Прожитое и прожитое. V. Служба в войсках после Ака

               
                V . Служба  в  войсках  после  академии.                        
                Август 1965 – ноябрь1972
         
              Глава1. Вместо Польши опять «Тамань». Тяжёлые обстоятельства личной жизни, служебные коллизии. Катастрофический для служебной карьеры финал!               

          
           Через 12 лет я снова оказался во 2-й гв. Таманской и т. д. дивизии, в новом качестве, которое меня не совсем устраивало, но не по своей нерадивости или не способности к большему, а по стечению обстоятельств чисто житейских. Может выть, другой человек, оказавшись на моём месте, поступил бы по-другому, переступив через эти самые жизненные обстоятельства, ради офицерской карьеры. Я поступить так не мог, в силу обстоятельств, о которых я уже писал. Я не мог бросить жену один на один с этим семейным горем, поскольку реальной поддержки, кроме меня, у неё, практически не было. Никлолай Максимович, как-то сразу и сильно сдал, и сам требовал к себе внимания. Племянник Юра был женат и у него были свои проблемы. Старшая сестра Лида, старалась искренне помочь, но у неё тоже была семья. А самое главное, Глафира Прокофьевна, практически, уже не вставая с постели, постоянно спрашивала домашних:
                - А где Аденька, когда она придёт, почему её так долго нет?
           Я никогда, ни до, ни после, не наблюдал такой сильной и трогательной взаимной привязанности матери и младшей дочери. Разве я мог всё это бросить и уехать устраивать свою военную карьеру!? Я считал это предательством.
            Наша семейная жизнь в этот период была крайне напряжённой, не в смысле наших с Аденькой личных отношений, а из-за сложившейся ситуации, в связи с тяжёлой болезнью её мамы. Работая в Министерстве автопрома, зам. начальника управления, в котором она работала, Коган Юлий Соломонович, прекраснейший человек, зная нашу «скитальческую» историю и наши «жилищные» условия, решил нам помочь с квартирой. Я иногда заходил за Аденькой к ней в министерство, и она познакомила меня с Коганом Ю.С. Естественно, как все пожилые люди, он, иногда, рассказывал при этих встречах, о своём прошлом. Перед самой войной он был заместителем Министра угольной промышленности. А потом его внезапно посадили неизвестно за что, скорее всего, как он сам предполагал, на почве его национальности. Отсидел он около 6-ти лет, и был реабилитирован только в 1954 году. Все его друзья и знакомые, хотя и занимали весьма ответственные посты, прямо сказали ему, что на должность прежнего ранга, несмотря на то, что он полностью реабилитирован, ему рассчитывать не приходится. Так он, в конце концов, пройдя через Совнархозы, попал на должность заместителя начальника управления Минавтопрома. Осенью 1964 года МЗМА (АЗЛК) сдавал два жилых дома в Текстильщиках, кирпичную 5-тиэтажку и блочную 9-тиэажную «башню». А за 2 года перед этим, в этом же районе, дали в новой кирпичной  пятиэтажке, «хрущёвке», комнату в 2-х комнатной квартире, моей маме с мужем, куда они и переехали с моей родной Пролетарской. Метро в этот район ещё не было, а от Таганской площади ходил троллейбус № 27 до Волжского бульвара, где у него была конечная остановка. Дорога на троллейбусе занимала минут 40. От Микояновского мясокомбината и до Люблинской улицы шоссе было выложено брусчаткой, такой же, как на Красной площади. Но с той лишь разницей, что она находилась в ужасном состоянии.
           Не трудно догадаться, как себя чувствовали пассажиры троллейбуса, когда он проходил этот участок дороги, а по протяжённости всего пути, этот участок составлял не менее 50%. По этой причине стоя было ехать гораздо легче, чем сидя. А все пассажиры, ездившие на этом маршруте, называли это участок дороги «трясучкой». Там где сейчас станция метро «Текстильщики», не было ни одного жилого дома, а простирались поля овощного совхоза. Сразу за ж/д Курская, всё было засажено  капустой, редисом и морковью (на будущей территории МЗМА и метро). По другую сторону Люблинской, располагались поля лука, петрушки и другой зелени. Весь район старых Текстилбщиков, представлял собой весной сплошной цветущий фруктовый сад. Этот район был застроен ещё до войны двухэтажными деревянными бараками, и жизнь здесь протекала, на деревенский манер.
           Когда мы с Аденькой приезжали в гости к маме, то, не смотря на всю красоту и патриархальность этого района, говорили:
                - Не дай Бог нам, когда-нибудь, получить здесь квартиру. Это же просто «конец света», почти Московская область!
          И Господь услышал наши молитвы! Вот в этот-то «рай» мы и угодили. А теперь для образования немного истории.               
         «Садки»
          «Своё название этот район Москвы получил по дому отдыха профсоюза текстильщиков, который находился на этом месте. Ныне о нём напоминают лишь остатки парка и пруд Садки на Люблинской улице..По имеющимся историческим документам  в XVI в. здесь, при впадении в речку Гравороновку ручья Коломенка, существовала небольшая деревня Курсаково, Гавшино тож. В Смутное время она запустела и превратилась в пустошь. Лишь к концу XVII в. её владельцы, священники кремлёвского Успенского собора, заселили её крестьянами, которые на ручье Коломенка устроили плотину и выкопали пруд. В нём развели рыбу, посадив её в специальные садки, отчего деревня и получила название, Садки. В 1718 г. император Пётр I отобрал у священников Садки с 6-ю душами мужского пола и пожаловал их своему любимцу, вернувшемуся из шведского плена князю И.Ю. Трубецкому. О судьбе этого небольшого имения при И.Ю. Трубецком, ставшем позднее генерал-фельдмаршалом и сенатором, известно крайне мало. Больше сведений дошло о нём, когда Садки стали принадлежать его внучке Екатерине Дмитриевне Голицыной (урождённой Кантемир). При ней здесь строится двухэтажный дом с мезонином, укреплена плотина и расширен пруд. Мельница при плотине была отдана внаём для устройства полотняной фабрики купцу Н.С. Дьякову. В имении числились 71 душа мужского пола и 75 женского из её дворовых людей. Постоянного крестьянского населения не было. Из 50 десятин земли только 10 использовались под застройку и земледельческие угодья, а остальная территория была занята лесом.               
          Е.Д. Голицына умерла после длительной болезни в 1761 г. Её муж князь Дмитрий Михайлович Голицын (1721—1793) в память о супруге основал известную в Москве Голицынскую больницу (теперь 1-я градская больница). В 1800 г. Садки (без указания жителей) числились за  их родственником графом Алексеем Гавриловичем Головкиным, а затем их владельцем стал генерал Александр Чесменский (1762—1820), внебрачный сын известного деятеля екатерининских времён графа Алексея  Григорьевича Орлова-Чесменского.               
          Современник Чесменского С.П. Жихарев писал, что в 1804 г. тот под Москвой «завёл прекрасную фабрику разных машин и орудий земледельческих. Тогда вошло в моду ездить на обозрение этой фабрики, и если бы дорога была лучше, то вся Москва поскакала бы любоваться заведением. Устройство на английский манер и много рабочих людей из англичан…». Приблизительно с этого времени у Садков появляется и второе название — Чесменская дача.
           Под конец жизни Чесменский продал Садки штаб-лекарю коллежскому советнику Ивану Христиановичу Цемшу и его жене Ольге Ивановне. В 1826 г. О. И. Цемш попала в долги, просрочив оплату по закладной титулярному советнику Аввакумову, и была вынуждена продать вдове купца Витта «2-ю часть сельца Садки с Чесменской дачей», находившуюся у пруда и составлявшую украшение имения. А в 1832 г. и «1-я часть» с 22 десятинами земли на речке Гравороновке (позднее здесь был построен кинотеатр «Молодежный») была продана выходцу из Чехии временному московскому купцу 3-й гильдии Игнатию Ивановичу Музылю. Так дворянская усадьба полностью перешла в купеческие руки, что сказалось на её дальнейшей судьбе. И.И. Музыль запрудил речку Гравороновку и построил шерстоотделочную фабрику с водяным приводом от плотины и паровым двигателем, оснащённую 32 станками и 20 «машинами» различного назначения. В начале 1840-х годов на ней трудились 63 рабочих. Здесь производили и красили сукно как для внутреннего рынка, так и для Кяхты — пограничного с Монголией города, через который велась торговля с Китаем. Стоимость произведенной продукции составляла более 100 тыс. рублей. В 1840-х годах современник писал об этих местах, что на пути в Люблино «достигаете вы какого-то странного промышленного городка, столпившегося у плотины озера, и видите направо и налево красивые домики хозяев, с садиками, перемешанные с безобразными фабричными строениями, кривыми, слепыми, безоконными. Бывшее имение распродали по частям, лес вырубили, а в самой усадьбе обосновалась фабрика».
          Владелец фабрики оказался человеком корыстным и неуживчивым. Отнюдь не нуждаясь в средствах, он более 6 лет вёл судебную тяжбу с крестьянами соседнего Граворонова из-за 3 десятин заливного луга, на котором они косили сено и пасли свой скот. Не ладил купец и с рабочими, среди которых было много подростков. В августе 1849 г. на фабрике случился пожар, в котором был обвинён уволенный мальчик. Только в марте следующего года, после повторного разбирательства в земском и совестном суде, было вынесено окончательное решение: «Парфёна Архипова, как не сознавшегося и ни в чём не уличённого,освободить от суда без всякого взыскания».
          Дальнейших сведений об этой фабрике нет, а потомки фабриканта избрали отличный от него путь в жизни: его сын Николай Иванович Музиль (1839—1906) стал известным артистом, основателем артистической династии Музилей-Рыжовых в московском Малом театре. Многие москвичи помнили народных артистов СССР Варвару Николаевну Рыжову (1871—1963), выступавшую в девичестве как «Музиль 1-я», и её сына Николая Ивановича Рыжова (1900—1986).
          Около 20 десятин земли в 1849 г. были куплены у Витт купцом Н.Ф. Китаевым, планировавшим здесь развернуть строительство дач. Однако из-за близости фабрик он вынужден был перенести свою деятельность несколько далее от Москвы и более известен дачным строительством на месте усадьбы Самарова Гора близ Люблина, где застроил так называемый Китаевский посёлок, а проданные им земли в Садках в конечном итоге достались предприимчивым мещанам Мочалкиным.                Другую часть — около пруда — ещё в 1838 г. приобрел купец 2-й гильдии К.Ф. Остеррид. Он устроил здесь бумажно-набивную фабрику, на которой было 303 рабочих и производилось продукции на 243 тыс. рублей. Впоследствии фабрику Остеррида приобрёл и перестроил «прусскоподданный» московский купец 2-й гильдии Карл-Адольф Аибиш, живший с семьёй на Чесменской даче. В1874—1877 гг. фабрикой управлял его сын, а затем вдова Эмилия Федотовна, по настоянию которой на Курской железной дороге была открыта в 1881 г. остановка Чесменская.
         Многое на новой фабрике отличалось в лучшую сторону: высокие потолки от 4 до 5,5 метров в рабочих помещениях, паровое отопление, освещение с помощью газовых рожков, для получения чистой воды был устроен артезианский колодец с двумя насосами. На значительном удалении от фабрики, в глубине большого сада, в трёхэтажном здании разместились спальни для рабочих с дощатыми койками и артельная кухня для приготовления пищи.
          И рабочий день здесь был короче — с 7 часов утра до 8 вечера, месячная зарплата была значительно выше, чем у других владельцев. Но труд был связан с вредными испарениями и резкими перепадами температуры. Земский врач профессор Ф.Ф. Эрисман при обследовании фабрики в 1880 г. обратил внимание на профессиональные заболевания рабочих, связанные с химическим воздействием хлора, кислоты и ядовитых красителей: бронхиальный катар и эмфизему лёгких, нагноения глаз и экзему на лице. На фабрике Аибиш в юности работал и на всю жизнь повредил руку уроженец соседней деревни Печатники Ф.С. Шкулев, будущий известный пролетарский поэт (1868—1930).(Именем Шкулёва названа одна из улиц «Текстильщиков», идущая вдоль Люблинского пруда, а на первом левом повороте на неё выходит ул. Артюхиной, на которой и приживает автор этого повествования).
          С 1885 г. фабрикой владели дочь прежних хозяев Эмилия Карловна и её муж коллежский асессор Мартин Иванович Меттик, ставший купцом 2-й гильдии. В начале XX в. на фабрике работали 150 мужчин и 15 женщин.
          В середине XIX в. часть прежних земельных наделов была уступлена под строительство Курской железной дороги, часть роздана в аренду овощеводам, сооружавшим теплицы и парники. В 1850 г. в Садках появился трактир И.С. Махонина, а на развилке просёлочных дорог, которые вели к Николо-Угрешскому и Перервинскому монастырям, в 1865 г. был устроен трактир Н.Ф. Медведева. Владелец фабрики Меттик завёл собственные трактир, чайную, пивную и сырную лавку.
          После революции фабрика была закрыта. Обширный сад и национализированные дома местных владельцев использовали для организации дома отдыха профсоюза текстильщиков, где отдыхали ветераны и инвалиды труда. В него вошли старинный двухэтажный дом с мезонином (дворец княгини Голицыной), хотя и одряхлевший, но ещё не утративший прежней красоты, а также 12 дач с верандами и балконами, некоторые из фабричных зданий, переделанные под жильё. В 1925 г. посёлок и железнодорожную платформу по дому отдыха переименовали в «Текстильщики», хотя к этому времени дом отдыха был передан ВЦИКу. Частным лицам дачи не сдавались, но в выходные дни масса москвичей приезжала купаться в пруду и загорать.
           В начале 1930-х годов здесь вырос ещё один посёлок из 100 двухэтажных домов, принадлежавших ВЦИКу и Моссовету. Тут открыли почтово-телеграфное отделение, хлебный и продуктовый магазины, амбулаторию и аптеку, провели электрическое освещение. Здесь же в 1929 г. был основан совхоз «Текстильщики» с обрабатываемой площадью 73 гектара. Кирпичный корпус бывшей фабрики использовали частично как клуб, где в летнее время регулярно шли кинофильмы, а в основном как склад зерна. В 1936 г. совхоз сменил название и стал именоваться «Имени Максима Горького». В 1939 г. он стал участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и был награждён дипломом 1-й степени за высокие урожаи овощей в теплицах. В дальнейшем хозяйство, имевшее более 56 тыс. парниковых рам и 18 тыс. квадратных метров теплиц, ежегодно давало Москве более 20 тыс. тонн овощей — капусты, огурцов, редиса, лука и различных корнеплодов, всего более 30 наименований.
          В 1939 г. Текстильщики вошли в состав Таганского района Москвы.
          Вот в такой райский уголок самой окраины Москвы мы и попали на оставшуюся жизнь. Это историко-географическое отступление необходимо для понимания нашего с Аидой эмоционального состояния с конца октября 1964 года до февраля 1966 года, т.е., за период менее полутора лет.
           Как-то, придя вечером с работы, Аденька мне заявляет:
                - А ты знаешь, куда мы с Коганом сегодня ездили, на его ЗИМе?
                - И куда же, интересно?
                - На строительство жилых домов МЗМА.
                - С каких это пор твой шеф занимается строительством?
                - Он возил меня смотреть дома, где, уже в этом году, будет наша квартира!
                - Ты это серьёзно? Интересно, и где же находится эта «манна небесная», по-другому это вряд ли можно назвать. Это так неожиданно!
                - Отгадай с трёх раз!
                - Вы ехали от министерства? И сколько времени потратили на дорогу?
                - Минут 25, не больше!
                - Значит это какая-нибудь московская «Тмутаракань»!
                - Ты почти угадал, это Текстильщики-и! Помнишь, когда мы ездили к Надежде Васильевне, и говорили, что не дай Бог сюда попасть?
                - А ты как думала, если тебе дали кусок белого хлеба с маслом, так ты хочешь, чтобы сверху и чёрной икоркой помазали? Надо и за это Юлия Соломоновича благодарить, потому что Министерство Обороны мне кроме кукиша ничего не даст, поскольку юридически у нас с тобой есть жилплощадь, а то, что это бывший каретный сарай, и комната в виде коридора, это никого не волнует. А в какой стадии там работы?
                - Коробки почти готовы, осталась отделка и сантехника. А ты знаешь, место мне понравилось, все улицы засажены деревьями и кустарниками, в основном, фруктовыми. Обстановка, как в деревне. Совсем рядом с домом, Люблинский пруд, летом будем ходить купаться и загорать! Кстати, в Текстильшики уже ведут метро, открытым способом, прямо вдоль шоссе, мимо МЗМА. Года через два будем ездить на метро. Юлий Соломонович предлагает тебе самому подъехать на стройку и выбрать дом и этаж.
           Я так и поступил. Выбрал свободное время и поехал выбирать будущее жильё. Район, несмотря на его удалённость, временную, мне тоже понравился. Место песчаное, это уже плюс. Всё кругом в зелени, район тихий, воздух в то время был, как за городом, рядом почти «Женевское озеро».
           Сначала пошёл смотреть 5-тиэтажку, облицованную жёлтым кирпичом, домик симпатичный. Но однокомнатные квартиры маленькие, нет лифтов, мусоропроводов и балконов. Рядом стоит 9-тиэтажная блочная башня на один подъезд. Полез в неё, поднялся на четвёртый этаж, зашёл в однокомнатную квартиру. По сравнению с нашим каретным сараем, эта квартира показалась мне дворцом! Жилая комната 21,2 метра кв., кухня-6,5, прихожая около 3 и совмещённый санузел, немногим более 2-х кв.м. с укороченной сидячей ванной. И, что не мало важно, был балкон, около 3-х кв. м. Я сразу и однозначно выбрал эту квартиру. Приехал домой и вечером всё рассказал Аиде. Она со мной согласилась. Но, узнав, что в этом доме планируют постелить линолеум, весьма огорчилась, и загадочно улыбнувшись, сказала:
                - Эту проблему можно решить в пользу паркета!
                - Каким же образом, ведь в смету всё уже забито.
                - Это мой секрет!
           Потом я узнал, что она уговорила Когана и своего знакомого зама по снабжению МЗМА, положить в этом доме, так называемый, «плавающий паркет», это было не на много дороже линолеума. Жильцы дома до сих пор не знают, каким образом у них вместо линолеума, появился паркет, а вернее, паркетная доска на песчаной подушке. Но за счёт этого потолки стали ниже на 10 сантиметров.
           Ещё один штрих к нашим с женой характерам. Коган хорошо зная о том, что у Аиды тяжело больна мать, и отец на этой почве начал выходить из строя, предложил ей к заявлению на квартиру приложить 4 паспорта, наши с Аидой и тещи с тестем. Аргументировал он это очень просто. Мама Аиды долго не протянет и отца всё равно придётся забирать к себе. И сделать это гораздо лучше в 3-хкомнатную квартиру, чем, в однокомнатную. И начались морально-этические вопли. Вот, а что скажут на работе, как я людям буду смотреть в глаза. Пока мама жива она никуда не поедет, это получается подлог, и т.д. и т. п. У неё в Министерстве была закадычная подружка, Роза Кузнецова, когда узнала обо всём, прямо и откровенно назвала её идиоткой. Я полностью был на стороне Когана, поскольку он здраво рассуждал и предлагал совершенно реальный выход. Я его полностью поддерживал, но давления не оказывал, ей и так было не сладко. А получилось всё так, как предсказывал Коган. НикМак, после смерти Глафиры Прокофьевны, переехал к нам, но не выдержав и 10 дней,  вернулся на Каляевскую, где оставался один Юра. Лёг на постель Глафиры Прокофьевны, и буквально через месяц отправился следом за ней. Вот так распорядилась Её Величество Судьба. Но это случится позже, а сейчас я в «Тамани», начало декабря 1965 года. На фото моё местожительство (Из Google).
           Начинаются плановые полковые зимние учения. Меня назначают посредником в танковый полк при начхиме полка. Во время учений посредник следит за действиями начхима и даёт им оценку. Местом  учений был намечен район ж/д ст. Миллионная в 18 километрах от Павелца-2 Тульской обл. по Павелецкой ж/д. Полк до ст. Миллионная следовал воинским эшелоном. Зима выдалась исключительно снежная. В районе учений снежный покров достигал одного метра. На ст. Миллионная эшелон прибыл утром, в назначенное время. Началась разгрузка техники. Все мы были одеты в полевую форму: белые полушубки, ватные телогрейки и штаны и валенки. Но мороз с утра был приличный, и стоять без движения на платформе было холодновато. Офицеры-посредники собрались на платформе человек 5-6, и чтобы не замёрзнуть начали толкаться, как это бывает на Руси испокон веку. Стали согреваться. Но капризной древнеримской даме, это зрелище видимо наскучило, и она решила развлечься. Объектом своих развлечений она почему-то выбирает всегда меня. Во время из одного такого «междутолкайчика», я поскользнулся и упал. Упал очень мягко и удобно, приземлившись на задницу. Опёршись на руки начал вставать, а поскольку солдатские валенки не сгибаются, да ещё полушубок с ватными штанами, пришлось просить помощи. Меня двое ребят подхватили под руки и со смехом и шутками поставили на ноги. Встав на ноги, я хотел было продолжить наше занятие, но не тут-то было, в лодыжке левой ноги почувствовал резкую сильную боль. Сообщил о своих ощущениях своим коллегам:
             - Ребятки, я, кажется, ногу сломал, ищите полкового эскулапа!
           Наудачу мимо проходил командир полка, увидев наш озабоченный вид, спросил:
            - Что у вас тут случилось, чего Кареева под руки держите?                От Павельца на Миллионную.
                - Да мы тут «толкушку» устроили, чтобы погреться, а он поскользнулся и упал, и упал-то очень удачно, в начале ничего не почувствовав. А сейчас на левую ногу встать не может!
                - Хорошие дела, война ещё не началась, а у нас уже потери, сейчас врача пришлю.
          Минут через 15 прибегает ст. лейтенант с медицинскими погонами с санитарной сумкой:
                - Ребята, давайте его ко мне в санитарку, там хоть тепло, его же надо разуть, да и полушубок снять, а на этом морозе мы ещё проблему подхватим.
           Поволокли меня в санитарный УАЗик, он недалеко, у платформы стоял, по фары в снегу. Затащили меня кое-как в машину, там действительно тепло было, печка работала, можно было раздеться. Осмотрел старлей мою ногу, и изрёк:
                - Товарищ майор, я думаю ничего серьёзного, вы просто сильно потянули связки. Я сейчас сделаю вам тугую повязку, до вечера вам двигаться нельзя, а вечером посмотрим.
           Позови ко мне начхима вашего, пусть он меня в свою «кибитку» перетащит, а то у вас тут очень тесно. Не вдаваясь в нудные подробности, скажу коротко. Выяснилось, что у меня не растяжение, а перелом в области лодыжки. Ходить не могу. Снег везде по пояс и выше. А мне надо есть и другие дела делать. А на одной ноге делать это ещё никто не пробовал. Говорю начхиму и врачу:
                - Друзья мои, от перелома ноги я не помру, но вот заворот кишок я точно заработаю. Надо меня отсюда вывозить в госпиталь. Врач со мною полностью согласился и предложил начхиму идти к командиру полка и докладывать ситуацию. И решение было принято. Меня опять перегрузили в санитарку, впереди поставили танк Т-54 с бульдозерным ножом. Танк шёл, естественно, не особо выбирая дорогу, а мы за ним на УАЗике «вприпрыжку» по ухабам, корягам и пенькам. До самой Москвы, до госпиталя им. Бурденко, мне дали сопровождающего солдата, хоккеиста 1-го разряда из дивизионной команды, на полголовы выше меня и в плечах пошире. От района, где расположился полк, до ст. Миллионная было километра три. Доехали без приключений, Слава Богу! Солдатик втащил меня в помещение станции и пошёл искать начальника. Объяснил, видимо, ему ситуацию, и они подошли ко мне вместе. Начальник станции выразил мне своё сочувствие, но ничего утешительного не сказал:
                - Товарищ майор, наша станция, считайте, тупиковая, ближайший поезд пойдёт не раньше завтрашнего утра, это считайте сидеть вам тут почти сутки. Но есть нестандартный вариант, подходящий под вашу ситуацию.
                - Какой?
                - Через полтора часа на Павелец пойдёт маневровый паровоз, езда не очень удобная, но зато, через 20 минут будете в Павельце. Ну, а там уже ходят пассажирские поезда до Москвы довольно часто.
                - Ну, что, гвардеец, рискнём, на войне, как на войне!
                - А чего, товарищ майор, не париться же нам здесь сутки, поехали.
           Начальник станции оказался человеком добросердечным и подогнал паровоз на первый путь,  прямо к станции. Мой солдатик с помощью машиниста паровоза затащили меня в будку машиниста, размером не более 2-х кв. метров. С левой стороны, между дверкой и топкой стоял какой-то ящик, видимо, для инструментов. На этот ящик посадили меня. Машинист встал к ручкам управления, с правой стороны, у противоположного окна. А солдат выполнял функции помощника машиниста, и подбрасывал уголёк в топку паровоза. В дверке с моей стороны стекло наполовину было разбито, и когда мы тронулись, то часть дыма и гари из паровозной трубы затягивало в будку.
           Когда мы докатили до Павельца и, поблагодарив машиниста, выгрузились из паровозной будки, то сразу же обратили на себя внимание пассажиров, бродящих по платформе, в ожидании поезда. На всех лицах были улыбки. Я спросил у солдатика:
                - Слушай, чего им тут всем так весело?
           Ни слова не говоря, он достал из кармана карманное зеркальце, и поднёс его к моему лицу. То, что я увидел в зеркале, действительно, кроме смеха, ничего вызвать не могло. На меня смотрела физиономия эфиопски чёрного цвета. Хорошо, что перед отъездом из полка, доктор дал нам бинтов и марлевых повязок, на всякий случай. Теперь они нам пригодились, а снегу было вдоволь. Приведя себя в христианский вид, потащились на станцию. Там оказался действующий медпункт. Сразу зашли туда. Врач, или, фельдшер, узнав, в чём дело, выписала мне справку о необходимости немедленной эвакуации в Москву. А начальника станции попросила дать на Павелецкий вокзал Москвы телефонограмму, чтобы к поезду, на котором мы поедем, подали машину скорой помощи! Вот это сервис!
           В Москву на Павелецкий вокзал мы прибыли в 2ч.30мин. утра! Первым на платформу спустился Алексей, так звали моего «ангела хранителя», осмотрелся и сказал:
                - Никакой, ни скорой, ни медленной помощи, и признаков нет! Что делать?
                - Иди на вокзал, там точно есть медпункт, и узнай в чём дело?
           Возвращается минут через 15, а следом за ним тащится полусонный носильщик с тележкой для перевозки багажа:
                - Вот, товарищ майор, привёл «скорую помощь»!
                - Ну, и что дальше?
                - Сейчас я помогу Вам спуститься на платформу, посажу на тележку, и повезём Вас в медпункт.
                - Ну, валяйте, только не переломайте мне ещё чего-нибудь!
         Дотащились кое-как до медпункта. Входим, представляюсь и объясняю ситуацию. За столом сидит эдакая «Тортилла» в белом халате и начинает меня буквально допрашивать. Откуда, зачем, почему, на каком основании, и т. д. Тогда я говорю Алексею:
                - Вот тебе деньги, гони на площадь, бери такси и подгоняйте, как можно ближе к медпункту!
           Минут через 12, такси стояло у двери медпункта, как таксист нашёл дорогу на перрон, я не знаю. Спрашивает:
                - Господи, откуда вы в таком виде, куда вас везти!?
                - Мы шеф с «войны» и вези ты нас прямёхонько в госпиталь Бурденко, знаком такой?!
                - Да зная, довезу мигом, а что случилось-то?
                - С учений мы, ногу я сломал, наверное, гипс надо быстрей накладывать!
           Примчались в госпиталь 15 минут четвёртого утра. В приёмном отделение полное царство Морфея. Алёшка разбудил какую-то женщину, спавшую на диване. И здесь началось то же самое. Откуда, почему, зачем, кто такие и т. д. Пришлось  вкратце всё объяснить. Тогда меня раздели и повели на рентгеновский аппарат. Женщина, оказавшаяся дежурным врачом, сделав снимок, весело сказала:
                - У Вас замечательный перелом малой лучевой кости у самой лодыжки, ни осколков, ни смещений, просто прелесть! Посидите пока я вас буду устраивать в стационар.
           И нашли мне место…в хирургии грудной клетки! Измучившись, я сразу уснул, а проснувшись, пришёл в ужас. Палата человек на 15, как казарма, вокруг стоны, охи, ахи. Я понял, что это отделение для тяжёлых больных. При утреннем обходе, я упросил лечащего врача сделать мне гипсовую повязку и отпустить с добром домой. Он уже знал мою историю и, засмеявшись, сказал:
                - Не волнуйся, я после обхода займусь тобой, сделаю тебе такой сапог, с каблучком, на танцы ходить сможешь! Ты не наш профиль и нечего тебе тут место занимать, можешь звонить жене, и пусть после обеда забирает тебя.
           Всё вышло так, как сказал доктор. Сапог сделали классный, с каблуком, можно было ходить даже без палки. Часам к 15 за мной приехала Аида. Я увидел её у ворот госпиталя, она махала мне рукой. Она привезла мне мою нормальную повседневную одежду. Теперь нужно было забрать моё зимнее обмундирование, в котором я приехал в госпиталь с учений. Тогда всё было проще, попросил солдат с КПП госпиталя пропустить жену для этой цели, а они сказали, что сами помогут мне перенести моё барахло из хранилища в машину. Я был им очень благодарен, дал им денег на сигареты, довольны остались все. Когда, наконец,  мы встретились с Аидой уже за воротами госпиталя у машины, она сказала:
                - Как хорошо, что так получилось!
                - То, что я ногу сломал?
                - Не придирайся, я очень рада, что с ногой у тебя, ничего серьёзного, и тебе, наверное, дадут больничный недели не две, и будет кому проследить за кухонным гарнитуром, который я заказала в нашем мебельном!
                - Опять через Володю?
                - Да, он обещал там проследить за всем, и как только они поступят в продажу, он позвонит. Ты ведь пока дома посидишь?
                - Естественно, куда же я на такой ноге, позвоню Григину, объясню, в чём дело, и займусь чем-нибудь дома. А как дела на Каляевской?
                - Плохо, у мамы постоянно высокое давление, врачи боятся инсульта! Сам понимаешь, я постоянно должна находиться при ней, ты уж не обижайся, придётся тебе пожить немножко одному.
                - Ты не переживай, Глафире Прокофьевне, в её положении, необходимо постоянное внимание. Я думаю, Лида будет тебе иногда устраивать «увольнительные». Степан Васильевич человек хозяйственный, а Татьяна уже взрослая.
                - Да, в отношении Лиды я спокойна, она здорово мне облегчает жизнь, без её помощи, я, наверное, не выдержала бы.
           Так, с разговорами о семейных невзгодах и заботах, незаметно доехали до дома.
           На следующий день, с утра,  я позвонил на службу, и доложил Григину ситуацию. Встретил он моё сообщение без особого энтузиазма, но пожелал побыстрее поправиться. Я заверил его, что болезнью злоупотреблять, не намерен, и как только снимут гипс, постараюсь вернуться в строй.
           Вернулся в строй я через 3 недели, незадолго до Нового, 1966 года, который стал для меня лично и для всей нашей семьи чёрным годом. Заказанного польского кухонного гарнитура мы так и не дождались, а приобрели его только на следующий год, в конце января. Но это было уже не самое главное в нашей жизни. Хотя, как посмотреть. За свои 13.лет совместной жизни, мы покупали первую свою мебель, в свою квартиру. Небольшая реплика к армейской жизни. Когда я вышел на службу после перелома ноги, начальник штаба дивизии полковник Дыбля (меня только от одной этой фамилии бросало в дрожь), встретив меня в коридоре штаба, очень серьёзно заявил:
                - Вы товарищ майор, специально сломали себе ногу, чтобы уклониться от участия в учениях!
                - Извините товарищ полковник, но когда я падал, я как-то не успел об этом подумать! А потом ко мне в голову эта мысль почему-то не пришла.
           Отвернувшись от меня и не поздоровавшись, как обычно это было принято в штабе, молча, проследовал в свой кабинет. А я, войдя в свой, кабинет, поделился этой глубокой мыслью со своими товарищами. Григин рассмеялся, и посоветовал не обращать внимания на это замечание, поскольку, кроме Дыбли, вряд ли кто так думает. А Борис Постнов, сделав выражение лица, обычное для Дыбли, сказал:
                - Действительно, этот возмутительный факт надо рассматривать, как членовредительство, и отдавать под суд Военного трибунала!
           Не выдержав, заданного тона, он рассмеялся первым, а за ним и все остальные. На фото, празднование нового 1966 года на квартире Постновых: слева направо, Постнов Боря, Аида и жена Бориса, Светлана. В этот вечер люди желают друг другу счастья и  много всего самого хорошего. Если бы мы знали, что (?!) нас ждёт в следующем, и в последующем 1967, году, нам бы с Аденькой, вряд ли, было так весело, как в тот вечер!!
          8 января 1966 года, я, как обычно после службы поехал домой, в Текстильщики справиться об этом, осточертевшем уже мне, кухонном гарнитуре. Тяжелейшая атмосфера, царившая на Каляевской, держала всю семью в подавленном (тогда ещё не были в ходу такие словечки, как стресс) состоянии. Я тоже не был исключением, я сильно переживал за Аденьку, она буквально еле держалась. Настроение было не из лучших. В это время у нас на квартире уже был установлен телефон. Раздаётся звонок, и я в трубку слышу, захлёбывающийся от слёз голос Аденьки:
                - Приезжай скорей, умерла мама!!
                - Успокойся ради Бога, я сейчас возьму такси и скоро буду у вас!
           События последних дней разворачивались с ошеломляющей скоростью и в непредсказуемых вариантах. В этой семье эта смерть была первой, и это усиливало весь трагизм ситуации. Фактически, Глафира Прокофьевна, была признанным главой этой большой, и очень дружной семьи. Ёе кончина была сильным потрясением для всех без исключения. Это чувство не могло не захватить и меня. Примчавшись на Каляевскую, я бегом поднялся на 3-й этаж. Дверь мне открыл Юра с заплаканными глазами. Я подошёл к Николаю Максимовичу со словами утешения, он не выдержал, обнял меня и разрыдался. Подошёл Юра и начал успокаивать его, предлагая лечь на диван. Я обратил внимание на большое количество ампул из-под лекарств,  лежащих в чайном блюдце. Я спрашиваю Юру:
                - Что тут происходило днём, и потом, где Аденька, ведь уже поздно!?
                - Я в течение дня два раза вызывал скорую, всё вроде было нормально. Но, последняя скорая, сказала, чтобы мы вызывали неотложку из поликлиники, и что бабушке требуется наблюдение врачей поликлиники. Я позвонил Аденьке, и она буквально через 20 минут приехала. Мы сразу же вызвали неотложку, потому, что бабушке опять стало плохо. Через какое-то время приехала неотложка и опять стала делать ей какие-то уколы. А через некоторое время они заявили, что бабушка умерла!
                - Я понимаю и разделяю Ваше горе, более того, я сам скорблю о случившемся, но скажите всё-таки, где Аденька!?
                - Я сказал врачам, что они неправильно применяли лекарства, не посмотрев предварительно на ампулы, оставленные двумя бригадами скорой помощи. Дедушка со мной согласился. Тогда врачи неотложки, возмущённые недоверием к ним, потребовали отправки бабушки в морг, для вскрытия и установления истинной причины смерти. Дедушка этому воспротивился. Тогда врачи собрались и пошли к двери. В это время приехала Аденька, и, назвавшись дочерью умершей, попросила врачей объяснить, в чём дело. Врачи заявили, поскольку другими родственниками им оказано недоверие в правильности проведённого лечения, они справки о смерти выдать не могут.
                - Я понял лишь одно, что вы с дедом наделали много глупостей, и очень сильно осложнили и так нелёгкую ситуацию, но, наконец, вы скажете, где Аденька!?
                - Она ушла вслед за врачами в поликлинику, доставать справку о смерти, иначе бабушку похоронить нельзя и не один морг её не примет.
                - Какие врачи, время уже позднее, поликлиника закрыта, как ты мог её в таком состоянии отпустить одну. Кроме дежурных врачей там никого нет, а они не причём, они не в курсе дела, зачем ты её отпустил? Где поликлиника, как её найти, я пойду и заберу её оттуда, всё надо решать завтра с утра!
           Выслушав Юркины сбивчивые объяснения о местоположении поликлиники, я бегом отправился туда. Войдя в помещение поликлиники, я увидел в стене небольшое окошко, видимо регистратуры. Там сидела молодая девушка. Она мне сказала, что приём уже давно закончен:
                - Извините, я это знаю, но не видели ли Вы, проходившую молодую заплаканную женщину?
                - Она прошла в кабинет дежурных врачей. И назвала номер кабинета.
                - Я прошёл почти по тёмному коридору и у одной двери увидел  внизу полоску света, а за дверью узнал плачущий голос Аденьки. Я вошёл в кабинет, но на меня никто не обратил внимания. В Кабинете стояло два стола. За одним, ближе к двери,  сидел врач,  а рядом с ним сидела Аида. Второй врач стоял у неё за спиной. Я сел за свободный стол и прислушался к разговору.
           В основном говорила Аденька, не переставая плакать:
                - Юридически кроме меня и мужа умершей никто не имел право делать заявлений о недоверии врачам. Отец от горя не знал что говорит, племянник женат и имеет свою семью и живёт на квартире жены. Сегодня он просто пришёл её навестить. Я готова написать вам письменное заявление о полном доверии врачам вашей неотложки. Только, ради Бога, дайте документ, по которому её можно отвезти в морг. Пока идёт разбирательство, Вы же понимаете, во что она превратиться в тёплой квартире!
           У меня нет больше сил, писать о подробностях всех этих мольбах жены и упорном нежелании врачей ей помочь. За всё время этого препирательства ни один из врачей не предложил жене ни стакана воды, ни успокоительного лекарства. Со стороны врачей речь была грубой и громкой. Складывалось впечатление, что с ней разговаривают не врачи, а два ломовых извозчика. Я не знаю от чего, но меня начинало трясти, как в лихорадке, но я, ни во что не вмешивался. Потом, как сквозь сон, слышу голос врача, кажется сидящего за столом, видимо, обращённого к своему напарнику, намного моложе первого:
                - Слушай, гони ты эту истеричку к чёртовой матери, она нам работать мешает!
           Эта фраза входит мне в голову, как раскалённый гвоздь, одновременно с этим вижу, как во сне, тот врач,  который стоял всё время у Аиды за спиной, хватает её за плечи, резко подымает со стула, отбрасывает его ногой в сторону, Аиду разворачивает, и толкает в сторону двери. С Аденькой начинается настоящая истерика, она сопротивляется и старается повернуться к врачу, сидящему за столом. Тогда, врач, сидящий за столом, подымается, и идёт на помощь своему напарнику, хватает Аиду за воротник пальто, и они вместе начинают выталкивать её из кабинета. Меня со стула подбросило, как будто он взорвался. Я подскочил ним и кричу:      
                - Гуманитарии! Вы соображаете, что вы делаете!?
                - А ты кто такой и как здесь оказался!?
                - Сейчас речь не обо мне,  а о вашем похабном поведении, дайте ей успокоительного, или хотя бы стакан воды!!
                - Ни черта, и так обойдётся, будет другой раз знать, как на врачей «клепать».
                - Она же вам всё объяснила, и готова подписать любой оправдывающий  действия врачей,  документ!
           Когда я подошёл вплотную к этим злодеям в белых халатах, я почувствовал резкий свежий запах спирта, хорошо мне знакомый по академии. Придя на дежурство они, видимо уже успели приложиться к своему любимому напитку. Находясь от всего услышанного и увиденного в состоянии аффекта, я уже действовал практически инстинктивно. Помню только, как я схватил правой рукой эту маленькую чёрноволосую сволочь, которая держала Аиду за воротник, за воротник халата и отшвырнул её к стенке у двери. Второй «врач» пытался запрыгнуть мне на плечи, но я одним движением плечей, сбросил его на пол. Аида оказалась свободной, толкнула меня в спину и крикнула, чтобы я шёл домой, а она сама во всём разберётся.
          Плохо соображая, что произошло, я пошёл на Каляевскую. Дверь мне открыл Юрка и спросил, как дела. Я сказал, что дела хреновые и чтобы он немедленно шёл в поликлинику, и забрал оттуда Аиду. Юра ушёл за Аидой, а я как зомби, достал из буфета графин с мадерой, налил полный гранёный стакан, подошёл к Глафире Прокофьевне, и пожелав ей вечного упокоения, залпом выпил его. Это были самые ужасный момент в моей жизни, такого я не испытывал до самой смерти Аденьки!.
            На следующий день я поехал на работу, в дивизию. Как только пришёл на службу, сразу доложил всё Иван Тихоновичу Григину, своему непосредственному начальнику, и заявил, что я должен доложить обо всём сам командиру дивизии. Григин посочувствовал мне и сказал, что будет лучше, если он первым доложит обо всём командиру дивизии, чтобы смягчить первое впечатление. Он хоть и учился в 10-м классе вечерней школы, выйдя на должность из химинструкторов, но был человек душевный, доброжелательный и мудрый. Я ему полностью доверился. Когда он вернулся от командира дивизии, Тенищева И.И, Героя Советского Союза, сказал:
                - Теперь он хочет видеть тебя лично, настроение у него не из лучших, так, что держись, расскажи всё, как было. Он человек суровый, но справедливый, неправду распознает сразу, учти всё это при разговоре.
           Естественно я так и поступил, поскольку считал это своим офицерским долгом и обязанностью по уставу. Разговор был не из лёгких, но, на мой взгляд, совершенно соответствующий ситуации. В завершение комдив мне сказал:
                - До твоего сегодняшнего доклада я ещё вчера уже обо всё знал, мне доложили из военной комендатуры, им доложили всё из отделения милиции, на территории которого находится эта, будь она неладная, поликлиника. Там расписали всё так, что, на поликлинику был совершён бандитский налёт и устроен натуральный еврейский погром по дореволюционному образцу. Ты ведь там свои наградные часы потерял, или их с тебя специально стянули, И ведь с какой дарственной надписью: « За отличное окончание академии от ЦК КПСС и Советского Правительства»! Твои часы находятся у начальника того отделения милиции, где поликлиника, пропади она пропадом! Когда вчера заместитель коменданта докладывал мне всю эту историю, он не переставал смеяться над бурной фантазией этой шайки, сочинившей весь этот бред! Перестарались они, это факт, но ты особо не радуйся, мы договорились, что сами с тобой разберёмся, гвардия своих офицеров не выдаёт! Сейчас поедешь к начальнику отделения милиции, он передаст тебе всю эту ахинею и твои часы. Предупреждаю, лёгкого наказания не жди. По человечески, я тебя хорошо понимаю, откровенно говоря, не знаю, как бы я поступил в такой ситуации. Но мы должны сами наказать тебя за несдержанность, чтобы избавить от этих людей, самой «гуманной» профессии. Документы привезёшь лично мне! Свободен!
           Когда я вошёл в кабинет начальника милиции, он встретил меня словами, произнесёнными со смехом:
                - А, чёрносотенец прибыл, ну, давай, заходи, Мы хоть и не будем заниматься этим делом, но расскажи, пожалуйста, для образования, как ты вляпался в такое дерьмо! Я знаю эту братию, лечить они не могут, но зато большие специалисты по части раздувания скандалов. Они от этого, по-моему, получают огромное удовольствие.
           Мы были с ним одного звания и общались без церемоний, я рассказал ему всё, как было. Он выслушал меня заинтересованно и сказал:
                - Я сразу предполагал, что в этой бумаге 90% брехни, особенно, когда увидел твои часы. Предупреди своего командира, что этот хлюст уже требует путёвку в санаторий для прохождения лечения. Они ему там такой диагноз поставят, что хоть в реанимацию клади! Давай забирай всё и желаю тебе без больших потерь выбраться их этого дерьма! Желаю успехов!
                - Спасибо на добром слове! До свиданья!
          Подробности опуская, поскольку главное сказано, всё остальное, рутина. В итоге, через неделю из майора я превратился в капитана. Мои коллеги по штабу дивизии искренне сочувствовали мне и в моём поступке и по поводу разжалования. Особенно заинтересованно к этому отнеслись офицеры оперативного отдела Виктор Черняк и Анатолий Моисеев. Их позицию поддерживал Олег Ёлкин. Все они трое пришли в дивизию вместе со мной после окончания академий. Заводилой был Витя Черняк, и он мне прямо сказал:
                - Слава, не унывай, нормативный год, ты капитаном ходить не будешь, самое большое 4-5 месяцев, мы уговорим своего шефа, а он имеет большое влияние в штабе, недаром наш отдел считают мозгом штаба дивизии. Так что где-нибудь в средине лета, в Алабине обмоем твои старые майорские погоны! Всё будет путём!
           Он имел в виду Бутяева Николая Павловича, начальника оперативного отдела. Против него начштаба дивизии( Дыбля), был полный ноль. Он «вывозил» все инспекторские дивизионные учения, комдив его уважал и прислушивался к его мнению. После слов Черняка я немного успокоился. Работа и поддержка товарищей отвлекала.               
           Но недолго продолжалась наша относительно спокойная жизнь. В апреле умер Николай Максимович, совершенно внезапно и совершенно здоровым! На моей памяти он ничем никогда не болел, у него даже насморка не было. Врачи сказали, что он умер потому, что не хотел жить после смерти жены. Они, эти чурки с глазами, не могли даже правильно выразить мысль, что человек умер от смертельной тоски по самому любимому и дорогому человеку, его Глашеньке! Ему никто не нужен был, ни дочери, ни внук, живший с ним, никто не мог заменить ему самого дорогого человека. Каляевская умерла для всех, оставшихся в живых. Семьи не стало. Ерофеевым больше некуда было ездить. Теперь мы с Аденькой ездили к ним в Удельную. Аида и Лида были очень привязаны друг к другу и искренне любили друг друга. Эта привязанность зародилась ещё тогда, когда Лида училась на педиатра, а Аденька была совсем маленькой. И получилось так, что Лида была воспитательницей Аиды с раннего детства.
           После майского Парада на Красной площади (дивизия тоже участвовала в Парадах), штаб дивизии и все московские части, переехали в Алабино. В этот период было очень «модным» и актуальным обучать войска ведению боевых действий в условиях применения противником ядерного и химического оружия. На базе одного из полков нашей дивизии, было решено провести учение с реальным применением химического оружия и преодолением реально зараженного участка местности. Такое учение проводилось впервые в Советской Армии. Учениями, в их химической части руководил лично начхим МВО, генерал Дегтярёв. С этой целью полк был выведен на окружной полигон, в район Гороховецких лагерей. Вся техническая часть этих непростых учений:  обеспечение средствами защиты, их предварительная проверка, обучение и инструктаж личного состава полка, установка и своевременный подрыв химических боеприпасов, своевременное прохождение передового рубежа зараженного участка, противохимическая обработка людей и техники, контроль за своевременным выставлением контрольных животных на боевой технике (кролики), организация взаимодействия между службами, приданными полку на время учений (инженерной, медицинской, связи), была поручена мне. Это не означало, что я лично должен был выполнять все эти работы, но я должен был всё это организовать, за всем проследить лично и через своих помощников и в назначенное время, лично, провести полк через зараженный участок местности. Подробностями загружать текст не буду. «Мандражировали» все. Ещё бы, первое учение с реальным применением ОВ. Дегтярёв инструктировал меня раз пять! И предупредил, что я несу личную ответственность за безопасность, как специалист, лично знакомый и работавший с этим ОВ.
           Учения прошли безо всяких происшествий, никто не пострадал, солдаты имели возможность наблюдать, как дохли кролики на броне БТР при прохождении зараженного участка! Задача учений была выполнена на отлично. Я получил благодарность от НХВ МВО Дегтярёва и командира дивизии, Героя Советского Союза, генерала И.И Тенищева, будущего Начальника ЗГВ в Германии.
           В Алабино возвратились к концу июня, я в средине июля я стал опять майором!! Вечером,  после работы, я пригласил всех моих благодетелей-операторов, и мы, как и было обещано, обмыли мои старые майорские погоны!               


