Стандарт и чудо

   
1.

ВЫ, КОНЕЧНО, знакомы с новыми микрорайонами городов. Здесь все типовое, начиная от многоэтажных серых коробок-домов. Населяют этот стандартизированный муравейник люди, которые совершенно не знают друг друга и не пытаются это делать. Люди, которые до невозможного пере¬гружены всяческими проблемами, которым всегда не хватает денег, не хватает возможностей реализовать свои желания.
В разговоре они плачутся, зайдя в автобус - ругаются. В гастрономе их обсчитывают продавцы - они слишком не огорчаются, неисправен в доме лифт - они привычно идут пешком, в водопроводном кране свистит воздух - всегда имеется запас воды. Все привычно, все в пределах кормы, на все стандартные вопросы заранее подготовлены стандартные ответы.
В стандартном мире живут милые стандартные люди, и счастье их гарантировано прочностью оболочки Стандарта.
Все, что за рамками стандарта, обозначено словом ПЛОХО. Все, что уместилось в рамки, -  словом ХОРОШО.
Иногда, набрав побольше смелости, выглядывают они из своей уютной скорлупы, но тут же страх Неизвестности, выступающий на их лицах под маской благоразумного Сомнения, шепчет в настороженное ухо: как бы чего не вышло. Как бы чего не вышло, - послушно повторяют уста. Оболочка захлопывается, и снова жизнь течет безмятежно в рамках ПЛОХО - ХОРОШО.
Согласно тому же порядку, в любом микрорайоне есть пустырь. Обыкновенный пустырь, на котором пока растет сорняк, пока нет асфальта, зато уже есть мусор. И еще на пустыре живут собаки. Разумеется, бездомные.
И вот однажды у одной бездомной собаки появился хозяин.
Это был мальчик пяти лет с красивыми голубыми глазами. Собака же была самая что ни на есть обыкновенная дворняга. Сбитая от неухоженности шерсть свисала безобразными клочками со спины и лап. В шерсти позапуталось столько мелких колючек, что самостоятельные попытки их выгрызть только привели ее к еще большей неприглядности.
Обыкновенно бездомные собаки предпочитают держаться компании себе подобных, что облегчает их существование. Глаза их всегда выражают готовность что-нибудь съесть.
Эта же почему-то всегда была одна, и глаза ее выражали грусть. Это была одинокая и грустная собака. И еще она была ласковой и верной собакой.
Мальчик под кучей строи¬тельного мусора, без которого нельзя представить пустырь, устроил ей небольшое жилище, где она и ждала его каждый день.
Он приходил и приносил с собой кусочки своего обеда. Он называл ее ласково Джекой. Они вместе гуляли по пустырю, и мальчик рассказывал ей свои самые сокровенные тайны. Она внимательно смотрела в его глаза и слушала. А потом она провожала его до самого подъезда, где жил мальчик, и ожидание следующей встречи давало ее жизни смысл.

А однажды он принес свою расческу и большие ножницы. В этот день он был ее парикмахером. Она сидела смирно и терпеливо сносила все неумелые действия друга. Он вычесывал из ее шерсти колючки и обрезал ножницами спутанные сосульки шерсти. И разговаривал с Джекой.
- Я просил маму, - начал, пугаясь собственных слов. мальчик, - позволить тебе жить у нас дома. Мама сказала, - мальчик замолчал, и на ресницах заблестела слеза, - мама сказала,. что хорошие дети не держат бездомных собак у себя дома.
Он опять замолчал.
- Ведь уже осень... Скоро пойдут дожди, а потом снег. И мама, мама не разрешит мне ходить на пустырь к тебе, - торопливо, на одном дыхании закончил он.
Джека смотрела в его чудесные голубые глаза. Что ей до того, что будет когда-то, когда сейчас рядом с ней друг.
- Ты ешь, ешь, - давая на ладошке кусочек пирога с рыбой, говорил мальчик.
- А ты у меня хороший и послушный мальчик, ведь правда? - еще говорила мама. Но Джеке этих слов он сейчас не сказал.
- Ешь, Джека, - только повторял он.
Скоро действительно в окно квартиры, где жил мальчик, застучали холодные капли.
Люди закутались в теплые плащи, головы их покрыли шляпы. А потом шел мокрый снег, он покрывал весь город холодным белым покрывалом, он забивался ветром во все щели, проникал повсюду, жадно пожирая тепло.
Микрорайон, промытый осенними дождями, еще более посерел, а пустырь, на котором летом часто играли дети, стал совсем-совсем пуст. И только под кучей строительного мусора, в норе, заботливо сделанной мальчиком, лежал теплый живой комочек. Собака не ушла с засыпанного снегом пустыря, она ждала друга.

