Вариант. Встреча - 2. Знакомство

1. Переход: http://www.proza.ru/2016/03/15/878
* * * * *

       – А, очухался наконец-то! – услышал я сквозь пелену уходящего сна знакомый голос. Открыв глаза и сев, я осмотрелся.
       Мы находились посреди длинного и узкого поля, окружённого лесом. Был яркий летний день, судя по солнцу, часов десять. Сидел я на траве, а когда я был в отрубе, под головой у меня был, видимо, мой рядом стоящий рюкзак. На мне была моя футболка, на ногах – мои сапоги (интересно, как долго Элиот с ними возился?). В паре метров от меня сидел сам Элиот.
       – И долго ты со мной нянчился? – спросил я его.
       – Полутора суток. Две ночи и один день.
       – Да уж, нехило я провалялся. Ну и что было за это время?
       – Да ничего особенного: прогулялся вокруг, нашёл вон там родник, заоднем ягод да грибов насобирал. Ты как, не голоден?
       Лучше бы он об этом не спрашивал!.. Едва я услышал намёк на еду, как мои слюновыделительные железы стали с такой скоростью вырабатывать слюну, что у меня аж язык свело. Приняв протянутый другом контейнер, я открыл его и с наслаждением вдохнул аромат земляники, смородины и малины. Съев все ягоды подчистую, я почувствовал некий прилив сил и с благодарностью вернул контейнер Элиоту. Упав на траву и подставив лицо солнечным лучам, я несколько минут понежился, а затем перешёл к насущным делам:
       – Датчику положения нужны сутки для определения местоположения и времени года. Ты уже воспользовался им?
       – Да, – незамедлительно последовал ответ. – Он уже определил и запомнил наши текущие координаты, а также нынешнее время года. Через триста шестьдесят четыре дня мы вновь должны быть на этом месте.
       – А как у нас дела с провизией?
       – Имеющейся хватит на пять дней, но не стоит волноваться по этому поводу – в лесу еды навалом, так что до зимы не пропадём. Думаю, пора идти – и так уже изрядно подзадержались. В километре на северо-восток отсюда я видел хоженую тропу, так что люди могут быть очень близко.
       – Тогда и задерживаться нечего, – вскочил я. – В путь!