      Глава2. Маодзедун отправляет всю Советскую Армия на Дальний           Восток. Дорога в эшелоне. Впечатления от увиденного.               


            Но капризная и своенравная древнеримская богиня не дала мне долго радоваться жизни! По дивизии поползли слухи, что к осени может возникнуть конфликт с Китаем. Ждать пришлось не долго. Где-то в конце лета, или в начале осени, сейчас уже не помню точно, тов. Маодзедун на весь мир заявил, что советский народ и его руководители-ревизионисты 50-тилетие Советской власти будут встречать в окопах!!
           Не помню, как прозвучали эти слова для страны, но для военных это известие было, как разорвавшаяся бомба. Особенно для тех, кто проходил службу по вторым штатам, как я грешный. В неведении были мы не долго. Офицеров штаба дивизии проходящих по второму (дополнительному) штату, собрали на совещание, и командир дивизии совершенно чётко объявил нам, что со дня на день ожидается директива Генерального штаба. Что в ней будет написано, не знает никто. Но уже сейчас совершенно ясно, что нужно немедленно уточнить все мобдокументы и быть готовым, или к отмобилизации допштата по месту дислокации (что мало вероятно), или к передислокации на новое место с последующей отмобилизацией на месте. Мы все поняли ситуацию однозначно, что из Москвы нас попрут. Вышли с совещания, как с похорон, вначале никому не хотелось говорить вообще.
           В официальных СМИ всё было спокойно, в стране тоже. Мы давно знали, что на советско-китайской границе не всё благополучно. В Китае проходила т.н. «культурная революция», и когда ситуация в Китае начала выходить из под контроля, китайскому руководству потребовался внешний «враг». Это была чистой воды политическая игра. А наши руководители приняли это за чистую монету. К тому же, во времена Н.С.Хрущёва, отношения с Китаем были совершенно нормальные, и нормальные до такой степени, что Хрущёв приказал, фактически, разрушить всю советско - китайскую границу, в знак нашей дружбы. Были взорваны все долговременные оборонительные сооружения, в том числе и УРЫ (укрепрайоны) вдоль всей границы и выдана вся наша агентура на китайской территории, с условием сохранения им жизни (несусветная глупость Хрущёва и предательство по отношению к верным нам людям). Китайцы в течение нескольких дней выловили всех этих людей  (несколько тысяч) и расстреляли!
           После публичного заявления Маодзедуна наше руководство страны просто «напустило» в штаны. В то время с Китаем никакой войны не могло быть даже теоретически. В этом мнении сходились все наши офицеры штаба. Но директива пришла-таки, и вполне серьёзная и до безобразия неумная. Почти из всех военных округов СССР «под метлу» выгребались все войска, как развёрнутые, так и кадрированные и по тревоге передислоцировались на Восток, к совеиско-китайской границе. Из Семфирополя был отправлен аж мотострелковый корпус! Предполагалось перебросить до конца года на Восток до 80% боевого состава Советской армии. Это было похоже на бред, но это было выполнено. Несколько дивизий оставили в Белорусском Военном округе (Западный ТВД) и две дивизии под Москвой, Кантемировскую танковую и Таманскую мотострелковую. Побоялись оставить Москву без войск. Нас гнали туда неизвестно зачем, и самое главное, там не было инфраструктуры для приёма и посадки такого количества войск. Гнали все войска в полевые условия. Жилья не было не только для офицеров и их семей, но и для личного состава (солдат и сержантов срочной службы). Негде было хранить вооружение, технику и другое воинское имущество. Многие части размещали прямо в чистом поле. За послевоенную историю страны это была самая величайшая глупость руководства страны и Вооружённых Сил. Кстати, чтобы не забыть, примерно такого же порядка была совершена глупость-предательство по отношению к ЗГВ в Германии, при выводе оттуда войск, практически по тревоге. Но это особая история, и к нашей, не относится Видимо с перепугу советское руководство решило помахать военным кулаком перед носом Маодзедуна. Но этот страх и желание поиграть мускулами, обернулись дли десятков тысяч людей, в основном офицеров и членов их семей, величайшей трагедией! Но об этом никто не знает до сего времени, кроме участников этих событий. Я описал только общую ситуацию, подробности будут рассказаны при описании последующих событий, а для этого надо вернуться обратно в дивизию, в Алабино.
          Вся дивизия в полном составе находилась в летних лагерях. Половина офицерского состава с семьями постоянно проживало в Москве, имея там, естественно, постоянное жильё и прописку. Примерно столько же офицеров с семьями проживало в посёлке Тарасково. От Тарасково да Москвы то же невесть как было далеко: до ж\д ст. Дачная, Киевской ж\д-3,5 км, до Молого московского кольца («бетонки»)-0,6 км., считайте тоже почти Москва. Теперь представьте, что происходило в семьях, которые выселяли из  Москвы и прилегающего к ней региона Московской области. Если бы нас посылали на войну после объявления в стране военного положения и нахождения страны в состоянии войны с приграничным государством, в данном случае с Китаем, было бы всё ясно и понятно: нам объявлена война, и мы едем выполнять свой воинский долг! Но нас посылали в никуда, под строжайшем секретом, просто в сторону света под названием Восток. Нам не сообщали пункт назначения до самого места прибытия!!
           Нетрудно представить, что творилось в частях, от которых « отпочковывался» восточный контингент. В посёлке Тараскове начались постоянные скандалы между жёнами офицеров: « Вот, почему, моего отправляют,  а твоего нет, чем мой, хуже твоего!?». Вся дивизия напоминало развороченный улей. Хуже всех приходилось начальникам служб, имеющим в своём ведении и под личной ответственностью огромное количество вооружения, техники и имущества. И при всём этом не было ни одного солдата или сержанта срочной службы. До 6-7 воинских эшелонов с техникой (танки, автомашины, специальные машины,  артсистемы всех калибров), «пульмановские» вагоны с десятками тысяч тонн военного имущества и снаряжения, и всё это взваливалось на плечи 130 офицеров от замкомбата до замкомдива, средний возраст которых составлял 40-45 лет. Это было беспрецедентное по своей тупости перемещение войск в таком количестве и на такие расстояния не только в истории Росси  но, я уверен, и других цивилизованных стран. Эшелоны шли без охраны и воздушного прикрытия. Это было уголовное преступление. Забегая вперёд, могу сказать, что на одной из станций, уже в районе Урала, разговаривая с одним из железнодорожников, состоялся такой диалог:
                - Ребятки и куда же вас такую прорву гонят?
                - Сами не знаем, куда и зачем. А что, много идёт войск?
                - Интервалы между воинскими эшелонами в среднем 30 минут.
                -И давно это началось?
                -Да со средины лета почитай, и все литерные, и все под зелёный свет. И нас сориентировали, что в таком темпе будем работать до конца года.
                -Ну, спасибо за информацию, а то мы думаем, что нас одних только гонят!
                - Да что ты милай, боле 100 эшелонов прошло, а может и боле, кто же их считал.
                - Спасибо отец! Счастливо оставаться!
                - Да и вам счастливой дороги, Храни Вас Господь!
          Пришёл в свой штабной вагон, рассказал ребятам, что узнал у железнодорожника. Наши операторы быстро подсчитали, что войска из центральных округов уже нас обогнали. Офицеры ехали в плацкартных вагонах. За Уралом ландшафт и так тоскливый, начал понемножку покрываться снежком. На мой взгляд, нет положения более худшего, чем неопределённость. Такое состояние делает человека раздражительным и нервозным, сиречь стрессовым. У нас не было другого средства от стресса кроме водки. На листе бумаги словами невозможно передать того поганого состояния, в каком мы все находились. Мы, все 130 «ссыльнопоселенцов», как мы все себя называли, ехали первым эшелоном в двух классных вагонах, весь командный состав будущей 199 мотострелковой «дивизии», которую, как нам сказали перед отъездом, развернут до полного состава, сразу по прибытии на место (?). Никто из нас в эту брехню не верил, от замкомбата до замкомдива. Секретность нашего перемещения была настолько высокой, насколько смешной и глупой. На определённых станциях, обычно это были крупные города, где были размещены воинские гарнизоны, начальники гарнизонов лично вручали начальнику эшелона, начальнику штаба «дивизии» подполковнику Морозову Николаю Михайловичу секретный пакет, опечатанный сургучной печатью, в котором находился один лист бумаги с одним словом, названием следующего города, места нашего назначения. Такие переезды были примерно через каждые 1000-1500 км.
            На фото: Транссиб в Екатеринбурге.
                Историческая   справка.         
         
          «Транссибирская железнодорожная магистраль (Трансси;б), Великий Сибирский Путь (историческое название) — железная дорога через Евразийский континент, соединяющая Москву и крупнейшие восточно-сибирские и дальневосточные промышленные города России. Длина магистрали 9288,2 км — это самая длинная железная дорога в мире. Высшая точка пути — Яблоновый перевал (1019 м над уровнем моря)[1]. В 2002 году завершена её полная электрификация.
           Исторически Транссибом может называться лишь восточная часть магистрали, от Челябинска (Южный Урал) до Владивостока. Её длина — около 7 тыс. км. Именно этот участок был построен с 1891 по 1916 годы.

           В настоящее время Трансси;б надежно соединяет Европейскую часть, Урал, Сибирь и Дальний Восток России, а говоря шире — российские западные и южные порты, а также железнодорожные выходы в Европу (Санкт-Петербург, Калининград, Новороссийск), с одной стороны, с тихоокеанскими портами и железнодорожными выходами в Азию (Владивосток, Находка, Ванино, Забайкальск).
           Официально строительство началось 19 (31) мая 1891 года в районе близ Владивостока (Куперовская падь), на закладке присутствовал цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II. Фактически же строительство началось раньше, в начале марта 1891 года, когда началось строительство участка Миасс — Челябинск.
           Смычка рельсов всего протяжения Великого Сибирского Пути произошла 21 октября (3 ноября) 1901 года, когда строители Китайско-Восточной железной дороги, прокладывавшие рельсовую колею с запада и востока, встретились друг с другом. Одним из видных руководителей строительства был инженер Свиягин Николай Сергеевич, в честь которого названа станция Свиягино в месте соединения путей.                Карта  Транссиба.
           Регулярное сообщение между столицей империи — Санкт-Петербургом и тихоокеанскими портами России — Владивостоком и Дальним по железной дороге было установлено в июле 1903 года, когда Китайско-Восточная железная дорога, проходящая через Маньчжурию, была принята в постоянную («правильную») эксплуатацию. Дата 1 (14) июля 1903 года ознаменовала собой также ввод Великого Сибирского Пути в строй на всём его протяжении, хотя в рельсовом пути был перерыв: через Байкал приходилось переправлять поезда на специальном пароме.
           Непрерывный рельсовый путь между Санкт-Петербургом и Владивостоком появился после начала рабочего движения по Кругобайкальской железной дороге 18 сентября (1 октября) 1904 года; а спустя год, 16 (29) октября 1905 года, Кругобайкальская дорога, как отрезок Великого Сибирского Пути, была принята в постоянную эксплуатацию; и регулярные пассажирские поезда впервые в истории получили возможность следовать только по рельсам, без использования паромных переправ, от берегов Атлантического океана (из Западной Европы) до берегов Тихого океана (до Владивостока).
           Конец строительства на территории Российской империи: 5 (18) октября 1916 года, с пуском моста через Амур близ Хабаровска и началом движения поездов по этому мосту.
           Стоимость строительства Транссиба с 1891 по 1913 составила 1 455 413 тысяч рублей (в рублях того времени).
Северный
    Москва  — Ярославль — Киров — Пермь — Екатеринбург — Тюмень — Омск — Красноярск — Владивосток.
    Новый               
Москва — Нижний Новгород — Киров — Пермь — Екатеринбург — Тюмень — Омск — Красноярск — Владивосток.
Южный
    Москва — Муром — Арзамас — Канаш — Казань — Екатеринбург — Тюмень (или Петропавловск) — Омск — Красноярск — Владивосток.
Исторический
    Москва — Рязань — Рузаевка — Самара — Уфа — Челябинск — Петропавловск — Омск — Красноярск — Владивосток.
           Ниже приводится основной маршрут Транссиба, действующий начиная с 1958 (через дробь приводится название железнодорожной станции, если оно не совпадает с названием соответствующего населённого пункта):
           Москва-Ярославская — Ярославль-Главный — Данилов — Буй — Шарья — Киров — Балезино — Пермь-2 — Екатеринбург/Свердловск-Пассажирский — Тюмень — Называевск/Называевская — Омск-Пассажирский — Барабинск — Новосибирск-Главный — Юрга — Тайга — Анжеро-Судженск/Анжерская — Мариинск — Ачинск-1 — Красноярск-Пассажирский — Иланский/Иланская — Тайшет — Нижнеудинск — Зима — Иркутск-Пассажирский — Слюдянка-1 — Улан-Удэ — Петровск-Забайкальский/Петровский Завод — Чита-2 — Карымское/Карымская — Чернышевск/Чернышевск-Забайкальский — Могоча — Сковородино — Белогорск — Архара — Хабаровск-1 — Вяземский/Вяземская — Лесозаводск/Ружино — Уссурийск — Владивосток».
          Вот по этому-то, последнему, действующему с 1958 года, нас и гнали до самого конца, пока не кончились рельсы! Но мы пока этого ещё не знали. У нас, естественно, была с собой карта нашей страны. Мы всё гадали, где же нас повернут на Юг, к Китайской границе. Таких пунктов мы насчитали три:Барнаул- Семипалатинск-Достык (последняя тупиковая станция у китайской границы);Улан-Удэ с уходом на Юг до самой границы; Белогорск-Благовещенск ( напротив китайского города Хэн-хэ. Но мы прошли все эти повороты, впереди был только Хабаровск.
           Надо сказать ещё об одной несусветной глупости авторов этого «глобального» проекта. Нас везли,  в основном,  только ночью, со страшной скоростью, днём мы торчали на каких-то полустанках, почти у самой китайской границы. И только какому-нибудь дебильному китайцу было не понятно, что происходит на Транссибе! И ещё не менее интересный факт…у всех офицеров отсутствовало личное оружие. Рота китайских солдат,  при желании, могла просто перебить нас бамбуковыми палками! В то время советско-китайская граница была охраняема таким образом, что между соседними заставами могла свободно пройти целая китайская дивизия. Это обусловливалось, во-первых, нехваткой войск, и, во-вторых, сложным горно-лесистым ландшафтом приграничной полосы. А китайские солдаты, как муравьи, могли проходить незаметно по любой местности. Так что, все эти ухищрения с ночными передвижениями ржавой копейки не стоили. Все офицеры прекрасно понимали всю несуразность этого мероприятия, и чтобы успокоить свои нервы, конечно, пили, всю дорогу, 12 суток! Когда надоедало пить, переходили на преферанс, и так вперемешку. От Урала до Байкала закусывали,  в основном, солёными груздями. Когда шли вдоль Байкала, лакомились байкальским омулем, чудесная рыбка! Прибыли в Хабаровск. Просматриваются два варианта: 1-й – оставляют в Хабаровске, граница рядом, ближе некуда, китайскую сторону видно с набережной; 2-й, поворачиваем на Юг, на Владивосток. Наш начальник штаба, он же начальник эшелона, Морозов Николай Михайлович, встречается здесь с начальником гарнизона Хабаровска (даже в Округ не пригласили, знали, что будут задавать нехорошие вопросы). Когда он кончил с ним переговоры, офицеры обступили его тесной толпой:
                - Ну что, Николай Михайлович, здесь оставят?
                - Нет, соколики мои, на Хабаровск губы не раскатывайте. Здесь уже до нас натолкали во все углы. Некоторых, вообще, ставят в чистом поле. Я его спросил, что это вообще всё значит. Войска, которые пришли и которые без конца идут, и будут, видимо, ещё подходить, они Вас не сожрут, у Вас ресурсов хватит? А он отвечает:
                ..- Ты меня подполковник не о чём не спрашивай, у нас у самих голова кругом идёт от всего этого, Между прочим, на днях ваш командир прилетел, и был у командующего. Как адъютант рассказывает, разговор был такой, что ему пришлось из приёмной выйти в коридор. На место прибудете, он вас там встречать будет. А сейчас вас повезут на Юг, на Владивосток. Доедете до Манзовки, свернёте строго на Восток, и поедите, пока рельсов хватит. Так что, все вопросы будешь задавать своему командиру. Будь здоров и желаю успехов! Вот такие дела друзья мои! 
                - А что хоть за место-то, куда нас загоняют?
                - Ты Арсеньева книгу «Дерсу Узала» читал?
                - Вот туда и едем, в город Арсеньев. Не доезжая километров 200 до Владивостока, повернём на Восток, и покатим, пока рельсы не кончатся! Доволен? Вопросы ещё есть? Нет. Тогда пошли «пульку» распишем для успокоения нервов, и побережём их до места прибытия! Кстати, Николай Дмитриевич уже на месте и будет нас встречать. Так что, у меня просьба к господам офицерам, до приезда на место сильно не «надираться», разгрузка, видимо, будет в ночное время, а у нас пол-эшелона танков и другого железа, можно и покалечиться. Я думаю, что на месте нам всё покажут и расскажут, что и как. Соберите свои личные вещи, ехать не так уж долго осталось. Быстрей бы к одному концу!
           На фото: Верхнее-привокзальная площадь Хабаровска; Среднее-берег Амура; Нижнее-поворот на Владивосток.
            «Путешествие» наше подходило к концу. Разговаривать уже никому не хотелось, все понимали, что везут нас не с китайцами воевать, а чтобы загнать нас под общий «шухер» в самую дремучую «Тмутаракань» и поставить на «консервацию» не только саму «дивизию»,  но и наше будущее, как офицеров. Кстати сказать, настоящая Тмутаракань, которая из-за своей удалённости от центральных областей древней Руси, получила нарицательное значение, находилась раза в четыре ближе, чем та, в которую нас везли. Действительно, доехав до Манзовки (теперь это поселение называется Сибирцево), нас повернули на Восток, на Арсеньев, а в противоположную сторону, на Северо-Запад, дорога пошла к оз. Ханке, на пос. Камень-Рыболов. В Арсеньеве нас остановили до наступления позднего вечера. В городе народ доброжелательный и весёлый, ни о какой войне понятия не имеет. Рассказали нам, что слышали от людей, живущих вдоль китайской границы, Что каждую зиму, когда замерзает Уссури, китайские и наши пограничники, иногда, дерутся на реке, но до оружия дело не доходит. Это, мол, началось с китайской «культурной» революции, хунвейбины там воду мутят. Ругают наше Правительство за несправедливое проведение границы. А так, в общем, всё спокойно, и что они не особенно переживают эти пограничные склоки.
          Мы ещё раз убедились, что привезли нас сюда, только для устрашения китайцев, а не воевать. А это означает, что разворачивать нас никто не собирается, и останемся мы в своём теперешнем качестве, «дивизией» на бумаге. А все эти московские обещания, на полное развёртывание и получения новых должностей на ступень выше теперешних категорий по воинским званиям, т.е., мы уже станем не заместителями, а соответствующими начальниками и командирами, всё это была бессовестная циничная ложь, в качестве успокоительного, только бы нас вытолкать из Москвы! Впрочем, чему удивляться, вся политика советского руководства была построена на лжи, или сознательной, или от безграмотности её творцов.               


