Вечная невеста

(рассказ о любви,  в двух частях - от лица женщины и от лица мужчины)

1.  Настя
Я вхожу в ресторан, сразу же вижу Николая, и мое сердце замирает от горькой, сладкой, непереносимой любви – так он хорош собой, светлый,  ясный, мужественный, как кинозвезда пятидесятых.
Темноволосый мужчина  словно чувствует мое присутствие и, отложив коммуникатор,  поднимает прекрасную голову, спокойно оглядываясь по сторонам. Тяжелый взгляд находит меня. Да, это я. Его глаза теплеют, и меня охватывает ликующее предчувствие. Именно сегодня, сейчас, Николай сделает мне предложение, и долгое ожидание завершится.
Потому что я жду, жду несколько лет, чуть ли не с первой встречи, жду каждый день, каждый час, каждую минуту; при любом сообщении от Николая, при любом его звонке, первая мысль, молнией проносящаяся у меня в бестолковой голове – именно сейчас я прочитаю или услышу заветные слова.
Бестолковой? Да, болезненно очевидно, что дело во мне. Будь я интереснее, умнее, искуснее в постели, будь я чуть более забавной, будь я, в конце концов, стройнее, я бы уже стала супругой Николая. Я что-то делаю не так. Конечно же, я не совсем уж безнадежна – все эти пять лет Николай остается со мной. Но то, что я лучше остальных молодых женщин, ничего не значит. Я все равно недостаточно хороша для него.
Затаив дыхание, подхожу к столику у камина. Николай неизменно получает лучшие столики в ресторанах, те, что простые смертные бронируют за неделю. Мир создан для него.
Невероятно, что этот красавец любит меня.  Мы проведем вместе субботу и воскресенье, и две бесконечные ночи он будет спать рядом со мной.
Произнеси заветные слова, молю я про себя. Произнеси!
Сейчас или никогда.
Никогда.
Николай улыбается, легко поднимается мне навстречу, подтверждая превосходные манеры, и говорит, прикоснувшись губами к моей щеке:
- Настя, девочка, когда закончится эта х***я с нефтью? Баррель ниже тридцати.
Колоссальным усилием воли справляюсь с очередным разочарованием.
Улыбаюсь в ответ и бодро отвечаю:
- Привет! Если бы я знала. Все на нервах. Еле выбралась из офиса.
Изящно опускаюсь на неудобный жесткий стул. Николай расположился на мягком диванчике. Он намного выше ростом, поэтому, естественно, там ему удобнее. Но после тяжелого рабочего дня и  мне бы хотелось откинуться на мягкие подушки, расслабиться, потянуться, зевнуть, положить голову на плечо моего любимого и бездумно ждать пиццу с сыром, четырьмя видами колбасок и кольцами лука.
Делать всего этого, тем не менее, я не собираюсь.  Не время.  Я должна быть легкой, бодрой, остроумной. Идеальной.  Или близкой к идеалу, насколько вообще возможно.
Никакой пиццы.  Я уже и не помню, когда ела досыта. Должно быть, накануне встречи с Николаем. Пять лет впроголодь. Ну и ничего, жива же. Тогда мне было двадцать пять, в этом году исполнится тридцать. И ни одного лишнего килограмма! Ни одного! Я ношу все тот же крошечный размер одежды.
Заказываю себе сложносочиненный салат. Моя жизнь – волевое усилие. Все, что делаю, и уж тем более все, чего я не делаю, подчинено великой цели – полному, абсолютному слиянию с Николаем, символом которого станет официальный брак.
- Мне надо написать пару сообщений, - Николай улыбается. – Закончу с делами, и поговорим. Хорошо?
- Конечно, - весело откликаюсь я, хотя деловая переписка за ужином кажется мне немного невежливой, потому что мы видимся не так уж часто, - переведу дух тем временем.
- Умница, - рассеянно говорит Николай и погружается в свой мир, для меня недоступный.
Порой мне кажется, что я вообще не знаю своего любимого, понятия не имею, что его волнует, радует, раздражает, но не потому, что он скрывает от меня свою натуру, а потому, что я душевно слепа и глуха и страстно люблю образ, придуманный мной, а не настоящего мужчину. Но мое всепоглощающее желание выйти за него замуж неизменно. Своего рода - невроз, временами – психоз. Я понимаю, что бессильна, и осознание этого, вкупе с ощущением ускользающего времени, сводит меня с ума.
