Беглец

Убежище.

Маленькая комната и темный квадрат окна, выходящего на глухую стену соседнего дома. Потолок, который был когда-то белым, теперь серый с желтыми разводами и облупившейся побелкой. Обои разорваны и унылыми клочками склоняются к полу. От стены до окна пять маленьких шагов или два больших. От перекошенной двери до угла по диагонали семь маленьких шагов или три больших. Свисающая с потолка проводка говорит о том, что тут когда-то была люстра. Хотя люстра – это как-то сильно сказано, скорее тут когда-то была лампочка. Матрас посередине комнаты отвратительно грязный, серый с багровыми засохшими пятнами крови.
Но мне тогда было все равно…

Это было недалеко. Пару минут пешком и я у заброшенного дома, которых в этом проклятом городе, как грибов после дождя. Зайти внутрь, подняться на второй этаж и ввалиться в нужную дверь, после поворота крайняя слева.
Заваливаюсь на матрас. Пытаюсь восстановить дыхание. Тело тяжелое и почти не слушается меня. Огнестрельное ранение в плечо. Пару сломанных ребер и куча синяков, ссадин и мелких порезов от стекла. Пуля прошла навылет. Уже плюс. Потерял много крови. Минус. Голова кружится, и хочется закрыть глаза. Нельзя. Стискивая зубы, со всей силы надавливаю на рану. Ничем хорошим мне это не аукнется, но боль приводит в чувство на пару мгновений. Приподняться. Взять пакет, который кинул у двери. Достать бинты и антисептик, предусмотрительно всунутые мне все тем же незнакомцем. Руки трясутся как в лихорадке. В горле сухой ком и каждый вдох отдается болью в груди. Это все ребра. Нужно просто сосредоточиться. Не думать. Не думать о выстрелах и погоне. Не думать о перестрелке. Не думать о последних часах своей жизни. Глубокий вдох. Кашель. Руки все еще трясутся. Кое-как промыть рану. Попытаться остановить кровь. Криво перевязать. Закрыть глаза. Надеяться на что-то лучшее. Провалиться в темноту.

Я все еще в убежище. Я жив, мастерски перевязан, одет в новую футболку и даже укрыт пледом. Незнакомец стоит у окна и смотрит вперед невидящим взглядом. Я пытаюсь что-то сказать, но сухой ком во рту, кажется, стал больше с прошлого раза. Из горла вырывается хрип, который перерастает в дикий кашель. К губам мне подносят бутылку с водой, и я жадно глотаю снова и снова, словно от этого зависит моя жизнь, и останавливаюсь, лишь когда вода в бутылке кончается.
- Спасибо.
Незнакомец кивает. Вблизи он кажется мне еще моложе. Вчера в переулке у меня не было времени его рассматривать, но уже тогда я не смог бы дать ему больше двадцати. Сейчас при свете дня, не опасаясь за свою жизнь, и на время отключившись от мыслей о будущем, я мог бы с уверенностью сказать, что ему меньше восемнадцати. Мой спаситель был худой, нескладный с темными волосами и отросшей смешной челкой, которая постоянно падала ему на глаза. Черная футболка с логотипом неизвестной мне рок-группы, джинсы, кеды, побрякушки на шее и черный лак на ногтях. Одним словом подросток.
- Долго я был в отключке?
- Пару дней, - проигнорировав мой скептический взгляд, он взял бумажный пакет с подоконника и протянул его мне. – Тебе надо поесть.
Честно говоря, я забыл, когда ел последний раз. Не знаю, кто этот парень, но он мне определено нравился.