А друг не шел.
Так закончился день, за ним нескончаемо тянулся другой, потом еще...
Когда два живых существа не могут согреть друг друга, Великая Грусть опускается на голубую планету, пылинкой затерянной в бесконечных пространствах Вселен¬ной.
Даже дневное светило, точно позабыв свои обязанности, не показывается из-за туч, оно в великой грусти. Тогда по Земле ходят с печальными глазами одинокие и несчастные люди, невесело перешептываются деревья, грустно слезятся ночные звезды.
Взгляните на небо и вы поймете, что месяц вышел, чтобы хоть чуточку согреть грустную Землю, но не смог и стыдливо спрятался в тучу. А если в это время вы посмотрите на мутные речные воды, вы увидите, что это слезы, которые льет голубая планета.
И автобусы тянут свои маршруты в глубокой задумчивости. И пассажиры вдруг за¬были нормы поведения, едут молча и смотрят в окно. И продавцы гастрономов перестали обвешивать покупателей, во всяком случае, вы это теперь не замечаете.
Великая Грусть.
Именно в это время писатели достают из своих письменных столов бумагу и пе¬ро, и, слушая голос Грусти, начинают выводить букву за буквой.
И все это происходит оттого, что где-то на засыпанном снегом пустыре живое существо не может встретить своего друга.
И писатели будут изводить листы бумаги, упорно пытаясь понять причину, от которой  грустит планета. Потом они будут рвать, рвать со злостью написанное и ходить из угла в угол своих кабинетов, курить и снова браться за перо. А вечер никак не захочет стать веселым, он станет еще грустнее. И все писатели уйдут бродить по своим микрорайонам, под дождем или под снегом, засунув руки в карманы, сгорбившись, подобно тени, и лишь дым их сигарет будет свидетельствовать, что под плащом с поднятым воротником стучит совсем не стандартное человеческое сердце.
Весь стандарт, который придумали сами люди для удобства жизни, сегодня сломан и развалился на куски. В нем что-то треснуло, он лишился смысла.
И когда лишился смысла стандарт, лишился смысла и месяц на ночном небе, он не смог больше согреть человеческое сердце, и поэтому он ушел, спрятав за тучу свою беспомощность.
Потеряли смысл ночные звезды и дневное светило. И сонно плелись маршрутные автобусы, так как их движение теперь потеряло смысл.
Глупые реки продолжали лить свои слезы, но и они стали никому ненужными.
Все вдруг потеряло прежний смысл. Земля летела в пространстве глупо и без цели.
А люди? Что стало с ними? Они превратились в тени. Все двигалось по инерции в сторону неотвратимого угасания.
И не было виновных в происшедшем на планете событии. Ведь мама поступила так, как поступают все нормальные мамы, а мальчик послушался маму, потому что так поступают все хорошие мальчики.
Нет, надо было что-то делать. Мною владело искреннее желание помочь обитателям гибнущего мира, желание спасти в конечном счете целую планету от катастрофы,
Я сейчас же взялся за перо, но... рука моя вывела на листе, что для совершения этого благородного поступка нужно только... чудо.
А разве может человек, живущий в рамках стандартных норм, совершить чудо? Ведь чудо складывается из иных категорий. Стандартное чудо уже не является чудом.
Когда рука закончила писать, голова осознала свою беспомощность. Вот и все, я только испортил чистый лист.  Как все глупо. Как все не так.
Грудь мою разрывало немое отчаяние. Ну что, что я мог?
Я мог только бросить это занятие, которое не обещает ничего, собрать в авоську бутылки из-под молока, что скопились на кухне, и пойти их сдать, Я мог получить белье из прачечной...
А в это время за моей спиной погибал целый мир.