В тяжелые дни изматывающей  тревоги, то и дело перерастающей в панику, я зла на весь мир. Обычно так случается, когда Николая нет в Москве – он то и дело отправляется в командировки, то в Петербург, в крупнейший филиал компании, где он работает, то в Вену, в главный офис.
Я все еще живу с родителями, и они всегда принимают первый удар моего настроения. В нашей просторной квартире у меня прекрасная комната с выходом прямо в прихожую.  В черные минуты я вижу в этом издевательский намек – не приведу ли я мужчину к себе на ночь, чтобы утром он принял душ в «моей» маленькой ванной и вышел со мной к завтраку, подтверждая, что я не совсем уж ничтожна, как женщина?! Хорошо. Подчеркнуто сухо разговариваю с отцом и матерью. Почему они не научили меня счастью?!
Знаю, мне пора уйти от родителей. Они помогут мне или снимать собственную квартиру, или выплачивать ипотеку – и отец, и мать еще вовсю работают, деньги, что говорится, в семье есть. Но с ними так удобно! Все, что я зарабатываю, я трачу на себя, а мои личные расходы велики: фитнесс, стрижки, укладки, массажи, одежда, косметика. Но истина кроется в другом. Как Николай истолкует мой отъезд из родительского дома?! Не сочтет ли он это сигналом к более свободным отношениям?! Поэтому я остаюсь в своей комнате и слушаю музыку в наушниках, как вечный подросток, чтобы не тревожить старших.
В мгновения беспощадной ясности я презираю себя за рабское обожание Николая. Ему не нужно слепое поклонение. Не нужно. Я – образованная современная молодая женщина. Что со мной происходит?!
Я не жду, что, став моим мужем,  Николай будет полностью обеспечивать меня. Я прилично зарабатываю и не хочу превратиться в домохозяйку, чьи интересы не идут дальше ужина и родительских собраний в школе. Мне нравится быть самостоятельной.
Кроме того, возможно, когда вся моя энергия не будет направлена на отношения с Николаем, я все-таки сделаю карьерный рывок и хотя бы на ступеньку поднимусь по лестнице, ведущей к солидным должностям. Ответственность меня не пугает.  Я хочу быть с Колей на равных. Пусть он гордится своей женой.
Самым чудесным временем нашей любви был первый год. Мы тогда работали вместе и виделись каждый день, пусть и мимолетно. Я летала, парила над обыденным миром и ничуть не сомневалась, что вот-вот Николай предложит мне переехать к нему. Крошечная съемная квартирка меня не смущала. Я прилежно читала статьи в журналах по дизайну и интерьеру, описывающие преображение маленьких комнатушек. Удобства не имели значения, была важна близость к любимому человеку.
До Коли я пережила пару романов, один из которых, как мне сейчас ни смешно вспоминать, завершился после моего отказа вступить в официальный брак. Я не хотела становиться женой того мужчины. Он был слишком прозаичным, спокойным, уравновешенным, старше меня на три года. А порой меня охватывает грусть – что, если мне нужно было выйти замуж тогда, за того надежного человека, и идти с ним по жизни, научившись примиряться с повседневностью?
Первый год отношений с Николаем не завершился ничем, кроме ужина в итальянском ресторане. Никаких предложений.
И меня охватила паника. Совершенно очевидно, я не вызывала желания разделить со мной жизнь. Нужно было стать лучше. Не просто лучше; мне следовало постараться и стать Колиной идеальной женщиной. Той, с которой он захотел бы слздать семью.
Так начался мой невроз совершенства, не знаю, как назвать то, что со мной происходит, точнее. Какая-то невротическая потребность всегда, везде, когда я с Николаем, быть совершенной. Со мной начало происходить нечто сродни навязчивому счету трещин на асфальте или мытью рук. От встречи к встрече я обязана становиться все прекраснее, изящнее, нежнее, сексуальнее, остроумнее, начитаннее.
Как это выглядит со стороны? Ну, например, я не могу просто выйти из офиса и, заведя свой «фордик»,  поехать на этот ужин с Колей. Так неправильно. Бог знает, как я растреплюсь за день. За долгий день.
Поэтому я жертвую большей частью обеденного перерыва и мчусь в салон неподалеку от моего офиса. Экспресс-укладка, маникюр и, если у меня достаточно денег на карточке, изысканный, невесомый макияж.