* * *

       Путь через лес был не из простых – промежутки между деревьями сплошь заросли густой травой и кустарниками под человеческий рост, поэтому нам с Элиотом приходилось прорубать себе путь мечами, успевая при этом отмахиваться от полчищ комаров и мошкары. Но пока что у нас было достаточно сил, чтобы успешно проделывать и то и другое. Пока что...
       Примерно через полчаса мы выбрались на тропу, о которой говорил Элиот. Да, это была определённо человеческая тропа, о чём мне поведали две колеи на расстоянии полутора метров друг от друга. Только, похоже, в этом году этой тропой ещё никто не пользовался.
       – Я бы пошёл туда, – указал я на юго-восточное направление тропы. – Почему-то мне кажется, что нам нужно идти туда.
       – А, внутренний голос? – догадался друг. – Что ж, внутреннему голосу нужно доверять. Тем более, что мой говорит то же самое.
       Примерно через два часа быстрой ходьбы по тропе в выбранном направлении мы уже почти бежали, спасаясь от лесных кровососов, терпеть множественные укусы которых со временем стало совсем невмоготу, но они мало того, что не отставали, но и умудрялись залезать даже под нательники. Когда уже казалось, что во мне больше не осталось крови, я посмотрел своим красным и опухшим от укусов лицом в точно такое же лицо друга и, не прекращая бега, произнёс:
       – Похоже, я знаю, как нам спастись...
       ...Есть у нас с Элиотом один давний хороший друг с именем Ратибор. И он полностью оправдывает своё имя. Познакомились мы с ним лет в пятнадцать, случайно, когда приехали на отдых в его село. Он сразу бросился нам в глаза, поскольку он был похож на нас, в нём мы, к немалому своему удивлению, почувствовали равного. Впрочем, как вскоре выяснилось, это было не совсем так.
       У Ратибора очень сильный и глубокий ум, поэтому он без труда вникал в наши научные беседы, и во многом даже давал полезные советы. Более того, его разум был настолько гибок, что, немного потренировавшись, он смог присоединиться к нашему мысленному диалогу, хотя до этого мы считали, что для этого нужны долгие годы взаимного изучения. Ну и особенно стоит отметить, что в бою он тоже был выдающимся, и мог так же, как и мы, развивать огромную скорость. Предпочитая сражаться без оружия, он мастерски мог использовать как оружие любой предмет, от плюшевого мишки до здоровенного бревна. В поединках с ним мы часто ему проигрывали (хорошо хоть, не всегда), однако он любил объяснять это тем, что он старше нас на целых два года, поэтому у нас всегда будет время, чтобы его догнать.
       Впрочем, всё это не так уж и важно, ведь я вспомнил, как однажды Ратибор рассказал мне о том, как он в лесу спасается от комаров, мошек и прочих кровососов.
       – Элиот, нам нужно будет натереть себя пережёванной зеленью, и тогда мы спасёмся.
       – А точно сработает? – недоверчиво спросил друг.
       – Сейчас и узнаем.
       Я с разгона нырнул в кусты, нарвал руками листвы и, положив всё это себе в рот, принялся усиленно пережёвывать. Когда листья превратились в кашу, я выплюнул её себе в ладонь и быстро растёр по лицу. Снова нарвав листвы, я повторил процедуру и, спешно сняв нательник и футболку, принялся натирать себе спину. Конечно, на всю спину сразу не хватило, поэтому свободные от одежды и мази участки тут же были атакованы. Меня вдруг отвлекло рычание где-то поблизости: оказывается, это был Элиот – он озверел настолько, что рвал траву без помощи рук, одним лишь ртом, затем с диким рыком пережёвывал её, выплёвывал и после яростно растирал по себе. Мысленно ужаснувшись этому зрелищу, я продолжил занятие.
       Минут через пять всё было готово. Мы стояли, раздетые по пояс, измазанные зелёным, и радовались, что лесные кровососы наконец-то отступили. Правда, у нашей мази оказался один побочный эффект: покусанное тело, покрытое ею, стало сильно щипать, отчего я уже чуть ли не с ностальгией стал вспоминать пору десятиминутной давности. Однако, переборов себя, я положил футболку в рюкзак, свернул нательник, прикрепил его к специальным креплениям на рюкзаке и, дождавшись, пока то же самое сделает Элиот, пошёл вперёд.
       До позднего вечера нам так и не удалось выйти ни к одному селению. Привал решили устроить на небольшой поляне. Перекусив запасами из нашего мира, мы, пообсуждав немного события нынешнего дня и натерев себя на ночь пережёванной зеленью (на этот раз я использовал траву, отметив при этом, что она куда приятней, чем листва, но щиплет сильнее), решили перейти ко сну.
       – Думаю, надо бы мне сегодня испытать все прелести сна на деревьях, – заявил я.
       – Никак, волков испугался, – ухмыльнулся друг.
       – Да какие тут волки, – ворчал я, забираясь на могучую пихту. – Просто я хочу на себе ощутить, что такое сон на дереве. И потом я уже буду бывалым в этом деле, а может быть, даже мастером сна на деревьях, у меня будут тысячи учеников, желающих научиться этому искусству, и...
       – Тихо! – прервал меня Элиот.
       Я замолчал и стал прислушиваться. Примерно с минуту ничего не происходило, а затем я услышал волчий вой где-то неподалёку. Я со своей ветки следил за реакцией Элиота: несколько секунд он неподвижно стоял, видимо, усиленно о чём-то соображая, а затем со словами "Пойду-ка и я испытаю все прелести сна на деревьях" подхватил свой рюкзак и полез на соседнее дерево. Еле сдерживаясь от смеха, я забрался на ветку повыше, пристроил рюкзак в развилке ствола, достал короткий трос, один его конец обмотал вокруг дерева, другой пристегнул к кольцу на поясе и, вытянувшись вдоль своей ветки, крепко обнял её руками и ногами и погрузился в сон.