Старый заброшенный дом. Перевалочный пункт. Место, где можно затаиться. Здесь тихо и спокойно. Днем я бродил по нему, а вечерами ко мне заходил молчаливый Незнакомец. Он приносил еду и необходимые вещи, коротко обрисовывал ситуацию во внешнем мире и, кивнув на прощание, удалялся, оставляя меня наедине с самим собой. И тогда я начинал думать. Много думать. Мне казалось, что еще чуть-чуть и меня найдут по моим мыслям. Они были слишком громкие, отчаянные и запутанные. После них оставался мерзкий привкус во рту и осознание своей полной никчемности. Я старался как-нибудь отвлечься. Пересчитал ступеньки во всем здании, заглянул в каждую комнату, измерил шагами все расстояния и доводил себя до изнеможения тренировками, чтобы уснуть в одно мгновение и не дать себе задуматься. Ночь, что была верным другом и укрывала от ненужных глаз, стала врагом. Я просыпался от одного и того же сна, и мысли, весь день отходившие на второй план набрасывались на меня, словно хищники на долгожданную добычу. Ночью я был слаб. В одну из таких ночей, очнувшись от кошмара и резко поднявшись, я наткнулся взглядом на Незнакомца.
- Не по расписанию?
- Не тебе одному приходится прятаться.
Я нахмурился, но был рад его видеть. Я не знал его, не знал его имени, но он спас меня и продолжал это делать, возможно, даже не осознавая этого. Он присел у дальней стены, прямо на грязный пол и закрыл глаза. Я вернулся на матрас и, продолжая рассматривать его, заснул. Кошмар в ту ночь больше не вернулся.

Когда Незнакомец пропал на три дня, я запаниковал. Он никогда не обещал, что будет приходить каждый день, но в его действиях была некая система и, если она нарушалась, то что-то было не так. Я по-прежнему не знал его имени, но ближе него в данной ситуации у меня никого не было, и я решил рискнуть. Опять. К тому же, я был обязан ему.
Пройти по улице оказалось не так уж и страшно. Сначала мне казалось, что каждый прохожий будет узнавать меня. Но всем было все равно. Люди никогда не видят ничего дальше собственного носа. Я прошелся по всем местам, где чисто теоретически мог бы быть парнишка, но все было напрасно. Чувство беспокойства усиливалось с каждым часом, и я сделал то, что не сделал бы даже для себя.
Я пошел к своему брату. Я пошел к человеку, который предал меня. Я пошел туда, где меня чуть не убили. Это было глупо, но казалось правильным. Подняться по лестнице. Постучать. Задержать дыхание. Глупо уставиться в распахнутый проем двери.
- Поговорим?
В детстве мы были «не разлей вода», но с каждым годом становились все дальше и дальше друг от друга. Теперь нас практически ничего не связывало. Мы были абсолютно разные. Курица и шерстяной носок и то обнаружили бы куда больше общего, чем я и мой брат. Он смотрит с ненавистью, как обычно, и взглядом ищет свое табельное оружие. Хорошо, что оно очень далеко…
- Мы просто поговорим, и я уйду.
Возможно, общая кровь все же берет свое, потому что мне удается рассказать о том, чего я хочу, и не получить кулаком по лицу. Брат выглядит удивленным, даже почти потрясенным и недоверчиво переводит взгляд с оружия на меня. Но когда он вдруг соглашается помочь, удивленным и потрясенным выгляжу я. Я не особо рассчитывал на успех. Даже не знаю, на что собственно я рассчитывал. Пару минут, чтобы прийти в себя и спиной попятиться к двери. Выйти на улицу. Вздохнуть. И зайти обратно.
- Я этого не делал.
- Я тебе не верю.
- Знаю, - я продолжал топтаться на пороге и испытывать судьбу. - Почему ты помогаешь? Ты же хочешь убить меня?
- Если бы хотел, ты бы уже умер. Я не промахиваюсь.
Быстрым шагом выйти на улицу и всю дорогу до убежища улыбаться непонятному теплу, разливающемуся в груди. Кажется, я недооценил братские узы.

Это место стало моей тюрьмой. Дни тянулись медленно. Я как загнанный зверь метался из угла в угол, прикусывал внутреннюю сторону щеки и содрал кожу на руках, когда пару раз ударил кулаком в стену. Я был как оголенный нерв. Я слышал каждую машину, проезжающую по улице, слышал невероятно раздражающей стук веток дерева по чудом уцелевшему окну на первом этаже и даже слышал свои мысли. Воспоминания длинной вереницей пролетали перед глазами. Смог бы я тогда поступить по-другому? Я не знаю. Я уже ничего не знаю. Я почти сошел с ума. Но все вдруг закончилось. Вернулся Незнакомец. Он был бледнее, чем обычно, хотя казалось, что это в принципе невозможно, и на его острой скуле красовался багровый синяк. В целом выглядел он почти как всегда. Чувство беспокойства в груди ушло и стало как-то сразу легче.
- Спасибо, - произнес он вместо приветствия.
Я мысленно поблагодарил брата и кивнул.
- Анхель, - представился я и протянул ему руку.
- Доррин, - ответил он, отвечая на рукопожатие.
Так у меня появился первый в жизни друг.

