Прах. Книга вторая. Глава I

Восьмой час утра. Сегодня был невероятных красок рассвет, хотя сейчас солнце больше не желает грезить на лиловой перине облаков: оно намерено испепелять…

Эй, вы там! Эй, вы там, внизу! Что вы знаете про самые злостные лучи-стрелы и про самую блаженную зарю?

Последние несколько месяцев я на работе, куда берут либо сумасшедших, либо профессионалов с блестящими навыками. Как вы прекрасно понимаете, я не попадаю под вторую категорию.

Собственно, что это за должность? Я чищу окна. На высоте в несколько сот метров. Пыль, приносимая из пустыни во время бурь и ураганов, благополучно оседает на сияющем лице Регула. Сначала налёт убирается машинами – парящие капсулы, словно клещи, впиваются в стройное тело небоскрёба и, медленно скользя вниз, сначала сметают пыль, а после – обдают водой. Но этого недостаточно. Разве Бранд Хакон может так всё оставить, когда осталась грязь, что убирается лишь вручную? Он людей готов по кусочкам выковыривать из их убежищ. Великий педант щепетилен не только в вопросах репрессий, но и в вопросах чистоты.

Нас тут работает несколько сотен. Каждому – по узкой полосе стекла, которую необходимо преодолеть сверху вниз. Каждому – строжайшее безмолвие, чтоб не смели отвлекаться от работы. Всем – одинаковые шансы на смерть и зарплаты выше обычного. Прилагается чистящее средство с ядрёным лимонным запахом, специальная штука для мытья стекла(стяжка, вроде?) и, разумеется, снаряжение, делающее тебя похожим на альпиниста. Рабочая одежда блестяще-яркого жёлтого цвета. Наверное, чтоб люди думали, когда кто-то из работников срывается вниз, что это летит радостная звезда. И ещё приятным дополнением в моей работе является возможность понаблюдать, что же происходит по ту строну…

Через голубоватую поволоку тонировки я видел, как офисные работники то заторможено оседали на месте, то срывались куда-то нервными зигзагами. Вытачивали свои до невозможного точёные тела новые Венеры и Нарциссы, используя скальпель, тренажёры, пилюли. Видел биржи, лаборатории, квартиры. Ненароком подглядел, как за десять минут могут растащить несколько тонн одежды. Это называется «новая коллекция». Видел, как в общей сложности нарастили километры волос, что по новым тенденциям, должны быть прямыми, гладкими и длинными до поясницы. Это было в августе, а уже в сентябре стали актуальны небрежные мальчишеские стрижки. Я мог только побрызгать стекло лимонной отравой, провести несколько раз этой штукой (ну, эта, как её...стяжка?), а в очередном салоне красоты человек успел существенно измениться. Но меня всегда радовало, что эти люди и не мыслят о моём присутствии – они так заняты великими вещами, что им некогда смотреть по сторонам. А хотя…

Однажды, полагаю, меня заметили. Не помню, что это было за здание, и чему именно отводился его ярус, на котором я находился, но на меня взглянула одна девушка. Было много народа вокруг неё, суетного, торжественно выглядящего. А она даже приостановилась, вырвалась из толпы. И просто на меня смотрела. Я честен с собой, у меня есть Аврора, но та неизвестная была прекрасна. Я не видел ничего подобного, никого подобного в своей жизни. Я, быть может, наблюдал её в старинных книгах. Но она померкла, ели успев обозначиться. И спустя уже пару минут я не вспомнил бы её черт.

Или сыграло утомление. Эта деятельность вряд ли может кому-то показаться лёгкой. Во-первых, высота. Тут мне нечего добавить. Во-вторых, пЕкло в дневные часы. Поэтому я стараюсь всегда брать смену на сумерки или в ночь, как это было сегодня. И в этот раз у меня своеобразный объект. Два здания соединяются прозрачным коридором. Он словно парит в воздухе. Часть его я должен был очистить. Отсюда, кстати можно разглядеть ту часть города, куда вход таким, как я, запрещён.

По завершении работы, я стоял на смотровой площадке, примкнувшей к коридору, и освобождался от ремней. Обычно здесь было много людей, но сейчас, к счастью, площадка пустовала. Я закончил позже других, поэтому сейчас особо не торопился. Я медленно расстегивал свою экипировку, а сам смотрел, как свет сочится по тоннелю. Редко-редко по нему кто-то шёл. Сейчас воскресное утро – все нормальные спят. Внезапно меня осенило – я увидел в коридоре чрезвычайно знакомый облик. Тут же, не отдавая себе отчёта в действиях, я принялся колотить ладонями по только что вымытому стеклу и выкрикивать что-то радостное, чтоб тот тип меня заметил. Он растерянно остановился и начал озираться, но когда встретился взглядами со мной, то озадаченность улетучилась из его черт. Кажется, он не был обрадован неожиданной встречей, скорее, она его поразила до невозможного. Это был Варди, конечно. Он проследовал на смотровую площадку. Только он закрыл за собой двери, как я оглушил его смехом:

- Да! Где ещё встретиться!..