Глупо. Я знаю, глупо. Мне хотелось бы отправится с коллегами в кафе и поболтать о том, о сем, настраиваясь на выходные. Хихикая, выпить бокал вина. Чувствуя себя преступницей и наслаждаясь этим, съесть пирожное.
Я  общаюсь с коллегами только в офисе и исключительно по делам. Не выношу женских разговоров на личные темы. Не хочу ни с кем ничем делиться.  Не хочу, потому знаю: мне посоветуют «жить своей жизнью». Найти себе увлечение, хобби. Например, заниматься икебаной или тай-цзи. Скажут, что мне нужно немного отстраниться  от Николая. Зависимость не нормальна, болезненна. Он сделает мне предложение руки и сердца, когда будет к этому готов. Если будет готов. Оглянись. Вокруг полно мужчин. И так далее.
Все это я знаю. Да, мужчины обращают на меня внимание. Еще бы, Мисс Совершенство. Я – все еще не Колин идеал, но уже идеал для многих других. Тоже молодых карьерных, обеспеченных, привлекательных молодых мужчин. Однако любые попытки личного сближения со стороны коллег, а я оказываюсь среди людей только на работе,  меня раздражают. Очевидно же, я занята.
Очень, очень редко, в плохие дни вместо отчаяния меня охватывает бунтарство. Жалкая попытка рабы сбросить свое ярмо. Ведь может же у мня появиться кто-то другой?! Не сошелся ли весь свет на Николае! Да пошел ты! Найду себе нового сердечного друга! В знак протеста я обычно покупаю себе ярко-красную помаду.
Но, стоит Николаю позвонить мне, я леденею от ужаса – что же я могла наделать?! Не может быть никого, кроме Николая. А если он делает мне предложение в ближайшие выходные?! Или в следующие. На Новый год. День влюбленных. Восьмое марта. На майские праздники.
Конечно же, я не говорю Коле напрямик: «Женись на мне!». И не шучу на темы брака, хотя, казалось бы, могла,  дурачась и ласкаясь, хоть раз выпалить как бы невзначай: «Коля, будь моим мужем!»
Я намекаю. В этом смысл: я тонко даю понять, что готова к семейной жизни. Николай должен знать, что его будущая супруга – здравый, зрелый человек, спокойный и уравновешенный, а не взбалмошная девица, способная в любой момент сорваться с места и умчаться медитировать в Тибет.
Я насмотрелась на таких женщин в огромных международных аэропортах, откуда можно добраться до края Земли, сменив по дороге три авиакомпании. Боже. Мятые брюки, кроссовки или тапочки на плетеной подошве, небрежно заколотые волосы, неизменная прядь, падающая на бровь, никакого макияжа, огромные доверчивые глаза. Они – дети, дети по сравнению со мной. И парни с ними такие же. Безмятежные бородачи, не имеющие понятия об ответственности. Не представляю, чем они занимаются, когда не путешествуют, как зарабатывают на билеты, отели, еду. Хотя им проще, они могут остановиться в гостинице «три звезды» и быть счастливы, уплетая шашлычок на обочине какой-нибудь шумной дороги.
Как-то в аэропорту Дубая, где мы с Николаем ждали рейса в Москву, возвращаясь с Мальдив, я мимолетно встретилась с такой путешественницей в туалете.
Я поправляла макияж, осторожно припудривая нос. Не переношу даже мысли о том, что мой любимый может увидеть меня неприглядной. Немного легчайшей пудры, прозрачный блеск для губ. Джинсы, свободная рубашка из немнущегося льна. Мне нравится снимать кольца, проходя через рамки металлодетекторов, и, смиренно вздохнув, вновь нанизывать их на пальцы. Хочу быть изысканной, аристократичной.
Пока я созерцала свое отражение, из кабинки вышла какая-то женщина и встала рядом со мной. От нее пахло лимонами и мятой. За нашими спинами мыла пол крошечная азиатка.
Женщина рядом со мной улыбнулась, отметила я краем глаза, и, повернувшись к уборщице, на английском спросила ее:
- Where are you from? Откуда вы? Филиппины?
Никогда не могла понять, что толку разговаривать с прислугой. Зачем? Что можно от них услышать, от этих незаметных людей?
Крошечная женщина смущенно улыбнулась:
- Да, мадам. Как вы догадались?
- Чудесная страна, - ответила путешественница, - я там была недолго. В Маниле и на Борокае. Представляю, как вы скучаете по дому.
-Очень скучаю, - серьезно прошептала уборщица.
