Четвёртый короб из записей Певчего Гада. 31

31.
***
«...это было в недалеком будущем, когда Совесть опять стала мерилом человека. А Разум и Сила – на правах совеща¬тельных.  То есть, опять занимали то самое место, которое ныне за¬нимает Совесть. (Т.е. почти никакое, «совещательное»)».
Из фантасич. набросков Великого

***
«...люди крепко поумнели.
Поумнев – окаменели…»

***
Вроде бы то же происходило и с великанами. Так Святогор стал Святой горой… именно что – Святой. Кроманьонцы же окаменели, задубевши в чувствах, устремлениях, мыслях. В святости, однако, не преуспели. И Святыми горами не становятся чегой-то…

***
Реформация… а что плохого? Всё когда-нибудь реформируется, дело лишь в последствиях. А последствия таковы, что несут в итоге не крест, а – крестик. Ювелирное украшение на грудях. «Крест тяжёлый, неудобный, надо реформировать, подогнать  под  «разумные, современные размеры».
И – уменьшили.  И ещё уменьшили.  И ещё…

Вот, ювелирное украшение.

***
Легенда, или притча...
Шли два человека в долгий путь по бескрайней степи, и каждый нёс тяжёлый крест на спине. Один устал и сказал другому: «Крест слишком тяжек, я, пожалуй, подрежу его немного». И подрезал.
Идут дальше. Вдруг овраг. Странник, который подрезал крест, положил его над оврагом – точно с размер оврага – и пошёл по нему…
Почти уже прошёл путь, но в самом конце крест корябнул край оврага и соскользнул в пропасть вместе со странником. Другой, не подрезавший креста, прошёл весь путь…
Жестокая притча? А христианство в его глубинах вообще жестоко по человеческим, по земным меркам… во всяком случае, не так уж гуманистично, как это порой проповедуется в сусальных притчах для детей и новообращённых. В Христианстве главное – Любовь. А свобода выбора – агромаднейший соблазн. Вот и соблазнились.
И – реформировались…

***
Мгновенья счастья различимы гораздо позже самого счастья. 
И только лишь в общем тоне жизни. Как в музыке – отдельные ноты и фразы не воспри¬нимаются, пока она звучит, но лишь в общей тональности Це¬лого проступает их прелесть, и, как правило, это происходит после…
Отдельные взблески, «музыкальные фразы», которые потом промурлыкиваешь про себя всю оставшуюся жизнь, это тоже мгновения счастья. Пусть даже это «счастье» уже иной, совсем иной энергетической наполненности и окраски. Что же тут поделаешь? Если «то самое» счастье неповторимо, спасибо и за «это», оно тоже чудесно. Это ли не «вечная музыка»? Притом с вариациями воспоминаний...

***

…приснился спьяну странный какой-то тип, в незнакомой местности, где-то в иконографии проступавшей… руками размахивает, свиток под нос суёт, требует что-то…
Оказалось поутру – сосед! Обиженный пророк, волхвующий в пивняке над картой звёздного неба, орущий, требующий чёрт знает от кого льготной ссуды для постройки обсерватории в Вифлееме…

***
У жилых домов духовное содержание снаружи  (лепота фасада  и  пр.).   Внутри – бытовое содержание. Ровно наоборот у человека.  А ведь человек, это тра¬диционно – Дом. Та же трехчастная модель: крыша, жилая часть, подпол. Но человек – подвижен. Это главная беда вида, задуманного довольно устойчивым и прочным в самом себе.
Открытое пространство расшатало традицию.
А там и человека. И шатается по земле, и шатается…
С земли ушёл, в города подался. Нагромоздил башен каменных, ввинтился туда, совсем плохой стал…


     «…скушно стало… за серый свой будень
     Наломавшись (пустой, будто трутень),
     Залетал в свой квадратный бетон
     И ложился всё с тою же, бедной,
     Грустной женщиной, до смерти бледной,
     Исторгающей жалобный стон,
     И терзал её плоть в душной клетке
     На подвешенной к небу кушетке,
     Бледных отпрысков заготовлял,
     И все чаще бессонною ночью
     Стены в мыслях раздвинув, воочью
     Сам себя на весу представлял,
     И опять, и опять ужасался:
     Как он в этом бреду оказался,
     В гиблом воздухе – средь фонарей,
     Проводов, воронья, вовсе зряшных
     Всяких штук, им же сляпанных, страшных?..
    
     И стояла зима у дверей…»