Биография и география Ч. 5 -техникум, ГТС

В Астрахани зашел в отдел кадров управления связи. Тогда специалистов с высшим образованием, окончивших институт связи и имеющих опыт работы можно было на пальцах пересчитать. Сразу направили к Гл. инженеру Муженскому И.Д. 
Он предложил на выбор несколько должностей — начальника производственной лаборатории, начальника телеграфного цеха, зам. начальника городской телефонной сети.
Я подумал пару дней и отказался.
Производственная лаборатория занималась монтажом новой аппаратуры по всей области. Бесконечные командировки, которыми был сыт по горло в Калмыкии.
Телеграфный цех это шумный стрекот аппаратов в зале, сменная и ночная работа. Телефонная сеть Астрахани плавала в воде и кабели постоянно замокали в полных грязи и тухлой воды колодцах. Потому должности и были вакантными, а квартиру нигде даже не обещали. Нашел работу в электротехникуме связи.
Соблазнял большой летний отпуск 36 рабочих дней. Оклад такой же, как у инженеров телефонной сети. По итогам года за дополнительные часы прибавка премиальными к оплате. Техникум был всего в трех кварталах от набережной Волги, застроенной в этом месте дореволюционными 1- 2 этажными домами частного сектора района Селений.
Уютное место, недалеко от центра, рядом с большим парком в конце ул. Коммунистической.
Размещался в длинном двухэтажном, кирпичном здании странной конфигурации, выходящим сразу на 4 улицы Республиканскую, Московскую, Королева и Кожанова.
До революции там были казармы, а после ветеринарный техникум. Зачислили меня на должность преподавателя, заведующего лабораторией Линейные Сооружения Связи.
1 сентября 1976 года со студентами  поехал по традиции на уборку помидор.
Тогда все учебные заведения, да и рабочие заводов, фабрик, производств выезжали на осеннюю страду, чтобы собрать для родины миллион тонн овощей с Астраханского всесоюзного огорода.
Наш лагерь был в колхозе Фунтовский рядом с городом.
Прямо перед стрельбищем стояло несколько бетонированных бараков.
В них размещалось два техникума  Автодорожный и наш.
Командиром нашего был Кононенко Анатолий Николаевич.
За мной закрепили бригаду студентов. Ездил с ними на поля. Вел учет, с бригадиром решал вопросы по таре, вывозу, иногда помогал добрать отстающим ящик, другой помидор до нормы.
За день каждому нужно было собрать около 250 кг. Хотя нормы менялись...
В редкие выходные Толя брал ружье и мы шли к небольшому ерику в километре от лагеря. Туда прилетали на кормежку дикие утки, кочкалдаки, серые большекрылые чапуры, стремительные чирки.
В октябре ударили морозы. Помидоры померзли. Студентов отпустили домой.
Мы остались сдавать в колхоз  кровати, постель, тумбочки. Ходили по опустевшим баракам, вытаскивали из тумбочек брошенные заначки банок варенья и расстреливали их на месте. Толя клал ружье дулом назад на плечо. Смотрел в зеркальце, целился и стрелял в стоящую сзади него банку. Как в западном вестерне. Усы у него были свои и если бы добавить джинсы, шляпу, то был бы вылитый охотник за скальпами украинского разлива.
К первым лекциям в техникуме готовился основательно.
Линейные сооружения связи  знал по работе в стройотрядах, да и в Калмыкии, когда работал начальником техотдела, не чурался подняться на когтях к вершине столба и скрутить стопарный кабель.
Для проведения лабораторных работ во дворе  техникума поставил несколько коротких до 1 метра высотой опор с траверсами, чтобы обучать приемам вязки проводов на изоляторах и высокий столб, учить лазить на когтях.
Первый день. Первое занятие. Первые студенты. Какие они?
Стоял у дверей лаборатории  волнуясь, ждал. Первыми зашли два молодых симпатичных паренька. Не сговариваясь, прошли в конец, уселись за самую последнюю парту. На всю жизнь их запомнил.
Опыта работы преподавателя, да и классного руководителя совсем не было.
Дали группу специальности Районная Электросвязь. Я их не знаю, а они друг друга не знают. Все с разных концов города.
Кого выберем старостой? Знали, что в группе сын преподавателя техникума. Кричат – давай его. Оказался слабым в учебе, слабым организатором, но я не стал подрывать авторитет его отца.
