Дон Жуан и Золушка играют в догонялки гл. 14

Глава 14
Неудачная репетиция семейной жизни

Палыч пару раз покричал, очень деликатно:
-Матрёна!
Не кричать же ему «Крошка!». Но и на «Матрёну» никто не откликнулся.

И тогда он прикинул, куда бы он забрался или спрятался на её месте. Стремительно пройдя к приоткрытому окну, он резко раздвинул  в стороны шторы.

Она сидела с правой стороны, поджав к себе ноги, натянув на них серую футболку. Прислонив голову к боковине окна, она грустно смотрела на дождь за окном. Наушники плейера в её ушах объясняли, что не откликалась она не из противности или зловредности, а просто потому, что не слышала его.

Он вытащил наушники из её ушей и спросил:
-Грустишь?
Зря спросил. Её губы задрожали, глаза набухли, наполняясь слезами, но она произнесла:
-Нет, - и добавила, - пойдёмте делать голубцы. Я ждала, когда Вы проснётесь.
 
С голубцами они провозились часа два. Она руководила, он следовал её указаниям. Выглядело неплохо. Типа репетиции семейной жизни. Ну, не совсем семейной, но кусочек семейной жизни, точно.

Поскольку Крошка Матрёна почти всё время молчала, не считать же беседой команды типа порезать морковку и лук, Палыч взял на себя развлекательную часть вечера. Случаи из детства перемежались с рассказами из взрослой жизни. Артистизм, с которым он всё это рассказывал, позволил бы ему пройти любой конкурс в театральный институт. Он даже прошёлся по кухне на двух руках, чем, конечно, поразил Крошку Матрёну. Правда, при этом он сшиб  висевшие на стене в ряд кухонные прибамбасы, поварёшки и разделочные доски, которые тут же, вдвоём, они и собрали.

-А ещё я борщ люблю, - сказал Палыч, глядя, как ловко она заворачивает фарш в капустные листья. Но, как ему показалось, она его не услышала.
 
В десятом часу вечера репетиция семейной жизни закончилась.
-Всё. Я пошла, - сказала Крошка Матрёна, оглядев хозяйским взглядом убранную кухню.
-А посидеть, - растерялся он. Прозвучало почти как «А поцеловать»…

Но она уже ушла. И тут Палыч понял, как он ненавидит эти голубцы. Потому что голубцы теперь ассоциировались у него с её фразой. «Всё. Я пошла».

Он даже не стал есть голубцы, хотя хотел скушать ещё парочку. Красивые, румяные, издающие соблазнительный аромат, голубцы, ушли на второй план. И даже дальше.

И опять в Той комнате тихо бормотал телевизор. Он понять не мог, чем она может заниматься ночами. Смотреть телевизор? Сериалы? Вряд ли. Почему-то он решил, что она не любит сериалы.

Под  грохочущий стук дождя, перешедшего в ливень, он уснул.

Проснувшись ночью, Палыч не смог сразу понять, чтО его разбудило. Дождь закончился. Через приоткрытую раму доносились негромкие звуки ночного города, обычные в это время. Но что-то же его разбудило? И тут он понял. Запах! Его разбудил запах! Удивительно знакомый, вкусный, можно даже сказать, сытный, запах. Не голубцов, нет. Другой!

Он поднялся и пошёл искать источник запаха.  Дверь в комнату, где обреталась Крошка Матрёна, была открыта нараспашку, но её обитательницы там не оказалось.   Запах явно исходил из кухни. И там что-то происходило.

После лёгких раздумий Палыч вернулся в «свою» комнату, надел штаны, то есть домашние брюки, и направился к источнику волшебного запаха.

Крошка  Матрёна стояла около плиты, спиной к двери, и выглядела, как всегда, сногсшибательно. В этот раз из одежды на ней имелась только одна футболка. Ну, под футболкой, конечно, было и что-то ещё, соответствующее статусу порядочной девушки. Без привычных колготок облик этой девицы подталкивал  мужское воображение к мысли, что, если она сейчас слегка наклонится, то можно будет обнаружить место, откуда растут две стройные ноги этой особы.

На голове Крошки Матрёны красовалась уже знакомая Палычу копна волос, по структуре похожая на неумело сложенную копну сена. Казалось, что от малейшего движения или сотрясения это сооружение рассыплется.
 
Странно, но Крошка Матрёна никак не отреагировала на появление мужчины за своей спиной. Аромат вкусной пищи в кухне был настолько концентрированным, что Палыч, несмотря на чувство сытости, не выдержал, с шумом втянул носом этот волшебный запах и, придав голосу особо бархатный оттенок, произнёс:
-И что это мы тут делаем?

Реакции – ноль! Она даже не повернулась. Так и стояла, спиной к нему,  совершая перед собой некие движения, будто колдовала. Его даже слегка обидело подобное игнорирование. Поэтому он поступил несколько фривольно. Подойдя к Крошке Матрёне, он двумя руками приобнял её за плечи, но произнести ничего не успел.

Крошка Матрёна подпрыгнула на месте и отскочила в сторону. При этом она произнесла набор звуков, преобладающим в котором являлся звук «ы». Первым в себя пришёл хозяин квартиры, понявший причину её жуткого испуга. В ушах Крошки Матрёны опять  торчали наушники его плейера.

Глядя в её вытаращенные от испуга глаза, он протянул руки, вынул из её ушей наушники и произнёс:
-Извини. Я не знал, что тебя испугаю.