Доррину было девятнадцать. Он почти не говорил. Я пытался неоднократно втянуть его в беседу, но у парня был невероятный талант изящно уходить от любого разговора, касающегося его жизни. В итоге, я перешел на нейтральные темы, а потом и вовсе перестал пытаться. Я знал, что у него есть история. У всех есть. Но, мне казалось, что его история будет особенной. Что-то было в нем. Не знаю. Может, слишком уставшие глаза. Или улыбка. Так улыбаются люди, которые совсем не умеют улыбаться. Это интриговало и сбивало с толку.
- Почему ты помог мне? – спросил я однажды, не особо рассчитывая услышать внятный ответ.
- Тебе нужна была помощь.
- Но я убийца.
- Серьезно? - и вот тогда он впервые попытался улыбнуться.
- Что? На меня охотиться весь город, а ты мне помогаешь. Просто пытаюсь понять.
- Но ты никого не убивал.
- Здорово, что хоть кто-то в это верит.
- Я удивляюсь, как остальные не верят. Ты слишком хороший, чтобы быть тем, кем все тебя считают.
- Что ж, спасибо.
- О, это не комплимент. Это факт.
- И с чего это ты решил, что я хороший?
Это был наш самый длинный разговор за последний месяц, и мне ужасно хотелось, чтобы он продлился как можно дольше. Честно говоря, я скучал по разговорам. Мне было тоскливо в четырех стенах, трещины которых я изучил и пересчитал уже по нескольку раз. Доррин иногда приносил книги по моей просьбе, но они не могли заменить мне живое человеческое общение. Это был парадокс. Я любил общаться, но у меня никогда не было близких друзей. Не было людей, которым я мог бы доверять. Как ни странно, но этому худому пареньку я верил почти так же, как самому себе.
- Так с чего же вдруг?
- Вряд ли плохой парень будет рисковать своей жизнью ради того, кого совсем не знает.
- Ну, может я плохой парень с принципами?
- Может, - откликнулся он. – Но, я знаю бессчетное количество таких людей. Ты не похож на них.
Мне столько всего хотелось сказать, но вместо этого я просто кивнул. После того, что я слышал, видел и пережил, его слова были, словно бальзам для израненной души. Меня грела мысль о том, что есть на свете человек, который был уверен в моей невиновности. Это было то, что нужно.

Я по-своему привязался к этому месту. Оно перестало казаться мне мрачным. Оно стало моим спасением, а потом и домом. Но я знал, что скоро мне придется уйти.
- Твой брат спрашивал о тебе, - Доррин огорошил меня прямо с порога, и я не успел нацепить на лицо маску под названием «Спокойствие».
- И?
- Он хочет встретиться. Я решил сначала спросить тебя.
- О, разумеется. Может, я лучше закую себя сам в кандалы или пущу пулю себе в лоб?
- Есть другие варианты? За тобой высылают одного агента, - он выудил из своего рюкзака папку и передал мне. – Он опасен. Даже очень. Его не интересует, в каком виде ты попадешь под суд и попадешь ли вообще. Ему платят за то, что бы тебя поймали живым или мертвым. В любом случае, если тебя схватят, то прокурор будет настаивать на высшей мере. Тебя приговорят к смертной казни. Но ты и так это знаешь, я полагаю.
- Столько славных новостей разом. Когда приезжает наш Джеймс Бонд?
- Завтра утром. Ты должен исчезнуть отсюда до вечера. Документы, деньги и оружие готовы и ждут тебя в тайнике.
- Оружие? – я поморщился. – Ненавижу оружие.
Доррин посмотрел на меня так, словно это мне было девятнадцать. А я еле удержался от того, чтобы показать ему язык. Со мной всегда так бывало. Чем серьезнее ситуация, тем глупее я себя веду. Но я действительно не любил оружие. Оно вызывало во мне какое-то отторжение. Я снова скривился, чем вызвал вторую на моей памяти, неуверенную улыбку Незнакомца.
- Я же говорил, что ты слишком хороший. А теперь ты должен встретиться с братом. Он обещал помочь с твоим побегом из города.
- Стоп. Стоп. Стоп, - я привалился к стене. - Мой брат? Обещал помочь?
- Да. Он ждет тебя в вашем загородном доме через час. Не опаздывай, будь добр. Я потратил слишком много нервов на переговоры с твои эмоциональным родственником.
- Почему ты вообще с ним говорил?!
- Потом. Не теряй время. Езжай к тайнику, как мы и договаривались, потом к брату. Я уничтожу все твои следы и встречу тебя у него. Ни шагу с маршрута. Никуда не заходи, ни с кем не разговаривай.
- Я похож на сумасшедшего?
- Отчасти.