- Хорошо, что здесь есть работа, - путешественница поправила прядь своих темных волос. – Удачи вам!
Затем она плеснула водой себе в лицо и тихо сказала по-русски:
- Хочу домой!
Сама я никогда не ощущала родства с уборщицами, слава Богу.
Я скосила глаза. Ну да. Потертые дорожные брюки. Затем мне в глаза бросился ее рюкзак. «Прада»?! Я нахмурилась. Подделка. Должно быть, панибратство как-то связано с фальшивыми брендами, хваля себя за остроумие, подумала я.
Но меня ждал сюрприз. Когда мы готовились к посадке на свой рейс, путешественница оказалась пассажиркой баснословно дорогого бизнес-класса. Она прошла в салон самолета одной из первых, в обнимку с высоким, весьма интересным на вид бородачом в линялой футболке и затертых джинсах. Они смеялись, в гармонии друг с другом и со всей Вселенной.
Тогда меня неожиданно охватила грусть. Как можно жить так легко?! Умываться простой водой, дружески разговаривать с уборщицами, при этом наслаждаясь роскошью бизнес-класса?! Почему мне приходится прилагать такие чудовищные усилия для достижения простой, казалось бы, цели – семьи с любимым человеком?!
Любимый человек дремал рядом со мной, слушая какую-то аудио-книгу. Я не помнила, какую именно книгу. Грусть сменилась раздражением на саму себя. Не в этом ли крылась причина моих неудач - Николай чувствовал, неосознанно, на глубочайшем уровне души, что оставался для меня незнакомцем, и что я не стремилась узнать его, поглощенная своими суетливыми делишками?!
Но мгновением позже раздражение сменилось осознанием, от которого меня пробрала дрожь.
Я не хотела узнавать Николая. Стремление к подлинной, душевной близости с ним лишило бы меня осязаемой цели в жизни. Как можно измерить, насколько глубоко кто-либо из нас понимает любимого человека?! Где пролегает черта, за которой двое выходят за рамки своих «я» и становятся новым, цельным существом?! Кто стал бы свидетелем нашей близости, кто признал бы ее, провозгласив нас истинно любящими?!  Кроме того,  познание другого невозможно без познания самого себя. Я же не хотела узнавать и себя, потому что тщательно выстроенный мной образ утонченной Насти вполне мог разлететься вдребезги. Настоящая я могла оказаться не очень-то приятным человеком – самовлюбленной, пустой, эгоистичной, ленивой.
Официальный брак же сам по себе явился бы  признанием нашего союза. Кольца, свидетельство, свадьба, медовый месяц. Мы начнем играть роли мужа и жены, станем подавать друг другу реплики, отрепетированные до нас поколениями и поколениями супругов, но внесем в них милые изменения в духе современности. Никаких неожиданностей, простота и ясность.
Николай знает, что я ставлю отношения с ним превыше всего в своей жизни. Не может быть, чтобы он не оценил моей готовности приносить ради него столько жертв, сколько потребуется. Мне всего лишь нужно подождать еще немного. А когда я стану женой Николая, то наконец-то смогу расслабиться, отдохнуть и, возможно, совсем, совсем немного показать ему свои коготки. Я не верю в то, что чувство может быть бескорыстным. Мое  терпение должно быть вознаграждено, и душевная  боль, которую я причиню своему любимому мужу, легкая, но ощутимая, станет частью этой заслуженной награды.


2. Николай
Я  никогда на ней не женюсь.
Почему?
Потому что нет никого скучнее, чем идеальная женщина.
Невозможно представить человека зануднее, чем такая подруга.
Стремление к совершенству, постоянное желание  понравиться, вечная готовность поступиться чем угодно, кем угодно ради «своего мужчины» со временем делает отношения невыносимыми.
Пять лет, и я задыхаюсь.
Настя великолепна, спору нет. Она всегда прекрасно выглядит, стройная и гибкая. Кожа сияет, густые русые волосы уложены в как бы небрежную прическу. Цвета одежды подобраны с немалым вкусом. Превосходные аксессуары – сумки, платки, кольца, недорогие, но с чудесным дизайном.
Она умна, начитана. В постели я могу делать с ней почти что угодно, а «почти» не особенно нужно и мне самому – просто это единственная брешь в ее совершенстве, единственный человеческий изъян.
