Блюма Львовна

               

Фабричный посёлок моего детства. Длинная цепь бараков из саманного кирпича.
Два-три дома получше для итееровцев, на площади – магазин, столовая, парикмахерская, библиотека.
Несколько в стороне – амбулатория. Там работала моя мама, детский врач.
Там, около неё, я просиживал всё свободное время.

Время было послевоенное, голодное и тревожное.
По ночам в посёлке гастролировали банды уголовников.
Они внезапно налетали, творили свои немыслимые злодеяния, а потом бесследно исчезали,
словно растворялись в предгорьях.
Всех политических давно подобрали в ГУЛАГ, зато уголовникам стало ещё привольнее.
Власти боролись с ними, но как-то вяло.
В нашем посёлке почти легально проживал известный вор Славик Протопопов. Все делали вид,
что не знают о нём, да и кто бы пожелал связываться с бандитом, вооружённым кастетом и финкой?

Меня Славик Протопопов ненавидел люто за еврейское происхождение.
Дважды я попадал к нему в руки, и это были нестерпимые пытки.
Славик увлекал меня подальше от людских глаз, сжимал руками яйца до жестокой боли и хохотал.
Что мог я сделать с этим верзилой – десятилетний ребёнок?
Ну, выворачивaлся, ну, кусался. Но, получив несколько увесистых оплеух, замолкал оглушённый.

Мой мучитель потешался:афаэль –
- Как дела, еврейчик?
Сегодня я тебе раздавил одно яйцо. Потомства у тебя уже не будет. Понял?
Он сжимал мне мошонку до ужасной боли.
Потом давал пинка, и я летел в арык.
- Катись! – приговаривал при этом Славик, – на досуге пощупай себя:
было три яйца, а осталось только два. Ха-ха, ха-ха!
Я верил, что он раздавил мне яйцо и заливался слезами, а спросить у взрослых стеснялся.

В той же амбулатории, где вела приём моя мама, работала горбатая врачиха Блюма Львовна со странной фамилией Коронер.
Она лечила венерических больных. По посёлку гуляла гонорея, и у Блюмы Львовны всегда было много пациентов.
К слову сказать, мадам Коронер, была мастер своего дела.
Её снадобья действовали безотказно, а так как лечила она не бесплатно, то скопила кругленький капиталец.
Об этом шептались все в посёлке.

Блюма Львовна была из эвакуированных, польская еврейка.
Проживала она вдвоём с сестрой, Агнессой Львовной, полной своей противоположностью.
Агнесса Львовна была молчаливой старухой, похожей на монашку, разговаривала мало, двигалась незаметно.
При своей удачливой сестре она выполняла роли ассистентки и приживалки.

В середине 40-ых годов большинство польских евреев потянулось в Палестину.
Блюма Львовна по этому поводу высказывалась:
- От добра добра не ищут. Нам и здесь неплохо. Где вольготно, там и родина.
Была Блюма Львовна женщиной вольного поведения, шумной, яркой, вечно купалась в парфюмерных парах
и очень энергично пользовалась косметикой. Несмотря на горб, она пользовалась успехом у мужчин.

Я сидел на крыльце амбулатории, когда порог этого учреждения переступил Славик Протопопов.
Невольно спряташись за угол, я стал за ним наблюдать.
Славик прошествовал прямиком в кабинет Блюмы Львовны.

Дверь была приоткрыта, а меня разбирало любопытство. Я прильнул к щёлке.
Славик разделся, и обнажил своё естество. Блюма Львовна потрогала стыдное место руами.
- Хорошая штука у тебя, – сказала она, – для любой женщины радость.
И сама бы я не отказалась от такого.
Славик самодовольно хохотнул.

- И чего тебя потянуло на эту трипперную Феню? – продолжала Блюма Льволвна, – не смотри, что я горбатая,
у меня эта штука не хуже. Хочешь, покажу?
И она сделала вид, что собирается снять рейтузы.
Славик прыснул:
- Ну ты, ведьма! Хватит ёрничать! Лучше лечи меня.
- Лечить? – живо откликнулась врачиха. – А ты знаешь, сколько стоят лекарства?
- Расплачусь, не бойся.
- Ладно, – сказала Блюма Львовна, – приходи завтра. Кое-что приготовлю.

В нашем доме квартировали врачи из амбулатории.
Проживали там и Блюма Львовна с сестрой.
Утром всех разбудил истошный крик:
- Убили! Убили!
Кричала Агнесса Львовна.
Все соседи столпились у порога.

Блюма Львовна лежала с пробитой головой.
В доме царил кавардак – грабители искали вещи и драгоценности.
- Ничего не нашли, – рассказывала Агнесса Львовна.
И добавляла:
- Ну откуда у нас деньги? Мы же несчастные беженки, без своего угла, без средств к существованию.
- Помолчите, – прервал её следователь. – Грех вам жаловаться. Не бедствовали.
Агнесса Львовна испуганно умолкала.
- Скажите, – настаивал следователь, – вы видели преступников?
- Никого я не видела, – отвечала Агнесса Львовна, – были двое в масках.

Убийцу не нашли. Славик Протопопов исчез из посёлка.
По ночам Агнесса Львовна постоянно шарила по квартире, искала клад.
Сквозь стенку доносились её слова:
- Куда ты всё дела? Отзовись, проклятая Блюма!

Вскоре приехала неотложная помощь и увезла её в психушку.
Оставшиеся в посёлке евреи судачили между собой.
- Лучше бы они уехали в Палестину. Что здесь им светило? Смерть, психушка?

Чахла пальма в кадке, стоявшая в коридоре амбулатории, соглашаясь, кивала веерами.

                Р.Маргулис