            Глава3. Прибытие и обустройство на новом месте. Из цивилизации в 20 годы ХХ века. Циничный обман.
               

          Надо сказать, что в этих краях была уже почти зима, правда, пока без снега. Была средина ноября, днем солнышко ещё грело, а по ночам уже были заморозки. Самое неприветливое время года. Наконец наш эшелон остановился на какой-то станции. Вышли из вагонов. Николай Михайлович осмотрелся и изрёк:
                - Ну вот, кажись приехали, Новосысоевка. И что-то я никого не вижу из встречающих.
          Кругом темень кромешная, два фонаря только у здания станции, больше похожей на торговый ларёк. Подходит человек в форме железнодорожника и спрашивает:
                - Товарищи офицеры, это вы прибыли на 2-ю площадку. Тут кокой-то,  кажись, полковник, всё вас поджидал, всё ругался, что вас так долго нет.
                - А где этот полковник, дед, как его найти?
                -Он тут всё по путям шатался, а холодно, он всё к фляжке прикладывался, а сейчас, я думаю, он на станции греется.
           С этого момента начинается самое «интересное», закулисная жизнь армии, я думаю любой, наблюдать которую и принимать участие в ней могут только непосредственные участники конкретных событий. Не успел  ещё  железнодорожный дед закончить своёй монолог, как из здания станции появилась фигура, одетая в шинель, застёгнутую на все пуговицы, перетянутую ремнями и с кобурой на ремне, т.е., офицер по форме одетый и готовый к выполнению высокой начальственной миссии. Наша группа стояла на соседних с эшелоном путях, и вид наш совершенно не соответствовал ожиданию встречающего нас начальника. Мы находились в тёмной полосе, поскольку станционные, тусклые фонари до нас не доставали. Нас собралось более 100 человек. Наконец, встречающий, не совсем твёрдой походкой, направился в нашу сторону и остановился метрах в трёх от нашего импровизированного строя. Мы увидели, что подошедший в чине полковника и имеет самый решительный вид. Вместо того чтобы представиться и объявить о своих полномочиях и задаче, он, на своё горе, начал орать, решив показать, кто здесь хозяин:
                - Это что за партизанский отряд, вашу мать, почему не по форме одеты, почему шинели нараспашку, почему не в ремнях. Меня послали встречать московскую Таманскую дивизию, а я вижу перед собой какой-то «расхлюстанный» сброд!!
           От нашего «строя» отделился подполковник Морозов, сделал шаг вперёд и, приложив руку к головному убору, доложил:
                - Начальник 1-го эшелона и начальник штаба дивизии гвардии подполковник Морозов. Товарищ полковник прошу соблюдать воинский порядок, перед вами не партизаны, как вы изволили выразиться, а 130 .гвардейских  офицеров 2-й гвардейской Таманской дивизии. Прошу представиться и предъявить свои полномочия, а потом будем в спокойной обстановке решать поставленную задачу!
                - Какой ты начальник штаба, и какой дивизии? Все вы пока только замы, а дивизии никакой пока нет…
           Вдруг, в первые ряды нашего «строя» выдвинулась почти 2-х метрового роста фигура будущего командира танкового полка, и, заглушая голос полковника, прорычал своим громовым голосом:
                - Слушай, ты, «полкан», ты чего тут разорался, и вы………ся, как муха на стекле, да ещё с пьяной рожей. Мы сейчас танки сгонять начнём с платформ, и можем ненароком уронить тебя под танк! Так что, заканчивай свою брехню, и выполняй свои обязанности. Слушай, что тебе говорит гвардейский подполковник. Нам обустраиваться надо, а не трепаться не по делу.
           После этой реплики загудела вся толпа офицеров, доведённая до крайнего раздражения московской высылкой, дорогой и полной неизвестностью, что делать дальше. Раздались выкрики:
                - Где разгрузочная площадка для боевой техники?
                - Где автотранспорт для перевозки имущества и снаряжения?
                - Где  команда солдат для разгрузки вагонов?
                - Куда нам ставить технику и складировать имущество?
                - Кто будет нести караул у складов и стоянок?
                - Где нам самим размещаться?
                - Нас, зачем сюда загнали, внешним видом своим заниматься или серьёзными делами?
           Это могло продолжаться долго и с всё большим раздражением, пока Морозов не проявил свой характер:
                - Ти-и-хо-о!! Товарищи офицеры, успокойтесь, я думая, что товарищ полковник, вначале погорячился, а теперь всё понял, и ответит нам на все заданные и не заданные вопросы. Не будем превращать наш разговор в казацкую сходку!
           Действительно, встречающий полковник, увидев перед собой раздражённую толпу офицеров, озабоченных обустройством и, к тому же, то же, не совсем трезвых, резко изменил свой тон и заговорил по-другому:
                - Товарищи офицеры, я прошу извинить меня за начало нашего разговора. Я прекрасно понимаю ваше состояние, поскольку несколько месяцев тому назад находился в таком же положении, как и вы сейчас. Я начальник оперативного отдела Симферопольского мотострелкового корпуса, штаб которого размещён в г. Лесозаводске,  зовут меня Петров Николай Иванович. Наш корпус, так же, как и ваша дивизия, был по тревоге переброшен из Симферополя в ДВО. Так что, судьба у нас с вами одинакова. Мы тоже, как и вы оставили в Симферополе и квартиры и семьи. Вам ещё повезло, благодаря вашему командиру, полковнику Баркову Николаю Дмитриевичу, который «выбил» у командующего округом мало-мальски обустроенное место, а то, ведь,  некоторые части располагают вообще в чистом поле. А сейчас всех начальников служб и командиров частей прошу пройти в помещение станции, где мы решим все, заданные вами вопросы.
           Пока корпусной начальник держал перед нами речь, к нашему удовольствию появился наш командир, и мы вздохнули с облегчением. Обращаясь к нам, он сказал:
                - Друзья мои! Царских хоромов я вам не обещаю, но на улице жить не будите, имущество будет укрыто во временных хранилищах, только технику пока придётся поставить на открытые стоянки. Большего я сделать не смог, хотя чуть не потерял голос, разговаривая с командующим. А теперь за работу. Осторожней с техникой в темноте, не покалечьте людей!
           Подробности, последовавшей за этим организационной работой, я опускаю, в виду её малой привлекательности с точки зрения её познавательной ценности, а во-вторых, из соображений морально-этических, поскольку диалоги, которые я, вспоминая воспроизвести невозможно.
           Вся ситуация осложнялась тем, что работать приходилось в полной темноте. Я абсолютно уверен, что китайцы сильно потешались над всей этой дурацкой вознёй по стратегической маскировке. В конечном счёте, все угомонились, во всём разобрались, уяснили свои задачи, и началась планомерная работа по перемещению на так называемую «2-ю площадку». Единственное, что пришлось сделать с помощью железнодорожников, это перегнать эшелон с одного пути на другой, более удобный для разгрузки и вагонов и техники. Никаких разгрузочных площадок, конечно, на этой станции не было. Для разгрузки вагонов это было даже удобно, машины подходили вплотную к вагону и уровень пола вагона почти совпадал с уровнем пола машины. А вот с колёсной техникой пришлось помучиться, её сгоняли с платформ уже при свете рассвета, устроив специальные мостки. Танкисты поступили вообще очень просто. Они были настолько злы на весь этот бардак, что заводили танки прямо на ж\д платформах, на которых прибыли, разворачивали танк поперёк платформы и включали полный газ.  Танк,  буквально, прыгал с платформы, а платформа при этом подпрыгивала на полметра вверх и с грохотом падала обратно на рельсы! Железнодорожники, буквально взмолились, что все платформы у них выйдут из строя. А танкисты им справедливо ответили, что все претензии к тем должностным лицам, которые не обеспечили разгрузочных площадок. В распространённом постулате, «где начинается армия, там начинается порядок», слово «начинается», надо заменить на слово «кончается», тогда всё будет правильно. Чем дольше я служил в армии, тем большее разочарование начинал испытывать. Но не зависимо от своих эмоциональных переживаний, следуя своим жизненным принципам, я старался добросовестно исполнять свои служебные обязанности, а, следовательно, и свой долг в виде Присяги.
           Я собрал всех своих подчинённых химиков: 5 начхимов полков и командира ОРХЗ (отдельной роты химзащиты), 6 молодых офицеров, вот по существу и вся рабочая сила для транспортировки не одной сотни тонн наших грузов, с последующей укладкой этих грузов на хранение. Сюда надо прибавить 2-х или 3-х солдат из караульной роты, которой пока нечего было охранять. Я ещё не сказал самого главного,  всё, что мы с собой привезли, техника и имущество, принадлежало к категории «НЗ» (неприкосновенный запас), утрата или поломка хотя бы одного предмета, требовала тщательного расследования и доклада в округ. А в моей, химической службе это усугублялось наличием 10000 секретных противогазов, утрата хотя бы одного, грозила очень серьёзными последствиями. Поэтому вся эта работа требовала чрезвычайного напряжения внимания, сосредоточенности и нервного напряжения. Или, к примеру, мой коллега, начальник артвооружения привёз тысячи автоматов «Калашникова», несколько сотен его же ручных пулемётов, тысячи пистолетов «Макарова» и миллионы патронов ко всему этому вооружению. Я до сего времени удивляюсь, как мы могли в этом всеобщем бардаке и неразберихе, всё это сохранить!!
           Наконец началась погрузка и первые, выделенные мне автомашины, пошли по дороге, ведущей в никуда в кромешную тьму. Тронулись с погашенными фарами. Я спрашиваю у водителя, почему он не включает фары:
                - Нам запретили включать фары до самого пункта назначения.
                - Вот, что служивый, мне плевать, кто и что вам запретил, ты устав знаешь? Выполняется последнее приказание! Я, как старший машины и начальник колонны приказываю тебе включить ближний свет! Я не желаю пойти под трибунал по прихоти какого-то идиота! Ты лично знаешь, куда нам ехать и сколько?
                - Так точно, товарищ майор, мы две ночи подряд ездили в темноте по этому маршруту. А ехать нам на 2-ю площадку, километра три, это недалеко, за Новосысоевкой.
                - Слушай, я уже несколько раз здесь слышу это название, что это за 2-я площадка, это, что, посёлок?
                - Нет, это бывший аэродром, говорят, что там стоял  истребительный авиационный полк, когда американцы воевали в Корее. Этот полк якобы принимал участие в этой войне на стороне Северной Кореи.
                - Я смотрю, ты здорово осведомлён о прошлом этого места!?
                - Да, тут никакого секрета нет, об этом всё местное население знает.
                - А что это за посёлок Новосысоевка, чем там народ занимается, промышленность какая есть или сельским хозяйством?
                - По-моему там колхоз есть, рис и сою выращивают, некоторые в гарнизоне работают, наверное, и к вам придут работать.
                - А что это за гарнизон, там, что войска какие-нибудь стоят?
                - Полк ракет стратегического назначения. В гарнизоне они живут с семьями, а на дежурство каждую неделю их возят на точки, в сопки.
            Вот это да! Если бы этот разговор слышали наши разведчики, которые так тщательно скрывали наше передвижение, а я бы с удовольствием посмотрел бы на их вытянутые физиономии! Так за разговорами с водителем мы подъехали к сооружению, напоминающему заброшенную свиноферму или коровник!
           Мне на перевозку всего дивизионного имущества было выделено, кажется, 5 или 6 бортовых машин. Коллегиально было решено, из-за недостатка рабсилы, перевозить имущество, не каждому полку в отдельности, а одной командой. Перевести сначала одного всем вместе, а затем, последовательно всех остальных, Такая методика позволяла ещё лучше организовать складирование уже в самом хранилище. Когда я остановил свою головную машину, за мной встали все остальные. Подошли ко мне, спрашивают:
                - Вячеслав Николаевич, это что, коровник или хранилище?
                - Можете называть это строение как угодно, но складироваться будем пока здесь. Другого, всё равно нет. Слышали, что корпусной полковник говорил, что некоторые части ставили в чистом поле. Давайте все ваши фонарики, посмотрим, что там внутри.
           Начальника склада мне, слава Богу, дали сразу, младшего сержанта срочной службы. Он отпер и открыл двухстворчатые ворота. Головную машину поставили фарами в склад. Вошли, осмотрелись. Полы земляные в нарушение всех правил, вместо стандартных складских щитовых прокладок под груз, полугнилые жерди. Хорошо хоть полы оказались ровные, и,  как сказал завскладом,  крыша не течёт.               

           Глава 4. Спасибо Маршалу Блюхеру. Начальный период на новом месте.  Официальное подтверждение обмана.               
          
           С этого, с позволения сказать «склада», и началась наша новая, дальневосточная жизнь. Нам предстояло разгрузить 7 «пульманов». Кроме этого надо было разгрузить технику и имущество ОРХЗ, это подразделение было в моём непосредственном подчинении. Хорошо было то, что у неё был московский хозяин, заместитель командира рота ст. лейтенант Шепелев Володя, толковый офицер, поэтому за этот участок работы я был спокоен. Помимо имущества у него было ещё и колёсная техника, и не мало. Нужно было помочь организовать работу и «выбить» место для стоянки машин.
           Когда мы отправились в это «путешествие» многие из офицеров были уже знакомы друг с другом по нашей мобилизационной работе с спецкомнатах. И естественно почти за два года совместной работы определились симпатии и привязанности. У нас составилась компания: ваш покорный слуга, начфин  «дивизии» капитан Иван Мурашов, начальник оперативного отделения «дивизии» майор Юра Маркелов, начальник артвооружения «дивизии» майор Иван Корниенко, начальник отдела кадров «дивизии» майор Бронислов Богданович и начальник ГСМ «дивизии» капитан Степан Лаптий. Как видно из перечисленных должностей - главный мозговой центр «дивизии». Когда мы подъезжали к месту нашего поселения, мы решили, что на новом месте, если будет возможность, то и поселиться для проживания, вместе. Пока шла перевозка имущества и техники командир, собрал начальников служб и командиров «полков». Нужно было определиться с жильём офицеров. На фото хорошо видно, что нам могла предложить Родина, 2-х этажные бараки, построенные Маршалом В.К.Блюхером в конце 20-х годов, когда он командовал Дальневосточной армией. Ближний к зрителю и  следующий за ним от дальнего торца бараки предназначили для размещения офицеров. Дальний барак, в правом углу фотографии, стал штабом «дивизии». Так что, до места работы было не более 100 метров. Единственное преимущество.
          Бараки были когда-то сделаны весьма добротно, спасибо Маршалу, но время сделало своё дело. Прошло почти сорок лет. Местные жители рассказывали, что в этих бараках успели пожить лётчики истребительного полка во время Американо-Корейской войны. Весь мох, на который были положены брусья барака при строительстве, за это время был полностью вытащен птицами на свои нужды. Единственное, что спасало,  это внутренняя штукатурка, которая не успела обвалиться, и круглые печи-голландки, облицованные железом. Мы всей своей командой заняли 3-х комнатную квартиру на втором этаже в доме, который виден на фотографии.
           Какие вопросы встают перед человеком в первую очередь, попавшего в вышеописанную ситуацию? А.М.Горький, в таких случаях так отвечал на этот вопрос ( имея ввиду почему-то только мужчин)
                - Что нужно для полного счастья человеку (мужчине). Крыша над головой, кусок хлеба и женщина!
            Руководствуясь его мудрым мнением на этот счёт, мы подвели нехитрые итоги нашего обустройства на новом месте. Получалось следующее. Какая ни какая крыша над головой у нас уже была. Женщины нас в такой обстановке не интересовали, тем более, у всех у нас они остались совсем в другой части света, и на сколько, никому не было известно. Оставался не решенным третий вопрос, что и где мы будем есть, чтобы поддерживать в себе боеготовность и желание служить родине. После нехитрого расследования оказалось, что все отцы-командиры на всех уровнях, а с ними в купе и наши партийные бонзы, затеявшие всё это безобразие, вообще не подумали над этим вопросом. Они видимо думали, что мы едем в цивилизованную, типа западной, страну, где на каждом шагу рестораны и кафе, и что советские офицеры настолько обеспечены, что посещение ими этих заведений не нанесёт их семейному бюджету никакого ущерба. У меня лично сразу возникло сомнение в отношении знания нашими высшими руководителями географии нашей необъятной страны, и Приморского края, в частности. И не только «георгафии», но и демографии края. Небольшая иллюстрация к вопросу:
           На 1.01.09. Приморский край: площадь        – 165,9 тыс. кв. км.
                Население      – 1988 тыс. чел.
           На 1.01.67. «-----«-------«--------«Население      – менее 1,0 млн. чел.
           На 1.01.09 Б е л ь г и я               Площадь        – 30,5 тыс. кв.км
                Население     – 10 млн. чел.
                А в с т р и я                Площадь        – 11980 кв. км.
                Население      – 1,337 млн. чел.
                Н и д е р л а н д ы        Площадь         – 41 526 кв. км.
                Население      – 16 357 373 млн. чел.
                Ч е х о с л о в а к и я   Площадь         – 125 000 кв. км.
                Население      – 15,4 млн. чел
           Вот такая картина получается, что на территории Приморского края можно спокойно разместить два европейских государства, такие, как Нидерланды и Чехословакия, с общим населением более 30 млн. чел. А когда мы прибыли в этот край (точнее не скажешь – край земли), население там составляло менее 1-го млн. чел. Не иначе, как руководство страны решило таким способом решить демографическую проблему в этой «Тмутаракане».
           Вариантов решения проблемы с нашим питанием было немного. Общепит в посёлке Новосысоевка, в 3-х с лишним км. от нашего расположения. Этот вариант полностью исключался, поскольку 3-хразовое питание потребовало бы всего рабочего дня, при передвижении пешим порядком, а транспорта у нас не было. Второй вариант, это питание в солдатской столовой, где готовили пищу для караульной роты (это единственные войска которые у нас были. Половина роты стояла на постах, а вторая половина в это время спала). После первой же недели посещения этой столовой, к врачу «дивизии» потянулись целые вереницы офицеров с жалобами на желудочно-кишечные заболевания. Средний возраст офицеров «дивизии» составлял 45-50 лет.
           Ещё выезжая из Москвы, моя жена настояла, чтобы я, на всякий случай, взял с собой какие-то элементарные продукты на первое время. Я воспользовался её советом и при погрузке эшелона, приказал прислать к себе дамой грузовую машину с четырьмя ящиками из-под противогазов. У химиков это было традиционное средства для перевозки грузов. Два ящика она загрузила мне консервированными помидорами и огурцами (это около 20 3-хлитровых баллонов). Один ящик с картошкой (килограмм 60) и четвёртый ящик с разной разностью, типа одеяла, подушки, тёплые вежи, кое-что из одежды и рыболовные принадлежности. Кроме указанного, жена накупила мне с собой пакетов 50-60 сухих супов. Так что, в эту ссылку я собрался серьёзно, главным образом по настояния жены. Все четыре ящика были благополучно доставлены в эшелон с имуществом ОРХЗ, под присмотр Володи Шепелева.
           После первого же посещения солдатской столовой, я самым решительным образом приступил к реализации своих продовольственных запасов. У меня даже электроплитка была с собой.
          Когда мои сожители пришли в очередной раз из солдатской столовой, Иван Мурашёв, а за ним и все остальные, попросились ко мне на довольствие. Я возражать не стал, при условии, если они примут участие в добывании продуктов. Многие из них часто бывали и в Арсеньеве, и в Новосысоевке где можно было купить кое-каких продуктов. В Арсеньеве рыбы были изобилие, даже китовое мясо было постоянно, но мы его не употребляли. Так у нас образовалась московская коммуна, просуществовавшая до нашего постепенного разъезда.
           Первая наша зима была очень снежная и холодная. Нам к бараку привезли кадровые чурки на дрова, Самые тоненькие 80 см. в диаметре и до 1метра 20 сантиметров. Полуметровые с красивой розовой древесиной, даже жалко было жечь в печке. Печи топили с вечера до тех пор, пока дрова, сложенные между печкой и стенкой не начинали дымиться. Иначе было нельзя, полы, как решето, штукатурка местами отсутствовала, двери плотно не прикрывались, прихожая не отапливалась. Я спал в углу большой комнаты, головой к окну, а на стену прибил московское одеяло вместо ковра. Окна были большие, пришлось нижние стёкла тоже занавесить одеялом. Температурный  градиент в натопленной с вечера квартире был такой: на уровне головы, стоя – 40 гр. С, на уровне постели – 25 гр. С, на полу – 5 гр.С. В 7 часов утра: 22-25 гр.С, 12-13 гр. С, -1-0 соответственно. Самым хитрым у нас оказался Стёпа Лаптий, он достал себе 2-х ярусную койку. С вечера ложился на нижней кровати, а ночью перебирался на второй этаж. В большой комнате нас жило четверо: Лаптий, Корниенко, Богданович и я. Маленькую комнату занимали Маккелов и Мурашов. Третья комната под кухню, пустовала.
          В штабных кабинетах было мало-мальски тепло только у командира, замполита, начальника штаба и в дежурке. Натопить всё остальное силами суточного наряда, было невозможно. Командир разрешил нам работать дома, благо, что до работы всего 100 метров, Командир наш, Борков Николай Дмитриевич, был весьма порядочный человек, и отличный офицер и командир.
            В течение полугода нас никто не тревожил, было такое впечатление, что про нас вообще забыли. Мы существовали сами по себе. С одной стороны это хорошо, но с другой не совсем. Все эти полгода офицеры не имели личного оружия, которое полошено ему по штатному расписанию. Случай в армии вопиющий и беспрецедентный. Пистолет был, кажется, только у дежурного по части. И то, только после длительной переписки со штабом округа. У нас всё лежало в «НЗ» на заводской смазке! Наши офицеры прозвали нашу «дивизию», «дивизия» «БУМАЖНЫЙ ТИГР». По терминологии И.В. Сталина, это было предательство и вредительство!! Одна рота китайцев, не поленившись, могла за одну ночь уничтожить всю нашу «богодельню».
           Зиму 1967-1968гг мы кое-как пережили. М все шестеро держались однажды выбранной позиции, жён в этот кошмар не привозить. Коллектив у нас был дружный и стойкий. На фотографии запечатлён один из многих, наш «холостяцкий» ужин. С лева направо по кругу: Иван Корниенко, артвооруженец, из-за него выглядывает Юра Маркелов, оператор, впоследствии переехал в Генералный Штаб ВС СССР, следующий, внимательно смотрящий в тарелку, Бронислав (Броня) Богданович, кадровик, последний спиной к автору, Иван Мурашов, начфин, мой закадычный друг и товарищ по рыбалке. После моего отъезда под Горький, перебрался в Москву, Мы  там с ним встречались у него на даче, подружились семьями. Но во время моей службы во Фролищах, он трагически погиб во время зимней рыбалки, провалился под лёд и утонул. Я сильно переживал эту утрату, он был настоящим другом! Царствие ему Небесное и Вечный покой! А Степан Лаптий, наш хитрый белорус, почему-то отсутствовал и в кадр не попал.
           Не стесняясь, могу сказать, что в первую зиму все офицеры сильно увлекались спиртными напитками, проще говоря, всем «дивизионным» коллективом ударились в пьянку. Когда, ещё при разгрузке эшелона, мы зашли в первый попавшийся местный магазин, то на прилавках увидели только питьевой спирт и корейскую женьшеневую волку. Взяли бутылку корейской, оказалась несусветной дрянью, не смотря на то, что внутри плавал солидный корень женьшеня. Спросили продавца, почему нет нормальной московской водки. Она засмеялась и ответила:
                - А ктой-то вам с материка такую даль воду будет возить, привыкайте к спиртику, оно здоровей будет!
                -  Так что, и в Арсеньеве водки нет?
                - Нет! Аж, до самого Урала! Ничего мальчики, привыкните! Ракетчики тоже поначалу страдали, а сейчас прекрасно спиртом обходятся!
          Так в разговоре с «аборигеншей» мы выяснили, что, всё, что лежит западнее Дальнего Востока, на местном языке называется «материком», иногда «западом». И, что, от Тихого океана и до Урала, водки нет, а только питьевой спирт. В этом, видимо, был глубокий смысл, экономия-то, какая, на перевозке воды! Так что, пришлось привыкать к спирту. Но чистым, мы его не потребляли. Ещё с академии, мне был известен рецепт водки «Столичная». Нам его дал «по секрету» профессор Петров, начальник кафедры органической химии. Достали мы где-то бутылку 2-х литровую из-под «Ганзы» болгарской. Кто-нибудь из «выездных» доставал апельсины или лимоны. Вот на этих-то корочках, я и готовил «Столичную» по рецепту профессора. И эта бутылка честно служила нам до октября 1969 года, года моего отъезда в другую «Тмутаракань», но зато недалеко от Москвы.
           Наконец окружное начальство вспомнило, что полгода тому назад, куда-то под Арсеньев, прибыл второй штат московской 2-й гв. Таманской дивизии, и она до сего времени  находится в «подвешенном», бесхозном состоянии. Срочно вызывают в Хабаровск командира. Когда он от туда вернулся, то срочно собрал общее офицерское собрание. Спокойный и выдержанный по характеру, на этот раз его было трудно узнать. Выступление своё он начал с самых резких и не вполне воспроизводимых на бумаге слов в адрес всех по чьей вине мы здесь оказались:
                - Командующий округом заявил мне совершенно определённо, что всё то, о чём нам обещали в Москве, никогда не состоится, ввиду отсутствия ресурсов. А это для нас означает: нас никогда не развернут до дивизии полного состава, должностные штатные категории останутся прежними, жилого фонда для нас создавать не будут по тем же причинам, никакого капитального строительства для хранения техники и имущества не предусматривается. А чтобы мы не выглядели «партизанским отрядом», нас включают в состав Симферопольского корпуса и «прицепляют» вторым штатом к 129 мотострелковой дивизии, где командиром генерал Неелов. Короче, нас с вами обманули ещё в Москве, когда отправляли сюда, командование МВО обо всём этом знало. Более того, командующий предложил всем нам побыстрее забыть о Москве, отказаться от московских квартир и приписки, перевозить семьи сюда и начинать обживаться на том месте, какое есть!! Я посчитал своим долгом всё это довести до вашего сведения. А решение, что делать в такой ситуации, ложится на плечи каждого из вас. Я ничего для вас сделать не могу, поскольку нахожусь в таком же положении, как и вы все. Единственное, что обещаю, тем, кто решится вызвать семьи, будут предоставлены квартиры в гарнизоне ракетчиков, там есть несколько таких же домов, в которых вы живёте на площадке  «холостяками». Там всё-таки какая-то «цивилизация», Дом офицеров, и автобус ходит до Арсеньева, а это уже город. И ещё, у кого подходят сроки увольнения по выслуге лет, пишите рапорта, отказа не будет.
           После такого выступления командира, зал буквально взорвался, как бомба! От чувства нагло обманутых, от безысходности ситуации, от бесперспективности своего пребывания в этой ссылке. Офицеры покидали собрание в самом мрачном настроении.
           Приближалась весна 1968 года. Весна в Приморье наступает рано, хотя и сопровождается ночными заморозками, но в средине марта можно ходить на лыжах с голым торсом. Ведь Арсеньев располагается на широте Крыма. Отсюда и поговорка у нас появилась: «широта крымская, а погода колымская»! Зимы недолгие, январь и февраль. Бывают зимы совершенно бесснежные, это и странно и неуютно и плохо для природы. Я как раз, попал, сначала в снежную, а в последнюю, совершенно бесснежную. К средине апреля снега, практически, не остаётся, из-за рельефа местности, наличия сопок и оврагов, талая вода очень быстро скатывается в пойму р. Даубихе, а на «крымском» солнце, почва быстро подсыхает. Дождей не бывает до самого августа, пока не подуют муссоны с океана. Тогда начинаются настоящие тропические ливни, а за ними, августовское половодье. Так что, половодья, при снежной зиме, бывают два раза, весной и осенью, а вернее, в конце августа. В первую весну мы увидели всё великолепие здешней природы. По берегу поймы реки и на прилегающих ровных местах, целые поля жёлтых лилий, а по влажным оврагам заросли диких древовидных пионов красного и белого цветов! Сопки от нас находились километрах в двух. Зимой мы наблюдали только тёмно-синие пятна кедровников на фоне серого цвета лиственного леса, Но уже к концу мая все сопки окрашивались в ярко-зелёный цвет разных оттенков. Каких только деревьев мы здесь не увидели, совершенно не встречающихся в средней полосе России. Сопки густо заросши липами, маньчжурским орехом, с плодами похожими на грецкие орехи, «железной» берёзой, древесина, которой тонет в воде, амурским «бархатом», приморским пробковым деревом, огромными ильмами, корейским дубом, тополями, кроны которых сплошь заросшие растениями-эпифитами (паразитические растения с воздушными корнями), ясенем, платанами, рябиной и др. В качестве подлеска в изобилии произрастает элеутерококк, боярышник, дикая слива, и всё это покрыто большими и острыми шипами. Много дикого винограда и китайского лимонника. Сопки высотой от 300 до 700 метров, расположены очень близко одна от другой, крутизна скатов от 45 до 70 градусов. В распадках между сопками повсеместно протекают небольшие ручьи, берега, которых поросши чёрной и красной смородиной, малиной, ежевикой и шиповником. Ходить по таким участкам тайги весьма затруднительно. Природа Приморского края является реликтовой, там не было ледников, отсюда и её уникальность, как в смысле флоры, так и фауны. Прекрасный и богатейший край, но не используется и на 10% из-за неумной политики нашего государства. Пора заканчивать с природой и переходить к повседневным будням.
           Самое адаптационное животное на Земле, это человек, и это не случайно, без такой способности он вряд ли бы выжил. Так случилось и в нашем случае. Человек 20 из офицеров, проживавших на старом месте в посёлке Тарасково, подали командиру рапорта о переводе своих семей по месту службы. Квартиры им,  как и обещал Н.Д.Борков, предоставили в гарнизоне ракетчиков, точно в таких же блюхеровских 2-х этажных бараках. Несколько офицеров, чьи сроки выслуги вышли, подали на увольнение. Ну, а остальные решили выбираться из этого прекрасного края своими силами, наша команда была в их числе.
           Теперь за нас взялось командование корпуса.
           Наконец нам выдали личное оружие офицера, пистолеты «Макарова», у нас на текущем довольствии появился автобус для перевозки людей, в основном для доставки семейных офицеров в Новосысоевку и обратно. Появились несколько грузовых (ЗИЛ-157) и легковых (УАЗики), у нашего Степана появился небольшой бензовоз. Нам начали менять старый автопарк «НЗ» на новые марки, и приходили они прямо с заводов ( УРАЛы, ГАЗ-66 и УАЗики). Бронетехнику почему-то заменять не стали. А в танковом полку у нас на «НЗ» стояли такие «динозавры», как ИС-2 (Иосиф Сталин), хотя на вооружении линейных частей появились новые танки Т-62, кстати сказать, секретные из-за стабилизатора наведения башенного орудия по цели во время передвижения по местности.
           После проверки складов «НЗ» с химическим имуществом и стрелкового вооружения, и обнаружении, при этом, признаков ржавчины на АК-47 и противогазовых коробках (секретных), было принято решение строить новые хранилища для стрелкового вооружения и химимущества. Нам с Иваном Корниенко пришлось строить их самим, так называемым, «хозспособом». Нас с ним вызвал Борков и сказал:
                - Кареев, специалисты из Центральной лаборатории окружной базы хранения, куда ты возил образцы, прислали акт в округ, а копию нам, где чётко написано, что при таких условиях хранения, твои секретные противогазы, через год полтора станут «никакими». Приказано немедленно строить новые хранилища, соответствующие требованиям хранения вашего имущества. Округ через корпус выделяет нам кирпич, шифер, цемент, пиломатериалы и прочую мелочь. В качестве рабсилы будет прислано две роте запасников («партизаны», как их называли в армии) под видом переподготовки. А архитекторами и прорабами назначаетесь вы сами. До начала муссонных дождей необходимо возвести стены и поставить кровлю, всё остальное закончить до морозов! Эти 200 человек «партизан» прибывают на всё наше хозяйство. Вам я разрешаю отобрать специалистов по части кирпичной кладки и плотницких работ в количестве не более 25 человек. Все остальные пойдут к танкистам, артиллеристам и в другие части и подразделения для обслуживания техники. Так что завязывайте с преферансом и пьянкой и принимайтесь за дело.
           Так, впервые, я получил самостоятельную практику в строительстве «малых архитектурных форм». После увольнения из армии мне это очень пригодилось.
           Человек не может постоянно находиться в подавленном состоянии, и когда появилось какое-то конкретное дело, мы с удовольствием взялись за него. Ещё зимой выяснилось, что Иван Мурашов, как и я, заядлый рыболов, Мы в свободное время начали осваивать с ним близлежащие водоёмы. Но об этом занятии будет рассказано отдельно, в специальном разделе. С появлением у нас автобуса и другого транспорта, появилась возможность выезжать в Новосысоевку, а оттуда в Арсеньев. Дорога эта занимала немного времени. Эти поездки тоже являлись своего рода психотерапией. Увидеть город, живущий своей нормальной жизнью, сходить в кинотеатр, ресторан, или просто погулять по городу, и на какое-то время забыть о своей «Кошмаровке» (так офицеры метко окрестили наше место жительства и службы), это было хорошей разгрузкой для психики, находящейся под постоянным давлением воспоминаний о доме и близких людях. В делах и служебных заботах время бежало быстро. Стёпа Лаптий, заполучив в своё распоряжение бензовоз, стал очень манёвренным человеком, часто бывал на базе ГСМ, свел знакомства лётчиками и сотрудниками авиационного завода в Арсеньеве. Он выпускал лёгкре спортивные и тренировочные самолёты-спарки «Пчёлки». Они могли сесть на небольшую лесную поляну и подняться от туда. Это была какая-то чешская модель, но купленная у них по лицензии. На фото: Стр. 354 – Дом офицеров в Новосысоевке; Стр.356: Арсеньев: ДК «Аскольд», Комсомольская площадь, улица.               