Группа оказалась сильной, дисциплинированной. Остался ими доволен.
Считал, что в учебниках не всегда полно, правильно и понятным языком изложена тема. Писал сам конспект, чтобы было максимально доходчиво. Приводил примеры из своей практики. Показывал, как выполнять монтаж.
После второго, третьего занятия запоминал всех 25 учеников группы. И не обращался, как некоторые «Эй, ты», а по имени. Уважал каждого, как личность.
Не делил на любимчиков, не придирался по пустякам. Хотя бывали промахи.
К заочникам был снисходителен. Если человек справляется со своей работой, то уже минимум на тройку знает. Когда по билету заочник вставал в тупик, то я расспрашивал о работе. Он оживлялся,  отвечал, в чем смысл его работы, какую аппаратуру обслуживает и я с чистой совестью ставил ему трояк.
Работа мне нравилась. Не нужно трястись часами по Калмыцкому бездорожью в кабине машины, спать на полу у стативов станции, чинить и настраивать её в потемках. Сидишь в теплом классе, за учительским столом. На тебя с уважением и вниманием смотрят двадцать пар глаз вчерашних выпускников десятиклассников.
Ведешь Курсовое и Дипломное проектирование. Руководишь группой. Проводишь занятия кружка технического творчества.  Посещаешь учащихся на дому.
Самый жаркий период работы приходился на зимнюю сессию.
Приезжали студенты заочники. За пару недель нужно было начитать им новый материал, чтобы они могли дома по конспектам выполнить контрольные работы.
Да ещё написать курсовой проект. Иногда в день приходилось читать подряд 12-14 часов лекций. Голос садился до хрипоты.
Меня все годы регулярно посылали командиром в составе большого отряда со студентами на помидоры. Опишу для примера один первый день.
Идут приемные экзамены, а в вестибюле техникума, уже висит объявление:
«31 августа всем, зачисленным на 1 курс явиться к 8.00 с рабочими вещами для поездки в колхоз убирать помидоры».
На робкие вопросы абитуриентов:
- «Это добровольно, или принудительно?»
Секретарь комитета комсомола стандартно отвечала:
 «Добровольно-принудительно!»
Утром 31 го директор предупреждает на планерке преподавателей, назначенных командирами отрядов, о дисциплине, санитарии, питании. После планерки проверяем явку студентов по спискам. В 10 часов удивляемся, почему нет машин, и посматриваем на часы, т. к. приближается роковое время 11 часов, когда открываются винно-водочные отделы магазинов. Ходим и категорически предупреждаем ребят, чтобы не брали с собой ни грамма спиртного. Но мальчики уже горят желанием познакомиться. А, как известно, нет на Руси лучшего способа познакомиться друг с другом, чем задушевная беседа за бутылочкой водочки. И, гонцы уже, потаясь, сгоняли в магазин, припрятали бутылки в свои объемистые рюкзачки. Самые нетерпеливые причастились в кустах ближайшего парка.
Наконец в 2 часа подъезжают колхозные машины. Рассаживаемся. Считаем по головам и с песнями отправляемся. За городом, приметив сарай или недостроенную ферму, ребята требуют остановку «по нужде» и, сплоченные уже компании бегут туда добавить градуса. Через час езды ребят развозит, и у парома, кто храбро бросается в холодные волны, а кто уже начинает выяснять отношения.
Для второкурсника первокурсник «салага». Но первокурсник, дюжий парень, отслуживший в армии, себя «салагой» отнюдь не считает и однозначно называет второкурсника «зеленый».
Пока отряд идет от парома к селу, группа второкурсников бежит к рощице, где остались выяснять отношения «салага» первокурсник  и их пьяный дружок.
Бежим и мы, преподаватели. Издали слышны глухие удары и распаляющие крики:
-Я, два года в окопах гнил! Афган прошел!
И в ответ:
-А я в технаре гнулся! В колхозе батрачил!
Разделяем драчунов. Приходим в лагерь. Ряд деревянных, щелястых бараков на отшибе села, у реки. Пока разбираем вещи, прибегают девочки:
В третьем бараке драка!
Перевозбужденные спиртным драчуны продолжают выяснять:
- Кто старше?
Разводим их по разным баракам. Где-то за стеной истеричный женский крик:
- Он меня чуть не убил!