И я обнял его. И тут же обнаружил, что Варди несколько скинул. На нём болталась его прежняя одежда, всё в образе его выцвело и потускнело – и быстрый добродушный взгляд, и эго эмоциональность с живостью. На коже с нездоровым оттенком виднелись красноватые высыпания. Многочисленные точки толпились то тут, то там. Некоторые кровили. Он смотрел на меня, произнеся глухо:

- Где ты всё это время пропадал, Иден? Тебя невозможно выловить в сети, до тебя невозможно дозвониться. Я стал подумывать, жив ли ты ещё. Или они сделали своё дело.

Вот что он выдавил, выбираясь из-под груды тягот, на него рухнувших. Очень давно я не наблюдал у него таких настроений. Возможно, он так угнетён из-за физического состояния. Надо выяснить. Как ни в чём не бывало, смеюсь:

- Они не добьются! Ты откуда, Варди?
- Ходил сдавать кровь. У меня от последней инъекции пошла сыпь по всему телу. Главное, чтоб это не было чревато… - проговорил он сумрачно и несколько заторможено. И у меня родилось предположение, что не только физическое состояние его подорвалось, а что-то покачнулось внутри. Как будто психика тоже накренилась от нормы.

- Здоровье сложно вернуть, именно! – подхватил я.
- Да нет же! Боюсь, что мне перестанут платить. Отсеют меня.
- Всё будет хорошо, я тебя умоляю! Ты помнишь, в какой я был панике, когда меня выкинули из метро? Это было четыре месяца назад. А теперь я получаю в разы больше. Всё чудесно, всё налаживается! Разумеется, меня очень долго нет дома. Туда я прихожу по инерции и заваливаюсь на кровать. Аврора от этого не в восторге. Но! Мне необходимо обеспечивать двоих, поэтому нет выбора, - воодушевлённо повествовал я.
- У тебя любовница? – подумав, спросил Альв.
- У меня – дитя. Правда оно совсем маленькое и стеснительное, поэтому не показывается. Я буду его любить всех больше. Я уже его люблю больше всех, - говоря это, я был рад, что не вижу своей до непозволительности, до неприличия счастливой физиономии. Иначе бы я не узнал себя.
-  Не пойму, поздравить ли тебя с этим, - равнодушно и прохладно прокомментировал Варди, почёсывая себе предплечье.
- М? – изменился я в лице. Он, продолжая ногтями упиваться в зудящую кожу, говорил уже раздражённо:
- …Ты бы сам хотел быть рождённым в этот мир и мучиться? На мой взгляд, ты обрекаешь ещё одного человека на страданье. Вот этот вот мир, вот это вот всё, что ты видишь: всё должно угаснуть. Перегореть. Мир дотлевает. Только угли. Потом - зала. Прах и пепел.

- А от праха и пепла почва плодородней. И пусть не я, а кто-то подобный мне, прорастёт сквозь тлен новой травой, - отрезал я. Если, по твоим словам, всё так уныло и безысходно, то зачем ты ещё о чём-то волнуешься? Гибель и распад? Тогда не бегай по пунктам сдачи крови, не заботься о своей шкуре. Не ходи в тренажёрный зал. Не води к себе девочек. Что за лицемерие? Красивые слова о нелёгкой судьбе и банальная жизнь в свою угоду, для своей задницы. У меня своя правда, за которую я буду бороться. И если нужно будет выбрать между заблуждающимся другом и этой правдой, то последнее мне ценнее. Я спокоен и  непоколебим в этом.

Вдруг я увидел на коже Варди проступившую кровь. Яркие бусины обозначились на предплечье. Некоторые из них слезами покатились по коже. Что-то зашевелилось в душе или даже провернулось болезненно, словно лезвием. И тогда я уже был убеждён, что ни одна правда не должна разобщать людей.

Тебе больно. Ты уязвим. У меня такая же кровь. Я люблю и жалею тебя, потому что если иначе, то мы уже не люди.

Варди смягчился по удивительному стечению обстоятельств вместе со мной. Он пытался неловко пошутить:
- Вы с Оддом испытываете одинаковую и забавную слабость к траве.
Я улыбнулся:
- А как Одду живётся?
- Тяжко!.. – покачал головой Варди. Жаль… Варди добавил с выражением огромной важности:
- Иден, ты давай выбирайся из своей скорлупы и – к нам. Сейчас действительно у меня нет времени, сил и так далее. Свидимся! И не забывай, прошу, обо мне, о нас!

Толком не распрощавшись, он суетно покинул смотровую площадку, как будто он вспомнил что-то. И он скрылся в одном из зданий, пробежав по коридору.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2016/03/17/716