Я знаю, что Настя ждет предложения руки и сердца. Но все, что я готов предложить ей – выходные, пара дней в моей квартире-студии, самое большее – неделя у моря, когда созерцание готовой ради меня на все женщины умиротворяет, а секс исполнен лени и заканчивается приятным сном. Я и вообще хорошо сплю, проводя с ней время. Настя – снотворное, так она скучна и предсказуема.
Настя – из тех безупречных созданий, которые созданы для интерьеров пятизвездочных гостиниц. Она прекрасно смотрится на фоне огромных ваз, букетов, картин в тяжелых рамах, у бассейнов-лагун, в респектабельных ресторанах. Каждый жест продуман, каждая фраза в высшем смысле уместна. Непогода бессильна перед ее совершенством – ни ветер, ни дождь, ни снег, ни зной не нарушают завершенность ее облика. Бирюзовая строчка на футболке перекликается со шнурками на забавных маленьких кедах. Узор на рукавичках такого же цвета, что и помада. Примерно так.
Я смотрю на нее, и меня начинает клонить в сон.
Но так можно проспать всю жизнь.  А Настя будет нежно гладить меня по голове и баюкать, напевая нежным голоском извечную женскую колыбельную – что я лучше всех, что она меня любит, будет любить всегда, вечно, мне не нужно ничего делать, просто оставаться с ней.
Я хочу другую.
Ту, которая, напротив, не даст мне заспаться.
Несмотря на все мои впечатляющие успехи в делах финансовых, а я – директор аналитического управления в крупной инвестиционной компании, меня нужно то и дело будить.
Меня не нужно бояться, мне не нужно угождать.
Меня нужно будить, тормошить, сподвигать на великие дела.
Интересно, или, вернее, показательно, что Настя, с которой я встречаюсь вот уже пять лет, так и не поняла этой очевидной черты моего несладкого характера. Она всеми силами старается меня ничем не тревожить.
- Коля, ты – спящий принц, - так сказала мне Катя, новая переводчица нашего бестолкового Джона, так и не заговорившего бегло по-русски за все годы, проведенные в России.
Я вздрогнул. Как могло случиться, как могло вообще быть хоть сколько-нибудь вероятным, что девчонка, с которой я толком и не общался, поняла суть моей натуры?!
- И как меня разбудить, по-твоему? – спросил я.
Мы пили кофе в буфете на втором этаже нашего офисного центра. Катя заинтересовала меня на только что закончившемся совещании. Полтора часа она переводила и переводила наши реплики, споры, разглагольствования Джону, наклонивших к его уху. Я видел ее профиль. Когда Катя чуть поворачивала голову, в прядях темных волос вспыхивали золотистые блики.  Она не показалась мне красивой в общепринятом смысле слова, но обожгла своей неординарностью. Иногда она строила Джону рожицы, имевшие для них какой-то смысл. Очевидно, мимика помогала ей донести до шефа то, что невозможно быстро передать на другом языке, но понятное тем, для кого язык говорящих – родной.
Тогда у меня мелькнула мысль, что с Катей нужно познакомиться поближе.
- Пинком, - искренне рассмеялась Катя.
И добавила с лучезарной озорной улыбкой:
- Или поцелуем.
В тот миг я понял, что, бывает, в затянувшихся, мало-помалу начавших терять смысл отношениях с одной женщиной вдруг возникает трещинка, сквозь которую видишь сияние настоящего мира. Начинает веять свежим ветерком. И появляется предчувствие другой женщины. Совершенно другой. Она уже поблизости, нужно просто решиться и разом освободиться от того, что станет прошлым.
Катя вновь рассмеялась:
- Вот ты и задремал! – и она очень осторожно пнула под столом мой английский ботинок носком своей легкомысленной туфельки.
Я, действительно, замер, пораженный ее замечанием про спящего принца.
- Значит, все-таки пинком, - улыбнулся и я.
Конечно же, мы оба понимали, что происходило. Напряжение рабочего дня было так велико, что от него нужно было то и дело избавляться, хотя бы ненадолго. Флирт, иногда весьма смелый, помогал расслабиться, забыть на пару минут о нестабильном финансовом мире. Такие пикировки, как наша с Катей, в общем-то, и не должны были вести к более близкому знакомству. Я сам частенько фривольно болтал с ассистентками, уже привыкшими к мимолетным ухаживаниям мужчин на грани нервного срыва. Девочки даже не обижались, когда мы путали их имена. Катя, по существу, вела себя так же, как и мы. Просто она была женщиной, а такое поведение для женщин казалось необычным.