Побег.

Раз в два месяца я переезжал. Рюкзак для побега всегда был под рукой, чтобы при случае опасности я смог бы улизнуть. Раз в два месяца я менял имя. С именем менялась история. Моя ложь становилась правдой на два месяца. Я так привык врать, что не испытывал никакого дискомфорта при смене личности. Старое уходило. Новое приходило. Мои связи в преступном мире стали воистину ужасающими. При этом я не убивал, не воровал и старался по мере сил жить честно. Я всегда знал, где достать новые документы, оружие или машину. По сути, я пользовался лишь первым благом и крайне редко последним, предпочитая машинам места в конце автобуса. Там я мог расслабиться на пару часов. Кепка и сон отгораживали меня на время поездки от людей, и я мог не боятся того, что буду раскрыт. Хотя этого можно было не опасаться. Вне моего родного города люди не знали меня. И это было плюсом. Хорошо, что беды одного маленького городка касаются только его. А еще я скучал. Я скучал по дому, по убежищу и по Незнакомцу.

Прощание с ним вышло скомканным. Я, разумеется, опоздав, влетел в дом, словно за мной гналась стая волков. Брат от неожиданности вскочил с кресла, а Доррин лишь усмехнулся.
- Я же говорил не опаздывать.
- Ну уж извините, меня не разыскивают в городе только два человека, и они сейчас передо мной. Это было не слишком просто.
Мы перебросились парой слов, я выслушал их план и уже был готов выйти во двор, как услышал звук приближающихся сирен. Дальше все происходило очень быстро, словно кто-то включил перемотку. Мы выскочили во двор. Доррин и я залезли в одну машину. Мой брат запрыгнул в соседнюю. Это было спонтанно, но поставило в замешательство полицию, которая была не готова разделиться. Нас спасло чудо, и они поехали за моим родственником. За брата я не переживал. Он капитан полиции и самый искусный лжец, которого я когда-либо знал. Они его догонят, и он обязательно скормит им какую-то чушь, в которую все поверят. Незнакомец вывез меня за город и дал указания, где я могу найти машину. Я махнул ему рукой на прощание, он кивнул и, резко развернувшись, погнал в обратном направлении. Ездил он как камикадзе.

Я выбрался, но я не был свободен. Иногда я впадал в такое отчаяние, что мне хотелось все бросить и прийти в полицию, рассказать свою историю и, когда они не поверят, пойти на смертную казнь. Иногда во мне просыпался какой-то иррациональный страх. И тогда мне хотелось жить и снова бежать. Бежать, чтобы жить. И наоборот. Замкнутый круг.
Я полюбил городские библиотеки. Там было пусто, тихо и безопасно. Библиотека, гостиничный номер и автобус. Еще один замкнутый круг.
Я никогда не смотрел новости. Должен был. Но не смотрел. Я не знал, насколько успешны или безуспешны мои поиски. Я предпочитал счастливое неведение. Так было спокойней. Я вообще был крайне спокоен для человека, загнанного в ловушку. Спокоен в том смысле, что я не вздрагивал от каждого шороха или резкого звука. За многие месяцы скитания мой фильтр восприятия реагировал лишь на непосредственные угрозы, а шестое чувство обострилось до предела. Если грозила опасность, я ощущал дискомфорт и тут же менял свой маршрут. Если ощущение не пропадало, я покидал город, запутывая свои следы и обрывая их в нужном мне месте.

