Спасение неосознания

Представь, обычная квартира обычного города в обычной стране. В ней две комнаты - кухня и зал, а также коридор, который вовсе и не коридор, и мизерный санузел. В один прекрасный день тебя кидают в такую квартиру и запирают. Со всеми твоими проблемами, мыслями и переживаниями. Со всей твоей любовью и ненавистью. Ты даже не пытаешься сбежать оттуда. 
В первый день ты еще ходишь по квартире, чешешь зад. Твой холодильник забит едой, все вкусно разложено по тарелочкам. Ты играешь в игры целый день и смотришь кино по ночам. Спишь сколько хочешь и делаешь, что хочешь. У тебя не осталось проблем из внешнего мира, ты как бы умер.
День второй и третий и может быть четвертый повторяются друг за другом, ты не считаешь дни, ты не считаешь время. Тебя раздражает только состояние за окном, темно - значит либо утро раннее, либо ночь, а если светло, значит день. Но и это не имеет никакого отношения к тебе. Ты проходишь на кухню. На стене висят часы, которые остановились давным-давно, когда в них села батарейка. Плевать, а зачем тебе время, время для мертвого человека не так уж и важно. Ты лениво открываешь холодильник и сгребаешь остатки колбасы и сыра в тарелку, уже питаешься оставшимися объедками. Невкусно и бесполезно. Игры и кино уже не вызывают никаких эмоций, а ты проводишь день запуская и выключая их. Так проходит время. Ты не замечаешь его. Ты ложишься, когда диктует твой организм.
Неделя первая осталась позади. Выходные прошли смутно, в тумбочке ты нашел тысячу рублей и на радостях заказал пиццы и попить. Когда-то такой рацион сильно делал тебя счастливым. Звонок в дверь. Пятиминутное общение с разносчиком пиццы принесло тебе немало радости, и ты развеселый впервые за неделю побежишь есть горячую еду, прямо у себя в кровати, кидая крошки на простыню. В колонках играет музыка, на душе хорошо. 
Полторы недели уже прошло. Холодильник забит грязной, пустой посудой. Еды не осталось. Ты питаешься оставшимся крупами, которые ты бы в жизни не стал есть, если бы не прибег к такой крайней ситуации. Пьешь воду или чай, тебе уже нет разницы. От каш и голода ты потерял вкусовые ощущения. Нос забит, горло болит. Самочувствие ужасное. На душе скребутся коты, это совесть начинает просыпаться.
Конец второй недели. Ты ждал его. Ты ждал его просто как праздника. Ты создал себе маленькую радость-цель в твоей никчемной жизни, твоем никчемном мирке, ограниченном одной лишь квартирой. Дожить до воскресенья второй недели. И вот ты лежишь в пустой квартире, болит живот и голова. В квартире давно не проветривалось, стоит невыносимый смрад пота, пыли и одиночества. У одиночества есть запах, это такое чувство, от которого веет холодом по коже. Колонки уже не играют ту музыку, что играли неделю назад, когда все еще казалось таким призрачно прекрасным, и ты, в принципе, видел будущее и отрицал, что хуже быть не может. И где ты теперь? И что ты слышишь? Бачок протек, в туалете постоянно текла вода. Тебе лень подниматься и чинить вентиль, хотя ты мог бы, но звук постоянно текущей воды создавал эффект присутствия. Ты только что радовался каплям воды, осторожней.
Две с половиной недели прошло. Ты ешь два раза в день, как проснешься и перед тем как лечь. Ешь остатки хлеба, всякие булочки и вафельки, которые зачерствели месяца назад. Пьешь воду, потому что чай закончился. Ты уже игнорируешь свое отражение в зеркале, я думаю, что если бы ты взглянул на себя в тот момент, то не узнал бы. Ты постарел. И тому виной вовсе не двухнедельная щетина. Морщины, вперемешку с прыщами по всему твоему телу, создавали вид больного и мертвого человека, но тебе плевать, ты их не замечаешь. Человек оставаясь в рассудке может видеть, но уже не может замечать. Таким был и ты. На кухне перегорела лампочка. Ты даже не заметил этого, так как на кухню уже почти не ходишь. Весь твой день расписан на диване. Ты лежишь и смотришь в потолок. Иногда заходишь в компьютер и ложишься спать. Ты спишь рывками. По три-четыре раза в день.
В концу второй недели тебя перестала волновать смена дня и ночи. Не волнует тебя уже и твое состояние. Крошки кончились, ты сидишь на одной воде. Ты быстро теряешь вес и уже похож на узника Освенцима, но ты этого не заметишь. Интернет отключили в субботу за неуплату, компьютер ты больше не запускаешь. Кажется, что ты достиг точки невозврата. Сейчас же или ты меняешься, или назад дороги нет. Весь твой день ограничен уже даже не квартирой, а твоей кроватью, которая уже и не была похожа на кровать. Обшивка ее потерлась, доска лопнула из-за чего на одной половине уже невозможно было спать. Да-да, взгляни на свою спину, она вся в синяках и ранах, но ты тоже не заметишь этого. Боль для тебя уже абстрактное понятие. Неделю ты не слушал ничего кроме тиканья счетчика и журчания воды в бачке. Ты начинал сходить с ума. Перед кроватью стоял шкаф, который покрылся слоем трехнедельной пыли. Сквозь зеркало на двери ты видел кровать, с собой, лежащим на ней и не понимал. Не понимал ничего. Ты просто смотрел сквозь зеркало.