Бежим туда. Оказывается, не поделили места второкурсники.
Полетели кровати, тумбочки и спинкой кровати чуть не пришибли, прибежавшую на шум женщину преподавателя. Успокаиваем ребят. Идем в туалет и по пути укрощаем, вспыхнувшую около умывальников очередную потасовку.
После ужина в столовой врубают музыку. Дискотека. Многоваттная мощь динамиков бьет по юным мозгам как наркотик. Под мигание ламп топчется многорукая и многоногая толпа. Подходит сельская молодежь, и уже по углам начинаем разнимать стычки наших орлов с местными. Отнимаем у нашего здоровенный нож, скорее даже кинжал. Командир перерисовывает его в натуральную величину на двух тетрадных листах, чтобы послать для отчета директору.
В 23.00 выключаем музыку. Отбой. Ходим по баракам. Укладываем спать. Считаем по кроватям. На ночь оставляем дежурного преподавателя. Первый день прошел.
Летом следующего года директор меня попросил поехать командиром строительного отряда. Я отобрал  два десятка  крепких, дисциплинированных ребят. От ПМК - 204 поехали в село Владимировку Енотаевского района.
Оно оказалось разбросано перед Енотаевкой на берегу одноименной речки. Поселились все в большом доме. Во дворе навес со сбитыми из досок скамьями и столами – столовая.
Запомнилось несколько случаев. Первый, когда студент, забыв пристегнуться, откинулся на столбе и повис на когтях вниз головой. Увидели, прибежали, подняли.
Второй раз растянули на высоте груди стальной провод (трос) и стали подвязывать к нему кабель. Тут я вспомнил, что в одном месте пересекли переулок. Послал бегом студента туда. Из переулка летел мотоциклист, но мой гонец успел раскинуть руки, чтобы тот остановился. Иначе отрезал бы себе голову тросом.
Взялись в выходные за шабашку. Погрузить с берега на паром 300 тонн арбузов. Начали бодро. Двое в трюме, двое на палубе, остальные подносили с берега и бросали арбузы по цепочке. Даже я встал в цепочку. К вечеру выдохлись, но не сдавались. Провели свет, работали чуть не до полуночи. Утром встали, с непривычки все болит. Пришли на берег. Все ближние арбузы побросали вчера. Теперь приходилось таскать издалека. Кое-как доработали второй день, но так все и не погрузили. А утром надо на основную работу. Дал команду бросить погрузку. Оставалось ещё третья часть. Её докидали колхозники, но и нам заплатили сколько положено.
Вечером студенты поставили в реке перетяжку. Утром проверили, попалось несколько судаков и хороший сом. Сома они к моему удивлению выбросили
 - Лягушатник.
 Многое вспоминается о том месяце работы. Игры в футбол с местными ребятами. Прокладка кабеля до Енотаевки кабелеукладчиком.
Экономисты ПМК напуганные разговорами обо мне, попросили, чтобы я сам рассчитал зарплату студентам. Я накрутил сколько мог, включив даже покраску вагончика. Получили неплохо.
Если студенты каждые три года менялись, то пед. коллектив  оставался прежним. Особой дружбы с кем то из преподавателей не было. В основном был старый коллектив, а из молодежи я и ещё пара преподавателей.
Интересными были месяцы работы на полях Разночиновки с начала до середины 80 х годов. Это село, родина нашего Гендиректора связи Прачкина. Поэтому туда и посылали наш техникум. Везли из Астрахани на колхозных машинах 40 км, почти до г. Нариманова, сворачивали к Волге и на колхозном пароме переправлялись в Разночиновку. До революции это было крупное село.
В центре остались кирпичные магазины и церковь старинной постройки.
Наш студенческий лагерь был на окраине чуть выше Разночиновки. Несколько длинных бараков с бетонными полами. Привозили сразу 2 и 3 курс, более 200 студентов и 7-8 преподавателей – командир лагеря, комиссар, завхоз, командиры отрядов.
Необычное место. Многокилометровый полуостров в виде клина.
Выше Разночиновки в 10 км село Лебяжье этого же колхоза. Его поля на мысе между Волгой и Бузаном. В разные стороны по полуострову бежали местные речки.
Одна в 50 шагах от лагеря, через 200 метров впадала в Волгу. Другая, на полдороге между селами с гидроделителем, регулирующим сброс воды.  Крутились речки и за ближними полями Разночиновки. Попадались озерца, лиманы, перелески, лесополосы.