Я стал пользоваться оружием. Я всегда хорошо стрелял, и это умение совсем не было лишним. Моя жизнь была повязана с преступным миром и, чтобы выживать в нем, нужно было иметь стальные нервы, замок на эмоциях и пистолет в кармане. Я по-прежнему никого не убил. Все стычки заканчивались миром. Но сам факт того, что я был морально готов пользоваться оружием, не радовал. Кто я теперь? Смогу ли я остаться хорошим человеком? Я знал, что рано или поздно в очередной «веселой компании» моего красноречия окажется недостаточно, и мне придется выживать, пуская в ход оружие. И я почти смирился с этим фактом. Почти.

Мне снились странные сны. Мне снился отец, брат и Незнакомец. Один сон повторялся несколько раз, и я старался поскорее уснуть, только бы снова увидеть его. Там было все то, чего не было у меня. Там была жизнь. Я видел семью, дом и Доррина, который умел улыбаться. Но вскоре мое сознание сыграло со мной плохую шутку. Мой самый лучший и желанный сон обернулся кошмаром. Ночью я с криком вскакивал с постели и пытался придти в себя. Я видел, как убивал отца. Видел взгляд моего брата. Видел Доррина в луже собственной крови. Я видел себя, свое страшное лицо и злую ухмылку на губах. Мне было страшно. Мне казалось это знак. Я становился монстром. Внутри словно что-то медленно умирало. Может так умирает душа?

Я не особо верил в Бога. То есть я знал, что есть какая-то сила, что стоит над всеми нами, строит наши судьбы и руководит жизнью. Отрицать это было глупо. Но я не был фанатиком, не ходил в церковь и даже забыл, когда последний раз это делал. Но однажды в очередном захолустном городке я набрел на маленькую церквушку. Я долго стоял перед дверью, не решаясь войти, и когда я уже почти передумал, она с протяжным скрипом приоткрылась.
- Ну, ладно.
Внутри было тихо и мои шаги гулким эхом прокатывались по залу. Я понятия не имел, что я тут делаю. Я остановился посередине и замер. Не знаю, сколько это продлилось. Я просто стоял и вдыхал этот странный запах ладана и чего-то еще, чего не мог разобрать. И мне на мгновение стало легче. Я забыл о том, что я беглец. Забыл о том, кто я есть. Я просто наслаждался спокойным мгновением. Я впервые за многие месяцы дышал полной грудью.

На самом деле жизнь в бегах не особо отличается от обычной жизни. Все дело в привычке. Мы люди к любым обстоятельствам приспосабливаемся довольно быстро. Вот и я свои переезды рассматривал как рутинную работу, которую нужно было выполнять. Но в это утро мне вдруг захотелось что-то изменить. Я заварил себе крепкий кофе и впервые, за все то время, что был в бегах, включил телевизор. Я много думал о том, что было бы, и как сложилась бы моя жизнь, если бы я не сделал этого в то утро. Но все по порядку. Я устроился на диване и хотел уже переключить дурацкий новостной канал, как увидел своего брата.
Поперхнуться кофе. Прибавить звук.
По мере того, как мой брат вещал из телевизора, мои глаза становились все больше и больше. А потом я резко сорвался с места и полез в свой рюкзак. Доррин оставил мне номер, по которому я мог с ним связаться. Номер на один раз. На самый крайний случай. Кажется, тот самый случай настал. Я торопился. Руки дрожали, словно я снова получил пулю. Номер набрал лишь с третьего раза. Мне казалось, что Незнакомец специально не брал трубку, и я слушал, эти проклятые гудки целую вечность. Раз. Два. Три. Четыре. О, Господи. Пять. Видимо кто-то сверху сжалился надо мной, потому что в следующую секунду я услышал голос своего спасителя.
- Наконец-то. Хорошо, что ты жив.
- Это правда?!

Свобода?