     Глава 5. Служба Родине, которой до нас нет никакого дела, продолжается,
                в силу наших возможностей. Что значит «тянуть лямку».               

           Свободное от службы время у нас было, но использовалось оно не совсем с пользой для здоровья, к примеру, на рыбалку или охоту. К нашему счастью, человек так устроен, что в самых, казалось бы, невероятно тяжёлых жизненных ситуациях,  находит способ каким-то образом скрасить свою жизнь и найти занятие, выводящее его душу из состояния омерзительного равнодушия и обречённости.
            Пристрастия для общения с природой определились в  вначале лета и, особенно к осени, когда наступил сезон осенней охоты. Ну, а охота в Приморье, поистине, царская. Уссурийская тайга, что-то вроде мясного супермаркета. Охотничий интерес представляли: лань, изюбр, кабан, лось, кабарга, гималайский медведь, марал. Километрах в десяти от нашего расположения проходила граница ареала уссурийского тигра. Охотников  набралось человек 15, быстренько оформились в  охотничье общество, получили лицензию, и даже участок  тайги для спортивной охоты и ухода за участком леса.
            Основным объектом нашего внимания была река Даубихе, протекавшая по довольно широкой долине между сопок. Как и большинство равнинных рек была чрезвычайно извилиста, а её пойма изобиловала старицами и озёрами разного происхождения. Во всех водоёмах в изобилии водилась разнообразная рыба. От нашего жилища до реки шла тропа, тянувшаяся до самого берега, по увлажнённой и сильно поросшей отдельными деревьями,  кустарником и буйной Приморской травянистой растительностью, зачастую превышающей рост среднего человека. По обе стороны от дороги были расчищены значительные участки земли, с расположенными на них  рисовыми чеками, на которых местные корейцы возделывали рис. Фактически тропа проходила по дну  речной поймы. Половодья в Приморье бывают два раза в году, в отличие от, привычного нам, одного весеннего, для средней полосы России. Приморские сопки располагаются обычно грядами с высотами от 300 до 700 метров и с крутизною скатов от 45 до 70 градусов. Состоят они преимущественно из известкового плиточного щебня покрытого небольшим слоем плодородной почвы. Поскольку наше местоположение находилось на одной широте с Сочи, то в апреле месяце солнце соответствовало этой широте. Снег, при условии, если зима была со снегом, а бывают и без оного, начинает с огромной скоростью таить под «сочинским» солнцем. Вся эта огромная масса воды, не задерживаясь на крутых склонах сопок, устремляется на равнину, заполняя все природные водозаборные ландшафтные образования: овраги, сухие ручьи, небольшие речки и всё это с шумом несётся в пойму Даубихе. В годы, когда выпадает много снега, иногда до 1,5-2 метров, пойма реки заполняется полностью и зрелище становится очень впечатляющим. Весенний паводок, как правило, бывает весьма бурный, но короткий по времени. К началу мая, пойма полностью освобождается от воды, подсыхает и становится вполне проходимой. В зимы, когда снег полностью отсутствует, весенних паводков вообще не бывает.
            Летние наводнения, чаще всего приходятся на первую декаду августа, когда начинаются муссонные дожди. Пути и механизмы летних паводков те же, что и весной, с той лишь разницей, что вместо талой воды, идёт вода дождевая. Эти дожди, буквально тропические, идут почти беспрерывно, иногда в течении трёх недель к ряду при температуре воздуха 25-30 градусов. Надевать водозащитную одежду бессмысленно, всё равно будешь мокрый, не снаружи, так изнутри, за счёт влажности воздуха до 100 процентов. Самые комфортные месяцы апрель, май, июнь, сентябрь и октябрь. Вот это-то время и использовалось нами для рыбалки.
           Наш «городок», площадка №2, или, как прозвали её наши офицеры «Кошмаровка», располагался на некотором господствующем возвышении по отношению к окружающей местности, а по отношению к пойме реки, на берегу которой мы фактически и располагались, мы стояли на 50 метров выше. Такое положение спасало нас от гнуса, комаров и мошки. Идя на рыбалку, мы спускались в пойму реки и сразу попадали в этот зелёный ад наподобие амазонской сельвы. Вдоль тропы сплошная стена деревьев и кустарников, проросших, так называемой, «слоновьей травой» высотой до 2 метров, и весь этот зелёный туннель «гудел» от мириадов комаров и мошки. И так полтора километра. Спасение наступало только на берегу реки. В месте конца тропы река делала поворот, и на нашем берегу образовался выступ, постоянно продуваемый речным ветром. А как всем известно, ветер лучшее средство от комаров и мошки. Поэтому, если во время рыбалки и приходилось перемещаться по реке, то всегда выбирали хорошо продуваемые места. При первом нашем знакомстве с обитателями реки, мы с удивлением обнаружили, что эти самые обитатели совсем не похожи на, привычных нам, обитателей рек средней полосы России. Из  крупных пород попадались верхогляд и сомы и то не более 1,5-2 килограмм, а такие не крупные породы, как касатка-скрипун, пескарь и «синюха» более 200-300 грамм не попадались за всё время наших рыбалок. Река Даубихе чем-то напоминала мне такие реки как Угра, Клязьма, Похра или Нара, но с более быстрым стрежневым течением. Были небольшие заводи и плёсы, где можно было ловить на поплавочную удочку, но в основном ловили на донные удочки, «закидушки». Это была  рыбалка для души.
            Был и другой вид рыбалки. Это скорей была не собственно рыбалка, а коллективный выезд на природу, что-то вроде загородного  пикника, с выездом на природу. Слово «загородный» применено здесь, скорее в силу традиции, нежели по существу, поскольку место нашей службы и проживания было сплошным «загородом». Собиралось обычно человек 10-12, некоторые с семьями, у которых они были. Рыбалка было лишь одним из компонентов этого мероприятия. Комдив и начштаба выезжали обязательно. Накануне комдив приглашал нас с Иваном Мурашовым к себе и просил организовать рыбалку для офицеров управления. Зная о нашем пристрастии к этому занятию, комдив, Барков Николай Дмитриевич, всегда обращался к нам с Иваном и просил взять все хлопоты по обеспечению этой, пожалуй, самой стержневой части программы пикника, на себя. Мы, естественно, с удовольствием это исполняли.
           Из состава участников этого рыболовно-развлекательного мероприятия мы набирали себе добровольных помощников, не забывая при этом упомянуть имя комдива, действовало безотказно. У меня, как у главного химика дивизии, на складе всегда были лишние специальные защитные костюмы Л-1, из которых мы делали прекрасное снаряжение для рыбалки. Чулки с брюками были соединены герметично, что позволяло заходить в воду по грудь, не опасаясь замочить одежду и обувь. Я из этого костюма сделал один экземпляр, позволявший заходить в воду, практически по шею. Для этого я соединил, входившую в комплект куртку, с брюками, а надевался подобный «скафандр» через горловину с молнией на плечевом разрезе. Это было моё «ноухау» и личное снаряжение. Все эти ухищрения необходимы были для ловли рыбы неводом.
         На эти мероприятия выезжали часов в 9 утра, на нескольких УАЗ-иках, а для членов семей брали старенький ГАЗ-овский автобус. Ездили, как правило на несколько, разведанных заранее, озер в ближайших окрестностях. На этих озёрах было только два вида рыбы: серебристый амурский карась, до 2,5кг. весом, и пресловутый ротан, который, по какой-то чудесной причине, впоследствии заселил почти все закрытые водоёмы Центральной России. Но если «российский» ротан, это поистине стихийно бедствие для закрытых водоемов, в нашей полосе не превышает 100-150 грамм веса, то дальневосточный его собрат бывает весом до 500-700 грамм. Особенность этого вида, его феноменальная плодовитость, неприхотливость к качеству воды и чрезвычайная прожорливость. Если в одно ведро с водой поместить двух равноценных по размеру ротанов, то, не успеете оглянуться, как один заглотит другого. Потрясающий каннибализм! А уж, что говорить о мальке других пород рыб. Поэтому этот обжора так и опасен в закрытых водоемах. Вот почему в приморских озёрах может выживать только карась, за счёт своей плодовитости и размера. Невод,  как правило, заводили мы с Иваном. А поскольку занятие это было не из лёгких, к заводным шестам были прикреплены верёвки, за которые с берега, находясь на твёрдой земле, дополнительная «тягловая» сила помогала нам тащить всю конструкцию. Нередко случалось, что таща «мористый» конец невода, ноги теряли дно и мне, приходилось только держать шест в вертикальном положении и прижимать его ко дну, а к берегу меня вместе с крылом невода тянула береговая команда. Получалась самая настоящая коллективная рыбалка.
       Результаты бывали разные, но без хорошей ухи мы некогда не уезжали. Примечательно, что берега реки и всех пойменных водоёмов густо поросши диким луком, чесноком и черемшой. Площади этой зелени настолько велики, что её можно было бы заготавливать промышленным способом. Так, что зелёная закуска была всегда под руками и в изобилии.
       Были ещё озёра с красным карасём, где вместо ротана водился змееголов. Видимо это рыбье чудище, более прожорливое чем ротан, не давало ему там размножиться. Там можно было ловить только на поплавочную удочку и обязательно с лодки, а это создавало дополнительные трудности, из-за сильной кустарниковой поросли по всему периметру озера. Овчинка не стоила выделки.
       Вот так два лета, до отъезда в Нижегородскую губернию к новому месту службы и новым водоёмам, я проводил в Приморье часть свободного времени.
           Заранее прошу извинения за некоторые повторы в тексте, поскольку этот отрывок почти целиком перенесён из отдельного рассказа о рыбалке и охоте в Приморском крае.
           На фото: Стр.357- Мы с Иваном Мурашовым тянем левое крыло бредня с амурскими карасями, на заднем плане ваш покорный слуга; Стр.358- Я со своими напарниками пытаюсь в пустой «мотне» увидеть какую-нибудь рыбу, и такое случалось; Стр. 359-апофеоз пикника с ухой. Слева на право: Н.Д.Борков, наш командир, с кружкой в правой руке, с противоположной стороны стола я выглядываю в темных очках, Спиной к зрителю в плавках И. Мурашов, напротив через стол, жена Боркова, остальных не помню.
           Хранилище для нашего имущества мы с Иваном Корниенко до морозов, всё-таки, построить успели. Но дармовая рабсила была отправлена по домам по истечении срока пребывания на «переподготовке». Командиру, каким-то образом удалось через корпус «выбить» в состав караульной роты дополнительно 30 солдат и 3-х сержантов срочной службы, для разного рода хозяйственных работ. Разве можно было силами 5-6 офицеров перетащить около 500 тонн груза из одного хранилища в другое, новое!? И всё равно, солдат нам давали мало, и поэтому приходилось работать офицерам, не смотря на их справедливое возмущение. А мне, как старшему химическому начальнику, приходилось выполнять эту работу вместе с ними почти ежедневно, пока не закончили переезд полностью.
          Наступил конец ноября, соя на полях была уже убрана. Но после комбайновой уборки оставалась довольно высокая стерня, на которой была много соевых стручков, любимого лакомства косуль. Кроме того, на полях оставалась в скирдах соевая солома, в которой тоже можно было найти соевые стручки. Косули выходили на эти поля в поздние сумерки голов по 10-12, и спокойно утоляли свой голод. А нам всем осточертела постоянная рыба, особенно красная, и очень недоставало свежего мяса. Вот мы и придумали несколько необычный способ охоты, поскольку в тайгу нам ходить было некогда. Все соевые поля, как правило, были окружены по периметру мелколесьем, вроде ветрозащитных полос, шириной метров до 10. В некоторых местах в этих лесных полосах были прогалы, которыми мы и пользовались. Я не сомневаюсь, что описываемый мною способ охоты, будет назван многими варварским, но что делать, нам тоже нужно было мясо, а купить его было негде, особенно тем кто жил, как  мы, в чистом поле, и супермаркет у нас был только один, тайга и прилегающие к ней территории. Команда, как правило, состояла из 4-х человек. Снаряжение, УРАЛ с поисковой фарой с дальностью действия до 200 метров и два АК-47. Два человека в кабине и два стрелка в кузове. На малом газу выезжали через прогал на окраину поля без фары, осматривались. Если замечали у стогов соломы группу животных, медленно продвигались вперед. Не доезжая 100 метров до цели, машину останавливали и заглушали. Если животные вели себя спокойно и продолжали заниматься своим делом, освещали их этой мощной фарой. Они замирали, как вкопанные, и, как завороженные смотрели на фару, слепящую им глаза. Дальше была работа стрелков, больше двух косуль взять не получалось. Но мы и этому были довольны. Мясо, как правило, распределялось среди офицеров управления. У командиров частей были свои команды. Суммарно выездов за сезон (до средины декабря) совершалось не более 3-4. За это время все офицеры и их семьи наедались свеженины впрок, до следующего сезона.
          Я лично противник такого способа «охоты», но это была вынужденная мера, вызванная обстоятельствами.
           Незаметно подошёл новый, 1969, год. Встречали мы его в своей «берлоге». Никуда не поехали, хотя и была такая возможность. Сидели за праздничным столом, а мысли у всех были дома, с семьями.
           На следующее утро всё же решили, в компании других, офицеров, проехаться на автобусе,  следовавшим, до Новосысоевки в Дом офицеров гарнизона. Одеты мы были не в смокинги и белые сорочки с бабочкой, а в ватные брюки и телогрейки, а поверх этого, белые армейские полушубки и армейские валенки. Настроение было у всех приподнятое вчерашним застольем и весёлое, Всё-таки, Новый год! Не доезжая метров 100 до Дома офицеров (Стр.354), я почувствовал сильную слабость и удушье, мне просто нечем было дышать. Моя Судьба опять устроила мне тест на выживание. Я  встал с сиденья и, задыхаясь, сказал:
                - Ребята, не останавливаясь, везите меня в госпиталь, я умираю!!
           На моё счастье, гарнизонный госпиталь находился в 200 метрах от Дома офицеров, но было 1-е января! Ребята увидели, что на мне лица нет, я белый, как полотно, дали команду водителю, не останавливаясь ехать в госпиталь. До госпиталя доехали за 2 минуты. Меня на руках ребята донесли до приёмного покоя. Там был один дежурный врач. Увидев меня, он немедленно вызвал из дома начальника отделения и лечащего врача. На моё счастье жилые дома офицеров госпиталя находились в 100 метрах от последнего. Меня положили на какой-то высокий стол, и пока снимали с меня одежду, я несколько раз терял сознание. Когда я последний раз пришёл в себя, я увидел над собой лицо врача, а в обеих руках по шприцу. Меня начали сводить судороги, мои ноги, коленками, хотели достать подбородок. Я опять потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что на моих ногах лежат два офицера, не давая им согнуться. Я слышал только, как один из врачей сказал:
                - Он родился в рубашке, если бы его прихватило у вас на площадке, живым бы вы его сюда не довезли! У него острейший приступ стенокардии, и, видимо, в первый раз, это самое опасное, человек теряется и его охватывает животный страх, который ещё больше усугубляет положение.
           Когда я вновь пришёл в себя, и почувствовал, что дыхание моё стало свободным, а ноги уже не загибаются мне в грудь, я понял, что я вернулся с того света. Увидев, что я открыл глаза, и смотрю на врача, совершенно осмысленным взглядом, он наклонился ко мне и сказал:
                - Ну что, майор, поздравляю с днём рожденья, сегодняшний день можешь ежегодно справлять, как второй день рожденья! А теперь отправляйте его в отдельную палату и на всю ночь сиделку! Реанимацию он прошёл в приёмном отделении, при участии трёх врачей и двух товарищей по службе. Спокойной ночи!
           С утренним обходом пришли и начальник отделения, и лечащий врач. Ещё раз поздравили меня с благополучным исходом. Сказали, что кардиограмма вполне приличная, инфаркта я избежал. Но полежать придётся недельки три. И с этого дня и до конца дней носить с собой нитроглицерин в обязательном порядке, даже в туалет.
           Буквально через два дня после поступления в госпиталь, ещё до обхода, приходит лечащий врач и заявляет:
                - Вам звонят из отдела кадров округа и предлагают перевод в Оренбургское авиационное военное училище на должность преподавателя по вашей специальности. Срок на размышление вам дают неделю.
                - Ну, а Вы доктор, как думаете, через неделю я смогу самостоятельно перемещаться на такие расстояния, после случившегося!?
                - Я уже доложил начальнику отделения, он категорически против, если с Вами что-то случится по дороге, то вас уже не спасут, да в дороге этого
 и сделать некому!
                - Тогда, я прошу Вас сообщить кадровикам мою благодарность за заботу, мнение врачей и, в связи с этим обстоятельством, мой отказ от предложения, если оно не может быть пролонгировано ещё на три недели. Значит не судьба!
           После выписки из госпиталя в средине января, почти сразу же, до меня дозвонилась из Москвы Аида. Работая в то время в Минавтопроме, она могла из кабинета замминистра позвонить по «прямому проводу», была у них такая связь для оперативного вмешательства в дела предприятий в чрезвычайных обстоятельствах. Я в это время находился, как раз, в штабе, и когда дежурный позвал меня к телефону со словами:
                - Тебе из Москвы звонит жена!
           Я посмотрел на него, мягко говоря, как на ненормального, и он это заметил:
                - Бери трубку и разговаривай, пока связь не оборвали, а на меня потом насмотришься!
           Беру трубку и спрашиваю с некоторым недоверием:
                - Аденька это ты!?
                - Я, а кто же ещё, ты почему отказался от Оренбурга, я столько труда и времени на это ухлопала, ты, что, там вечно собираешься сидеть!?
                - Во-первых, почему ты меня заранее не предупредила, а во-вторых, мне сделали это предложение на второй день моего пребывания в госпитале, куда я попал после сильнейшего сердечного приступа, почти в предынфарктном состоянии. Когда врач передавал мне это предложение от окружных кадровиков, то предупредил, что они ограничили время принятия решения недельным сроком, а выписка меня из госпиталя ранее трёх недель полностью исключается. Самому мне подойти к телефону категорически запретили. Как та думаешь, что я мог сделать в такой ситуации.
                - Прости, я же ничего не знала об этом. Плевать на Оренбург, буду придумывать ещё чего-нибудь. Как ты себя сейчас чувствуешь, последствий нет никаких!!?
                - Мои спасители сказали, что всё обошлось без последствий.
            Только я теперь даже в туалет должен ходить с нитроглицерином и в течение 2-х месяцев воздерживаться от спиртного.
                - Вот последняя мера, по-моему, самая хорошая, побереги себя, пожалуйста! Ну, до свидания, милый, напиши подробное письмо. Мне пора заканчивать, а то скоро хозяин кабинета заявится, и нам с Люськой влетит! Целую!! Пока!
           С тяжёлым сердцем и растревоженной душой я положил трубку, И еще долго у меня в ушах звучал родной голос.
           Во время представления командиру по случаю возвращения из госпиталя, Николай Дмитриевич, видя моё подавленное состояние, выразил мне сочувствие и по поводу болезни, и по поводу неудавшегося переезда в Оренбург. После короткого разговора о делах, вдруг, предложил:
                - Знаешь что, Вячеслав, поезжай-ка ты в отпуск, тебе требуется отдых в семье, там та поправишься окончательно. Если не возражаешь, пиши рапорт, и я его тут же подпишу. А заодно справься у Ивана Мурашова в отношении отпускных. Хотя, вы друзья, он тебе из под земли достанет. Ну, как?
                - Спасибо, Николай Дмитриевич! Я согласен, а с Мурашом я договорюсь.
           Так, неожиданно, я в 20-х числах января отправился в отпуск. До Арсеньева меня провожал Иван Мурашов. От Арсеньева до Хабаровска летал, обычно ИЛ-14, (фото на стр. 361 верхнее, похожий на Дуглас времён войны), а иногда можно было попасть и на «Кукурузник» (пассажирский вариант У-2). Время полёта-2 часа. От Хабаровска до Москвы, как правило, летали мощные 4-х моторные турбовинтовые ТУ-114 (на базе бомбардировщика ТУ-95), фото на стр.361, нижнее. Время в полёте-9 часов. Январь месяц, время не отпускное, народу совсем мало, с билетами легко, полёт свободный. Самолёты полупустые. В моё время в ТУ-114 было три салона, в среднем солонее было оборудовано три купу со столами, экипаж самолёта выходил в этот салон, оставляя в кабине одного пилота, и начинал резаться в карты. Если у них не хватало человека, приглашали желающих. Как раз в этот рейс сложилась такая ситуация, и я сел с ними играть в преферанс. Время пролетело совершенно не заметно.
          На фото стр. 360: верхнее - Арсеньевский авиационный завод; среднее- Арсеньев, сопка «Смотровая»: нижнее - Арсеньев, аэродром. С этого поля я взлетал, и на него же садился, прилетая из отпуска. Стр.361, среднее - ж\д вокзал в Арсеньеве.
           Господи! Опять я в Москве, опять дома! Разобрались с Оренбургом. Оказалось, что к Аиде в Министерство ходили из Главного Штаба ВВС два полковника и просили её устроить им доставку военного заказа не обычным порядком, по железной дороге с выполнением всех длительных процедур, а разрешили бы им получать свой заказ самим, с помощью нарочного, самовывозом. Поскольку весь годовой план по этим деталям, то ли к самолётам, то ли к крылатым ракетам, помещался в обыкновенном портфеле и весил не более10 кг. Детали эти выпускал один из заводов Министерства, то ли на Украине, то ли в Белоруссии. Аида с разрешения Ю.С.Когана устроила им такую возможность. А в разговоре, в шутку, попросила ей помочь перевести мужа с ДВО в Москву. А они на полном серьёзе ответили ей:
                - Аида Николаевна, за Вашу любезность мы готовы рассмотреть этот вопрос самым серьёзным образом. Через два дня Вы получите от нас ответ, и мы думаем, он будет положительным.
                - Ровно через два дня, ко мне является один из них и говорит:
                - Аида Николаевна, мы доложили Вашу просьбу самому высокому нашему начальству, которое изыскало возможность сначала перевести его в нашу систему, т. е. в ВВС. Пока в Оренбургское военное авиационное училище на должность преподавателя по его специальности. Пробудет он там не больше года, получит очередное звание, и через год с небольшим мы его переведём к себе в аппарат. Если Вас такой вариант устраивает, то мы запускаем все документы по инстанциям, буквально на днях.
                - Большое спасибо! Я согласна, думаю, что и муж будет доволен, всё-таки это уже что-то совершенно определённоё, ну и всё остальное не сравнить с ихней дырой!
                - Что же ты мне сразу-то не позвонила, я бы был в курсе, и даже в госпитале смог бы сориентироваться, и может быть удалось бы выпросить отсрочку с принятием решения в связи с болезнью!
                - Я думала, что это будет не так скоро, не менее месяца, а они воспользовались факсом и всё провернули буквально за неделю! А после твоего отказа, всё перешло на уровень кадровиков, а они в подробности вникать не стали и твою должность заполнили другим человеком, из училища. Когда они пришли в очередной раз, я им всё объяснила, но винить их, ни в чём не могла, так сложились обстоятельства! Они искренне сожалели об этом и обещали при возможности вернуться к этому вопросу.
                - Ладно, не переживай, что ни делается всё к лучшему! Судьбу и на кривой кобыле не объедешь! Давай лучше подумаем, как побыстрей от всего этого отвлечься, чтобы меня опять «кондрашка» не хватила.
                - Согласна, будем тебя культурно развлекать, а то та там совсем одичаешь! Театры, музеи, кино, и ни каких ресторанов! Ясно!
                - Есть! Моя милая жёнушка, весь отпуск в твоём распоряжении и по твоему плану, полное подчинение!
           Культурная программа выполнялась полным ходом, тем более, что театральная касса была у них в Министерстве, а продавец билетов была её хорошая знакомая, она и без меня время зря не теряла. Только меня заменяла её хорошая подруга Роза Кузнецова, они работали в одном отделе. Пару раз навестили Ерофеевых. Лида и Степан Васильевич были очень рады. Стёпа всё больше интересовался китайцами. Он хоть и уволился недавно из армии, но интереса к таким вопросам не терял. Всё спрашивал, будет с китайцами война или нет. Я его уверял, что этот взаимный  мордобой на границе идёт уже два года, и пока всё этим кончается, не смотря на громкие заявления Маодзедуна, ему это,  видимо нужно для его внутренней политики с его «культурной революцией». Не думал я тогда, что этот мордобой в конце, концов перерастёт в серьёзный конфликт, с большими жертвами. И случится это, опять же, по воле Судьбы, к моему возвращению в часть после отпуска!
            Я возвратился из Москвы театральной, и сразу на войну!               

Глава 6. События на Даманском. Демонстрация государственной
    Некомпетентности, трусости и бездарности военного руководства.               

            Хроника событий на Даманском - Джаньбао-Дао               
                Историческая справка
           «Прохождение российско-китайской границы устанавливалось многочисленными правовыми актами - Нерчинским договором 1689 года, Буринским и Кяхтинским трактатами 1727 года, Айгунским договором 1858 года, Пекинским трактатом 1860 года, Договорным актом 1911 года.
           В соответствии с общепринятой практикой, границы на реках проводятся по главному фарватеру. Однако, пользуясь слабостью дореволюционного Китая, царское правительство России сумело провести границу на реке Уссури по урезу воды вдоль китайского берега. Таким образом, вся река, и находившиеся на ней острова оказались российскими.
            Эта очевидная несправедливость сохранялась и после Октябрьской революции 1917 года и образования Китайской Народной Республики в 1949 году, однако никак не влияла на советско-китайские отношения. И лишь в конце 50-х годов, когда между руководством КПСС и КПК возникли разногласия, обстановка на границе стала постоянно обостряться.
            Советское руководство с пониманием относилось к желанию китайцев провести новую границу по рекам и даже было готово к передаче КНР ряда земель. Однако эта готовность исчезла, как только разгорелся идеологический, а затем и межгосударственный конфликт. Дальнейшее ухудшение отношений между двумя странами привело, в конце концов, к открытому вооружённому противостоянию на острове Даманском.
            Остров Даманский в конце 60-х годов территориально относился к Пожарскому району Приморского края, граничившему с китайской провинцией Хэйлунцзян. Удаление острова от советского берега было около 500 м, от китайского - порядка 300 м. С юга на север Даманский вытянут на 1500 - 1800 м, а его ширина достигает 600 -700 м.Цифры эти достаточно приблизительны, поскольку размеры острова сильно зависят от времени года. Например, весной и в период летних паводков остров заливают воды Уссури, и он почти скрывается из виду, а зимой Даманский возвышается среди замёрзшей реки. Поэтому какой-либо хозяйственной или военно-стратегической ценности данный остров не имеет.
            Событиям 2 и 15 марта 1969 года на острове Даманский предшествовали многочисленные провокации китайцев по самовольному захвату советских островов на реке Уссури с 1965 года. При этом советские пограничники всегда четко придерживались установленной линии поведения: провокаторы выдворялись с советской территории, оружие пограничниками не применялось.

                События 2 марта 1969 года.