И все же я не мог мимолетно не подумать, каково это было бы – начать встречаться с Катей. Насколько она оказалась бы… другой?
Она прочитала мои мысли и, достав свой планшет, быстро провела по экрану и протянула мне со словами:
- Джунгли в Малайзии. Хочешь посмотреть? Месяц назад вернулась.
Я посмотрел на снимки.
Буйство листвы. Цветы величиной с мою ладонь. Даже от экрана веяло жаркой влажностью.
Но меня поразило фото Кати. Она широко улыбалась, отводя одной рукой влажную прядь волос от мокрого лба. Футболка на ней тоже была мокрой от пота. Потемневшую ткань облепляла маленькую грудь. Настя никогда не стала бы сниматься в таком виде, да еще показывать мне. Совершенно недопустимо. Пот, влага, слипшиеся волосы. Но, честно, я прежде не видел женщины прекраснее Кати на том снимке. Естественность. Уверенность в себе. Притягательная сексуальность. Она совершенно точно была там с мужчиной. Я представил ее гибкое тело в своих руках. Никаких «почти», возможно все.
- Знаешь, там немного жутко, - сказала Катя. – В джунглях. То есть, это парк, но дикий. Все время ощущение скрытой жизни, идущей где-то рядом с тобой, в листве, в траве, в расселинах камней, в воде. Ты их не видишь, но они видят тебя. Что-то такое. И хочется свернуть с тропинки, и боязно.
Я позавидовал тому, кто был с ней, но не стал спрашивать, с кем Катя путешествовала по далекой стране. Кто бы ни был тот счастливец, я не хотел знать. Во всяком случае, не сразу.
Потому что я понял и то, что не готов оборвать скучный роман с Настей вот так, махом. Я все еще часть нашей пары. Сложно объяснить даже самому себе. Возможно, действует великая сила привычки. Отчасти мне страшно. Для Насти я уже – мужчина всей ее жизни. Объект пламенной  любви. Мистер Совершенство. Лучший любовник на свете. С другой же придется начинать заново. Мечтать. Ревновать. Стараться. Бросить вызов всем остальным мужикам – она со мной, не трогать! С такой женщиной, как Катя, не расслабишься. В ее мире, полном ощущений и чувств, легко затеряться. Особенно такому увальню, как я. Что-то в этом роде.
Или я душевно распустился за годы встреч с Настей?! Можно сказать, что мы с ней повзрослели вместе – когда мы встретились, мне было двадцать шесть, ей – двадцать пять. Я усердно занимался карьерой, но, скажем честно, это было не так уж и сложно. У меня не было великой цели, придающей смысл жизни, а Настя не могла мне ее дать. Сама она так и осталась младшим аналитиком – мы с ней коллеги, наш роман начался, когда мы работали в одной и той же компании. Я остался и двинулся вверх, Настя перешла на другое место. Она умна и тоже могла бы достичь большего. Но все ее силы сосредоточены на мне. Это и льстит, и раздражает. Она, например, отказалась от двухнедельной стажировки в одном из лондонских банков, потому что даты совпадали с нашим отпуском. Я бы понял ее, попроси она перенести даты – такие шансы не даются дважды.  Но Настя не могла и представить, что можно отменить нашу поездку. Вселенная тут же распалась бы, в ее понимании.
Я не безоговорочно верен Насте. Случаются интрижки, то с бывшей, то с какой-нибудь мимолетной знакомой, ищущей секса и немного романтики. Так что некоторое разнообразие в моей жизни присутствует. Просто все женщины, которых я так или иначе встречал, похожи, а я хочу непохожую.
Настя же, конечно, мне безупречно верна. Должно быть, все ее фантазии сводятся к одной – я снимаю с нее белое подвенечное платье. Да что же со мной?! Почему я злюсь на Настю?! Она меня любит.
Или нет? Она же ничего обо мне не знает и не хочет знать.
- Красиво, - сказал я, пролистывая фотографии и понимая, что говорил банальности – страна на фотографиях сбивала с ног своей яркостью.
- Другая планета, - Катя закрыла планшет. – А вот и Джон. Мне пора. Увидимся!
Она легко встала и поспешила к Джону, переминавшемуся с ноги на ногу в дверях кафетерия. Тот просиял улыбкой и принялся что-то рассказывать, интимно наклонившись к Кате. Меня это неожиданно покоробило. Что за манера стоять так близко к женщине?! Как будто ей может быть приятен долговязый лысеющий дуралей под пятьдесят! Она нахмурилась, и они ушли, причем Джон смешно размахивал руками.