2.

С тех пор, как осознав свое бессилие, я забросил начатую попытку с помощью волшебных свойств рукописного листа восстановить нарушенное в мире равновесие, прошло много лет.
Мир, как и должно было быть, согласно всем известным законам, не рухнул, он продолжал существовать. И лишь по чуть заметной грусти, которая лежала на каждом предмете окружающего мира, можно было заключить, что катастрофа была.
Все так же появлялись, благодаря типовым проектам, микрорайоны, все так же тротуары для пешеходов строились не там, где пешеходы этого желали, оттого они, как и прежде, ходили по своим протоптанным среди запретных газонов тропинкам. И как прежде продавцы гастрономов приветствовали улыбкой и не обвешивали только избранных, а хозяева источников недоливали жаждущим в кружки пива.
Все оставалось на своих местах.
И тот голубоглазый мальчик, как и все, был в этом мире.
К этому времени он уже стал хорошим отцом семейства. У него имелись, согласно стандарту жизни, дом, чудненькая загородная дача, элегантный автомобильчик, естественно, жена и, конечно, сын.
Да, у него был сын.
И вот у сына появился друг. Можете верить, можете нет, но чудачка-судьба крутнула свой виток - он подружился с бездомным псом.
В заснеженной телефонной будке, почти замерзшего, он встретил своего друга.
Он хотел пройти мимо, но пес так грустно, с надеждой, взглянул в его глаза, что мальчик, пройдя телефонную будку, вдруг остановился и вернулся. У него лежала в кармане ириска, он развернул ее и протянул на ладони псу. Тот лизнул конфету, и глаза его сразу, да, вдруг как-то сразу, повеселели, в них не было больше грусти.
И тут, поверьте, я не лгу... совершилось чудо:
Вы помните тот грустный месяц - он улыбнулся.
Вы помните те реки, реки из слез - они весело зажурчали. Они, да, они запели.
Люди из теней вновь превратились в людей. Автобусы возбужденно загудели и радостно помчались по своим нужным маршрутам.
Земля, до сих пор бесцельно скитающаяся в пространстве Вселенной, вдруг обрела утерянный смысл, к ней снова вернулась красота. Календарь упрямо твердил, что сей¬час зима, но я не видел зимы - Земля цвела, переливаясь всеми красками, она любовалась собой. Я видел это, верьте мне.
Игривая судьба, повторяя свои причуды, не любит все-таки точности, ей всегда скучно от ее занудства. И мама разрешила сыну взять рыжего пса домой. Теперь им вдвоем не надо печалиться с приближением зимних стуж. Два земных существа, вернее, два друга всегда сумеют сохранить тепло, какие бы стужи не посещали планету.
Я рад, я тоже рад, что так счастливо закончилась эта история. Кто знает, может, и наше с тобой, читатель, волнение за судьбу этих героев помогли Чуду осуществиться.
Единственно, что нельзя изменить, так это грусть в глазах отца мальчика. И нет надежды даже на чудо, ведь чудо не возвращается в прошлое, не селится в стандартных мирах, да и помогает оно далеко не всем.
Мне жаль его, но я оставляю его в том старом мире скучных, но нужных для его жизни стандартов, где даже красота Земли имеет второстепенный смысл. Он никогда не верил словам Надежды, и я не стану его переубеждать, в том мире, он прав, чудес не бывает.   

1988 год