            В ночь с 1 на 2 марта 1969 года около 300 китайских военнослужащих переправились на Даманский и залегли на более высоком западном берегу острова среди кустов и деревьев. Окопов не отрывали, просто легли в снег, подложив циновки. Китайские военнослужащие были вооружены автоматами АК-47, а также карабинами СКС. У командиров - пистолеты ТТ. Всё оружие китайского производства, изготовленное по советским лицензиям.
            Для поддержки нарушителей на китайском берегу были оборудованы позиции безоткатных орудий, крупнокалиберных пулемётов и миномётов. Здесь же дожидалась своего часа пехота общей численностью в 200-300 челсвек.
            Примерно в 10.40 на заставу Нижне-Михайловка поступил доклад от поста наблюдения, что от китайского пограничного поста Гунсы в направлении Даманского движется группа вооружённых людей численностью до 30 человек.
            Начальник заставы, старший лейтенант Иван Стрельников поднял своих подчинённых по команде "в ружьё", после чего позвонил оперативному дежурному пограничного отряда.
            7 человек во главе со Стрельниковым выдвинулись на лёд Уссури для выяснения ситуации. Параллельно группе И.Стрельникова шла вторая группа Рабовича.
            Приблизившись к провокаторам (около 11.10), И. Стрельников выразил протест по поводу нарушения границы и потребовал от китайских военнослужащих покинуть территорию СССР. Навстречу Стрельникову вышла группа китайцев для переговоров. Внезапно один из китайцев что-то громко крикнул, а затем все разом упали на снег, и в это время с острова был открыт внезапный автоматный огонь по группе Стрельникова.
            Группа Стрельникова и сам начальник заставы погибли сразу.
            Засада на Даманском также открыла огонь по группе Рабовича. Рабович успел крикнуть "К бою'", но это уже ничего не решало: несколько пограничников были убиты и ранены, оставшиеся в живых оказались на льду Уссури на виду у китайцев.
            Часть китайцев встала со своих "лёжек" и пошла в атаку на горстку советских пограничников. Те приняли неравный бой и отстреливались до последнего.
            Именно в этот момент подоспела группа мл. сержанта Ю.Бабанского,  он возглавил, оставшуюся на заставе группу пограничников. Заняв позицию на некотором удалении позади гибнущих товарищей, пограничники встретили наступающих китайцев огнём из автоматов.
            Налётчики достигли позиций группы Рабовича и здесь добили нескольких раненых пограничников автоматными очередями и холодным оружием (штыками и ножами)
            В группе Бабанского оставалось всё меньше бойцов, кончались боеприпасы.  В это время подоспел резерв соседней заставы во главе с Виталием Бубениным.
            Старший лейтенант В.Бубенин командовал соседней заставой Сопки Кулебякины, находившейся в 17-18 км севернее Даманского. Получив утром 2 марта телефонное сообщение о стрельбе на острове, Бубенин посадил в БТР около двадцати бойцов и поспешил на выручку соседям.
            Около 11.30 бронетранспортёр достиг Даманского и вошёл в одну из затянутых льдом проток. Услышав сильную стрельбу, пограничники высадились из машины и развернулись цепью в направлении доносящихся выстрелов. Почти сразу они столкнулись с группой китайцев, завязался бой.
            Нарушители (всё те же, в "лёжках") заметили Бубенина и перенесли огонь на его группу. Старший лейтенант был ранен и контужен, но управления боем не утратил.
            Оставив на месте группу солдат во главе с младшим сержантом В.Каныгиным, Бубенин и 4 пограничника погрузились в БТР и двинулись вокруг острова, заходя в тыл китайской засады. Бубенин сам встал к крупнокалиберному пулемету, а его подчиненные вели огонь через бойницы по обоим флангам.
            Бубенин сумел обойти остров и укрыться на берегу реки. Доложив по телефону в отряд об обстановке и пересев затем в БТР Стрельникова, старший лейтенант опять вышел к протоке. Но теперь он повёл машину непосредственно по острову вдоль китайской засады.
            Кульминация боя наступила в тот момент, когда Бубенин уничтожил командный пункт китайцев. После этого нарушители стали покидать свои позиции.
            Расстреляв боезапас, БТР Бубенина отошёл на лёд между островом и советским берегом. Остановились, чтобы принять на борт двух раненых, но в этот момент машина была подбита.
             Ближе к 12.00 недалеко от острова приземлился вертолёт с командованием Иманского погранотряда. Начальник отряда полковник Д.В. Леонов остался на берегу, а начальник политотдела подполковник А.Д.Константинов организовал поиск раненых и погибших непосредственно на Даманском.
             Несколько позже к месту событий прибыло подкрепление с соседних застав. Так закончилось первое боевое столкновение на Даманском 2 марта 1969 года.

                События 15 марта 1969 года .

             После событий 2 марта на Даманский постоянно выходили усиленные наряды (не менее 10 пограничников, вооруженные групповым оружием).
             В тылу, на расстоянии нескольких километров от Даманского, была развернута мотострелковая дивизия (артиллерия, реактивные установки залпового огня "Град").
             Китайская сторона также накапливала силы для очередного наступления. Вблизи острова на территории КНР готовился к боевым действиям 24-й пехотный полк Национально - освободительной армии Китая (НОАК) численностью около  пяти тысяч военнослужащих.
             Около 15.00 часов 14 марта 1969 года в Иманском пограничном отряде получили приказ от вышестоящей инстанции: убрать советские пограничные наряды с острова (логика этого приказа не ясна, как неизвестно и лицо, данный приказ отдавшее).
            Пограничники отошли с Даманского, сразу же на китайской стороне началось оживление. Китайские военнослужащие мелкими группами по 10 - 15 человек начали перебежками выдвигаться на остров, другие стали занимать боевые позиции напротив острова, на китайском берегу Уссури.
            В ответ на эти действия советские пограничники на 8 - ми БТРах под командование подполковника Е. Яншина развернулись в боевой порядок и начали выдвигаться в сторону острова Даманский. Китайцы моментально отошли с острова на свой берег.
             Около 20.00 часов 14 марта от той же инстанции поступил другой приказ: остров занять.
            После 00.00 15 марта на остров вышел отряд подполковника Яншина в составе 60 пограничников на 4-х БТРах.
            Отряд расположился на острове четырьмя группами, на расстоянии порядка 100 метров друг от друга, отрыли окопы для стрельбы лежа. Командовали группами офицеры Л. Маньковский, Н. Попов, В. Соловьев, А. Клыга. Бронетранспортеры постоянно перемещались по острову, меняя огневые позиции.
            Около 9.00 15-го марта на китайской стороне заработала громкоговорящая установка. Советских пограничников призывали покинуть "китайскую" территорию, отказаться от "ревизионизма" и т.д.
             На советском берегу тоже включили громкоговоритель. Трансляция велась на китайском и довольно простыми словами: "Одумайтесь, пока не поздно, перед вами - сыновья тех, кто освобождал Китай от японских захватчиков".
            Через некоторое время с обеих сторон наступила тишина, а ближе к 10.00 китайская артиллерия и миномёты (от 60 до 90 стволов) начали обстрел острова. Одновременно 3 роты китайской пехоты пошли в атаку.
             Начался ожесточённый бой, который длился около часа. К 11.00 у оборонявшихся стали заканчиваться боеприпасы, и тогда Яншин на БТРе доставил их с советского берега.
            Полковник Леонов доложил вышестоящему начальству о превосходящих силах противника и необходимости использовать артиллерию, но безрезультатно.
            Около 12.00 был подбит первый БТР, минут через двадцать - второй. Тем не менее, отряд Яншина стойко удерживал позиции даже в условиях угрозы окружения.
            Отойдя назад, китайцы стали группироваться на своём берегу напротив южной оконечности острова. От 400 до 500 солдат явно намеревались ударить в тыл советским пограничникам.
            Положение усугублялось тем, что была утрачена связь между Яншиным и Леоновым: антенны на БТРах были срезаны пулемётным огнём.
            Для того чтобы сорвать замысел противника, гранатомётный расчёт И.Кобеца открыл меткий огонь со своего берега. Этого в сложившихся условиях было недостаточно, и тогда полковник Леонов принял решение совершить рейд на трёх танках. Танковая рота была обещана Леонову ещё 13 марта, но 9 машин подошли только в разгар боя.
            Леонов занял место в головной машине, и три Т-62 двинулись в направлении южной оконечности Даманского.
            Примерно на том месте, где погиб Стрельников, командирский танк был подбит китайцами выстрелом из гранатомёта (РПГ). Леонов и некоторые члены экипажа получили ранения. Покинув танк, направились к своему берегу. Здесь в полковника Леонова попала пуля - прямо в сердце.
            Пограничники продолжали вести бой разрозненными группами и не позволили китайцам выйти на западный берег острова. Обстановка накалялась, остров мог быть утерян. В это время было принято решение об использовании артиллерии и вводе в бой мотострелков.
            В 17.00 часов дивизион установок "Град" нанес огневой удар по местам скопления живой силы и техники китайцев и их огневым позициям. Одновременно полк ствольной артиллерии открыл огонь по выявленным целям.
            Налёт оказался исключительно точным: снаряды уничтожили китайские резервы, миномёты, штабеля снарядов и т.д.
            Артиллерия била 10 минут, а в 17.10 в атаку пошли мотострелки и пограничники под командой подполковника Смирнова и подполковника Константинова. БТРы вошли в протоку, после чего бойцы спешились и развернулись в сторону вала вдоль западного берега.
            Противник начал поспешный отход с острова. Даманский был освобождён, но около 19.00 ожили некоторые огневые точки китайцев. Возможно, в этот момент было необходимо нанести ещё один артиллерийский удар, однако командование сочло это нецелесообразным.
            Китайцы попробовали вновь захватить Даманский, но три их попытки закончились провалом. После этого советские бойцы отошли на свой берег, а противник не предпринимал более никаких враждебных действий.               
                Эпилог
            20 октября 1969 года в Пекине прошли переговоры глав правительств СССР и КНР. Итог этих переговоров: удалось достичь соглашения о необходимости проведения демаркационных мероприятий участков Советско-Китайской границы. Как результат: в ходе демаркации границы между СССР и Китаем в 1991 году остров Даманский отошёл к КНР. Теперь у него другое имя Джэньбао-Дао.
            По мнению многих российских граждан, в 1969 году на реке Уссури впервые после Великой Отечественной войны была отражена самая настоящая агрессия, имевшая целью захват чужих территорий и решение конкретных политических вопросов».
           Это одна из многочисленных версий, написанных, в основном, много лет спустя. Этих версий очень много, но правды в них мало. Самому мне не пришлось участвовать в этих событиях, но очень интересные факты мне известны из уст свидетелей этих событий именно в то время, а не годы спустя, когда можно было фантазировать на эту тему совершенно безнаказанно. Как я уже писал к этому времени нашу «дивизию» оперативно подчинили Симферопольскому корпусу и «прицепили», таким же «довеском» к 129 мотострелковой дивизии, входящей в состав корпуса, каким мы были при 2-й гв. Таманской дивизии в Москве. Теперь формально мы входили в состав 129 МСД, которой командовал генерал-майор Неелов.
            Когда с 1-го на 2-е марта на Даманском началась вся эта «заваруха», вместо того чтобы сразу вывести в этот район мотострелковые войска (для чего же тогда гнали на Дальний Восток сотни эшелонов войск из центральных районов России), наше  некомпетентное и трусливое политическое и военное руководство, заставило вести полномасштабные боевые действия, совершенно неподготовленных для решения этих задач, наши пограничников, которые гибли там десятками!
           Боевое обеспечение пограничных застав было, мягко говоря, недостаточным. Бронированной техники практически не было, не было даже обычного автотранспорта, боезапасы подвозили на санях, запряжённых «саврасками».
           Мл. сержант Бабанский, ставший впоследствии Героем этих событий, во время разборки Стрельникова с китайцами на льду Уссури, сидел на гауптвахте при караульном помещении. Услышав автоматную стрельбу в районе заставы, он выломал дверь камеры, вооружился АК-47 и увлёк за собой, оставшихся на заставе пограничников.
            Наконец, после кровавых событий на Даманском 2 марта, недалеко от заставы были развёрнуты боевые части и подразделения 129 МСД генерала Неелова, который требовал немедленного вмешательства регулярных войск в эти события. Если бы ему дали такое разрешение, то эта «позорная» война закончилась бы гораздо раньше с  меньшими потерями.
            Трудно поверить в эту глупость, но этой «войной» руководили со Старой площади Москвы. Методика этого руководства выглядит поистине непонятно и чудовищно, с точки зрения профессионального военного. К Неелову в тот момент было страшно подходить, потому что он постоянно извергал потоки отборного мата в адрес Москвы и Хабаровска. Отдача распоряжений в отношении любого действия и манёвра наших регулярных войск выглядела таким образом. Неелов запрашивал по телефону разрешение у начштаба корпуса, тот докладывал комкору, комкор докладывал начальнику оперативного управления округа, тот докладывал начальнику штаба, начальник штаба командующему. Комондующий звонил в Москву и докладывал начальнику оперативного управления ГШ ВС СССР, тот докладывал начальнику ГШ, последний, Министру обороны. Министр обороны докладывал в Военный отдел ЦК, та братия докладывала САМОМУ (Генсеку, тогда, Брежневу). В ЦК принималось решение «стрельнуть по китайцам или не стрельнуть»? Это, к примеру. И это решение шло в обратном порядке по всем перечисленным инстанциям до берега Уссури, где китайцы расстреливали на глазах аших войск пограничников! Вот теперь подумайте, может всё это понять человек с нормальной психикой, к примеру, генерал Неелов? Следующий момент. Никакого вертолёта там не было, полковник Леонов прибыл на берег Уссури на трёх танках. Где он мог взять 3 секретных, по тем временам, танка Т-62, до сих пор остаётся загадкой. У этого танка было секретным башенное орудие со стабилизирующим устройством орудия при стрельбе в движении по пересечённой местности. Но полковник Леонов не ограничился этим, он повёл эти танки в атаку на Даманский по мартовскому льду, когда в это время у берегов реки и островов образуются «забереги», т. е. лёд становится тонким, хрупким и отходит от берегов от 20 до 40 сантиметров. Это был жест или отчаяния или полной безграмотности. Естественно, головной танк с Леоновым на борту у самого острова провалился под лёд, видны были только часть корпуса и башня. Естественно, китайцы его тут же расстреляли в упор из ручных гранатомётов (наших же). Экипаж и сам Леонов были смертельно ранены, Механик-водитель хотел вытащить раненого полковника через башенный люк танка, но как только они показались над люком, китайцы, тут же срезали их автоматными очередями. Действие следующее, и не менее интересное, с точки зрения обученности войск. Когда выяснилось, что танк, провалившийся под лёд у Даманского, секретный, разразился скандал. Поскольку он находился под прицельным огнём китайцев, вытащить его не представлялось никакой возможности. Чья-то умная голова, а скорее всего не одна, придумала направить к танку группу подрывников, чтобы  таким образом уничтожить танк. В результате этих «гениальных» манёвров были, одна за другой, уничтожены две наших подрывных группы! Не добившись результата таким способом, кто-то решил пригнать 160 мм миномёт и несколько боекомплектов бетонобойных мин к нему. Выпустили по танку около 100 мин, и не одна не попала в цель. С наступлением темноты стрельбу прекратили. А для уничтожения танка нужно-то было всего один залп дивизиона 122 мм пушек-гаубиц, и от танка ничего бы не осталось! Всё ночь около танка шла возня китайцев, наши уже туда не совались. А утром увидели, что корпус танка стоит на месте, а башни с секретной пушкой нет! Офицеры из нашей «дивизии» «Бумажный тигр» ездили туда, как на представление, посмотреть, как протекает это непонятная война. Смотрели они на всё это безобразие со смотровых вышек пограничников. На фотографии – вид на берег нашей заставы со стороны Китая. Такие же вышки стояли и в районе заставы Стрельникова. Наконец пришла-таки команда из Москвы «врезать» по провокаторам серьезно. После этого из дивизиона «Град» и всей ствольной артиллерии 129 дивизии был осуществлён 10-минутный огневой налёт по Даманскому и прилегающей китайской территории Китайцы, те, кто уцелел, разбежались, и «война» закончилась! После этого проблема с границей начала решаться на самом высоком уровне. Почему же нельзя было всё это сделать до этой бойни?  Всё это написано со слов наших офицеров, лично наблюдавших за событиями, и, частично со слов самих участников, рассказавших отдельные эпизоды нашим офицерам. Подлинная цифра погибших до сих пор неизвестна. Я лично был в Имане (ныне, с 1972 года, Дальнереченск) летом 1969 года и видел старый памятник погибшим пограничникам, на котором число погибших было указано 31 или 33, точно не помню. Теперь там стоит новый мемориал, более современный.
             Это написано со слов наших офицеров, лично наблюдавших за событиями, и, частично со слов самих участников, рассказавших отдельные эпизоды нашим               
офицерам. 
            Война войной, а служба продолжается. Доказательством того, что погранотряды и заставы были плохо оснащены техникой, стало бесконечное паломничество представителей пагранвойск в нашу часть за получением по нарядам округа, стоящего у нас на хранении новенького, прямо с заводов, автотранспорта. К концу лета наши автопарки почти опустели. Если бы не эта «война», так и возили бы боеприпасы на заставах на «саврасках».
           В начале лета нам командир сообщил «приятную» новость, что принято решение на базе нашей «дивизии», формировать полк морской пехоты! И опять только на бумаге. Мама «Бумажный тигр» родила «Бумажного тигрёнка»! Прямо бумажный зверинец а не войска. А для переконсервации танков, артиллерии и стрелкового вооружения (Ивану Корниенко), опять призвали на 2 месяца «партизан». И опять, вместо разобранной пограничниками автотранспортной техники, начали с заводов опять получать автотранспорт для укомплектования основного формирования и «довеска». В общем, нас совершенно чётко превратили в базу хранения техники и вооружения. Пора было «делать ноги».
           В результате этих мероприятий у Ивана украли ручной пулемёт и пистолет «Макарова». Три дня с восхода до заката искали всем наличным составом. Результаты нулевые. Пока не пригрозили «партизанам» ещё двумя месяцами сборов, результатов не добились бы. В штаб подбросили записку, с указанием места захоронения оружия. Всё равно был великий скандал, но от округа сумели скрыть.
          Заканчивалось лето, как всегда муссонными дождями, август подходил к концу, наступало самое благодатное время в Приморье сентябрь, октябрь и половина ноября.
           И, вдруг, я получаю от Аиды очередное письмо. Письмо оказалось письмо Счастья, с не большой горчинкой. Писала, что случайно достала телефон начальника отдела кадров УНХВ МО (Управление Начальника Химических войск Министерства Обороны), полковника Шеламова. Вела с ним разговор в отношении меня, на предмет перевода меня в Москву. Как ей «взбрендила» такая фантазия в голову я понять не мог, но дело не в этом. Во время их разговора, к Шеламову в кабинет входит… мой начальник Академии Д.В.Горбовский. Шеламов продолжает говорить с Аидой, и в разговоре несколько раз назвал мою фамилию. Горбовский вклинивается в разговор:
                - Это который Кареев, мой медалист, у которого с врачами был инцидент?
                - Он самый, жена звонит, говорит, что семья рушится, поскольку квартиру московскую она бросить не может, а брони не дают. Уже почти 3 года живут врозь.
                - Передай ей, что я подумаю, пусть тебе позвонит дня через два. Нечего ему там париться, пусть на академию поработает.
          Шеламов передал мнение Горбовского Аиде и велел позвонить дня через два. Я когда читал письмо, у меня дрожали руки, а глаза стали мокрые. Читал я у себя в общаге, пока ребята накрывали на стол обедать. Увидев мою физиономию, они поняли, что я получил не простое письмо. Побросали все дела и ко мне:
                - Славка, что случилось, рассказывай!?
                - Ребята, я, наверное, скоро уезжаю!!
                - Куда!!
                - Не торопите, дайте в себя придти!
                - Хорошее или плохое?
                - Как я понял из письма, пока в Горьковскую область, посёлок Фролищи, заместителем начальника полигона! Но по сравнению с этой красивой дырой, это почти Москва!
          Стёпка Лаптий достаёт из-под койки нашу «Ганзу» и говорит:
                - По такому случаю, сам Бог велел! По чуть-чуть! Не до смерти!
           Юра Маркелов, вдруг, вспоминает:
                - Вячеслав, помнишь, мы из Тамани туда на учение ездили, на озеро Инженерное, так там где-то рядом и эти Фролищи! Точно, это от Москвы совсем рядом. Особенно по сравнению с расстоянием от Арсеньева до Горьковской области. Так что, поздравляем тебя, лёд тронулся!
          Я, конечно, был очень рад известию, но где-то в самом дальнем уголке души что-то сидело и жалобно скулило: «Не Москва! Не Москва! Опять деревня, опять один! Господи, когда же Ты надо мной сжалишься»!
           Я знал, что приказы не реактивных самолётах не летают, а их возят на волах. Но, на всякий случай, начал подготовку к переезду. В первую очередь надо смотаться в тайгу, в кедровники, я знал одно хорошее место. Уссурийский кедр, это экзотика, шишки размером с хороший ананас, не то, что сибирские, те мелочь. На удачу завскладом у меня был мл. сержант сибиряк, по деревьям лазил, как обезьяна. Как раз, в этом году был большой урожай на орехи. Кедры обильно плодоносят только один раз в 3 года. Я спросил своего кладовщики насчёт поездки за шишками, у него аж глаза загорелись:
                - Товарищ майор, ехать надо быстрей, а то местные всё оберут, да и наши не зевают, некоторые уже ездили, шишки, говорят, много, с одного дерева по мешку берут, а то и больше!
                - А ты на кедр залезешь?
                - Так я же сибиряк, для меня это дело знакомое, я знаю способ, как добраться до первых сучков. А на чём поедем?
                - Возьмём у Шепелева ГАЗик рхр, на обкатку, и прихвати с собой мешков штук пять, поедем вдвоём, ребятам надо тоже привезти этой забавы.
                - А куда поедем?
                - Поедем на Чугуевку, я, когда туда ездил, приметил там один большой кедровник, у Тигровой пади. Если время позволит, заедем в Леспромхоз за кетовыми балыками, надо же домой гостинцев привезти. По этой дороге мы ездили довольно часто по разным надобностям, в том числе и за лососёвым балыком, особенно перед отпусками, для подарков родным и друзьям.
           Выехали рано, часов в 8 утра, дорога заняла час. Хорошее место нашли быстро, шишек на деревьях полным полно, место ещё не обобрано. Видно, что шишки созрели, начали уже падать. А чтобы с косолапым не повздорить, а они очень любят по кедровникам шляться, орехи это их любимое лакомство, я взял с собой ружьё и ракетницу у Ивана Корниенко попросил. Мишек убивать у меня желания не было, а если придёт незваным гостем, так было бы чем попугать. Кедры стоят огромные, я уже начал сомневаться, залезет ли мой помощник до сучков. Спрашиваю:
                - Ну и как полезешь на эти колонны, до первых веток-то метров 10, не меньше, а толщина, чуть меньше колонн Большого театра в Москве?
                - Товарищ майор, не пройдёт и 20 минут, как я буду сбивать вам шишки.
                - Ну, ладно, давай специалист, действуй!
           Пошёл он к машине, вытащил оттуда два топора и мешки. Взял один топор и пошёл выбирать длинную и тонкую палку. Срубил подходящую, обрубил ветки, а на вершине оставил развилку, вроде рогатины. Когда всё было готово он начал мне объяснять мою роль в этом предприятии:
                - Вон, видите, на нашу удачу чурка старая от кедра валяется. Сейчас мы подкатим её к нужному нам дереву, а дальше дело техники. Сейчас я встану на этот чурбак, на вытянутые руки всажу оба топора в ствол и подтяну ноги, Вы в это время стойте от дерева на длину этой рогатины. Как только я подтяну к поясу ноги, вставляете рогатину мне между ног и толкайте меня вверх вдоль ствола. Не бойтесь, я специально надел плавки и ванные штаны. Чем выше я буду подыматься, тем легче Вам будет меня толкать. Поехали!
          Я делал всё по его инструкции. Каждое моё подпихивание продвигало его на полметра вверх. А он после каждого перемещения вверх, переставлял топоры. Вся эта эквилибристика продолжалась минут 15. Когда он достиг первой ветви, он взобрался на неё, как обезьяна. Надо сказать, что ветви нижнего яруса кедра имеют диаметр от 15 до 20 см. До средины кроны, чуть потоньше. По его просьбе я подал ему рогатину и не успел отойти от дерева, как шашки посыпались буквально градом. Он только крикнул мне:
                - Отойдите из под кроны, если попадёт по голове или спине, мало не покажется, собирать будем потом.
           Облазив по такой методике 4 кедра, мы набрали полными все мешки. И у нас ещё осталось время заехать в магазин Леспромхоза за балыками. Дальневосточные лососёвые балыки, это может быть кета, кижуч, нерка, горбуша, т.е., любая рыба лососёвых пород со срезанной брюшной частью, холодного копчения. Средний вес одной рыбины 3-4 кг. Возили мы их в отпуска, как вязанки дров, упакованные в плотную коричневую бумагу. Но уже в то время, чтобы достать этот деликатес, надо было иметь связи с магазинами Леспромхозов. Этот продукт, почему-то поступал только туда. На фото:                Типичный уссурийский распадок с ручьём.
           Приехали домой уставшие, но довольные, удавшейся поездкой.
           Шелушить кедровые шишки, это Господнее наказание. Они густо покрыты смолой, отмыть их ничем невозможно. Приходилось надевать солдатские варежки, и обрабатывать их вручную. Для себя я нашелушил 16 кг. чистых орехов. Потом в московской квартире кедровый запах сохранялся несколько лет.
           Мы уже начинали забывать мартовскую войну, а вернувшийся из командировки в Лесозаводск Юра Маркелов, рассказал на анекдотическую историю, услышанную им от офицеров штаба корпуса, побывавших в то время в Благовещенске на Амуре по служебным делам. А суть дела заключалась в следующем. Как-то блоговещенцы, выйдя рано утром на берег Амура, увидели на китайском берегу что-то необыкновенное. Сначала не могли понять, что происходит, поскольку уже привыкли наблюдать на китайском берегу толпы, буйствующих хунвейбинов с цытатниками в руках и орущих антисоветские лозунги. К этому уже все привыкли и не особенно обращали внимание. Но в этот раз было что-то необычное. Приглядевшись внимательно к своему удивлению заметили, что по всему амурскому берегу на китайской стороне, построены десятки выгребных туалетов без задних стенок, обращённых в сторону Благовещенска. Китайцы стоят в очередь в эти туалеты, чтобы справить там свою нужду и продемонстрировав жителям Благовещенска свои голые задницы! Благовещенцы начали возмущаться и кто-то догадался сообщить местным властям, На следующее утро на высоком берегу Благовещенска появился огромный плакат Маодзедуна. Когда китайцы увидели плакат своего вождя, взирающего на их голые задницы, то туалеты были снесены немедленно. Вот такой «забавный» случай, особенно в современном контексте очередного братания с китайцами. Наши контрразведчики постоянно ориентировали нас на особенности китайской нации, чтобы мы на будущее не питали никаких иллюзий на этот счёт. Китайцы это самая коварная нация, китайцу верить нельзя. Китаец хитр, лукав и неискренен. Все эти постулаты знали все народы, которые проживали с ними по соседству в IX-XI вв.Сомневающихся отсылаю к крупнейшему и порядочнейшему, всемирноизвестному, российскому учёному археологу, этнографу и историку Льву Гумилёву (Лев Гумилёв, «Древняя Русь и Великая степь»,Москва, «Айрис Пресс», 2008). Меня сейчас умиляет восторг, с которым наши СМИ преподносят российскому зрителя, внезапно обуявшую китайцев, повсеместно в Китае, любовь к нашим песням и языку! Если добродушный читатель не понимает этого, то в дополнение к Л.Гумилёву, может прочитать Н.Задорного (Отца Михаила Задорного, известного юмориста), его роман « Амур-Батюшка». А лет через 5-6, ты сам, дорогой читатель, на своей шкурке, всё это прочувствуешь.
           Пожалуй хватит «страшилок», пора домой собираться. Недели через две вызывает меня Борков Н.Д. и,  улыбаясь, говорит:
                - Ну что, Вячеслав, могу порадовать и поздравить тебя. Вчера вечером из корпуса передали телефонограмму из округа, откомандировать тебя в распоряжение твоей родной академии. Я думаю, тебе на сдачу дел и сборы недели хватит. Дела, пока сдашь Дмитриеву, начхиму 1-го полка. Я недавно был у вас на складе, по-моему, у вас там полный ажур. Бери у Бронислава бегунок и за дело, по-хорошему завидую тебе и желаю успехов!
          Близился конец октября, но погода стояла отменная, в хорошую погоду всё-таки лучше уезжать, меньше проблем.
           Багаж, три противогазовых ящика, я ещё накануне отправил на фролищенский адрес, а на следующий день, после вечерней отвальной, в сопровождении Ивана Мурашова и Стёпы Лаптия отбыл в Арсеньев, где они посадили меня на ИЛ-14, а после взлёта помахали руками! Я, буквально подымался на 7-е небо. В Хабаровске без проблем взял билет до Москвы, и поскольку времени было более чем достаточно, пошёл попрощаться с Амуром-Батюшкой.               

               
             Глава 7. Упорное стремление НХС округа удержать меня на Востоке. Чудесное извлечение меня из ДВО, новое назначение.
               