Тот разговор с Катей помог мне осознать, что я сплю. В моей душе установились ласковые сумерки, и я дремал под теплым пледом, который Настя заботливо подоткнула мне под ноги.
Горькая ирония заключается в том, что не будь Настя так одержима мной и нашим возможным официальным браком, она могла бы стать такой же, как Катя. Дерзкой, смелой, способной взять за руку и повести за собой на край света. Пнуть или поцеловать, лишь бы мужчина рядом с ней не засыпал.
… Я сижу в ресторане у камина, за лучшим столиком во всем зале. За окнами бушует метель, и живое пламя, ласкающее потрескивающие поленья, причудливо перекликается с едва слышным плачем ветра. Праздно разглядываю посетителей. Обыкновенные, обычные люди – уставшие небедные мужчины, их спутницы с безупречным макияжем, юная пара, примостившаяся у лестницы, две дамы, решительно пьющие красное вино. Глаз ни на ком не задерживается. Порой я думаю, что мы не понимаем, как жить. Жизнь для большинства из нас – череда дел, которые нужно выполнить любой ценой, даже если мы понимаем, что задачи эти – пустячные, несущественные, навязанные нам извне. Но жизнь – не список заданий в ежедневнике. Тайна, приключение, поиск. Для всего этого необходимо бесстрашие и доверие судьбе. Но нам не до смысла Бытия, мы размышляем, не ввязаться ли нам в ипотеку, чтобы окончательно погрязнуть в денежных заботах.
Вот и я каждые две минуты проверяю биржевые индексы, хотя мог бы отложить коммуникатор и созерцать огонь, впитывая в себя волшебную гармонию стихий – ветра, обернувшейся снегом воды и огня.
Я чувствую, когда в зал входит Настя, как всегда, свежая и безупречная. Она подходит ко мне, я поднимаюсь ей навстречу и на мгновение ловлю в ее глазах вопрос: «Сейчас?»
Нет, моя дорогая, не сейчас. Ни сегодня, ни позже, никогда. Я люблю тебя, но не смогу жить с тобой, не проиграв самой главной битвы – битвы за самого себя. Моя любовь к тебе не настолько сильна, чтобы я пожертвовал собой.
Я не готов расстаться с тобой сейчас, но связь между нами, и без того непрочная, потому что в ней нет подлинной душевной близости, уже начинает слабеть. Настанет миг, и ты почувствуешь ко мне раздражение, чуть позже – злость, еще позднее – ненависть. Ты скажешь, что отдала мне свои лучшие годы, но пойми, я не просил об этом.
Мы обмениваемся ничего не значащими фразами. Мне хочется утянуть Настю к себе на диванчик, поцеловать, взъерошить, а потом заказать две брызжущие сыром пиццы и есть их бок о бок. Вдруг все еще может перемениться?!
Но Настя так грациозно присаживается на стульчик с неудобной спинкой, что мне становится неловко ее тревожить. Вдруг юбка помнется, не приведи Господи.
Выходные дни мы договорились провести вместе. Знаю, в машине у Насти небольшая дорожная сумочка с вещами, собранными на уик-энд. Когда-то Настя попробовало было оставить у меня дома кое-что из своей косметики и одежды, но я изящно вернул ей косметичку и аккуратно сложенные брючки и свитера со словами: «Детка, ты это забыла, когда уезжала». Она великолепно выдержала удар, сославшись на свою забывчивость. Даже не знаю, почему мне так не хочется видеть у себя женские вещи. Настины вещи, если говорить точно.
Мы говорим о том, о сем, благо мировой финансовый рынок предоставляет бессчётные темя для бесед. Я заказываю себе огромную отбивную, а Настя – салат. Она убеждена, что, поправься она на сто грамм, я тут же ее брошу и широким шагом уйду прочь в обнимку с развратной красоткой.
Вспоминаю, что сегодня – пятница.  В компании, где работает Настя, по пятницам заведено выпивать вместе, всем сообща, от руководства до девочек на телефоне. Высшие чины в демократичном пабе надолго не задерживаются, но шанс попасться им на глаза превосходный. Недальновидно, что Настя не бывает на этих корпоративных посиделках. Хотя бы на час.
Мягко спрашиваю ее:
- Настя, детка, тебе бы надо с коллегами общаться в неформальной обстановке. Вы же по пятницам пиво пьете, так? Сходила бы.
