Окопный интернационал

Мне часто снятся те ребята
Друзья моих военных дней"
      М.Матусовский.
Окопный интернационал.

После очередного возвращения из госпиталя на фронт, Лёнька попал  под Киришами во взвод, состоящим более чем наполовину из казанских татар. Это были мужчины в самом соку в возрасте примерно от двадцати пяти до сорока лет, настоящие солдаты, воины, не чета Лёньки и его сверстникам, являвшимся на тот момент по человеческим меркам ещё подростками.
Казанские татары являются потомками волжских булгар, ассимилированных захватившими их земли в тринадцатом веке татаро-монголами. Получили они и изрядную долю славянской крови от русских невольниц, угоняемых  из Руси в Золотую Орду на протяжении двухсотлетнего ига.                Назначили Лёньку третьим номером в пулемётный расчёт. Первым номером был рослый татарин. Ручной пулемёт Дегтярева казался в  руках казанского великана игрушкой.  Видимо от  славянских прабабушек пулемётчик из Казани получил свой  богатырский рост, так несвойственный азиатским народам, и вот теперь он пришел защищать русскую землю, ставшую общей Родиной для всех её народов, как свою родную.
Быть пулемётчиком – занятие далеко не самое безопасное. Противник стремится поразить в первую очередь пулемёты. Все снаряды, бомбы, мины, пули от вездесущих снайперов - твои. Поэтому пулемётным расчётам приходилось постоянно оборудовать, содержать в порядке и готовности к «новоселью» несколько огневых точек, что бы в случае обстрела, жаркого боя можно было их менять.                Как тяжело вгрызаться в засохшую киришскую глину! Кембрийская, синяя, целебная -  тогда она была просто каменная.  Несмотря на короткую окопную жизнь, Лёнька усвоил, что если хочешь выжить, то надо закопаться поглубже. Война – это, прежде всего тяжелый труд!
Впрочем, после участия в бесплодных атаках на неподавленные пулемёты в Аракчеевских казармах под Грузино, где вместо артподготовки  каждому бойцу выдавали стакан "Зубровки", война в Киришах казалась санаторием. Самым тяжелым испытанием были ночные бдения у пулемёта.  Пулемётчики  должны были периодически простреливать ничейную полосу. Спать было нельзя всю ночь. Когда Лёнька засыпал, то получал сильный пинок, что надолго отбивало желание спать. Он не обижался, ведь сон был смертельно опасен не только для него, но и для всего взвода.
Почти каждую ночь через их пулемётный  пост уходили в сторону занятого немцами плацдарма два разведчика-диверсанта. Каждый волок за собой дощечку с привязанными к ней толовыми шашками с длинными бикфордовыми шнурами.  Пристально вглядывались пулемётчики в ночную, даже не мглу, а скорее сумерки. Услышав взрывы в немецком расположении, напряженно ждали возвращения наших разведчиков и готовились прикрыть огнём. их отход. В то же время нельзя было прекращать прострел территории, но делать это надо было упорядоченно,  соблюдая  ориентиры, руководствуясь результатами своих наблюдений, чтобы, случайно не подстрелить своих товарищей.
Когда разведчики-диверсанты возвращались в своё расположение и уходили спать в блиндаж комбата, весь пулемётный расчёт праздновал в душе маленькую победу, в которой была и их частичка ратного труда.
  Спустя много лет, когда на постамент в Киришах около хлебозавода установили орудие ЗИС-3, Леонид Степанович, вспоминая реалии военного времени, говорил, что почти не видел здесь пушек в 1942 году и одиночные выстрелы нашей артиллерии почти не влияли на ход событий, а если функции «бога войны» выполняли диверсанты-подрывники, то и памятник по праву нужно поставить им.
За две недели окопной жизни пулемётчики стали дружной семьёй. Для старших по возрасту боевых товарищей Лёнька стал сыном и младшим братом. Когда днём из-за обстрелов доставка обеда задерживалась, у первого номера всегда оказывалась банка тушёнки с куском чёрного хлеба, большая часть, которой всегда доставалась Лёньке.
С большим неудовольствием они отпускали Лёньку собирать  вместе с политруком  на ничейной полосе немецкие листовки - пропуска. Политрук брал с собой, именно, Лёньку потому - что тот был из пулемётчиков и хорошо знал передний край, расположение мин, а так как он был «всего лишь» третьим номером, то по военным меркам был наименее ценным членом пулемётного расчёта. Возраст при этом не учитывался. Хотя немцы при сборе листовок не стреляли, но собирать листовки в полный рост перед траншеями неприятеля, под прицелами пулемётов и  снайперов -  удовольствие не из приятных.
На листовке был изображён Гитлер, играющий на гармошке, пляшущий Сталин и убегаюшие  от немецкого солдата Ворошилов и Будённый. Текст был примерно такой: " Гитлер играет на гармошке - Сталин пляшет гопака, Ворошилов и Будённый задают драпака". На обороте был пропуск в  почётный плен. После сбора все листовки политруком изымались и сжигались.
Как и всё на войне расставание наступило внезапно: их подразделение вывели с переднего края для краткого отдыха и пополнения. Построили в одну шеренгу и генерал, обходя строй, останавливался против каждого бойца, смотрел прямо в глаза и некоторым говорил: "Выходи". Вывел он и обоих татар-пулемётчиков. Лёнька шагнул  было вслед за ними, но  Генерал остановил паренька веским аргументом: "Силёнок у тебя маловато"!
Через неделю в эвакогоспитале, обосновавшемся в деревне Березняк, Лёнька встретил умирающего сержанта из  той отобранной команды. Он рассказал, что была какая-то особая боевая операция, почти все её участники погибли, раненых с поля боя вынесли немного, его товарищей - татар среди выживших в том бою не было.
А месяца через полтора он будет долечиваться после тяжёлого ранения в тыловом госпитале в Казани. Как сожалел он, что  не может навестить родственников погибших боевых друзей, так как их адресов он взять не успел. Судьба распорядилась им погибнуть на его родине, а ему выздороветь в их родной Казани, давшей русскому солдату новые силы к жизни. На всю оставшуюся жизнь Лёнька сохранит светлые воспоминания и добрые чувства к этому российскому народу; одному из богатой на многие языки и народы России.
                В. Дмитриев.