            Итак, открываем новую страницу в истории Майора Советского Союза, так прозвали меня впоследствии мои коллеги и друзья, когда исполнилось  10 лет пребывания меня в этом звании. Я, конечно, не обижался на них за это сомнительно-почтенное прозвище, тем более, это соответствовало действительности. Я сам выбрал свой путь, а на это не обижаются. В этой связи придётся рассказать о реально упущенной возможности уволиться из армии в чине генерала. Я не хотел об этом писать, но справедливости ради я должен рассказать об этом эпизоде из уважения к памяти моей жены. Источника информации на э ту тему два: я и моя жена. И оба не могут быть подвергнуты сомнению, поскольку мы оба были участниками этих событий. Но поскольку моей жены уже давно нет в живых, рассказывать я буду за нас обоих, это прозвучит, как реквием моей военной карьеры.
           После даманской войны, где-то в июне месяце, окружное начальство решило прогнуться перед «центром», и организовало серию командно-штабных учений с подчинёнными войсками. Не избежал этой участи и наш «Бумажный тигр». Поскольку мы считались формально привязанными к 129 дивизии Неелова, участвовавшей в событиях на Даманском. Молодому генералу и начхиму округа, генералу Козыреву, только что, назначенному на должность, захотелось посмотреть именно на наше формирование и чем, вообще, мы тут занимаемся, в эдаком странном качестве.
           В самих учениях ничего интересного нет, поэтому я полностью опускаю информацию о них, как таковых. Интерес представляет, совсем другое. В продолжение всех учений, а продолжались они 3-е суток, Козырев уделял повышенное внимание  моей персоне, во всяком случае, мне так казалось. Он с вниманием слушал мои доклады командиру дивизии по ходу нашей «игры», внимательно рассматривал мои рабочие карты и другие документы, интересовался почему решение было принято именно такое, а не какое-то другое и проч. Даже Борков обратил внимание на интерес, проявленный именно ко мне, он даже сказал мне:
                - Слушай, Кареев, у меня создаётся впечатление, что твой окружной начальник «положил на тебя глаз», как бы ни пришлось скоро расставаться!?
                - Николай Дмитриевич, я в этом сильно сомневаюсь, по одному эпизоду решения не принимают!
                - А что, мне конечно жалко с тобой расставаться, замены не вижу, а для тебя это было бы, не плохо. В округе хоть рост есть, не то, что в нашем «Бумажном тигре», как вы все завете нашу дивизию.
           После окончания учений, Козырев со своими сотрудниками из округа, остался ещё на сутки. Своих помощников разослал по частям, а сам пригласил меня показать ему дивизионный склад хранения средств ПХЗ и стоянки спецтехники. Я повёл его в склад. Вижу, что ему всё нравится. Уходя, сказал:
                - Удивительно, даже в более благоустроенных частях и соединениях не встречал такого образцового порядка! Чувствуется хорошая хозяйская рука.
           К моему удивлению, попросил, чтобы я его сводил в нашу «общагу», и показал, где я живу. Придя к нам в комнату, внимательно всё посмотрел и сказал:
                - Ну, что ж, живёте вы вполне сносно, я видел места и похуже. Но, то место, Ваш уголок, в общей комнате, заметно отличается от других в лучшую, естественно, сторону. Из всего, что я увидел за эти дни, я могу сделать заключение, что Вы человек аккуратный и любите во всём порядок. Это неотъемлемые качества штабного офицера. Давайте присядем, пока ваши коллеги и сожители занимаются службой. Вячеслав Николаевич, у меня к Вам серьёзный разговор. Наблюдая Вас в течение всего моего пребывания здесь, я пришёл к твёрдому убеждению, что Вам здесь не место, в том смысле, что должность Ваша, во-первых, двусмысленна,  не обещающая никакой перспективы роста, а во-вторых, она мелковата для Ваших способностей и знаний. После назначения в ДВО, я был в Управлении В.К.Пикалова (Управление Начальника химических войск МО), заходил и к Шеламову, для ознакомления с личными делами моих будущих подчинённых, начхимов соединений. Видел я и Ваше личное дело, и должен сказать, что весь Ваш доакадемический период службы, вызывает недоумение и человеческое сочувствие. Московские кадровики поступили с вами, мягко говоря, неосмотрительно и расточительно. Золотого медалиста самого престижного Московского училища, отправить сначала к музыкантам,  а потом в химики. Это просто нерентабельно, Я удивляюсь, почему Вам не предложили, хотя бы, мотострелковый взвод в «полнокровной» дивизии, к тому же с московской пропиской и жилплощадью.
            Ну, да ладно, это всё в прошлом, и ничего не вернуть. Кстати, у вас и сей час в Москве квартира? А где работает Ваша жена, еже ли не секрет?
                - Да, квартира есть, её нам дали от работы жены. А работает она в Минавтопрме, на площади Воровского, недалеко от Лубянки.
           Ну, хорошо. Теперь о главном. Я хочу забрать Вас к себе в отдел. Пока не задавайте вопросов, а выслушайте меня до конца. Вы видели моего зама и моих офицеров отдела. Все они предпенсионного возраста. Вы по сравнению с ними молодой человек, Вам ещё нет 40. Теперь внимательно следите за моими рассуждениями. Я беру Вас на должность офицера отдела, через 2 месяца Вы подполковник. Через 2-3 года уходит на пенсию один из старших офицеров. Вы назначаетесь на его место и через 1-1,5, Вы полковник. Ещё через год, максимум полтора, уходит на пенсию мой заместитель. Вы встаёте на его место. Мне самому уже 54. больше чем до 60 я служить, не намерен, да и не дадут. Если у Вас всё в порядке с арифметикой, то через 6 лет Вы на моём месте, а в 47 лет Вы генерал. Все эти передвижения, до самого моего увольнения, будет под моим контролем. Что скажите?
                - Товарищ генерал…
                - Меня зовут Борис Васильевич, а беседа у нас почти приватная.
                -Благодарю Вас! Борис Васильевич, картина, нарисованная Вами, мечта любого офицера, но есть вопросы, Вы уж извините меня.
                - Какие, задавайте, не стесняйтесь!
                - Вы забыли про мою жену и московскую квартиру.
                - Жену Вашу беру на себя, я через две недели по делам буду в Москве. Зная, где она работает, я её разыщу и уговорю! Кстати, у Вас фамилии одинаковые?
                - Нет, у неё девичья, Ладогина.
                - Спасибо за доверие, но я бы и у Шеламова мог узнать. Что ещё?
                - Должен предупредить, что моя жена прикована к Москве, крепче, чем Прометей к своим скалам. И второй не менее важный вопрос. Командующий округом, О. Лосик, как его все зовут в округе, и,  кажется, в Москве тоже. После Даманского его могут убрать, и прислать другого, более независимого, какой, собственно, здесь и нужен.
                - С Вами приятно говорить, Вы умный человек с аналитическим складом ума. С командующем Вы попали в 10ку. Но у меня есть хорошая поддержка в Москве, надёжная и жизнеспособная. Будем смотреть в будущее с оптимизмом. Вячеслав Николаевич, вы понимаете, разговор этот конфиденциальный. Если Борков будет Вас «пытать», а он это сделает обязательно, то я думаю, вы сумеете отшутиться. И до свидания, сегодня вечером мы убываем в Хабаровск. Желаю успехов.
                - До свидания, Борис Васильевич, и большое спасибо за доверие и добрые слова!
           Так, я повстречал на своём 45-летнем служении Родине, второго, после Озеркова, умного и интеллигентного офицера.
           Но, а все мои сомнения, высказанные при разговоре с Козыревом, полностью оправдались. О.Лосик и его коллега с китайской стороны, командующий Шеньянским военным округом, оба были отстранены от своих должностей.
           А Козырев привёл-таки своё обещание в исполнение. Будучи в Москве, он разыскал Аиду, и целых два часа доказывал все прелести жизни в Хабаровске на Амуре. Консенсус не состоялся, но расстались они довольные друг другом. Его план мог осуществиться только при двух безусловных обстоятельствах: О.Лосик должен был продержаться на должности не менее 6 лет, а Аида бы дала согласие бросить Москву. А это было совершенно не реально. Я не мог потребовать этого от неё, она было для меня дороже всего остального. Неосуществлённые планы Козырева оставим в покое, садимся в полупустой ТУ-114. В Хабаровске в аэропорту я увидел первый снег. Было начало ноября.
           Через 9 часов лёта я был в Домоледово. Но Дальний Восток отпускал меня, не забыв пошутить над Уралом. Нам устроили такую болтанку, минут на 20, что, когда стюардесса вошла с салон, чтобы успокоить пассажиров, и, не успев сказать и слова, свалилась между кресел на успокаиваемых пассажиров. Все, кто был в салоне, невольно рассмеялись, а когда её оттуда  извлекли, она мужественно выполнила свою задачу до конца. Я и раньше попадал в болтанки, но в такую,  первый раз, наверное, на прощанье. Я сидел у иллюминатора и, с некоторой опаской, наблюдал, что крылья самолёта машут, как крылья у вороны. Потом пилот передал по местной связи, что самолёт сейчас будет набирать высоту, чтобы выйти из этой тряски. И, действительно, самолёт резко пошёл вверх, и через некоторое время тряска закончилась.
           Была средина дня, я позвонил Аденьке на работу. В трубке я услышал родной голос, заплетающийся от радостного смеха вперемешку со слезами. Я сказал, что поеду на такси и буду ждать её дома. Я привёз с собой балыки, а она в своём буфете взяла жареного кролика и бутылку коньяку. Кое-что нашли в холодильнике, так, что ужин был праздничный. Она рассказала, как Козырев её агитировал за переезд в Хабаровск, какие красоты он только не расписывал, а уж о перспективе моего роста, так просто заливался соловьём:
                -  Я тут подумала, как-то, и получается, что я угробила всю твою военную карьеру. Из-за меня ты отказался от Германии, из-за меня же отказался от Польши, а теперь ещё Дальний Восток.
                - Не говори глупости, ты знаешь, что я об этом никогда не жалел и тебе в вину, тем более, не ставил. Единственное о чём жалею, что опять врозь. Но на этот раз, как только обустроюсь на новом месте, я уж тебя туда вытащу. Попросим соседку нашу Марину, платить за квартиру, а для ЖЭКа это самое главное, лишь бы за квартиру платили. А в случае чего, можно и подъехать, от Ильино до Москвы, всего-то 5 часов езды.
                - А работа, а стаж, пенсию-то надо зарабатывать!
                - Ничего и эти проблемы решим, устрою там тебя на какую-нибудь работу, для стажа. Но сначала надо поехать , осмотреться, обустроиться, а уж потом голову ломать. Всё равно, раньше следующего лета мечтать не о чем. А завтра я должен быть в академии в отделе кадров. Наверное, состоится встреча и с начальником академии. Просить о чём-то сразу, при первой встрече, как-то не серьёзно, придётся выждать время. Может быть однокурсников своих встречу, чего-нибудь посоветуют. Там должны работать Саша Моксяков и Аполлон Чернов, поговорю с ними, если удастся встретиться. А сейчас «отбой», утро вечера мудренее.
           На следующий день, без 15 минут 9, я был на проходной. Мне выписали пропуск, и я направился в штаб, в отдел кадров. Когда я вышел на плац академии, на меня, буквально, как снежная лавина, обрушились воспоминания о проведённых здесь 5-ти счастливых годах, в душе опять что-то заскреблось, и тоскливо заскулило. Но предаваться лирическим воспоминаниям не было время, меня ждали серьёзные дела. Я нашёл кабинет начальники отдела кадров, полковника Петухова. Он меня конечно помнил. Разговор был непродолжительный, но по существу. Он рассказал мне, что в академии на старой учебной база создаётся химический полигон, который будет работать по методикам Шиханского института, но по сокращенной программе. Делается это для того, чтобы не вывозить слушателей ежегодно в Шиханы. Начальником полигона назначен майор Топалов Л.В., кстати, тоже с Дольнего Востока, а должность начальника Учебного центра, по совместительству пока исполняет, преподаватель 9-й кафедры полковник Дмитриев. Когда разговор закончился, он позвонил начальнику академии и доложил, что готов представить кандидата на должность заместителя начальника полигона, майора Кареева. Положив трубку, сказал:
                - Дмитрий Васильевич сейчас занят, приказал прибыть через полтора часа. У тебя тут, наверняка, есть знакомые, можешь пока походить по академии, может, кого и встретишь. Смотри не опоздай!
           Вышел я из штаба и встал в раздумье, куда податься. Ощущение такое, что всё до боли знакомое, и одновременно  какое-то чужое. Видимо такое же ощущение бывает, когда приезжаешь в давно покинутое место, испытываешь нетерпение от радости встречи, а оказывается, что тебя никто не ждёт. И тебя , вдруг охватывает чувство обиды и глубокого разочарования. Но по своей природе, я не могу долго предаваться таким мыслям, и я вспомнил про свою 7-ку, а что если заглянуть к ним. Пошёл к первому корпусу, поднялся на кафедру, смотрю, здесь всё по-старому. Нашёл лабораторию Ю.П.Простова, моего дипломного руководителя, заглянул в дверь, на месте! Спрашиваю:
                - Юрий Петрович, разрешите войти?
           Поворачивается круглая, короткоостриженная голова, затем физиономия расплывается в улыбке, вся фигура, не вставая, разворачивается вместе со стулом в мою сторону и раздаётся восторженный возглас:
                - Вячеслав Николаевич, голубчик, какими судьбами, Вы откуда взялись? Идите скорей, садитесь, сейчас нам Ирочка чайку сварганит, как в старые добрые времена! Раздевайтесь, садитесь и рассказывайте, что с Вами происходило все эти годы!
          Пришлось полчаса рассказывать обо всех перипетиях моей военной судьбы, от выпуска и до сегодняшнего дня. Когда Ирина вышла по своим делам, он очень красноречиво и с ожесточением выругался в неопределённый адрес, и с искренним негодованием сказал:
                - Подонки! Угробили карьеру такого замечательного офицера, зато троечники, как я наблюдаю, процветают, «крапают» диссертации, занимают приличные должности и,  на удивление, на хорошем счету у начальства! Впрочем, на Руси всегда было так, как в природе, сорняк, если его вовремя не убрать, обязательно заглушит культурное растение. Я слышал, что Горбовский затевает во Фролищах, хочет, чтобы и в «Васюках был аэродром»! Я могу Вам только посочувствовать. Хорошо зная Вас, вашу педантичность и добросовестность в работе, на Вас сейчас навешают столько, что раньше, чем через 2 года Вас оттуда не выпустят. Начальство очень любит таких людей, но не для того, чтобы их как-то отличить и выдвинуть, а как можно больше соку из них выдавить. Как я понимаю, Вам придётся начинать там всё с нуля, а нам уже объявили, что в следующее лето, полигонная практика будет во Фролищах.
            Попрощавшись, мы расстались, надеясь ещё встретиться. Я ко времени пришёл к Петухову и мы направились к «Д.В.». Увидев меня и поздоровавшись, начал говорить:
                - Я надеюсь, что ты не жалеешь, что я вытащил тебя с твоей дальневосточной дыры? Я полагаю, что ты там просидел бы до увольнения, и я посчитал это не совсем справедливым, с твоими-то данными. Но во всём виноват только ты сам, я правильно говорю?
                - Так точно, товарищ генерал-полковник, во всех неприятностях со мною случавшимися, я винил только себя, виноватых не искал. Это моё правило.
                - Ну, что ж, раз это так, то это уже хорошо! Работа вам там всем предстоит объёмная и непростая. Фактически надо воссоздать мини Шиханы, чтобы не возить туда слушателей каждое лето, это очень накладно. Главная работа, которую надо там выполнить, никакого отношения к вашему академическому образованию не имеет. Там поначалу нужны будут строители и механики. Твой непосредственный начальник Топалов, впрочем, тоже из твоих краёв, в этом деле ни бум бум. Поэтому он будет заниматься личным составом и общей организацией дела, будет работать с ЛПК и Лесхозом. Без этих двух организаций вы там ничего не сделаете. Кстати, главный инженер ЛПК (Лесопромышленный комбинат), его тесть. Вот почему он стал начальником полигона,  а не ты, хотя твой опыт гораздо выше его. Ты это должен понять и не обижаться, что он тебе дорогу перебежал.
           Я познакомился с твоим личным делом. Ещё до армии, ты закончил машиностроительный техникум. Я посмотрел номенклатуру дисциплин, получается почти институт. Как это произошло?
                - Я поступал в техникум в 1946 году, сразу после войны. Институт, ещё не успел переехать в Москву, и Министерством просвещения было принято решение на московской Материальной базе сформировать техникум, но оставить всю номенклатуру дисциплин института, сократив почасовой план по некоторым дисциплинам. Стране очень нужны были технические кадры, многие из которых погибли на войне. Вот и получился техникум-институт. Это плод послевоенного времени.
                - Вот и прекрасно, ты у нас там будешь заниматься техникой, она там есть, но её надо реанимировать. А ты случайно в войсках строительством не овладел.
                - Для своей дивизии построил новое хранилище для имущества ПХЗ.
                - Слушай, Петухов, какого я тебе кадра нашёл на Дальнем Востоке!
                - Действительно, Дмитрий Васильевич, по всем статьям подходит. Очень удачное сочетание с Топаловым.
                - Только ты не забудь, что он там не будет вечно плотником и механиком работать. Ему уже пора очередное звание получать, об этом не надо забывать. Сразу тебе скажу, первый год вы всё оборудуете, а второй, полнокровные занятия проведёте. А вот в конце лета 1972 года, разрешаю напомнить мне о переводе в академию. Вопросы и просьбы есть? Если нет, свободен. Петухов, дай ему пару дней отдохнуть, с женой пообщаться, а потом, предписание в руки и за дело.
           Два дня, данные на отдых, пролетели, как один миг. Я еду во Фролищи, как минимум на два года. Но успокаивало немножко то, что всё-таки Москва рядом.
           Самое угнетающее чувство на Дальнем Востоке, и не только для нас, военных, но и для всего небольшого по тем временам,  местного населения, это чувство оторванности от «материка», как том называют Центральную Россию. На Дальнем Востоке не говорят, поехать или полететь, например, в Москву, Ленинград, Киев, или в какой другой город в центральных областях. У местного населения существовало одно понятие, улететь или уехать на «Запад». По тем временам весь Приморский край был, в своё время, заселён переселенцами, в основном из Украины. Не было ничего удивительного, что у них у всех, на старых местах, остались родственники и друзья. И поэтому вот эта разобщённость огромным расстоянием, действовала на людей, как ностальгия по утраченной Родине.               


  Глава 8.Переезд на новое место. Разочарование. Постепенное привыкание.
    Погружение в работу. Нахождение способов разнообразить свою       жизнь  различными способами, в основном, связанными с природой.                               


            Прибыл я во Фролищи где-то в конце ноября 1969 года, прямо скажем, не в самое лучшее время для обустройства на новом месте. К моменту моего приезда полигон личным составом фактически был уже укомплектован. Солдат поселили на «стройплощадке» в  сборнощитовой  казарме с печным отоплением! Офицеров, в том числе и с семьями, расселили в старых академических летних домиках, каркасных «засыпухах» с полуразвалившимися печками, предназначенными для летнего проживания преподавателей и обслуги академии во время летнего лагеря. Поскольку я прибыл без семьи, начальник Центра предложил мне пока поселиться в таком же домике, одну половину которого уже занимал мой подчинённый, начальник службы поля, майор Озеров Анатолий Николаевич с супругой Адой и пятилетней дочкой Светой. Дом бал рассчитан на две семьи. Первые впечатления и ощущения были самые мрачные. На Дальнем Востоке, откуда я прибыл, наша дивизия «бумажный тигр» размещалась на т. н. площадке № 2, в офицерской среде прозывавшейся «кашмаровкой» за бытовые условия и условия службы. Из дальневосточной «кошмаровки», попасть в нижегородскую, представлялось мне просто беспардонным  пинком судьбы, не смотря все доброжелательные напутствия Горбовского. В первое время, я даже забыл свои давние  впечатления, полученные в 1963 году, будучи слушателем академии. До такой степени я был подавлен всем увиденным, этой серостью и убогостью. Руководством становления и обустройства Учебного Центра академии занимались «факультативно» офицеры-временщики из постоянного состава академии, москвичи, которым здесь не жить и не работать. Преподаватель 9-й кафедры академии полковник Дмитриев исполнял должность начальника Центра, пропадая, в основном, в Москве. А материально-техническим обеспечением занимался майор Жора Пономоренко из МТО академии тоже работающий «вахтовым» методом. Поэтому, смотреть в глаза офицерам и солдатам Центра, и отвечать на все их вопросы, приходилось нам двоим, начальнику полигона майору Топалову Леониду Васильевичу и мне. Но и это всё перетерпелось и, со временем, сгладилось. Из  всего многообразия животного мира Земли, только один его вид, из всего множества, обладает невероятной адаптационной способностью, это человек, я уже не раз это подчёркивал.
       Мои соседи по нашей совместной «засыпухе», оказались весьма приветливыми и отзывчивыми людьми. Они с большой охотой помогли привести мою «фанзу» в жилое состояние. Что мы и отметили через некоторое время. Впоследствии, уже весной 1971 года, когда приехала моя жена, мы подружились семьями, и у нас было немало приятных событий, которые ещё больше сблизили нас.
       В состав Учебного Центра академии входили: «городок» летнего лагеря академии; учебные площадки кафедр с вспомогательными постройками; «стройплощадка» с казармой, штабом, складскими помещениями, складом пиломатериалов, пилорамой, цехом деревообрабатывающих станков и «мастерской»; склад БХВ на «Смольном»; батальон обслуживания и собственно полигон с учебными и испытательными площадками, которые размещались в нескольких километрах от основной базы. Площадки эти были обустроены на берегу озера Варех, на «Красной гриве» и площадка № 6 в 3-х километрах от «Красной гривы», по направлению к окружному полигону. Территория получалась весьма внушительная: периметр охраняемой территории составлял около 130-140 километров, это не считая внутренних дорог. И всю эту территорию надо было охранять от проникновения посторонних лиц во время проведения испытательных работ. Вот этот-то участок работы и был поручен мне.
       Основными потенциальными нарушителями охраняемой зоны были рыбаки, охотники и собиратели грибов и ягод. Меры охраны были в основном предупредительные: всякого рода и размеров запрещающие и предупреждающие знаки, выставляемые на наиболее вероятных путях проникновения на территорию полигона, извещение поселковой власти о начале и конце работ и патрульные маршруты на основных направлениях. При первом, после его оборудования, выезде на полигон, на «Красную гриву» нам даже выделили вертолёт МИ-1 для облёта охраняемой территории, И надо же было такому случиться, что при первом же облёте мы обнаружили нарушителя. На озере Варех, на самой его середине, на надувной лодке,  сидел рыбак и, как ни в чём не бывало, удил рыбку. Все наши увещевания, обращённые к нему через мегафон, в просторечии «матюкальник», желаемых результатов не принесли. Тогда пришлось прибегнуть к более радикальному средству и выпустить в его сторону пару сигнальных ракет. Сработало моментально. Делая второй заход над озером, мы увидели, что рыбак спешно гребёт к берегу. Успокоившись, мы ещё раз облетели район «Красной гривы и ничего не обнаружив, по рации дали добро на начало работ.
        Солдат у нас в полигонной команде было крайне мало, их постоянно не хватало, и многие «хозяйственные» работы приходилось выполнять офицерам. Вот тут-то мне и пригодился дальневосточный «горький опыт», где все хозяйственные  работы и по обслуживанию боевой техники и вооружения проводились исключительно офицерами, из-за полного отсутствия для этих целей солдат. Из заброшенного и заваленного всяким хламом рубленого домика, вроде крестьянской избы, я оборудовал столярно-слесарно-молярную  мастерскую. В ней я работал сам и учил этому солдат. «Деревообрабатывающий  цех»- покосившийся на бок, продуваемый всеми ветрами и с протекающей кровлей сарай, пришлось срочно реанимировать, а стоявшие в нём деревообрабатывающие проржавевшие станки, отремонтировать и запустить в дело. Нужно было в срочном порядке изготовить сотни указателей и транспарантов для установки их на дорогах и на открытых участках границы полигона. Работа велась в режиме «военного времени». Начальство очень любит «тянуть резину», а упущенное время наверстывать «горбами» своих подчинённых. К приезду слушателей на полигонную практику к 1-му июля всё должно быть готово. Вся эта работа была выполнена мною с двумя солдатиками, а по «головке погладили», постоянно отсутствовавшего «начальника» Центра, иезуитского склада характера, полковника Дмитриева. Да, Бог с ним. Я думаю, что Господь всё это видит и помнит. У меня с ним произошла стычка по поводу оборудования необходимого для моей мастерской. Я составил список необходимого оборудования для выполнения работы в установленные сроки, Так он мне с таким ехидством заявляет:
                - Вячеслав Николаевич, вашу заявку не сможет удовлетворить даже окружная Очаковская база. Меня с этой заявкой в техотделе академии на смех подымут, это в лучшем случае, а то просто пошлют куда-нибудь подальше.
                - А вы не ходите в техотдел, а сразу к Горбовскому, и сошлитесь на меня, что, мол, вот этот псих требует всё по этой заявке. Впрочем, этого можно и не говорить, там стоит моя подпись. Вы Анатолий Васильевич преподаватель Военного искусства, а я инженер. Кто же лучше знает, что нужно, чтобы выполнить поставленную задачу. Если Вы этого не сделаете, я эту заявку отправлю на имя Горбовского по почте, с соответствующими комментариями. Поскольку, перед отправкой меня сюда, он лично имел со мной беседу, как раз по поводу восстановления всего технического оборудования, и выполнение этой задачи возложил лично на меня. Вы не беспокойтесь, если чего нет в наличии, он заставит Привалова всё докупить.
                - Хорошо, я попробую, но под Вашу личную ответственность за последствия.
                - Я не возражаю, ответственность это моя профессия. На Дальний Восток возвращаться не собираюсь.
           Возвратившись из Москвы, он подошёл ко мне очень радостный и сказал:
                - Я действительно ходил на доклад к Горбовскому, и когда раскладывал на его столе документы, как на зло, выскочила Ваша заявка. Горбовский взял её, внимательно прочитал и без вопросов адресовал техотделу, сказав при этом:
                - Наша беседа с ним перед отъездом не прошла даром, дальневосточник решил серьёзно взяться за дело. Молодец!
                - Вы знаете Дмитрий Васильевич очень скуп на похвалу. Я вас поздравляю.
           После этого случая он меня «зауважал», и даже самого стал посылать в Москву в камандировки. К весне 1970 года, обстановка в Центре стабилизировалась, коллектив офицеров ответственно отнёсся к поставленной задаче, провести первую полигонную практику на полигоне академии          
           Коллектив у нас подобрался вполне подходящий. Не помню, чтобы были какие-то конфликтные ситуации, доже праздники мы старались отмечать вместе, коллективом. Хорошо и по-доброму помню Анатолия Николаевича Озерова, Леонида Васильевича Топалова, Андрея Ильина, Костю Цехановича, В состав Центра вошло несколько сверхсрочнослужащих, прапорщиков тогда не было, а  сейчас их бы назвали контрактниками. Они перешли к нам из штатов батальона обслуживания и поэтому их хорошо знал весь постоянный, московский, состав академии. Особенно хорошо я был знаком со старшинами св.ср. службы Бочаровым Иваном Захаровичем, знаменитым «Захарычем», Михаилом Красноцветовым и Колей Лобовым.  С каждым из них у меня были особые отношения. Захарыч, старше меня лет на пять, был настоящим моим другом. Я проникся к нему симпатией как-то сразу, при первом нашем контакте. Неплохо зная крестьянскую среду ещё с раннего детства, я почувствовал в нём  классического русского крестьянина: немного насмешливого, не всегда доверчивого, с добродушной хитрецой, исключительно сметливого и от природы интеллигентного своей прямодушностью и почтительностью к собеседнику. Уволившись из армии и работая в академии вольнонаёмным, я встречался с ним последний раз в 1984 или 1985 году, опять по воле судьбы оказавшись во Фролищах по делам научной работы. Я был у него в гостях, в его доме у самого Луха. Мы хорошо посидели втроём: Захарыч, его жена Александра Петровна и я. С прискорбием недавно узнал от внучки Захарыча, Ирины Смирновой, через «одноклассников», что его не стало. Очень печально, вечная ему память. В Учебном Центре академии было много работников из местного населения. Основные должности занимаемые ими были канцелярские работники , кладовщики и ряд других, которые сейчас и вспомнить-то трудно. Была у нас, например, главным пожарным «инспектором» Вера Ивановна Варнакова, отчество мог и перепутать. По московскому штату проходила Цветкова, занималась учётом имущества по техотделу поступающему на нужды летней практики слушателей. К сожалению, имя и отчество не помню. Хорошо помню Смирнова, звали, кажется Алексеем, заведовал складом КЭО и большой любитель заложить за воротник. Возраст за 50, по своей ментальности и манере поведения, мне лично, напоминал деда Щукаря, но не в уничежительном смысле этого образа. На память приходят такие фамилии: как Травкин, Каган, Абрамов, Рабкин, но, к сожалению, при каких обстоятельствах я с ними взаимодействовал, вспомнить не могу. Очень хорошо знал главного инженера ЛПК, не раз бывал у него в доме по праздникам. А познакомились мы через Топалова Лёню, он был женат на его дочке Нелли, будучи ещё слушателем академии. Хорошо был знаком с Главным лесничим Военного лесничества. Но тоже, к сожалению, напрочь, забыл и фамилию и как звать.
           Я предполагал, что зима и лето 1970 будут настолько напряжёнными, что вызывать Аиду из Москвы не было смысла, я домой приходил только ночевать и   «замертво» валился спать.
            Весной 1970 года, чтобы мне не было так одиноко, Андрей Ильин принес мне живой подарок, 3-х недельного котёнка серой масти с огромными ушами, ну просто «гадкий утёнок». Хлопот поначалу было с ним много, и с кормёжкой, и с обратным процессом. Но этот «охламон» бал на редкость сообразительной и хитрой бестией. Кстати, принесли его мне от моих гражданских соседей, проживавших невдалеке от меня, на берегу поймы реки Лух. Жили мы фактически в сосновом лесу, и Васька в моё отсутствие жил сам по себе, как и положено,  уважающему себя коту. Но на удивление, привязался ко мне очень сильно, и вырос в настоящего красавца. К приезду жены это был ещё один живой подарок. Пока мы зиму 1970-71 годов жили с ним вдвоём, скучать мне не приходилось. Для того чтобы он не надоедал мне с постоянными входами и выходами из дома, я сделал для него небольшую полочку на уровне окна. Заходя в дом, он прыгал на ограждение крыльца, с него на эту полку, а с полки в форточку, я её никогда не закрывал. Из дома он выходил, когда хотел, тем же порядком. У самого окна стоял платяной шкаф, закрывая окно наполовину. Из форточки, он как раз и попадал на этот шкаф. Но до приезда Аиды ещё целая зима, и надо было к ней подготовиться. Утеплить, по возможности,  фактически летний дом, было не так просто. Пришлось сделать вторые, зимние рамы, утеплить обе двери, и уличную и внутреннюю, ведущую непосредственно в комнаты. В моей половине, как, впрочем, и в половине Озерова, их было две. Передняя служило, как бы кухней-столовой, а следующая за ней спальней. Комнаты были разделены лёгкой перегородкой, со встроенной в неё печью-плитой, очень распространенная конструкция на Руси, служившая одновременно и для обогрева и для массового приготовления пищи. Но, поскольку три раза в день печь топить не возможно, то для разогрева пищи, или ещё каких-то небольших кулинарных приготовлений, у нас между платяным шкафом и стеной стоял маленький кухонный столик с керогазом. Керогаз в своё время заменил керосинку, и являлся целой эпохой кухонной утвари в советское время.
          На службе было всё нормально. С Леонидом Васильевичем Топаловым, мы настолько чётко разграничили свои сферы влияния, что никогда не возникало каких-либо трений или недомолвок, мы просто стали хорошими товарищами. С большинством офицеров центра и батальона у меня так же сложились дружеские отношения, При работе, выполняемой нами, и той общей ответственности, которую мы все за неё несли, другого просто не могло быть.
           Самой главной для моей группы задачей, было, постоянно следить за непроникаемостью на полигон посторонних лиц, даже в зимнее время. Для этой цели батальон выделял грейдер, и мы чистили от снега главные дороги полигона, чтобы по ним можно было ездить, и осуществлять контроль за территорией.
          С Васькой мы жили дружно, не считая тех периодов, когда он начал водить домой своих «дам». Иногда, проснувшись ночью от непонятных звуков, я видел на шкафу, светящиеся глаза, если их было больше двух, то в них немедленно летел мой тапочек. Любовная парочка немедленно смывалась. А через некоторое время, я чувствовал рядом с собой на койке, «нежное» мурчание кота, напоминающее тихо работающий тракор. Это означало, что он просит извинение за наглое поведение. Но через несколько дней всё повторялось сначала, иногда я насчитывал до 6 светящихся точек. В этом случаи летели все наличные тапочки.
           Другим ночным развлечением, которое устраивал мне кот, были, не столько кровопролитные, сколько очень шумные его драки с котом, приходящим из соседнего, ближе к реке, дома. Соседский кот был старый прожжённый боец, и очень хитрый. Дрались они постоянно у моего крыльца, а поскольку события развивались в лесу, то вопли разносились на большие расстояния. Для этих разборок, у меня на стене над койкой, постоянно висело заряженное ружьё. Глубокой ночью, при возникновении подобной душераздирающей ситуации, я, как, по тревоге, вскакивал с койки и в одних трусах выскакивал на улицу, в снег по колено. Подбегал к орущему, шипящему и рычащему, крутящемуся в снегу клубку, поддевал его, как правило, уже босой ногой, тапочек утоп в снегу, и подбрасывал вверх. Оказавшись в воздухе, и не чувствуя под собой твёрдой опоры, эта орущая и рычащая банда разваливалась, и Васька уносил ноги знакомым ему путём, а соседский разбойник прыгал на ближайшую сосну и тут же прятался на её противоположной стороне. Чтобы стронуть его с укрытого места, я стрелял в эту сосну. Но этот ушлый котяра спрыгивал с сосны в её тень, образующуюся от окна моего дома, и по ней опрометью кидался к следующей сосне, и всё это продолжалось до тех пор, пока он не скрывался у меня из виду. После этого я делал последний выстрел в его направлении, и с красными, как у гуся ногами, убегал в дом. В связи с этими ночными «развлечениями», мне пришлось приобрести несколько пар тапочек, чтобы не искать их ночью в полуметровом снегу. К моему возвращению Васька, как, правило, лежал поперек моей койки с видом победителя. Сощурившись от яркого света, он смотрел на меня с некоторой издёвкой, и в его взгляде четко прослеживалась мысль:
                - Раз завёл меня, то и должен охранять меня от всяких придурков. Я ещё маленький! Вот подрасту, тогда я этому драному фраеру так накостыляю, что мало не покажется. И тебе по снегу в одних трусах бегать больше не придётся! А теперь давай спать.
           Я ложился на койку, а он тут же пристраивался у меня около живота, весь мокрый и с сосульками на шерсти, после кувыркания в снегу, и начинал тихо «петь». Когда я засыпал, то он уходил к себе на шкаф, боясь, что я его раздавлю во время сна. Так мы дожили с Васькой безбедно до весны, мая  месяца 1970 года.                               
           Благодаря постоянному объезду полигона по его  периметру,  я очень хорошо изучил и сам полигон и прилегающую к нему местность. Перед началом полигонных работ произошло событие, о котором  я просто не могу не рассказать.
           Совершенно неожиданно в нашем доме появился новый жилец. И жильцом этим стала замечательная овчарка, кличку которой мы с Анатолием Николаевичем дали Гамма.            
            Гамма это не только буква греческого алфавита. Гамма была замечательной собакой, восточно-европейской овчаркой песочного цвета с чёрным чепраком. Небольшого роста, но с отличным экстерьером чистокровной овчарки. Молодая её жизнь начиналась драматически. К нам на полигон она попала в качестве подопытного животного, в составе партии других собак, привезённых для выставления на испытательной площадке.
          Как говорится, в один прекрасный день, а вернее во второй его половине, я уже был дома, к дому подъезжает машина, из неё выходит Толя Озеров улыбающийся и несколько смущённый. Подходит ко мне:
                - Вячеслав Николаевич, ругаться не будете?
                - А что такое? 
                - Собачку я одну там присмотрел, просто прелесть!
                - Интересно, рассказывай!
           Я знал, что ещё до обеда привезли партию собак для полигона и их во второй половине дня должны были отправить на Красную Гриву для последующей установки на испытательной площадке. Вот эту работу и выполнял Толя Озеров. Из  его рассказа я узнал, что в составе этой партии собак, в основном бездомных дворняжек, была одна резко выделявшаяся из всего  этого лохматого «люмпена». Это была некрупная светлого окраса овчарка с прекрасным  экстерьером и очень умными глазами. Он сразу обратил на неё внимание, а она, как будто  бы поняв его заинтересованность, отреагировала на это припаданием на передние лапы, вилянием хвоста и легким повизгиванием Он забрал её из общей группы и спрятал в лесу, не собираясь выставлять её на поле на следующий день. Я сказал ему, что, если он хочет забрать  её себе домой, то пусть немедленно отправляется обратно, и привозит её из леса домой. Что он немедленно и сделал. С этого дня для Гаммы началась новая жизнь! Её «фролищенская» история.                               
           В семье у Озеровых её встретили не одинаково. Дочка с восторгом, со сдержанной  необходимостью жена. Ада немного успокоилась, когда я заявил, что тоже буду принимать участие в содержании и воспитании новопоселенца. Собака действительно оказалась замечательной во всех отношениях. Ещё в лесу Толя дал её кличку «Гамма». Он, на пробу, окликал её разными собачьими кличками, и ему показалось, что на кличку Гамма она отреагировала как-то особенно заинтересованно. Это была замечательная молодая сука.  От роду ей было не более 1-1,5 года, достаточно ухожена и упитана для бездомной собаки. Естественно, мы немедленно приступили к её воспитанию и обучению. Каково же было  наше удивление,  когда все, общеизвестные собачьи команды, такие как: «сидеть», «лежать», «голос», «к ноге», «рядом», «фас», «фу», она выполняла сразу и безукоризненно! Что бы это значило? Вывод напрашивался один, эта собака уже обучена и обучена отлично. Что же  случилось. И мы обнаружили это в этот же вечер. Когда она ложилась, то в груди у неё возникало что-то вроде хриплого выдоха. При таком недостатке она легко выдавала своё  присутствие в ситуации, когда нужна была скрытность. Только по этой причине уничтожать собаку было бесчеловечно. Но её собачьей судьбе повезло, она встретила человека-друга.                С Гаммой на озере Бобровом
            Гамма прижилась на удивление легко. Правда, было несколько щекотливых моментов. Во-первых, мой кот Васька. Мне пришлось долго и упорно объяснять им обоим, что жить надо дружно. Гамма оказалась на редкость умной собакой, она первая поняла, что хочешь, не хочешь, а жить придётся на одной территории. С момента  осознания этой необходимости оба находились в состоянии вооружённого нейтралитета. У Гаммы была ещё одна слабость, погонять соседских кур. Ну, а от этой дурной привычки мы отучили её с помощью поводка. Как правило, домашние любимцы сами выбирают себе хозяина или, по их представлениям, вожака «стаи». Гамма естественно выбрала своего спасителя Толю, а его жене Аде, любившей самой «порулить» у себя дома, такое положение не совсем нравилось. На этой почве, возникали комичные ситуации, как на улице у дома, так и в людных местах. Аде нравилось командовать Гаммой, когда кто-нибудь наблюдал со стороны. А Гамма тоже проявляла свой характер и выполняла её команды с таким презрением и ленью,  что все заканчивалось запусканием туфли или тапочка, что подворачивалось по руку. Для Гаммы это было своего рода сигналом и она моментально смывалась на «Стройплощадку», где её все очень любили и с удовольствием с ней развлекались.           Случилось так, что Озеровым через месяц после появления Гаммы нужно было ехать в отпуск. Пришлось мне брать Гамму на своё призрение и пансион. Поскольку мы уже как месяц были знакомы, то адаптация к новому хозяину прошла более чем успешно Мы стали настоящими друзьями, не разлей вода. Когда Озеровы вернулись из отпуска, Гамма встретила их приветливо, но прохладней, чем это ожидали они. Первой это заметила Ада, женщины более чувствительны к подобным обстоятельствам. Толик менее серьёзно отнёсся к этому факту, справедливо заметив, что у Гаммы было мало время для серьёзного привыкания к своим настоящим хозяевам. Сложилась парадоксальная ситуация, у собаки стало два хозяина. Один настоящий, как бы родной, другой вроде отчима.  Некоторое время Гамма переживала что-то вроде раздвоения «личности», но со временем всё образовалось.  Гамма стала комфортно чувствовать себя и в своей семье и со мной, Жена Толи тоже успокоилась. Так незаметно прошла зима, и наступило лето 1971года. В мае месяце ко мне приехала жена на ПМЖ. У Гаммы появился новый обожатель. Жена очень любила всякую живность, и они с Гаммой стали большими друзьями. Это обстоятельство некоторое время  доставляло некоторую досаду жене Толика, Аде. Но когда мы подружились уже семьями, то все сгладилось к всеобщему удовлетворению. Тем более жёны наши были почти тёзки, Толика Ада, а моя Аида.             Наступило полное благоденствие и согласие. В посёлок Гамму одну не пускали, а если и брали иногда с собой, то под строжайшем присмотром. По этой причине за всё время пребывания во Фролищах Гамма ни разу не щенилась. За женой она ходила постоянно, как привязанная. Если я по каким-то делам отправлялся в посёлок, то я точно знал, где в настоящее время обретается моя жена. Гамма как часовой сидела у дверей дома, где в это время находилась жена. На предложение пойти со мной она вежливо, но настойчиво отказывалась. 1971 год был засушливым и очень жарким, в любое свободное время все ходили на реку. От нашего жилища река была в 5 минутах ходьбы. В этом месте академия ежегодно на летний период наводила понтонный мост. С нашей стороны рядом с мостом был крутой участок берега, с которого я постоянно при купании прыгал в воду. Гамма тут же следовала за мной, прыгая почти с 3-х метровой высоты, погружаясь с головой в воду, выныривала, хватала меня за руку и тащила к берегу. Я почти уверен, что и этому её где-то научили. Все присутствующие были в восторге и удивлении от того, что собака может так здорово нырять. Когда по выходным мы семьями приходили на реку, Ада не могла упустить момента, покомандовать Гаммой. Она сажала её у своего белья и приказывала его охранять, хотя охранять было не от кого. В один из таких выходов на реку, когда вдоволь накупавшись, все как-то сразу засобирались по домам, время как раз подходило к обеду. Ада заставила Гамму взять в рот свои босоножки и нести их домой, а сама пошла босиком. Гамма, сморщив нос, нехотя выполнила команду хозяйки и, обогнав нас, потрусила к дому. Отбежав от общей массы народа метров на двадцать, она аккуратно положила босоножки на землю, присела над ними и …написала на них! Вся толпа, наблюдавшая эту сцену, буквально взорвалась от хохота. Что творилось в это время в душе у Ады, можно было только догадываться.  Но, надо отдать ей должное, у неё хватило выдержки, и она только обозвав Гамму «заразой», погрозила ей вслед кулаком. А Толик, подойдя к своей посрамлённой супруге, сказал: «…ну что, докомандовалась?!». Мы с женой старались превратить всё это в шутку. Я даже пытался обосновать это тем, что собаки таким способом помечают свои любимые вещи. Не знаю, подействовало ли моё увещевание или нет, но для Гаммы всё сошло благополучно. Я чувствовал, что сильная привязанность Гаммы ко мне и к моей жене вызывает некоторое, не проявляемое открыто, неудовольствие в семье Озеровых.  Когда  Озеровым дали жильё в посёлке, в старой монастырской постройке 17 века, я довольно часто навещал их. Эта старинная постройка имела весьма замысловатую планировку внутри. Чтобы попасть к ним в квартиру, надо было подняться по лестнице на второй этаж, пройти коридором длиною метров 15, а затем через прихожую попасть уже в комнаты. Гамма чувствовала, когда я ещё только подходил к дому, и если она в это время была во внутренних комнатах, то с шумом отворяла все двери, а их на её пути было три, и неслась мне навстречу до самой уличной двери. Такое поведение собаки не могло приводить в восторг её хозяев.
            А после одного случая нам с женой было сделано откровенное предложение, забрать Гамму себе насовсем. А случилось это во время нашего отъезда в отпуск, в Москву. Нас провожала вся семья Озеровых. Когда мы уже попрощались и сели в вагон «голубого» экспресса», Гамма незаметно прошмыгнула в вагон, и спряталась под нашу скамейку. Слава Богу, что я её вовремя заметил. Слова на неё не действовали. Хорошо, что на ней был ошейник. Толик, буквально, выволок её из под  лавки,  и на руках вынес из вагона. Вот тут-то терпению Ады пришел конец, но решение проблемы оставили до нашего возвращения из Москвы. А в отпуск мы поехали со своим котом Васькой. Во время отпуска он так обжился в московской квартире, как будто жил в ней с самого рождения. Вопрос об «удочерении» Гаммы для нас отпал сам собой, мы не могли бросить Ваську.
            Но Гамма видимо родилась под счастливой звездой. Ей повезло во второй раз, и видимо её собачья судьба окончательно устроилась. В посёлок, к кому-то из поселковых, приехал на  летние каникулы школьник из Волгограда, и  с ним был кто-то из его родителей. Мальчик был достаточно взрослым, и учился, кажется в 9 или 10 классе. К кому они приезжали, я сейчас уже не помню, да это и не так важно. Главное заключалось в другом. Этот парень, первый раз увидев Гамму, просто до безумия привязался к ней. Она, в свою очередь, почувствовав этот детский, искренний душевный порыв, с готовностью приняла его чувства. Пока он гостил у родственников, они почти не расставались. Озеровы, наблюдая эту «человеческо-собачью» идиллию не возражали, видимо,  видя в этом подходящий выход из сложившейся ситуации. А ситуация действительно была не из простых. Я осенью 1972 года переводился в Москву, в академию. Толя Озеров весной 1973 года должен был поступать в эту же академию. Над Гаммой повисала опасность быть оставленной во Фролищах без призора. У нас у всех настроение было самое поганое. И вдруг подворачивается этот мальчик. После недолгих и нехитрых переговоров судьба Гаммы была решена, к всеобщему удовольствию. Её увозили в Волгоград! Ура! Судьба Гаммы благополучно определялась!
           Уже работая в академии, и встретив там Толика Озерова, я узнал о волгоградской судьбе Гаммы. Мальчишка не чая в ней души, принимал участие с ней во всех городских и областных выставках и соревнованиях. А она полностью оправдала свои умственные способности и навыки, полученные до встречи с нами и у нас. Её грудь украшало большое количество медалей и жетонов, полученных ею на этих мероприятиях. Мальчик прислал её фотографию с регалиями, и я её видел. Когда я дома рассказал всё это жене, она прослезилась от радости и умиления за собачью судьбу.
           По поводу этого эпизода необходимо сделать  оговорку. В эпизоде с Гаммой постоянно фигурирует имя моей жены. Дело в том, что эпизод с Гаммой занимает промежуток времени до самого моего отъезда из Фролищ, а весной 1971 года ко мне приехала Аида, которая тоже очень любила животных, и моментально подружилась с Гаммой.
           Полигонная практика летом 1970 года началась в запланированное время, не смотря на форс мажорные обстоятельства ей предшествующие. Несмотря на большую загруженность по делам службы, я находил, всё-таки, время и на свой любимый отдых, рыбалку. Занимался я этим,  в основном,  в выходные дни, по вечерам или ранним утром. По вечерам часто за мной увязывался Васька. Несмотря на то, что до реки было всего метров 200-300, смотря от выбранного пути, кот шёл невдалеке от меня, проявляя самостоятельность, вывалив язык, как собака, и тяжело дыша. Видимо, мой темп ходьбы для него был слишком быстрым. Пока не было понтонного моста, реку приходилось переходить вброд. Подойдя к берегу, я разувался, снимал спортивные штаны и заходил в воду, а Васька, стоя на самом краю берега, жалобно смотрел на меня и начинал прерывистое мяуканье, похожее на блеяние овцы. Весь его вид давал понять, что я обязан взять его на руки и перенести через реку. Когда форсирование реки заканчивалось и до берега оставалось около полутора метров, Васька высвобождался из моих объятий и прыгал на берег, шёл по мокрому песку до кустов тальника, и падал в их тень, как подкошенный. Мы ходили обычно на то место, где постоянно водились пескари, лучшая наживка для жерлиц и закидушек. Но первые полтора десятка доставались Ваське, пока он не начинал от них отворачиваться. Когда он повзрослел, то перестал таскаться за мной, а занялся своими кошачьими делами, шляться по дну пойменного оврага, и таким способом добираться до ближайшего жилья, где в каждом доме обязательно были кошки.
           Перезимовав зиму 1970-1971 годов опять в обществе Васьки и Гаммы, в мае месяце, дождались-таки свою хозяйку, наконец, приехала Аида, бросив работу в Москве. Она очень быстро вросла в наш и домашний и производственный коллектив. Лёня Топалов было предложил устроить её на работу, но она отказалась, сославшись на то обстоятельство, что раз она приехала в деревню, то должна отдыхать, а не работать. Жизнь моя качественно изменилась, появились новые общие заботы. У нас в доме появились новые продукты, такие, как парное коровье молоко, свежие куриные яйца, зелень с огородом местных жителей. От нашей лесной «берлоги» до посёлка было немногим больше километра, и по берегу пойменного оврага, вдоль поселковой дороги, до самого верха, тянулся порядок деревенских усадеб, где Аида и отоваривалась, перезнакомившись со всеми местными бабками.
           За эти последние два года у меня появилось много знакомых, приятелей и настоящих друзей. Все жизненные и рабочие эпизоды описать просто не возможно, но для некоторых хочется сделать исключение, в силу их неординарности. Н все рыбацкие и охотничьи приключения и события описаны мною в отдельных рассказах, и повторяться нет смысла.               