Когда сходила полая вода, жители Лебяжьего метили и выгоняли опоросившихся свиней с приплодом на вольные корма в ближайший лиман. Те все лето там жили, питаясь корнями камыша, чакана, рогоза. Осенью отыскивали по меткам разжиревшее стадо.
Дорога к полям шла по высоким земляным валам, предохранявшим села от затопления. Каждый год мне доставалась самая дальняя, первая бригада в с. Лебяжье.
В свободное время ходил со спиннингом или удочкой по речкам. Ловил щук, судаков, окуней. Собирал в лесополосах ежевику, грибы. 
Это все в редкие часы досуга. А основное – это работа на полях и вечер, головная боль командиров. После ужина одни отпрашиваются в село, в клуб, в кино.
Другие остаются на танцы здесь в столовой. Приходят местные девчата и ребята. Приносят выпить. Там напились. Там задрались. До отбоя как на иголках. Однажды ночью приплыли на моторке с того берега Волги ребята на танцы. Наши их неласково встретили. Те убежали к лодке, достали ружья и начали палить. Несколько раз бабахнули в 50 шагах от лагеря. Утром вызвали милицию.
Последние три года ездили в другой лагерь Разночиновки, располагавшийся ниже села. Здесь и бараки лучше, и столовая, да и поля ближе.
Как-то долго не было дождей. В Астрахани, если за лето пройдет 2-3 дождя, то уже хорошо.  Нет дождей – нет отдыха. Собираемся утром на поля, посмотрел на небо,увидел мелкие, кудрявые облачка. Вспомнил, как отец говорил:
 - Видишь облачка, как «вербочки» значит, скоро дождь будет.
Я тут ляпнул преподавателям:
 - Скоро дождь будет.
Астанин спрашивает:
- С чего ты взял?
Я: - Вон, облачка как вербочки.
Он меня высмеял: - Какие вербочки? Глупости, такие облачка каждый день.
Приехали на обед с полей. Жара. Пекло. Леонид опять ко мне с ехидцей:
 - «Ну, и где твой обещанный дождь?».
Я молча пожал печами. Пообедали. Поехали опять на поля, а через час натянулись со всех сторон тучи и хлынул проливной дождь. Студентов срочно стали вывозить с полей.  Астанин забегает, весь мокрый, ошарашенный.
- Ну, ты колдун! Это надо же такой ливень!
Дождь шел вечер, ночь и продолжил свое мокрое дело на следующий день. Надоело сидеть в бараках. Астанин опять ко мне.
-Ну, колдун, пойди посмотри, когда дождь кончится.
Пошел, посмотрел на обложенное дождевыми тучами небо.
 - Дождь кончится не скоро. Давай думать, чем заняться.
Я ездил в колхозы без особой охоты, но именно поездки, неординарные ситуации там больше всего запомнились.
За 10 лет работы в техникуме моя очередь на получение квартиры не продвинулась ни на шаг. Как был второй в очереди, так и остался. На педсовете задали директору вопрос:
-Почему за 10 лет мы не получили ни одной квартиры? Ведь Министерство Связи из Москвы ежегодно  отчисляло в нашу область деньги на строительство квартир?
Ответ был очень неуклюжим:
Наш профком этим не занимался. Не заходил в коммунальный отдел райисполкома по этому вопросу, поэтому выделенные нам квартиры, были переданы пострадавшим от наводнения.
Осенью 1987 года подвернулась шабашка. В жилищном тресте Ленинского района нужно было поставить новую телефонную станцию и подключить к ней все службы. Мы, трое преподавателей, взялись за эту работу. Поговорив с начальником треста, я узнал, что в течение года здесь можно получить старую освобожденную квартиру с частичными удобствами. Если, впоследствии она попадет под снос, при строительстве нового многоэтажного дома, то при сносе получишь квартиру со всеми удобствами. Начальник с удовольствием брал меня в любой ЖЭК электриком. Я, недолго думая, согласился. Главное было правильно выбрать ЖЭК, в котором, скорее всего, будет строительство многоэтажек. Подумав, я выбрал район Селений, который был ближе к центру города и к набережной Волги. Престижным местам Астрахани. Мои иногородние студенты снимали квартиры обычно в районе Селений. Проверяя, как классный руководитель, условия их проживания я неплохо изучил Селения.