Третья неделя, где-то около среды. Ты перестал задумываться о внешнем мире, о своих интересах. Ты лежал на кровати и все твои мысли прорастали глубоко в твоей голове. Они рождались и тут же умирали там. Ты уже не слышал ни тиканье счетчика, ни журчание в бачке. В туалет ты почти перестал ходить, просто потому что уже и пить перестал. Кстати лампочка там тоже перегорела и теперь твой мир действительно ограничивала только кровать. Кто ты такой? Тебя вполне можно было бы положить в гроб и заколотить досками. Первое время ты ходил бы под себя, но потом просто перестал бы этого замечать. Ты мертв, человек. Ты умер, как только вошел в эту квартиру. Просто твоя смерть в течении времени уменьшала твой гроб, твое место смерти до размеров средней кровати. Губы твои обсохли, ты забиваешься под пуховое одеяло, которое уже похоже на тряпку и дрожишь от холода. Тремор такой силы, что кровать скрипеть начинает. Из-за нее у тебя начинается бессонница, ты просто не можешь уснуть от того, что все конечности трясутся. Температура тела твоя сильно упала, также, как и твой вес. Разговоры со своими мыслями-единственное что осталось у тебя.
Конец третьей недели. Насморк уже забил твои ноздри, ты не можешь дышать, пытаешься глотать воздух через рот, но ничего не получается. Из-за того, что ты не пьешь твое горло покрылось пылью и ты кашляешь каждый раз, когда пытаешься глотнуть воздуха. Это случилось в пятницу вечером, у тебя закололо сердце, после чего это переросло в невыносимую боль. Знаешь, казалось, что у тебя тогда проявилось чувство самосохранения или ты пытался продлить себе жизнь, но ты ворочался тогда из стороны в сторону, как младенец, пытаясь устроиться поудобнее, пока диван просто не сломался под тобой и ты не упал на пол. Ты доживал последние дни. Ты понимал это. 
Средина третьей недели. Четверг. Последние три дня, проведенные на полу были адскими муками. Три дня искуплений, со всеми чувствами и всем разумом, который остался у тебя. То, на что ты стал похож, напоминало груду костей под тряпками, именуемой одеждой. Твои мышцы были забиты, ты уже не смог бы встать без посторонней помощи. Единственное, как ты пытался шевелиться плечами и своими тоненькими ручками, ты перебирал по холодным досками пола и добирался до двери, падал, засыпал и снова полз. Какая-то тяга к жизни? Непонятно, что ты тогда хотел, да и не узнаем мы никогда. Тебя бросало из жара в холод и снова, по несколько раз на день. Ты прижимался щекой к полу и слушал… слушал... слушал... биение своего сердца и хриплые вздохи которые ты пытался делать своей окоченевшей глоткой. Тогда, лежа в темном коридоре, ночью, ты слушал как эхом по квартире разносились капли в бачке унитаза, как стрекотал счетчик, как билось сердце. Все это создавало симфонию жизни. Ты наслаждался ею в последний раз. Последний раз в сознании. 
В ночь с четверга на пятницу, третьей недели. Был новый год, 31 декабря. Раннее утро, люди спешили по делам, все они были свободны от работы, они покупали подарки, накрывали праздничный стол, чувствовали, любили.
Даже мерзкую теплую погоду, в тот день разбавил снежок, поваливший огромными хлопьями с неба. А ты лежал и встречал это утро в коридоре, казалось по щеке у тебя лилась слеза, а горло съеживалось от жалости к себе. В коридоре было лишь одно окно, куда ты смотрел, твой мозг лишь понимал, что сейчас либо утро, либо вечер и что за окном падали снежинки, равномерно покрывая окно. Из щелей в двери послышался запах жареной курицы, это соседи готовились к праздничному вечеру. Постоянно хлопали двери. Ты попытался доползти до двери, но падал и терял сознание каждый раз, когда напрягался. В твоих ушах стоял гул, давление зашкаливало, капли, стрекот, стук двери, запах. От такой симфонии запахов ты закричал тогда, что есть мочи, но из горла вырвался лишь сухой визг, который вряд ли тогда кто услышал. Крик спасения? Нет, вряд ли тебя бы спасли. Да и хотел ли ты спасения? Ты всего лишь хотел прощения, ты хотел раскаяться и уйти. Последний рывок ты сделал около 8 утра 31 декабря, а после впал в кому. 
Новогодний вечер. Сумасшествие. Ты лежал на холодном полу, который становился еще холодней от луж мочи под тобой. Если взглянуть тебе в глаза можно было бы ясно сказать, что это взгляд мертвого человека. По крайней мере, к тому времени, полагаю ты сошел с ума, и все что у тебя осталось, это твой взгляд, устремленный в окно. Наступала праздничная ночь, люди открывали шампанское, делали последние приготовления перед новогодней ночью. Кто-то уже взрывал фейерверки под бой курантов. Искры от ракет разрывались и разноцветным светом переливались на окне и небольшом снегу, который ровным слоем лежал на подоконнике. На твоих глазах тоже были взрывы, другие, взрывы радости. Казалось ты улыбаешься. Последний раз в жизни. 
А умер ты, наверное, в ночь на рождество. Еще через неделю после того как сошел с ума. Умер от того, что задохнулся, когда в очередной раз попытался вздохнуть ртом. А может отек легких. А может быть еще что-угодно. Тебе не интересна была твоя смерть, также, как и не интересна была твоя жизнь. Тебе самому то интересно было блуждать по коридорам воспоминаний, переосмысливать, там в "послесмертии"? Бьюсь об заклад, ты точно также сейчас лежишь себе там на облаках и ешь облачную пиццу, в ожидании чего-то высокого. Только вот лишить себя жизни от бессознания так легко, как просто умереть, ты уже не сможешь.