           Глава 9. Некоторые приключения, и во время службы и в личной жизни.               

           Много интересных и захватывающих событий происходило у меня в то время с Михаилом Красноцветовым, заядлым охотником с гончими по зайцу. Поскольку, я тоже, в то время к охоте не ровно дышал, мы с ним быстро нашли общий язык. Две зимы, 1970-1971 и 1971-1972 годов мы регулярно ездили «гонять» зайчишек. Много было интересных и курьёзных случаев. Ниже постараюсь о них рассказать. С Колей Лобовым, мы всё лето 1972 года, самого жаркого лета на моей памяти, занимались почти промысловой ловлей карася в обмелевших озерцах и старицах в пойме Луха. Об этом я написал отдельный рассказ. Добрые воспоминания остались о нашем полигонном гражданском водителе УРАЛ-а, Валентине Челышеве. Много пришлось нам с ним поездить и по полигонным дорогам и за его границами. Как-то ездили даже в Москву, чего он страшно боялся. А ездить пришлось в разгар лета 1972 года, когда горела вся страна, от Карпат до Тихого океана. Кстати, ездили мы в Москву в экстренном порядке, по какому-то важному делу. Сдаётся мне, что везли мы из Москвы мотопомпы, самое ходовое оборудование по тем временам. Поездка была тяжелейшая. Всю дорогу туда и обратно ехали в сплошном дыму, видимость на трассе не более 30 метров и, как следствие, такая же скорость. Когда мы с трассы повернули на Фролищи и, проехав Инженерную, вышли на песчаный фролищенский «автобан», и, когда почувствовав, что мы, практически дома, Валя съехал на обочину у какого-то, ещё не совсем пересохшего болотца, и, обливаясь потом, решительно изрёк:
                - Вячеслав Николаич, если мы здесь не передохнём, я не доеду!
           Видя его, действительно плачевное состояние, я согласился, время у нас было.
                - Ну, что же, ты, наверное, прав, давай устроим здесь небольшой привал, заодно и пот с себя смоем в этой луже.
           Достав из кабины нашу нехитрую дорожную снедь, и с удовольствием приняв «ванну» в придорожном, оказавшемся вполне чистом, болотце-озерке, направились к нашему трапезному «столу». Смотрю, Валентин отстал,  и опять полез в кабину. Подходит, довольно улыбающийся, и ставит на «скатерть-самобранку бутылку водки.  Я спрашиваю:
                - И как же это понимать и откуда?
                - Считайте, что мы уже дома, а водочка московская, а не фролищенский «сучок»!
                - Ну и как же мы с пьяными физиономиями поедем через посёлок?
                - А очень просто, потому, что через посёлок мы не поедем.
           Весь этот диалог ведётся по звуки булькающей в стаканы водки, как бы отрезая пути отступления от «преступного» замысла.
                - Я что-то не могу припомнить другой дороги, кроме как через посёлок?
                -  А её и нет, а поедем мы лесом, я уже имею опыт, вы, когда- нибудь, ездили по целинному лесу?
                - Да нет, не приходилось, даже на учениях, разве только что загоняли машины с дорог в укрытия, в лес, так это каких-то 10-20 метров, а не 30 км., в буквальном смысле слова «по бездорожью и разгильдяйству».
            Когда бутылка закончилась, мне эта Валькина идея не представлялась больше такой бредовой. Закончив нашу, почти пикниковую, трапезу сели в машину и благословясь тронулись потихоньку.
           А весь секрет Валькин заключался в следующем. С правой стороны от «автобана», в лесу, метрах в 50-ти от опушки, была проложена параллельная дорога такими же ухарями, как и он. Дорога была проложена по редколесью и, естественно, прямизной не отличалась. Дорога была настолько необычна, а настроение наше настолько приподнято, что мы начали орать песни на весь лес. Нам было наплевать на мнение лесных обитателей, главное, что от Инженерной и до Фролищ не было ни одной живой души. Не доезжая до посёлка, Валя пересёк «автобан», и опять лесом, только ему известными путями, выехал на берег реки. Потом мы спустились в пойму и, как ни в чём не бывало, по над рекой, вдоль и под прикрытием высокого пойменного берега, появились у моего дома. Выскочившие из дома его обитатели, ни чего не понимая, ошалело смотрели на ревущий УРАЛ, медленно взбирающийся на взгорок, прямо к моему крыльцу. Больше всех была взволнована моя жена. Она знала, что мы должны были возвратиться сегодня из Москвы. Но вот, чтобы так, прямо из леса, да ещё со стороны реки, где сроду никто не ездил, было сверх её понимания. Быстрее всех поняла ситуацию Ада Озерова:
                - Аида, смотри, они же оба «косые».
                - Как «косые», в таком виде разве проехать по лесу?
           Валентин авторитетно, даже не улыбаясь, заявляет:
                - Во-первых, не косые, а уставшие, а во-вторых, мы ехали моей персональной самой короткой дорогой, вы бы лучше чем смеяться, налили бы нам по стакану и закусить дали. Дорога, будь она неладна, не приведи Господи. Чтоб мне сто лет не ездить в эту Москву!
           Поскольку рабочий день уже давно закончился, на «стройплощадке» никого не было, мы с Валей поставили машину на «стройплощадку», сдали по охрану часовому и направились обратно ко мне. На всё ушло 10 минут.Там уже Аида и Ада по-быстрому приготовили ужин, и пожелание Вали было выполнено. Просидев за ужином часа полтора и обсудив все перипетии нашей поездки, разошлись по домам.         
            А о событиях 1972 года, думаю, надо рассказать особо. Почти уверен, что поколение, которому сейчас до 40 ничего об этом или не знают или не помнят.                Началось это ещё в 1971 году. Весна и лето этого года выдались жаркими и сухими, дождей почти не было до средины осени. Зима была малоснежной. А начиная с апреля 1972 года и всё лето, солнце пекло как в Африке и ни капли осадков до глубокой осени. Пожары начались со средины мая и  почти сразу по всей стране. Первыми, как всегда, загорелись торфяники, а их вокруг Москвы предостаточно. Не обидел Господь торфяниками и Горьковскую область. А уж про Фролищи и говорить нечего, в ближайшей округе сплошные торфяные поля. Сизым одеялом дымовой завесы была покрыта вся страна. Дышать было тяжело даже за городом, а уж про города лучше и не вспоминать. Ситуация начала выходить из под контроля. В стране была объявлена частичная мобилизация военнообязанных из запаса. Мобилизации подлежали офицеры, в основном инженерных войск,  водители автотранспорта вместе с транспортными средствами и механики. Мобилизовывалась  инженерная техника: бульдозеры, экскаваторы, скреперы, пожарные автомобили, транспортные средства вместе с обслуживающим персоналом. С армейских  складов «НЗ» с консервации снимались мотопомпы, шанцевый инструмент и специальная защитная одежда. Ситуация в стране была самая серьёзная. Во Фролищах в это время обстановка усугублялась местоположением посёлка. Кругом сухой, как порох лес, весь комплекс Учебного Центра академии вообще размещался в лесу! И самое опасное и чреватое большими неприятностями, «Смольный»! Этот объект был страшнее пороховой бочки. Большое количество легковоспламеняющихся жидкостей, боевые химические вещества, взрывчатка, реактивные снаряды к системе «Град» с пороховыми двигателями, большое количество баллонов с кислородом, ацетиленом и другими газами неизвестного происхождения, привезённые для утилизации. Площадь склада около одного гектара, т. е. периметр протяжённостью 400 метров. Склад расположен в сухом сосновом лесу. От окружающих опушек леса до периметра то 5 до 10 метров и только с одной стороны до 40 метров. А в районе расположения склада лес уже горел на расстоянии о,5-0,7 км.
           В это время в Учебном Центре академии проходил лагерный сбор курсантов, слушателей инженерных факультетов академии. На начальнике лагерного сбора, заместителе начальника академии генерал-майоре Зюзине лежала чрезвычайная ответственность за положение дел на всех объектах Центра.
           Чрезвычайность ситуации в стране, вынудило Правительство к чрезвычайным мерам. На борьбу с пожарами были брошены войсковые части и подразделения внутренних Военных округов, были созданы региональные Штабы по борьбе с пожарами. Штабы эти, как правило, возглавлялись руководителями местной власти, а заместителями у них были старшие военные начальники региона.
           Не были исключением и Фролищи. В гарнизоне Фролищи был создан Штаб по борьбе с пожарами, во главе с начальником лагерного сбора академии генералом Зюзиным. В состав Штаба вошли: Председатель поселкового Совета, начальник Учебного Центра академии, начальник Полигона и его заместитель, ваш покорный слуга. Кроме этого, входило несколько технических работников, занимавшихся материально-техническим обеспечением всех мероприятий проводимых Штабом в этом регионе.
           На первом же заседании были определены зоны ответственности за предупреждение возникновения новых очагов пожаров в этих зонах, а также   предотвращение продвижения уже существующих. Работа предстояла архи тяжёлая и чрезвычайно ответственная. Мне, как всегда, был поручен самый «почётный» участок. И не трудно догадаться какой, конечно же «Смольный», поскольку он числился в перечне моих «поднадзорных» объектов. Вопрос стоял весьма круто. Мы рассчитали, с учётом всех проводимых мероприятий по борьбе с наступающим огнём, что фронт пожара может подступить вплотную к «Смольному не ранее недели. За это время нужно было создать буферную зону, свободную от леса и другого горючего материала, вокруг «Смольного» не менее 50 метров по всему периметру. Для выполнения задачи я попросил 20 курсантов, УРАЛ Вали Чёлышева, двух сверхсрочников, Бочарова и Красноцветова, капитана Сергеева, главного полигонного подрывника и две бензопилы.
           На следующее, после знакового заседания Штаба ответственных «пожарников», утро, мы с Валентином на его УРАЛ-е собрали всю противопожарную команду, и  прямиком, направились на «Смольный». Прибыв на место предстоящих «подвигов», я разрешил, «спешившимся» курсантам перекурить и привести себя в порядок. Во время разгрузки до моего слуха, а со слухом тогда у меня было всё в порядке, дошли некоторые реплики и замечания курсантов, в основном сынков влиятельных родителей из Министерства Обороны и других, не менее влиятельных в отношении академии, госучреждений. А зачем нас сюда привезли? Мы приехали сюда учиться, а не лес заготавливать. А чем тогда занимается здешний батальон? Ну, и прочее в том же духе. Ко мне подходит Захарыч и говорит:-«…товарищ майор, с этими «гавриками» ничего путёвого не выйдет. Я ему отвечаю: - «…а ты знаешь кем я был до того времени, как стал химиком...?». Смеётся: - «…нет…». «…А был я, товарищ старшина, пехотным командиром и окончил Московское Краснознамённое пехотное училище им. Верховного Совета РСФСР «кремлёвских курсантов». Услышав всё это у моего Захарыча нижняя челюсть не могла оставаться на месте. Сейчас ты увидишь, как эти папенькины и маменькины сынки превратятся в солдат.
           Построив в две шеренги всю эту «расхлюстанную интеллегенцию», и придав их внешнему виду некое подобие военнослужащих, я обратился к ним с прочувствованной душеспасительной речью-проповедью, воспроизвести которую здесь не представляется возможным. Говорил я не долго, но с вдохновением, от чего у курсантов глаза опустились долу вместе с ушами. А мои непосредственные подчинённые как мыши куда-то все попрятались.
           Время разговоров закончилось, пора было приступать к работе. Из курсантов  создали несколько команд, возглавляемых офицерами и старшинами из постоянного состава. Захарыч и Миша Красноцветов возглавили команду «вольщиков», сержант сверхсрочник Матвиенко возглавил команду по обрубке сучьев и подготовки их для транспортировки к месту временного складирования. Капитану Сергееву было поручена трелёвка хлыстов с территории склада на специальную площадку. Перед началом работ курсанты совместно со своими старшими были проинструктированы по технике безопасности при валке и трелёвке леса. Первый наш рабочий день прошёл благополучно, без происшествий.
           К средине следующего дня выявилось неприятное обстоятельство. Ко мне подошёл водитель УРАЛ-а, Валя Челышев и сказал, что его машина не может подъезжать к месту волки и брать хлысты на трелёвку из-за образовавшихся пней. Что делать? Короткое совещание с ветеранами. Таскать вручную, исключается, покалечим курсантов. Катать с помощью рычагов через пни, долго. Корчевать пни вручную, по методике знаменитого генерала Карбышева, «…Один сапёр-один топор; один пень-один день», так он учил солдат и офицеров запоминать нормативы по инженерной подготовке. Исключалось из-за длительности процесса. Тогда сметливый Захарыч , вроде как в шутку, подаёт мысль, а если тротилом? Тут же встал на «уши» наш главный подрывник, капитан Сергеев, непочтительно назвав Захарыча «чокнутым». Я прикинул, и понял, что этот способ самый радикальный по всем параметрам. Тут опять начал «возникать» Сергеев со всякого рода «страшилками» в виде длительной процедуры осуществления этого авантюрного плана. Начинается такой разговор:
                - Ты  склад   сегодня  вскрывал?
                - Вскрывал, у нас же там весь инструмент хранится.
                - Бланки накладных на складе есть?
                - Есть.
                - Кладовщик Матвиенко здесь, ключи у него?
                - Да. Матвиенко здесь и ключи у него.
                - Так в чём же дело?
                - А кто подпишет заявку и накладные?
                - Неси сюда всю свою канцелярию, разберёмся.
           Сергеев уходит на территорию склада, в одно их хранилищ. Подходят Захарыч с Красноцветовым и тоже начинают выражать свои сомнения. Я начинаю терять терпение:          
                -Мужики, вы представляете, что произойдёт, если мы вовремя не создадим защитную зону со стороны надвигающегося огня? На последнем совещании ставился вопрос о возможности эвакуации населения посёлка на Инженерную?
                - Да мы уже слышали и в посёлке многие знают.
                - Вы же сами жители посёлка, представляете, во что это выльется? Вы, что не знаете Зюзина? Начнутся совещания, согласования, консультации, сколько времени зря уйдёт. И всё из-за того, чтобы не брать на себя ответственность.
                - А вы не боитесь, что, не дай Бог, что случиться, во всём обвинят Вас за самоуправство?
                - Я благодарен вам за заботу о моём будущем, но уверен, что передачи вам мне носить не придётся. Вон, идёт Сергеев со своей канцелярией, и давайте побыстрее за работу.
       Подходит Сергеев со всем необходимым для оформления взрывчатки. Пишу ему письменное распоряжение на выдачу и получение 20 кг. тротила и соответствующего количества детонаторов и огнепроводного шнура. Приказываю всех с места взрывных работ отвести в район караульного помещения, за 100 метров от места подрыва. Со мной остаются Захарыч, Красноцветов, Сергеев и Матвиенко. Вместе с Валентином Чёлышевым намечаем пути подъезда и выезда с «делянки», отмечая пни для корчёвки. Валентин с машиной тоже покидает место подрыва. Я представил, что произойдёт, если пенёк весом в два центнера с высоты 15-20 метров свалится на капот или кабину машины!
           А пеньки попались не слабые, диаметром от 50 до 70 сантиметров. Лес в этом месте мачтовый, весь за сто лет. Решили для пробы выбрать пенёк побольше. Сергеев спрашивает, сколько класть. Положили под центр пня 800 грамм, для пробы. Хорошо, что грунт песчаный, легко подкапывать, да и выходить они должны легко. Сергеев остался у пня один, а мы ушли метров за 30 и укрылись за деревьями. Смотрим, бежит к нам, встал рядом. Секунд через 10 так жахнуло, что мы от неожиданности присели. Здоровенный пень вылетел из грунта, как вспугнутая птица и взвился метров на 20. Захарыч, весь сияя от удовольствия, хлопает Сергеева по плечу и говорит, что работа отличная.
           Поскольку на площадке нас было пятеро, решили, для ускорения процесса, подрывать сразу по пять пней. На подготовку ушло минут 20-25, благо грунт мягкий. По команде Сергеева почти одновременно поджигаем шнуры и бежим в своё укрытие. Вот на этот-то раз громыхнуло, так громыхнуло! Работы осталось ещё на две закладки. Следующая закладка была почти подготовлена, как произошло событие, которого мы предусмотреть не могли.
           Мы, как-то все сразу услышали звук подъехавшей машины и остановившейся у караульного помещения, оторвались от своей работы и смотрим в сторону караулки. Я сразу понял, в чём дело. Велел своим помощникам на время стать невидимыми. По моей реплике Захарыч первый произнёс это слово вслух, Зюзин!
           Моя  братия отправилась на перекур за кустики, а я на расправу к подходившему красному и всклокоченному генералу. И с ходу:
                - Вы что тут делаете, такую вашу, растакую, разетакую…!
           Всё, что говорилось генералом дальше, воспроизведению не подлежит.
           Спокойно, даже может слишком, докладываю по всей форме, кто и какую работу выполняет и по чьему распоряжению. А в данный момент идёт корчёвка пней для обеспечения свободного манёвра машины, трелюющей сваленный лес.
                - Ну и как же это вы тут корчуете пни?
                -Экспрессметодом, с помощью тротила.
                - И кто же этот метод придумал?
                - Коллективно, вместе с ветеранами Учебного Центра академии.
                - И кто же эти специалисты по корчёвке пней?
                - Да вы их хорошо знаете: Сергеев, Бочаров и Красноцветов.
                - Та-а-к! И эти проходимцы здесь?
                - Они отличные ребята, мастера на все руки.
                - А кто дал разрешение?
                -….Я.
                - А по какому праву?
                - По праву чрезвычайной ситуации, о которой вы докладывали позавчера на заседании Штаба.
                - А ты знаешь, что в домах посёлка от вашей корчёвки из окон домов вылетают стёкла?
                - Товарищ генерал, а вы что предпочитаете, целые стёкла в домах посёлка или загоревшийся и взорвавшийся «Смольный» со всем его содержимым. Тогда стёкла в домах уже могут никому не потребоваться.
                - Ладно, чёрт с вами, долго ещё тут «бомбить» будете?
                - Осталось две закладки и на этом конец.
                - Знаешь, Кареев, с таким характером, ты когда-нибудь башку себе свернёшь.
                - Да уж как получится, товарищ генерал.
                - А, что я скажу председателю поселкового Совета, ведь бабки к нему идут с разбитыми стёклами?
                - А вы задайте ему тот же вопрос, который задал вам я, о целых стёклах и вероятностью взрыва «Смольного», и, кстати, напомните, что он тоже является членом Штаба по пожаротушению и даже вашим заместителем.
                - А  куда попрятались, твои помощнички? Давай-ка их сюда.
           Зову. Подходят: Захарыч, Красноцветов, Сергеев и Матвиенко.
                - Та-а-к! Ну что, голубчики, спрятаться не выйдет, если что случиться, отвечать будете всей бригадой!
           В разговор встревает Захарыч.
                - Товарищ генерал, вы знаете нас не первый год, мы этого «мыла» извели не меряно, и все было путём.
                - В том-то и опасность, что вы слишком привыкли к этому, можете расслабиться и потерять бдительность.
           Чувствую, что разговор переходит в разряд обычной начальственной перестраховочной накачки, и пора его заканчивать.
                - Товарищ генерал, я ведь тоже член Штаба и, кроме того, здесь я старший по званию и по должности, а это все мои непосредственные подчинённые. И я заверяю вас, что всё будет в порядке. А председателя, в отношении выбитых стёкол, успокойте, у нас на складе стекло есть, мы всё компенсируем.
                - А за чей счёт?
                - За счёт государства, поскольку занимаемся здесь государственной работой.
                -Ну-ну, и чтобы с «бомбёжкой» сегодня всё закончить!
                - Есть! Хором ответила вся команда.
           Генерал уехал и мы спокойно продолжили, так не кстати, прерванную работу. Пока мы «авралили» на «Смольном», огневой фронт, надвигавшийся на этот опасный объект, удалось остановить расширенной дорогой, к которой он подошёл. С помощью бульдозера и АРС-ов этот опасный очаг был ликвидирован.
           Ликвидация пожаров в стране и в районе Фролищ продолжалась до глубокой осени, пока не начались, наконец, долгожданные осенние дожди. Особенно тяжёлая обстановка складывалась в районах торфяных разработок. Имели место и трагические случаи, когда автомашины, заезжая на торфяные поля, проваливались буквально в огненные бездны. Гасить торфяные массивы чрезвычайно тяжело, потому, что торф может гореть в глубине пласта, ничем себя не выдавая. Из-за этого и происходили эти трагедии.
            Небольшими возгораниями, которые появлялись невесть откуда, в разных местах в округе посёлка и на объектах Учебного Центра академии, занималось практически всё население посёлка и сотрудники полигона, даже дети. Очень часто  возгорания возникали на дорогах от автомобильных выхлопов. Возгорание могло произойти даже от лежащей на солнце стеклянной бутылки, которая срабатывала, как увеличительное стекло.
           Я уже упоминал, что жили мы с женой за «стройплощадкой», в лесу, на берегу поймы Луха. В обычные годы в этой низине почва почти всё лето была влажная и, местами даже заболоченная. Но за два года засухи там тоже всё пересохло и превратилось в хороший горючий материал. И моя жена с соседкой Адой Озеровой чуть ли не каждый день ходили по этой низине с вёдрами воды и ковшиками и заливали то тут, то там, появлявшиеся струйки дыма. Под лесной подстилкой в этом месте  тоже оказались торфяные выходы.
           Есть ещё два эпизода, которые, как мне кажется, независимо от их отдельного изложения в виде рассказов, имеют право занять немного места и в этом общем овествовании.               
               