Это один из старых районов Астрахани. Тянется вдоль набережной Волги от стрелки, где отходит рукав Болда и до стрелки канала Кутум. В старину тут была типичная для низовьев местность. Озерца и ерики с камышом, песчаные косы, топкие трясины. Волга постепенно отходила вправо. Ерики и озера мелели, засыпались песком, землей. Двести лет назад богатые купцы и рыбопромышленники начали строить здесь основательные особняки, с заездом через арки во двор к громадным складам и домам прислуги. Строили на свой вкус двух, трех, четырех этажные хоромы из красного кирпича, с выносными балконами, ажурными коваными воротами. Для рабочих ставили деревянные бараки, неказистые домишки. После революции самые красивые дома и особняки отдали под различные учреждения - дворец Пионеров, Военкомат, больница Водников, Жилконторы и т.д.               
В особняках похуже делили комнаты перегородками и вселяли победивший пролетариат. Позже между особняками и внутри их дворов стали хаотично строить  деревянные домики родственники и дети размножившегося пролетариата. В одном дворе помещалось 5-6 халуп с одной водопроводной колонкой, и общим туалетом с выгребной ямой. Крупных, тяжелых купеческих монстров с кирпичными стенами метровой толщины засасывала земля и на тротуар выглядывали только верхние арки окон первого этажа, да треть кованых железных дверей.
В подвалах стояла тухлая вода, снаружи по старым полу раскрошенным кирпичам лезла вверх неровной каймой белая плесень. В деревянных домах было ещё хуже. Вода была прямо под половицами. Люди старались выбраться из этого района. Копили деньги. Меняли квартиры и уезжали отсюда. Оставались жить только безвольные алкоголики, наркоманы и бедные старики, у которых не было возможности что-то изменить.
Селения составляли частный сектор из четырех длинных улиц, начиная от набережной улицы Куйбышева и далее Чехова, Московской и Республиканской (Максаковой). Их пересекали несколько коротких улочек и переулков.  Этот район, утопавший в нечистотах, был питательной средой для воров, уголовников, бессильных алкашей, проституток. Почти в каждом дворе жило до 30 человек, разросшихся за десятилетия членов 3-4 семей. Если отец пил, мать торговала самогонкой, то по их стопам шли дети, внуки и правнуки. Были и редкие исключения, когда кто-то выбивался из этого круга.  Прямо напротив рыбного базара, неподалеку от техникума,  в то время стали строить пару двенадцатиэтажных домов.Я устроился электриком в ЖЭК №3, который обслуживал этот участок.
Контора его была в последнем доме по бульвару Победы. Обслуживал весь район Селений  до стадиона по берегу Волги. Ремонт освещения  чердаков, подвалов, подъездов, лифтов, подсобных помещений в многоэтажках и дома частного сектора. А основная работа это устранение повреждений по заявкам жителей. Вся электрическая проводка шла  через подвалы, затопленные водой. Провода старые с нарушенной изоляцией. При мне в ЖЭКах было несколько случаев со смертельным исходом, когда стоя по колено в воде сантехник или электрик нечаянно касались оголенных проводов электросети. Зимой подрабатывал ночным оператором (дежурным сантехником), устраняя аварии при прорыве отопления, горячей, холодной воды.Потом перевелся электриком в аварийную службу жилищного треста Ленинского района. Работал сутки через трое, устраняя аварии в домах по всему Ленинскому району всю ночь до утра.                               
Через полгода присмотрел домик, по улице Чехова, 75. Женщина, которая там жила в глубине двора, получила по инвалидности квартиру со всеми удобствами. Начальник дал добро на мое заселение и я, слегка подремонтировав, стал там жить. Люде квартира не нравилась, детей не захотела сюда перевозить. Приезжала иногда переночевать и все. Я был рад, что уехал от тещи. Около дома был участок земли, засаженный малиной, клубникой, деревьями вишни. Вода рядом во дворе от колонки. Посадил весной помидоры, огурцы. Поливал. Летом уехал в отпуск на две недели к родителям в Малодель. Приехал, а у меня все посохло. Люда ни разу не приехала и не полила огород. Собрал только вишни 5 ведер. Начальник треста тянул с пропиской, видимо хотел взятку. Я проработал больше года, а прописки не добился. Так как был в хороших отношениях с начальником ЖЭК, то он предложил другой вариант. Рядом с ЖЭК, в последнем 2-х этажном доме по ул. Московская получала квартиру со всеми удобствами главный инженер ЖЭКа и её служебная квартира освобождалась.