Настя болезненно вспыхивает:
- Но по пятницам я встречаюсь с тобой!
Дело в том, что я и сам часто занят по пятницам. Встречаюсь со своими коллегами, с приятелями, с деловыми знакомыми, иногда – с какой-нибудь мимолетной девицей. Но Настя оставляет свободными все пятницы, вообще, все пятницы до скончания времен, чтобы быть готовой к встрече со мной. В этом вся она.
И в этом же самая суть наших отношений. Жертвенность, совершенно мне не нужная, именно жертвенность на каждом шагу, по любому поводу. Знаю, это манипулирование, стремление сыграть на якобы присущем всем мужчинам чувстве вины. Но в чем я виноват?! И если подумать, не переплачивает ли Настя, отказываясь от карьеры и, заодно,  от тысячи маленьких житейских удовольствий ради меня?! Я-то знаю, что я – хорош, конечно же, но не настолько.
Настя – умна, и не заговаривает со мной о браке напрямую. Тогда я сказал бы ей: «Нет, не сейчас, не в обозримом будущем, когда-нибудь, но лучше меня не ждать. Давай просто жить и наслаждаться жизнью».
Она намекает: «Когда мы будем вместе, когда мы не станем расставаться, когда, когда, когда…»
Мы проезжаем новостройку, и Настя мечтательно говорит: «Надо посмотреть, просто из любопытства, есть ли здесь двухкомнатные квартиры. Или небольшие в три комнаты. Представляешь, сейчас не во всех домах можно найти квартиру для семьи из трех человек. Строят сразу хоромы в пять комнат».
Мы выбираемся из Москвы в Петербург на выходные и за завтраком в отеле видим молодую пару, наших ровесников, с малышом. «Молодцы, спокойно путешествуют с ребенком. Кто сказал, что с детьми одна скука?»
Возможно, я не прав. В таких случаях я отмалчиваюсь, и Настя неизменно замолкает. В этом и проявляется то, что она умна. Настя подходит к невидимой черте, за которой я вспылю и выскажу ей, все, что думаю по поводу брака и нашего с ней будущего, и, почувствовав предел, останавливается и меняет тему разговора.
Первый год наших с ней встреч был чудесен. Я тогда только-только выпутался из безнадежно затянувшегося романа (очевидно, что все мои романы безнадежно затягиваются) и Настя казалась глотком свежего воздуха. Мы работали на одном этаже и виделись раз по сто в день. Мельком. Не хотели, чтобы о нас узнали. Но иногда Настя очень быстро показывала мне язычок. Или строила смешную гримаску и тут же напускала на себя весьма серьезный вид.  В то время я жил на съемной квартире, уйдя от родителей сразу же, как начал работать. Настю не смущало скучное, плоское Перово – жилье там стоило недорого. На выходные она приезжала ко мне, но не в мою нынешнюю удобную студию, а в крошечную комнатушку с тесной ванной. Настя уверяла меня, что на кухне жила мышь, и, хохоча, как-то оставила на полу  кусочек сыра для моей компаньонки. Утром  мы обнаружили, что сыр и впрямь исчез. Боже, как нам было весело! А затем, тихо, неуловимо, Настя  стала превращаться в скучную, изысканную молодую женщину, сидящую сейчас напротив меня в ресторане.
Я не готов порвать с ней, но я готов проснуться. В понедельник я найду Катю и приглашу ее пообедать со мной. Если она занята днем, предложу ужин. Хочу узнать ее. Ее фото, то, где она улыбается, отводя от лица влажные волосы, перед моими глазами. Я не просто хочу познакомиться с ней поближе. Меня захватывает желание более глубокое, чем обычное мужское стремление к разнообразию. Катя задела во мне струнку, так и не зазвучавшую ни с одной другой женщиной, и я готов к долгому сближению. Долгому, потому что с Катей просто не будет. А мне больше и не нужна простота. Она, я слышал, не замужем, а от друга я ее уведу. В первый раз в жизни я готов сразиться за женщину.
Назовите меня мерзавцем, предайте анафеме в женском журнале, мне все равно. Я знаю, что прав.
Настя изящно ест свой салат. Она мила, что тут скажешь. На миг во мне поднимается волна жалости к ней, той самой мужской жалости, которая приносит с собой страсть. До понедельника далеко, и я говорю Насте, дотрагиваясь до ее нежной ручки:
- Ты прекрасно выглядишь, девочка. Выпьем кофе здесь или сразу поедем ко мне?