Э э э!

Вот все теперь говорят – переходный период, ах, переходный период!
А у меня один знакомый тоже как-то переход совершал. Они на производстве, не снижая темпов, начали. Потом добавили. А уж в ресторане посидели! Короче; все ништяк у них там было.
А как накатило! Водка-то теперь, сами знаете, какая пошла: сто грамм примешь – пиши, килограмм заглотил – сразу ломаешься. Нет, не то что он бухарик, он вообще не пьет иногда. А как накатило! Чемергес гороховый, плюс конина три звезды, да еще в ресторане... В жабрах горит, в голове штормит – аж копыта, мать их так, разъезжаются! Он еще там, когда шампуни добавил, автопилот – щелк! – как до дому греб, молчит. Но, видно, лихо лаптями пылил. Но пришел. А лифт неисправен.
– Э– э – э, – вот и думает  знакомый тогда. –Э – э – э, – вот и думает он.
Ему бы  в самый раз да переход и осуществлять! А лифт неисправен.
– Э – э – э, – вот и  думает он. Про себя, конечно. А лифт неисправен.
И расстроился знакомый тут. Душой и телом и всем организмом своим могучим расстроился. И расстроившись так, говорит:
– Э – э – э! –  говорит знакомый, расстроившись. – Э – э – э! – говорит  он тут.
Разумеется, громко и исключительно  снизу  вверх – через все этажи – он на тринадцатом  прописан.
– Э – э – э! – говорит мой знакомый так. – Э – э – э! – говорит  расстроенно.
Причем, чтоб не только соседи-сволочи, но и своя жена, стерва, через потолки  слышала.
– Э – э – э! – говорит так, чтоб и жена слышала. Крепкий мужчина!
А лифт неисправен.
И тогда он перед лифтом затылок свой стал чесать.
Стоит обыкновенно и свой затылок перед лифтом чешет. И чем больше он  свой затылок  перед  лифтом чешет, тем  грустнее в этой жизни  ему жить становится. Вот и стало ему грустно тут. Ему стало грустно и как бы, как говорится, не по себе. И вот он уже перед лифтом грустит  и грустно так – через все потолки (он на тринадцатом прописан) смотрит...
А затылок не забывает чесать. Потому, какой прок вверх заглядывать, если свой затылок  забываешь чесать. Нет, нам затылки чесать забывать не следует; иначе и глазеть совсем станет не на что. На черта нам такая жизнь!
С такими мыслями; да на проклятый лифт натурально плюя, через овраг  и две канавы, да в коллектив родной знакомый мой и воротился.
– Э – э – э, – говорит.
Ах, переходный период, переходный период! – все теперь объясняют ему.
– Э – э – э, – думает он. Про себя, конечно. Крепкий мужчина. И показатели у него с коллективом были. А тоже вот.
 
Геннадий Колодкин
1988 год