Я был свободен. Мое имя было очищено. Я был полностью оправдан. Извинения сыпались на меня как из рога изобилия. От прохожих. От знакомых. От брата. От властей. От полиции. От всех. Мне казалось, что каждый поставил перед собой цель, извиниться передо мной. Первый день я терпел.
Улыбнуться. Кивнуть. Пожать руку. На второй день я прятался по углам. На третий был готов позорно сбежать, но брат вцепился в мою руку, и я остался.
Надо же, как у меня вошло в привычку постоянно убегать. Это было странно. Я так хотел, чтобы все закончилось. Я мечтал о том, что снова вернусь домой. И вот я дома. И ничего. Пустота. Мне не нужны были эти наигранные извинения от каждого встречного. Я, по-моему, уже ничего не хотел. Я не хотел возвращаться на старую работу. Не хотел налаживать старые отношения с девушкой. Я хотел снова бежать. Куда-нибудь, где меня бы не знали. Где я смог бы насладиться тишиной. Я так привык к ней за время моих скитаний, что мне физически не хватало ее.
- Эй, - брат неловко топтался на пороге комнаты, где я временно поселился.
- Эй.
- Может, поговорим?
- С каких пор ты стал таким неуверенным в себе?
- С тех самых пор как обвинил невиновного человека, своего младшего брата в убийстве собственного отца.
- Сильный повод.
- Да.
- Только, пожалуйста, не извиняйся. Не надо. Я этого не переживу. Все только и делают, что извиняются. Это бесит.
- Я просто хотел рассказать тебе кое-что. Я, правда, был уверен в том, что это сделал ты.
- И все равно помог мне бежать? О, Боже мой, братец! Я тебя оказывается, совсем не знаю.
- Наш отец не был святым. Скорее наоборот. Я знаю, как ты его ненавидел. Я тоже ненавидел, но не так сильно. Что-то было в твоем взгляде. Мне казалось, что если отец переступит какую-то невидимую грань, то ты не выдержишь и сделаешь то, о чем думаешь. И не отрицай. Ты думал о том, чтобы его убить. Я знаю.
- Я и не отрицаю. Я думал, но я бы не смог. Никогда.
- Я понимаю. Теперь понимаю.
Мы замолчали. Он внимательно смотрел на меня, словно только что увидел что-то незнакомое и пытался это разгадать.
- Что? Хватит уже пялиться.
- Ты ведь, уедешь, да?
Медленно кивнуть. Отвернуться от прожигающего взгляда. Смириться за одного мгновение с тем, что бежать – это то, что необходимо сейчас, как воздух.
- Надолго? Нет. Нет. Не отвечай. Я, кажется, не хочу знать. Ты куда-то собирался?
- Хотел навестить старого друга.
- Вперед. Надеюсь, если соберешься покинуть город, ты скажешь мне об этом.
- Разумеется.

Мы встретились с Доррином в убежище. Здесь все было по-прежнему. Тишина, нарушаемая только моими шагами, Незнакомец, смотрящий невидящим взглядом, окно и стук ветки по окну на первом этаже. Проклятая ветка.
Теперь я понимал, почему Незнакомец так высоко ценил молчание. Он тоже бежал. Понимание этого факта стало для меня настоящим открытием. Как я раньше не догадался? Как я мог быть таким слепым? И я задал только один вопрос.
- Как давно?
- Пять лет.
- Давно. Опасно долго находиться на одном месте.
- Опасно. Но тебе нужна была помощь. Я почти уехал, когда ты позвонил.
- Это твое имя?
- Да. Мне не хотелось врать тебе. И сейчас не хочется.
- Это хорошо. И ты пока не готов рассказать мне всю историю?
- Точно.
- Может быть, когда-нибудь. А пока нам пора.
- Пора?
- Я еду с тобой.
- Ты же только что вернулся? Здесь твой дом.
- У меня есть выбор: либо ехать с человеком, который спас мою жизнь, либо остаться с теми, кто готов был меня разорвать на клочки, когда появился повод. Что скажешь?
- Вдвоем веселее.
И он улыбнулся. Открыто. Свободно. Уверенно.
- А ты, оказывается, все-таки умеешь улыбаться…
Брату я оставил записку. Мой рюкзак был готов. И я снова бежал. Только теперь я был не один. Мы бежали вместе. В конце концов, это мы умели делать лучше всего.
Боже, как же сильно я любил бежать.