И машинально посмотрел сначала на часы – три часа десять минут, потом на плитку. В сковороде, стоявшей на плитке рядом с самой большой из всего кухонного арсенала кастрюлей, аппетитно шкворчало что-то бордово-оранжевое.

-Ты что не спишь? – машинально спросил он.
Она уже отошла от испуга. По ней это было заметно.
-Я борщ варю.
-Не поздновато? – Впрочем, с тем же успехом он мог сказать и про « рановато».

Крошка-Матрёна промолчала. Подошла к плите и продолжила манипуляции с содержимым сковороды. Он уселся за стол, задвинул себя со стулом к стенке   поставил на свободный стул рядом с собой левую ногу, обхватив её руками, и уставился на Крошку Матрёну.

 Взгляд, застряв на босых ступнях с розовыми пяточками, поднялся постепенно выше. Чем выше поднимался его взгляд, тем выше поднимались его брови, прямо указывая на степень его восхищения Крошкой Матрёной.

-Хватит меня разглядывать, - не оборачиваясь, недовольно  пробурчала Крошка Матрёна.

Он испуганно перевёл взгляд на поверхность стола, изображая крайнюю заинтересованность невидимой царапиной на его поверхности. Впрочем, бросать косые и тайные взгляды на поселившуюся у него особу он не прекратил, пытаясь одновременно вспомнить, кто из его прежних знакомых  женского пола столь долго задерживал его внимание на себе или  сохранял воспоминания о своей персоне. И таких пассий он не нашёл. Что-то изменилось в его мировоззрении относительно женщин. Особенно после голубцов и борща.

Эта, неизвестно откуда взявшаяся особа, о которой он не знает ровным счётом ничего, вызвала у него такой интерес к себе, какого ранее не вызывала ни одна женщина. Он поймал себя на мысли, что готов просто так сидеть и смотреть на неё. Смотреть не потому, что у неё красивые ноги и… Ну, в общем, всё остальное. Конечно, ему было очень сложно с ней на таком малом пространстве, как квартира. И в то же время  он просто жаждал общения с ней именно в этом маленьком пространстве. Точно. Он влюбился!

Крошка Матрёна выключила плитку и,  не глядя в его сторону, произнесла:
-Я пошла спать.
В этот раз он даже возразить не успел.
Впрочем, на этом ночные сюрпризы не закончились.

Проснулся он, когда уже светало. Его кто-то очень сильно тряс, держа слабоватыми руками за плечи. Он разлепил  глаза. Это была Крошка Матрёна.
-Какое сегодня число? – спросила она.

Он даже глаза закрыл, подумав, что это ему приснилось. Те же руки опять стали хватать его за плечи и трясти.
-Какое сегодня число, - спросил тот же голос.

Он рывком сел на диване, протянул руку к тумбочке, поднёс часы к лицу и сказал:
-Двадцать восьмое. – и зачем-то спросил:-А месяц и год нужен?

Она смотрела на него в полумраке серого утра таким огромными глазами, что он не понял их выражения. Не понял и поступил неосмотрительно. Схватил её, тёплую, нежную, такую соблазнительную в этой великоватой ей ночной сорочке его матери, и повалился вместе с ней на диван.

Он уткнулся ей в шею, в эти сводящие его с ума завитки её волос, и тут услышал её, казалось, спокойный, голос:
-Я твоя очередная симпатичная самочка?

Его руки разжались, и она ушла. Казалось, она не приходила. И это был сон. Но это был не сон. Он держал её в своих руках. Казалось, что он не выпускал её, а продолжает держать.

До утра он так и не уснул.потом немного подремал. Вставать не хотелось.  Через открытую дверь слышал, как пару раз она тихо, как мышка, шмыгала по коридору. Он всё испортил. Поторопился и испортил.

Наверное, был уже полдень, он хотел встать, когда услышал, как во входной двери  проворачивается ключ. Мама! Она вечно путает ключи от верхнего и нижнего замка, поэтому долго открывает замки. А он совсем не готов ко  встрече с ней!

Палыч стремительно выскочил из комнаты.
Крошка Матрёна сидела на кровати, в одной футболке, и, вытянув впереди себя колготки, примерялась, где у них «зад», а где «перед». Вечная проблема женщин, если колготки с одним швом. Посередине.

Дверь стремительно распахнулась, и Палыч, не постучав, залетел в комнату. В одних трусах, без стука, с её курткой и кроссовками в руках.
Бросив всё это в кресло, он, жуткое дело, встав перед ней на колени, ухватил её руки прямо с колготками, прижал их к своей груди и скороговоркой понёс такую галиматью:
-Миленькая, родненькая! Я знаю, ты хорошая! Я тебя очень прошу…

Она не позволила ему договорить, шлёпнула колготками по его голове и сказала сердито:
-Я знала, что у тебя крыша от меня поедет, но не ожидала, что так быстро.

Он  бережно вынул из её рук колготки, отбросил их в сторону, поцеловал каждую ладошку нежно-нежно и, глядя ей в глаза умоляющим взглядом, быстро произнёс:
-Посиди, пожалуйста, в комнатке, не выходи. Прошу, умоляю!  Тихо посиди! Я потом  тебе всё объясню!

И убежал из комнаты.

Продолжение следует

http://www.proza.ru/2016/03/16/1725