти наследство среди творческого беспорядка.
Пришлось повозиться, пока кисти наконец-то сыскались в темной антресоли,в банке, среди красок, холстов, пыльного мусора. Отец бережно закутал своё сокровище в плотную бумагу, головами кверху. Художник улыбнулся и долго не мог отвести взгляда от ладных кистей… такие пушистые и нежные! Пускай со следами охры и ультрамарина, но мы ещё с ними повоюем!
Глотая постные слёзы, Художник писал обещанный натюрморт. На картонке явился и расцвёл созревший продуктами холодильник, а ещё фрукты и лакомства, образы далёкой сытой жизни.
Вечером вся семья собралась на холодной кухне и, ужиная надоевшей картошкой, любовалась прекрасным и сочным рисунком свежих колбас, узором сарделек и монументальностью копчёного окорока. Особенно удалась банка со сгущёнкой, на ней даже читались надписи. Дети смеялись, впервые после Нового года и Рождества, и родители стали надеяться - болезнь отступает…
Всю ночь Художник не смыкал глаз, ворочался и впервые серьёзно задумался об отъезде в соседнею страну, где у него когда-то проходили персональные выставки и его не раз приглашали преподавать рисунок и композицию. Он ощущал нутром - за кордоном дети будут сыты и здоровы, повеселеет супруга…
Но почему-то эти мысли не радовали, а наоборот, печалили и не давали заснуть. Художник ворочался, стараясь не задеть супругу. За окном скрипел жёлтый фонарь, подглядывая через заиндевевшее стекло. До утра незваный домовой давил грудь и не давал свободно продохнуть, словно не на шутку осерчал на хозяина за мысли о переезде, и теперь душил его. Кое-как Художник дождался блёклого рассвета, сел в кровати и огляделся - ничто не радовало его.
Он отправился в мастерскую, взял банку с отцовскими кистями: щетина переливалась на свету, а маленькие кисточки из соболя, несмотря на запах растворителя, нежно ласкали грубые руки. Сердце кольнуло, как тогда около промёрзшей могилы, но вскоре тёплая волна окатила и утешила. Собравшись с силами, Художник достал этюды и приступил к работе над большим полотном.
Днём нежданно-негаданно случилось чудо – прибыли розовощёкие ученики и принесли аванс за обучение. Вскоре в дверь позвонил секретарь Академии Художеств и предложил поучаствовать в юбилейной выставке…
Вечером на сковородке жарились антрекоты, счастливые дети, как индийские факиры, вместо шпаг проглатывали мандарины, хвалясь друг перед другом новыми книгами с красивыми картинками. Холодильник пыхтел, оказавшись забитым до отказа, совсем как на той безымянной картонке. Слушая детский смех, отцу просто не верилось, что ещё вчера в квартире царили болезнь и уныние.
Художник не перенёс столь разительной и быстрой перемены и слёг с температурой. Но как-то на удивление быстро поправился за пару дней, даже участковый терапевт, из под марлевой повязки, осведомился:
- Вы, наверно, лечились дорогущими лекарствами?
- Что вы, доктор, меня поставил на ноги - детский смех.
- Верно, если бы все умели радоваться, как детвора, моё ремесло перевелось бы на матушке - земле.
Вскоре с залива, надувая щеки, подул мокрый ветер, съедая снег. Набережные очистились от зимних сугробов, в воздухе запахло талой водой и близким морем. Художник опять безмятежно спал и много работал. Он несколько раз хотел выбросить нелепый натюрморт со сгущёнкой, коллеги подсмеивались, называя её «ужасным китчем». Но Художника всякий раз что-то останавливало: может, память о трудной зиме или ещё что-то. Руки отказывались порвать картонку.
Миновало несколько лет. Как-то ранней весной Художник выставлял свои картины в городском университете. Компании студентов в перерывах обсуждали пейзажи, натюрморты, портреты знаменитых политиков и писателей.
В студенческой столовой Художник сошёлся с двумя преподавателями. Один из них - бывший военный со спортивной выправкой, но как-то не жаждавший лишний раз вспоминать о службе, а второй - недавний студент, упорный и улыбчивый аспирант. Частенько после занятий, когда солнце начинало припекать, они втроём подолгу обсуждали судьбы народа и государства, спорили, приводили аргументы за и против и даже обижались друг на друга. Студенты, поглядывая со стороны на университетских реформаторов и бородатого художника в чёрной беретке и смеясь, подшучивали над их пылкими беседами.
Пришло время, и выставка закончилась: по мнению декана, живопись только отвлекала учащихся от учёбы, и студенты потянулись пересдавать  «хвосты», вскоре сессия.
Покидая факультет, Художник по памяти написал портреты друзей в лавровых венках римских победителей-триумфаторов, в надежде на исполнение благородных желаний послужить верой и правдой родному отечеству, не жалея живота своего. Для этого он опять извлёк заветные кисти с антресолей…
Подарки пришлись по душе университетским друзьям, только показались всё же нескромными: ну какие римские императоры из преподавателей! Прошло несколько месяцев. И жизнь переменилась: их стали видеть в городской администрации, а  через несколько лет они уже перебрались в столицу…
Художник, когда его навещает грусть, зовёт в мастерскую сыновей и даже крошечную дочку. Мальчики рассаживаются на старый диван, а дочка забирается к папочке на коленки. Художник вынимает из дальнего ящика шкафа главное сокровище семьи, а может, - и всей страны: дедушкины кисти, и рассказывает детворе о тяжёлых недавних временах. Потому-то просит он наследников особо беречь дедушкины кисти и использовать их только тогда, когда ужасные беды постучатся в дверь и будет гадкая смута.
Поколения людей на Земле сменяют друг друга. Но никто из проживших свой век и ныне живущих не ведает - почему в жизни происходит именно так, а не как иначе. Кто и как выбирает путь мира, страны, народа? Загадка. Никто не знает, где те серебряные нити, поворачивающие колесо Истории. А может быть, всё дело в наследстве, в неприметных отцовских кистях, что пылятся на антресолях разных художников, и мир повинуется им?