                Глава 10. Незапланированный подселенец и «манна небесная». И другие интересные вещи.               
          
             Занимая должность заместителя начальника полигона, мне, по долгу службы, приходилось часто  и подолгу разъезжать по окрестностям Фролищ. Собственно полигон занимал гораздо меньшую площадь, чем та, которую приходилось охранять путем объездов и установкой  запрещающих знаков. Основными объектами моего внимания были «Смольный», район озера Варех, Красная грива, площадка № 6, неподалеку от Окружного полигона  ну и естественно,  все дороги по всему периметру этих объектов. Это составляло более 100 км
           Таким образом, накатался на всю оставшуюся жизнь. В одну из таких поездок, это было рано-рано утром, солнце только-только поднялось над лесом, мы с водителем оба полусонные проехали Варех и выехали на поляну Красной гривы. Ехали на «Урале», колея  в песчаной дороге настолько глубокая, что даже «Урал» чертил мостами, Взошедшее солнце слепит глаза, сквозь прикрытые веки вижу, что в светлой правой колее что-то лежит похожее на тёмный шарик размером с теннисный мячик. Я схватил водителя за руку, лежащую на руле, и велел остановиться. Вышли из машины, и подошли к тому месту, где лежало «что-то». К нашему изумлению этим «что-то» оказался зайчонок не более недели от роду. Я поднял его и положил на ладонь, он так съёжился и прижал свои маленькие ушки, что казался совсем круглым. На моей ладони таких крох поместилось бы не менее двух. Смотрю на водителя он на меня, спрашиваю, что с ним делать. Водитель оказался в этом отношении опытнее меня и сказал, что зайчонка мать всё равно теперь не примет  из-за запаха человека. Так пришлось этого самовольщика забрать домой.
           По приезде домой, первоначальные восторги жены  сменились серьёзной озабоченностью; а где он будет жить, а как поведёт себя наш любимец, кот Васька, а как его кормить и т. д. И действительно, первое, с чем мы столкнулись, это была проблема  кота. Он сразу же проявил к зайчонку живейший интерес, на мой взгляд, сугубо гастрономический. Но после моего очень красноречивого предупреждения с демонстрацией веника, кот понял, что ему лучше держаться от соблазна подальше и демонстративно удалился с независимым видом, дрыгнув при этом задней лапой. Такой  жест у него обычно означал полное призрение к непонравившейся еде. Впоследствии, когда зайчонок подрос, кот опять проявил к нему интерес, но на этот раз как к компаньону по играм, но потерпел полное фиаско, поскольку подросший уже зайчишка не разделял его игривого настроения. После этого кот потерял к нему всякий интерес, и мы с женой на этот счёт полностью успокоились.
            Но оставалась проблема выкармливания недельного зайчонка. Начали с обычной  медицинской пипетки. Я держал малыша в ладонях, а жена, набрав в пипетку коровьего молоко, корова, кстати, жила рядом, пыталась, всунув пипетку в рот зайчонку и выдавить туда хоть сколько-нибудь этой питательной жидкости. Не тут-то было, молоко выливалось куда угодно, но только не туда куда надо. В результате мои руки в молоке, зайчонок тоже, но голодный. Пришлось изобретать другой способ. Нашли  флакон из под пенициллина, натянули на него резинку от пипетки, в резинке прорезали дырочку. А дальше как обычно, резинку в рот флакон вертикально и …процесс пошел, да ещё как, только успевай наливать молоко. Через 2 недели он научился лакать молоко из блюдца, но действовал по пословице  «сначала съедим твоё, а потом каждый своё», поэтому сначала норовил полакать молока не из своего блюдца, а из Васькиного, и выбирал время, хитрец, когда кота не было дома.
             Месяца через 1,5 он уже свободно запрыгивал на кровать и спокойные мои послеобеденные отдыхи закончились. Он забирался на меня, подползал к голове и начинал грызть мне уши, а когда я его отгонял от своих ушей, он принимался за волосы и так до тех  пор, пока я не уходил. Мне  эта канитель порядком надоела, и я стал думать, куда бы его пристроить без опасения, что его « схарчуют» коты или собаки.
            Решение было найдено быстро, благо, что  стройматериалы долго искать не пришлось. Сколотил  я не хитрый короб 1х1,5 метра, а боковые стенки сделал, у стены дома 0,6 м., наружу 0,4 с небольшим покатом, из расчёта стока дождевой воды. Верхней крышкой служила довольно массивная рама с натянутой на неё сеткой «рабицей», а во время дождя мы её накрывали плёнкой, потому, что в загоне домика не было.
           Слух о зайце, проживающем у майора Кареева на «Стройплощадке», через сотрудников из местного населения, быстро достиг ушей поселковой детворы. С этого времени начались почти ежедневные паломничества; то просто посмотреть, то покормить, то подержать на руках и поласкать. Заячий вольер не запирался, я просто клал по углам  крышки-сетки два кирпича от котов и собак. Я не мог отказать ребятам в этом маленьком удовольствии приобщения к живой природе, да ещё в виде местной фауны. А эта длинноухая «фауна», по-моему, была совсем не против,  принять обильные угощения от своих маленьких почитателей.
            Вот тут-то и выяснилось, что заяц-то не совсем простой, а с секретом. Что общепринятое представление о том,  что классической едой зайцев является морковка, в одночасье было опровергнуто и посрамлено. Мой воспитанник наотрез отказывался, есть морковь. Он с удовольствием и видимым аппетитом хрумкал вершки, но упорно не хотел, есть корешки. Все ребята и я были в недоумении, почему это заяц не ест морковку. Ребята приносили ему все, что росло в огородах и на обочинах дорог, Он ел капустные листья, молочай, листья одуванчиков, много другой травы, но самым его любимым лакомством был укроп, молодой зелёный укроп. Его, он мог есть, сколько угодно. Так он и рос на укропе, капустных листьях и сухарях, которые для него сушила жена Мне некогда было постоянно присматривать за зайцем, жена тоже часто отлучалась по разным делам. А у меня с ребятами был джентльменский договор, если они приходят,  а дома никого нет, то уходя, они должны были, как обычно, закрыть вольер. Где-то до конца августа всё шло нормально. Заяц стал уже практически  взрослым, размером не менее кота. Когда мы его выпускали из вольера, предварительно привязав за ногу, то кот предусмотрительно обходил его стороной. Вопрос о его будущем в семье не обсуждался. Ребята, да иногда и взрослые задавали нам с женой интригующие вопросы типа, когда приходить на жаркое. Я, как правило, отшучивался, дескать, пускай жирку нагуляет, а жена  на полном серьёзе спускала на нас «собаку». Кстати, ребята, за то, что заяц не ел морковь и не вписывался в привычные представления о длинноухих, прозвали его «чокнутым». Но это не помешало ему превратиться в будущего красавца беляка.
             Но всему, в свое время, приходит конец. В один из дней, вернувшись с женой из посёлка, мы, к великому огорчению, зайца на месте не обнаружили. Версии предположили две, или ребята по неосторожности выпустили, или кто-то из взрослых не выдержал искушения и «позаимствовал» на жаркое. И только глубокой осенью прояснилась ситуация. Уже выпал хороший снег, не менее 20 см. Один мой знакомый кладовщик с 405 склада сказал, что под складами живет здоровенный беляк, совершенно не боящийся людей, наверное, это Ваш. Я ответил - «…спасибо за информацию, обязательно проверю…». Пришел домой взял ружьё. Жена спрашивает:
           -   Куда это ты, на ночь глядя. Отвечаю:
           - Да мне сказали, что под складами живет какой-то здоровый заяц. Нормальный заяц рядом с человеческим жильём, где полно собак, жить не будет. Скорее всего, это наш , «чокнутый», пойду, проверю.
            -  А ружьё зачем? 
            -  Да так, на всякий случай. 
            -  И я с тобой. 
            -  Пошли, жаркое на Новый год запасём.
            Лучше бы я этого не говорил, жена так посмотрела на меня, что я готов был сквозь землю провалиться.  Когда подошли к складам, солнце уже было низко над лесом. Снег, как белая скатерть, глаза слепит, но вижу, метрах в 70-ти, на поляне, торчит пенёк, белый. Подошли ближе, осталось метров 30, вижу, сидит, наш  «чокнутый»»,  «дыбком» и смотрит на нас. Я поднял ружьё. Жена, молча, смотрит на меня, а в глазах страх и укор. Выстрелил я из обоих стволов длинным дуплетом. Там, где сидел заяц, взметнулся столб снега, как от разорвавшегося снаряда, а он со скоростью звука несся в сторону пойменного леса. Стрелял я естественно  верх. Больше  «чокнутого» никто не видел. Так закончилась эта история с «неправильным» зайцем, который не ел морковку.
           И еще один интересный случай, прямо-таки из «библейских»          
           Однажды, объезжая в очередной раз свои владения, и набрав на одной из заброшенных дорог грибов к праздничному ужину, а это было 15 сентября, день моего рождения, мы возвращались домой из района окружного полигона. Мы, это я, водитель и солдатик в кузове ГАЗ-63 в качестве наблюдающего за обстановкой. Время было к закату, и мы поторапливались. Вдруг, боковым зрением я заметил в темнеющем небе движущуюся тёмную точку. Скоро стало заметно, что это, летящая со стороны леса птица, пересекающая наш путь под углом. И ещё я заметил, что над нами промелькнул натянутый провод. Буквально через несколько секунд я почувствовал удар о дно кузова автомобиля и одновременно с этим стук по крыше кабины. Водитель затормозил и встал. Мы вышли из кабины и спросили, в чём дела. Солдат, глядя на дно кузова, ответил, что в кузов машины, откуда не возьмись, свалилась птица. Пришлось подняться в кузов и посмотреть, что за чудо упало с неба. Этим поистине чудом оказалась тетёрка. Она видимо на лету ударилась о натянутый через дорогу провод и оглушенная упала в кузов и от удара погибла. Я взял её в руки, она была тёплая, но уже не живая. Я сказал своим спутникам, что упавшая с неба тетёрка как нельзя лучше подходит к сегодняшней ситуации потому, что у меня сегодня день рожденья и теперь праздничный ужин обеспечен. Ребята заулыбались и поздравили меня с днём рождения и хорошим праздничным ужином. Поблагодарив их, я сел в машину, и мы отправились в посёлок.
          Придя домой и, отдавая жене лесные трофеи, предложил ей приготовить ужин. Принимая от меня  грибы и тетёрку, жена с удивлением спросила, с грибами всё ясно, а откуда куропатка? Называть «куропатками» всю птицу от кур до индейки, Аида унаследовала от своей матушки. Отвечаю, что это вовсе не куропатка, а самая что ни на есть настоящая тетёрка и доставшаяся самым невероятным образом. Помнишь, как Господь одарил евреев, выходящих из Египта и погибающих от голода, манной небесной. Вот так и мне эта тетёрка как манна небесная упала почти в руки и к урочному времени. На ужин были приглашены соседи, наши постоянные участники совместных застолий, капитан Озеров Анатолий Николаевич с женой Адой и детьми. Восторгам и удивлению не было конца. Во время этого праздничного ужина много было воспоминаний о всякого рода случаях и происшествиях, связанных с пребыванием на природе и общением с животными.
        Ужин прошел в прекрасной дружеской обстановке, но Ада постоянно делала какие-то подозрительные намёки в отношении происхождения тетёрки. Мне кажется, что она так и не поверила в её «божественное» происхождение. Да это, в конце концов, и не важно, а важно то, что тетёрка была и даже очень вкусная
           А однажды женщины Центра и жёны офицеров решили прогуляться за клюквой.               
            Как-то, в августе 1971 года, накануне выходного, дня женщины Центра упросили меня организовать поездку за клюквой на какое-то знаменитое болото, сейчас уже не могу вспомнить, но довольно далеко. Как выяснилось, зачинщиками этой клюквенной экспедиции были Нелли Топалова, Ада Озерова и моя благоверная. УРАЛ гнать в такую даль было накладно. Пошёл к комбату договариваться на ГАЗ-63 для перевозки людей. Вместимость до 25 человек. Договорились, что прихватим и батальонных желающих. Набралось всего, со мной и водителем, около 25 человек. Выехали пораньше, часов в 8 утра. Машина проходимая, дорога терпимая, «едэмо», как говорил один мой сослуживец из братской республики.
           Когда до места сбора клюквы оставалось километра 3, я стал внимательно всматриваться в обочины дороги, а ехал я в кузове у самой кабины. Меня больше интересовали грибы, а не клюква. Я её, как-то собирал в тверской губернии, и мне, почему-то, больше не хотелось этим заниматься. Как правило, клюквенные болота, заросши очень неприятной правкой, болиголовом. Через час голова начинает просто раскалываться. Вот этого-то мне и не хотелось.
            Мои ожидания не подвели меня. Не смотря на очень жаркое лето, почва в этом месте не была такой сухой, как в других местах. Видимо сказывалась близость болота и довольно большого по площади. Наблюдая за объектами своего вожделения, я сбился со счёта. Остальная публика, полностью поглощённая предстоящим сбором ягод, не обращала на меня никакого внимания.
           Доехав, наконец, до места, все вышли и слезли к машине и направились по своим делам, кто направо, а кто налево. Когда и эта процедура была исполнена, договорились о последующем порядке действий и направились на сбор ягод. Я задержал жену и объяснил ей ситуацию. Или, с головной болью париться на клюкве, или, в прохладном лесу на чистом и свежем воздухе собирать грибы, которые я заприметил по дороге. Уговаривать её долго не пришлось. Я уже успел пристрастить её к этому, увлекательному и весьма полезному, во всех отношениях, занятию. Я подошёл к водителю и попросил его отвести нас с женой в обратном направлении километра за 3, а потом вернуться на прежнее место, где должны были собираться все ягодники. После сбора ягод, на обратной дороге, они нас подберут. На этом и порешили, и водитель отправился обратно на болото, а мы с женой занялись сбором грибов.
           Процесс этот целиком зависел от настойчивости и терпения сборщиков ягод, а это оказалось ни много ни мало, около 4 часов, когда они подъехали к месту нашего ожидания. Когда они нас увидели, из кузова раздалось протяжное «у-у-у-!!!» И это было не удивительно. За это время мы с женой набрали: два ведра, приготовленные под клюкву, и двое спортивных тренировочных штанов, поскольку на нас с женой их было по две пары, от комаров. Наши спутники «обозвали» нас очень хитрыми ловкачами, а я в ответ произнёс сакраментальную фразу: «…Каждому, своё..»! И, в общем-то, все очень довольные возвращались домой. Поездка точно удалась.
           Иногда на службе происходили просто анекдотические случаи и почему бы им не занять здесь своё место!
            Во время очередного лагерного сбора слушателей из одного из наших хранилищ, из опломбированного деревянного контейнера, пропала часть спирта, отлитая из стоявшей там бутыли. Контейнер принадлежал преподавателю 5-й кафедры полковнику Стрельцову, феноменально толстому и столь же феноменально жадному. Последнее качество полковника сильно раздражало определённую категорию наших сотрудников, 99%, которых составляли  сержанты и старшины сверхсрочной службы. Стрельцов поднял невероятный шум, ограничив его территорией «стройплощадки», где и находилось пресловутое хранилище. А вся эта  99% компания находилась, в основном, в моём ведении, Топалов и попросил меня разобраться с этим злоумышлением.
        Раздумывать мне долго не пришлось, вызываю Захарыча:
                - Ну, дед, колись, как на духу, чьих рук дело?
        Стоит, как Швейк, улыбается своей хитроватой улыбкой, и выжидает моей реакции на его «ангельский» вид.
                - Ну и что, долго придуриваться будешь?
                - А Вы нас не сдадите?
                - Захарыч, ты в своём уме, мне такие вопросы задаёшь, ты что, не знаешь меня, я своих не сдаю!
                -.Так это так, к слову, на всякий случай.
                - А теперь, рассказывай, и без «так», и без «к слову»!
                - Так, это, кажись позавчера было. Стрельцов попросил нас…
                - Кого это вас
                - Меня, Мишку Красноцветова и Колю Лобова, поставить ему на ихней площадке навес, навроде, как летняя столовая. Мы поставили, в обед, потому,что своей роботы было не в проворот. Намекнули, мол, мы ещё не обедали, и перед обедом не плохо бы принять по стакашку. Ладно, говорит, ребята, как-нибудь налью, а сейчас пока нет. Мы знаем точно, что есть, а он это дело замотать хочет. Ну, в общем, ушли злые, и не солоно хлебавши.
                - Ну, и что дальше?
                -А дальше всё просто, стрельцовский-то контейнер стоял у Лобова в складе, когда со «стройплощадки» все ушли, мы зашли в скпад. А он, вот голубчик, стоит и «ку-ку», опломбированный. Стоим с Мишкой чешем «репу», всё рядом, а не взять. А Колька стоит и улыбается, как блаженный.
                - Так, он, что, подразнить нас сюда привёл?
                - Да, нет, он подлец уже заранее всё продумал, а нас на «чердак» проверял, вот зараза! Вы знаете эти деревянные контейнеры из ПРХМ, они с патефонными замками под пломбы, а петли у них не внутренние, а накидные,  наружные, какой дурак это придумал, не понятно.
                - Захарыч, не тяни резину!
                - Так вот, смотрит он на нас, как на придурков и улыбается. Мишка посмотрел на него так, что он улыбаться перестал. Чего лыбишся, делать-то чего?
                - Сначала мозгами поработайте, а уж потом и ручками. Или, что деды, совсем соображать перестали?
       Захарыч сплюнул от досады, вспоминая вчерашнее. И, ведь, что придумал ваш любимчик. Взял отвёртку, аккуратно вывернул шурупы на верхней планке петель, поднял крышку и командует нам, как салагам:
                - Вынимайте бутыль осторожней, чтобы пластилиновые печати на крышке не повредить.
       Вынули, крышку, аккуратно положили, видим на бутиле отметина карандашом по стеклу на уровне спирта. Что делать? Мишка, не долго думая, говорит:
                - Захарыч, выйди, тут бочка пожарная стоит, водички принеси.
                - Да она ж там, наверное, зелёная?
 - Нет, вчера кажись во всех бочках воду сменили, Кареев тут всех гонял, говорил, что не бочки пожарные, а лягушатники.
                -Захарыч, а что бы было, если бы я не приказал воду заменить?
                - А, чёрт её знает, наверное, так зеленой бы со злости и налили.
                - Ну и чем эта операция «Ы» у вас закончилась?
                - Очень просто, долили водички, поставили бутыль на место и всё путём завинтили.
                - Да, а водичка-то, хотя и заменённая, но все же мутноватая оказалась. А Стрельцов, как, никак, а химик, учуял сразу покражу.
                - А я ему очень хороший вопрос задал.
                - Это, какой  же?
                - Я его спросил, так, между прочим, Николай Васильевич, вам ведь для учебных целей спирт выдают с нашего склада техотдела, зачем вам потребовалось привозить спирт из Москвы? И он наплёл мне такого, что под конец сам запутался, а в завершение сказал, что плевать на эту пропажу. И я понял, что спиртик-то вы у него слямзили, его собственный, для личного потребления. Ладно, Захарыч, считай, что следствие закончено, но больше ни-ни.
                - Это уж точно, самим дороже, спасибо!
            Вот такие бывают анекдоты из подлинной жизни.
            Было у нас во Фролищах ещё одно весьма увлекательное развлечение, помогавшее скрасить длинные и довольно нудные фролищенские зимы. Это охота и главным образом на зайцев с гончими. Это, пожалуй, самая увлекательная зимняя охота. Мне приходилось охотиться на Дальнем Востоке, в Приморье, в Уссурийской тайге. Безусловно, объектов для охоты там намного больше: косуля, кабан, изюбрь, кабарга, лось, марал, гималайский медведь, бурый медведь, лиса, заяц, куница, ондатра. Т.е. Уссурийская тайга, что-то вроде мясного супермаркета. Но, охота там требует длительного выхода в тайгу и не в одиночку. Найти зверя в Уссурийской тайге не просто. Сопки стоят практически одна возле другой, разделённые узкими распадками с редкими расширениями в виде полян, на которых летом повсеместно располагают пасеки. Чтобы там успешно охотиться, нужно очень хорошо знать местность
           Ну, а фролищенская охота на зайчишек, это конечно спорт в чистом виде. Охотников «академических» и «батальонных» было около 10 человек, но на охоту выезжало не более половины, по разным причинам. Главными заводилами в этих забавах были двое: Миша Красноцветов и ещё один старшина, толи из батальона, толи из 405 склада, не помню. Эти были постоянными членами команд, а остальной состав постоянно менялся в зависимости от обстоятельств.
            На зайцев с гончими я ходил только во Фролищах. Совершенно ни на что не похожая охота. Когда собака берёт след и скрывается с глаз охотника, наступает самый ответственный и захватывающе волнующий момент. Надо оговориться, что заяц зверь оседлый и не шатается по лесу, где придётся. Поэтому, не желая покидать  облюбованную территорию, он  ходит кругами, стараясь сбить собаку со следа разными приёмами. А в заячьем арсенале их предостаточно. Собака идёт по следу, слегка подлаивая, давая знать хозяину о своём местоположении и стараясь поднять зайца с лёжки. Ещё одна оговорка. Заяц кормится, как правило, вечером, по ночам и ранним утром, а на день залёгает на лёжке, прямо в снег, в каком-нибудь укромном и «крепком» месте. На эту тему у меня написан довольно большой рассказ, с описанием Теперь немножко, если читатель не возражает, о грибах, коими Господь Фролищи не обидел. Эта страсть стоит у меня на втором месте после рыбалки. О грибной охоте написано очень много.  Да и я в этом повествовании несколько раз останавливался на этом увлекательном и полезном занятии. Хочу рассказать о нашей последней грибной охоте перед отъездом в Москву.               
           Как-то, в сентябре 1972 года, не задолго до моего отъезда на работу в Москву, в                академию, выдался подходящий момент, и по погоде, и по работе, и по обстоятельствам прощания с Фролищами. Захотелось запастись впечатлениями                прекрасной природы, да ещё в мой любимый месяц, сентябрь. Я предложил жене совершить маленькое путешествие с грибным уклоном. Я уже давно приохотил её к этой полезной забаве. Она конечно с удовольствием согласилась, но спросила, а куда? Вопрос был не праздный, поскольку в ближайшей округе грибов практически уже не было. Как-то год назад, мы с Леонидом Васильевичем, по делам службы, ездили на одно из красивейших озёр во всей округе, Кшару. Это озеро было голубой мечтой начальника академии, генерал-полковника Горбовского Дмитрия Васильевича. Он мечтал разместить там весь комплекс летней учебной базы академии. Я слышал, что уже было начато проектирование этого солидного комплекса, но по финансовым соображениям, Правительство этот проект «зарубило». Так и появился во Фролищах новый, с расширенными возможностями, Учебный Центр академии. Так вот, по дороге на Кшару, я заприметил уж больно грибные места, особенно, сосновые боры «беломошники», это подлинно чудесное творение природы, своим величием и торжественностью, напоминающие храмы.
           Дорога на озеро была не из лёгких. Туда, практически никто не ездил. От Фролищ до озера сплошная нехожанная «тайга». Дорога, сыпучий песок. Ширина только для ГАЗ-ика. Вдоль дороги, с обеих сторон, стена мачтового леса.
           Но ничего, главное хорошо подготовиться. Под грибы взяли два! противогазовых ящика, а для благополучного проезда, две лопаты, два топора и                озеро нам было не нужно, мы ограничили свой маршрут 15-20 км., пока не заехали именно в тот лес, который я заприметил год назад. Самое любимое занятие, по- моему, всех шоферов, это поспать. Мы возражать не стали, взяли ведра, и пошли по своим делам. Бор беломошник уникальное явление, его нельзя                                сравнить ни с одним лесом. В ближайшем Подмосковье их просто нет. Они требуют полного покоя, тишины и безлюдья. Столетние сосны стоят, как храмовые колонны, на расстоянии друг от друга от 6 до 10 метров. Кроны не такие, как в обычных сосновых рощах, со стволами деревьев свободных от сучьев и небольшой ветвистой кроной на вершине. В беломошнике ветви начинаются, чуть ли не от самой земли и уходят в высь пологим ровным конусом до самой вершины. Такие сосны по своей архитектонике напоминают ели, но с более просветлённой кроной. Подлеска практически нет, как и травяного покрова. Подстилающей поверхностью является белый мох, ягель. На образующихся, при такой структуре леса, полянах, стоят стройные, пирамидальные можжевельники. Боры эти светлые, воздух в них наполнен каким-то серебристым светом, видимо, от светло-серого мха и рассеянного солнечного света.
           И вот мы вошли в эту красоту! Здесь даже говорить хочется шёпотом. А теперь представьте себе, на каждой поляне по несколько «кружал» боровых моховиков от 20 до 50 штук в каждом! Жена, когда увидела всё это, всплеснула руками и тихо произнесла:
                - Господи! Красота-то какая! А посмотри, грибов-то, как на выставке или на огороде, разве нам их все собрать?
                -  А зачем все? Сколько поместится в нашу тару и довольно.
                - Так ведь это вёдер десять, не меньше, куда нам столько?
                - А про Озеровых забыла, и их угостим, в виде сюрприза.               
            Пока наш «водила» высыпался, мы часа за три, не торопясь, заполнили нашу тару, и с чувством исполненного долга отправились домой. Но самая морока началась, когда стали думать, как сохранить эту добычу. Не смотря на то, что отдали Озеровым, осталось ещё столько, что пришлось жене серьёзно потрудиться, не без моей, конечно, помощи. А грибки били прямо на загляденье, толстенькие, как боровички, с загнутыми шляпками и все чистые, как после мытья. Кстати, моховики из таких боров никогда не бывают червивыми по причине отсутствия в это время насекомых, любителей поселять своё будущее потомство в теле гриба. Литра три или четыре мы отварили для маринада, а остальные нанизали на нитки и развесили по всей комнате, где у нас находилась печь. Для того, чтобы грибы нормально высохли, огонь в печи пришлось поддерживать в течение двух суток, а двери и окна открыть настежь. Но, зато, цель полностью была оправдана достигнутым результатом. По приезде в Москву, теперь уже на ПМЖ, не только мы с женой, но и все наши родственники угощались фролищенскими грибами почти целый год. Но, это был не рекорд, о рекорде в другом месте.
           И последнее о фролищенских грибных воспоминаний.
          Я уже писал, что по долгу службы мне приходилось очень много ездить по территории полигона и его окрестностям. Поездки эти были рутинными и сами по себе интереса не представляли. Но всегда есть возможность самую занудную работу совместить с увлекательным занятием. Ездил я, как правило, вдвоём с водителем на ГАЗ-69, пикапе. Все подведомственные нам маршруты, это заброшенные лесные дороги. А я ещё с детства знал, что заброшенные лесные дороги, это самые грибные места. Поэтому, когда мы отправлялись в очередной объезд своих «владений», я обязательно брал с собой емкость под грибы. А метода сбора грибов была проще граблей. По выбранной дороге мы ехали со скоростью 6 км/час, это скорость пешехода. Водитель смотрел на обочину со своей стороны, а я со своей. Как правило, через 10-12 км. пути, мы набирали не менее ведра отличных грибов, в основном, белые, подосиновики и подберёзовики. Как видите, и таким способом можно «грибалить»          
           Трудно в это поверить, но, даже занимаясь очень серьёзной и ответственной, и я бы сказал, опасной работой, и в ней можно найти некоторые элементы развлекательности. Пример.
        Поскольку наш полигон был предназначен для всякого рода работ с боевыми химическими веществами, то нам на утилизацию привозили из Москвы, и не только из неё, баллоны высокого давления со всякой дрянью. С просроченными сроками хранения, с механическими повреждениями, с вышедшими из строя вентилями, а иногда, и с неизвестным содержимым. Баллоны могли быть с кислородом, ацетиленом, хлором, пропаном, фосгеном и пр. Вся эта «балонно-газовая мукулатура» подлежала утилизации, т.е. физическому уничтожению. Вся эта работа выполнялась на площадке № 6, «площадке уничтожения боеприпасов».
       На этой площадке ни какого особого оборудования не было. Представляла она собой естественную лесную поляну размером примерно 100х200 метров. В одной стороне поляны было естественное возвышение, в котором било отрыто несколько капониров с обваловкой и аппарельным выходом. Глубина рабочей части капонира составляла около  2,5 метров, а аппарель нужна была для заезда машины задним бортом для разгрузки объектов уничтожения. При комплектовании команды для уничтожения баллонов от желающих не было отбоя, я имею в виду солдат.
       В один из капониров складывали баллоны рядами, поперёк один другому, каждый ряд перекладывался взрывчаткой из расчёта: три 200-граммовых шашки тротила на баллон. Штабель получался весьма внушительный. Иногда доходило до 50-ти баллонов. Вся команда уходила на одну из баз, В зависимости от направления ветра, а у штабеля оставались только подрывники, Сергеев и Матвиенко. Подрыв производили с помощью электродетонаторов и подрывной машинки. Когда подрывники возвращались на базу, все вставали за стволы деревьев в ожидании незабываемого зрелища. А зрелище действительно было незабываемое, и увидеть которое, можно было только здесь. После команды на подрыв, раздавался оглушающий взрыв, из капонира, как из жерла вулкана вырывался столб огня и дыма всех цветов радуги, но чаще всего преобладали цвета коричневый, красный и жёлтый, до ярко канареечного. Изувеченные баллоны, целиком и кусками, со скоростью пушечных снарядов, с душераздирающим  воем и визгом подымались на высоту до 100 метров и, падая на землю, в радиусе ширины поляны, издавали вой уже более низкой тональности. Было несколько случаев, когда отдельные осколки достигали базы, и тогда на нас сыпались сбитые ветки деревьев. Это придавало увиденному зрелищу, ещё и некоторые пикантные ощущения. Страха никто не испытывал, а было такое ощущение, как-будто, первый раз прыгаешь в воду с 10-ти метровой вышки. Специальные укрытия для людей мы не оборудовали не из-за нашей безответственности, а из-за чоткого понимания невозможности, при нашем способе укрытия, нанесения нам какого-либо ущерба. Толщина стволов деревьев на базах доходила до полуметра и более.
        Заканчивая описание моего житья-бытья во Фролищах, я коснулся только тех событий из личной и служебной деятельности, которые в свою бытность произвели на меня неизгладимые впечатления и на всю жизнь остались яркими воспоминаниями. А повседневное, рутинное бытие, вряд ли представляет для кого-либо интерес, да и для самого автора тоже.
           Таким образом, я подвожу итог моей оригинально начавшейся, и не совсем простой службе в войсках, и перехожу к. совершенно качественно. новому моему служению в учреждениях и учебных заведениях Министерства обороны. Интересно, что же я там увижу нового, в отличие от войсковой службы. Мне представлялся совершенно, качественно новый интеллектуальный уровень моих товарищей по службе, моих коллег по работе. Что из этого оправдалось, а что нет, будет видно из следующего повествования.