Это был длинный, выстроенный из красного кирпича с мощными, метровой толщины стенами двухэтажный «дом купца Чачина». Построен поперек, и одним торцом выходил на улицу Московскую, другим на Республиканскую (Максаковой). Можно было с любого торца попасть по крутой лестнице на длинную веранду второго этажа, тянущуюся вдоль квартир, клетушек. Он был последним в частом секторе. Через дорогу пустырь и далее парк Победы с пятиэтажными «хрущовками».
Мне это место показалось более перспективным. Это был последний дом частного сектора. За ним в сторону стадиона шли только пяти и девяти этажные дома. Здесь удобнее подключаться к городским коммуникациям – горячей и холодной воде, отоплению, городской канализации.
Я занял квартиру №3 на втором этаже. Узкая длинная прихожая, она же кухня с газовой плитой. Две комнаты, первая 12 и вторая 20 кв. метров. Вода и туалет во дворе. Сюда Люда тоже детей не перевезла.
Все алкаши и просто любители выпить шли с ближайших улиц напрямую через «Чачин дом», по ихнему «Пьяный двор», к магазину в пятиэтажке на бульваре Победы, чтобы взять бутылку. С бутылкой водки в руках уже не было терпения дойти до своего дома. Они присаживались на «Чачином дворе» под деревом или просто на ступеньках веранды в тень, и пили до вечера, бегая за пузырьком в магазин или покупая тут же во дворе самогонку. Без конца стучали в двери, прося стаканы или закуску. Двор был местом сборища любителей выпить. Освободившиеся из тюрем Зеки именно здесь искали своих оставленных на воле собутыльников и подруг. По пьянке ночью проводили разборки. Как-то осенью на веранде утром обнаружили труп зарезанного ножом парня. Спустя месяц ещё одного. Да и местные алкаши дрались чуть не до смерти. Когда я поставил себе телефон, ко мне бежали жены с просьбой вызвать милицию и разнять драчунов, пока они не поубивали друг друга. Колонку во дворе постоянно приходилось ремонтировать, её крутили все кому не лень из проходящих мимо школьников и просто любителей попить прохладной водички.
В доме жили династии семей, и несколько одиноких стариков и бабок. За время моего проживания умерло больше десятка жильцов от перепоя или передозировки наркотиками. Свой название «Пьяный двор» полностью оправдывал. Прожил я там 13 лет. В последний год было 2 пожара. Горели сараи, и сгорел дом во дворе.
Когда получил, наконец, ордер на служебную квартиру, мог с облегчением вздохнуть и уволиться из аварийки.По совету друга перешел работать на Трусовский участок ГТС в июне 1997 года.                Под моим началом оказалась вся правобережная Астрахань.                В центральной части Трусово, прямо напротив станции тянется вдоль Волги несколько длинных улиц, перерезанных поперек переулками с беспорядочно раскиданными старыми деревянными домами. Вдоль берега Волги тянулись старые, дореволюционных и советских времен бараки, конторы, Бонзавод, Лесокомбинат, Рыбкомбинат, Судостроительные заводы. Кое-где вода во дворах, у домов по улицам  центра Трусово стояла все лето лужами, стекая с приподнятых дорог. Телефонные колодцы вдоль домов по горло в воде. Любой ремонт кабелей в колодцах нужно было начинать, только когда «сосун водовоз» полностью выпьет воду. И дежурит, откачивая бегущую воду из грунта и каналов. Тогда не работали тысячи телефонов из-за повреждений.                Меняли координатные станции на цифровые, электронные. Оборудование монтировали корейцы, линейную часть мы. Переключение самое сложное в нашей работе. Линии переключали  на авось, без проекта и подготовки. Вся ответственность лежала на начальнике участка. Вздохнул, стало легче, когда назначили начальником участка Букреева В.А., а меня замом. Он старый связист, всю жизнь проработавший на линиях связи, досконально знал сети связи и все высшее начальство.               
Правобережная Астрахань всегда была дальним углом города, в который власти заглядывали редко. Поэтому там строили кое-как, сбывали самое худшее.            
Подземные и воздушные линии связи десятилетиями строили хаотично, бессистемно с нарушением правил строительства, без должной документации и приемки в эксплуатацию. В техотделе не было схем канализации, прокладки линий. Теряли массу времени, определяя нужный кабель и устраняя повреждения. 
На планерке Генеральный директор спросил: В чем причина, что так много повреждений и почему так медленно устраняются?               
Я ответил: - Это старые грехи.               
Он согласно покивал головой. Приходилось выходить по субботам. Через полтора года упорной работы все вошло в норму  В лихие 90-е годы прошлого века, когда объявили стране, что наше светлое будущее – это рыночная экономика и только частный капитал способен дать  нам счастье, на Трусовской стороне начался беспредел.               
Лакомые куски – пароходство, судоремзаводы, заводы ЖБИ, АЦКК  захватили нечистоплотные дельцы. Быстро распродали все, что можно было продать, обанкротили предприятия, где трудились тысячи людей и рванули с капиталами за границу к любимой рыночной экономике. От заводов, предприятий остались только бетонные стены, да 3-4 этажные здания заводоуправлений с множеством пустых кабинетов. И везде стояли местные телефонные станции, а через их сети подключены часто городские номера. Заходишь в брошенное здание, под ногами хрустит битое стекло,  папки,  тома документации, поломанные столы, шкафы, стулья. Как после бомбежки. И спросить не у кого, где же здесь была телефонная станция.  Заводы, предприятия, фабрики встали.               
Жители пригородных поселков остались без работы. Без средств к существованию. Быстро «заработать» деньги можно было сдав металлолом. У нас сразу стали массово пропадать чугунные люки телефонных колодцев. Позже воры освоили технологию кражи телефонных кабелей. Срезали со столбов сотни метров. Залазили в колодцы, перерубали топором кабели и вытаскивали из подземных труб. Из оболочек выплавляли свинец. Из жил медь. Приходилось напряженно работать, восстанавливать. Предприятия, где теплился огонечек жизни, находились в самых дальних концах. К ним шли дохлые, старые линии связи. Проезжая по улицам, припоминаю:               
На этой площади два дня и две ночи восстанавливали затекшие кабели. На этой улице неделю делали подземный переход через дорогу. Здесь по крышам  домов осенью тянули многопарный кабель. Тут разрывали трактором траншею и восстанавливали трубы телефонной канализации. Вдоль дороги у Волги бур наделал 10 дыр в подземном свинцовом кабеле. Вон там висит 4 километра «полевика» до поселка по заборам, крышам брошенных заводов и каждую субботу посвящаем его ремонту. Здесь на трассе в лютый мороз крутили кабель, греясь от подожженных автошин. Через болото тянули кабель по уши в грязи. И все эти годы шло мощное развитие сетей проводной связи. Сотовых телефонов ещё не было.                Как бы хорошо не работали мои монтеры или кабельщики, всегда оставались нерешенные проблемы. Воровали, повреждали, жгли кабели. Утаскивали крышки люков на колодцах. Если бы в открытый колодец упал прохожий и получил травму, то виноваты были связисты. Монтер мог залезть на гнилой столб и упасть. Такие случаи были в области каждый год. Много нерешенных вопросов с техникой, подрядчиками, устранением повреждений в контрольные сроки,  установкой телефонов. Восстановление поврежденных пар для развития...               
Не мог спокойно ехать на работу и видеть открытые или заваленные мусором телефонные колодцы. Даже дома во время дождя или снегопада думал о том, что зальет наши кабели и придется устранять повреждение. С такой совестью и ответственностью как у меня это пытка. Думаю, на каждой работе мне приходилось работать на пределе в аварийном режиме. В короткие сроки с малым числом людей, а то и вовсе одному устранять неисправности.
Недавно шел из центра через Селения по старым улицам Куйбышева и Чехова.
Смотрел на полусгнившие дощатые домики, кирпичные особняки с подвалами, утонувшими  в землю. Из них несло плесенью, гнилью, дохлятиной.
Думал, есть ли в Астрахани место, где бы я чувствовал себя счастливым?
Где бы у меня вспыхнули яркие, радостные воспоминания. И не мог памятью такое место отыскать. Вольно, расслаблено, хорошо, я здесь себя нигде не ощущал.