* * *

       Проснулся по часам в три утра. За ночь отлежался живот, поэтому поскорее из лежачего положения перешёл в сидячее. Мысленно похвалив себя за то, что в первый свой сон на дереве умудрился не свалиться, я огляделся. Солнце ещё не взошло, но розово-золотое марево на востоке предвещало скорый его восход. Элиот пока ещё спал. Вспомнив вчерашний волчий вой, я убедился в наличии мечей на поясе, после чего, отвязав от дерева трос и вернув его на положенное место, подхватил рюкзак и спрыгнул на землю.
       Тихое утро. Даже ветер утих, перестав резвиться в листве. Из леса не доносится ни звука. Неужели он затих в ожидании чего-то?
       Урчание моего живота нарушило это безмолвие. Наверное, оно же и разбудило Элиота.
       – Как спалось? – донеслось откуда-то сверху.
       – Нормально, – буркнул я.
       – Что-то как-то невесело отвечаешь…
       – Да вот хотел было что-нибудь сожрать, а приходится отвечать на всякие глупые вопросы. Вот поем – тогда и расспрашивай, как спалось да чем жилось.
       – Понимаю, – спрыгнув, заметил друг. – Это в тебе разыгралась медвежья ипостась. Ну что ж, давай сначала поедим.
       Позавтракали. Отметили, что запасы воды подходят к концу. Вновь повторили процедуру растирания зеленью и отправились в путь. Раннее утро и природа вокруг придавали заряд бодрости, поэтому первые пол часа преодолевали тропу лёгким бегом. Потом, перейдя на быстрый шаг, продолжили разговор.
       – Ну а тебе как спалось? – в свою очередь спросил я.
       – Да тоже нормально, – ответил Элиот. – Правда, зря я выбрал для ночлега сосну – хотел сегодня встать – еле от ветки отодрался.
       – Смола?
       – Она самая. Зато можно не бояться упасть во сне... Я вот тебя спросить всё хочу: каково это – создавать Вариант?
       – Ну-у... – замешкался я. – С одной стороны – довольно просто – нужно лишь хорошо представлять желаемое. Но с этой стороны плохо видно. Если взглянуть со стороны, с которой видно хорошо, то на самом деле это очень опасно, поскольку тебя может самого затянуть в прошлое, но не в прошлое мира, а в твоё собственное, из которого, пожалуй, нет возврата, и чем глубже находится Вариант, тем сложнее сопротивляться этому. Возможно, именно поэтому РИЗ создаёт только такие относительно неглубокие Варианты – наверное, в их практике были попытки создания более глубоких Вариантов, но те Создатели, скорей всего, начисто лишились памяти. И это в лучшем случае.
       – Как думаешь, – спросил озадаченный Элиот, – Алексей Владимирович об этом знал?
       – Скорей всего, знал. Но вот почему он нам об этом не сообщил, зная, насколько это опасно?
       – Да, задача... – почесал затылок Элиот. – Возможно, он не мог нам об этом сообщить так, чтобы об этом никто не узнал. Или же предоставил возможность самим справляться с проблемами. Хотя в таком деле даже туманные намёки не помешали бы...
       – Ну, по крайней мере, я всё-таки жив, и это настоящее чудо. Надо радоваться, что нам удалось то, о чём другие даже не мечтают мечтать!
       – Ты прав, дружище! – Элиот дружески пихнул меня плечом. – Я люблю тебя, мир! – крикнул он в небеса.
       "Я люблю тебя, мир", – про себя произнёс я.
       Где-то через час мне вдруг померещился собачий лай.
       – Тихо! – произнесли мы с Элиотом одновременно.
       Прислушавшись, я убедился – так и есть – это многоголосый собачий лай! А где собаки, там и люди.
       – Элиот, хочу тебя заранее предупредить...
       – О чём же?
       – Как ты уже догадался, скоро мы встретимся с людьми. Только, возможно, они говорят не на том языке, на котором они говорили в своё время.
       – А на каком?
       – На его гибриде с русским. Письменности это, скорей всего, не коснулось...
       – Дурак! – разъярился Элиот. – Тогда получается, что этот Вариант – подделка! А вдруг тот язык был лучше нашего русского?
       – Извини, – опустил голову я. До меня вдруг только сейчас дошло, что мы, возможно, потеряли из-за моей спешной мысли. Но вот только как это сейчас проверить? Я вдруг ощутил на себе всю тяжесть ответственности за судьбу этого мира, за то, что, как сказал Элиот, превратил его в подделку, и мне стало так стыдно, что я чуть не закричал от отчаяния. Поняв моё состояние, Элиот похлопал меня по плечу и успокаивающе произнёс:
       – Ну-ну, не стоит так переживать по этому поводу: возможно, так оно и к лучшему. Не бросать же нам этот Вариант – мы ответственны за его появление, мы ему как родители, а если родители бросают своего ребёнка, каким бы он ни был – разве заслуживают они право на существование? Так и мы не можем бросить этот Вариант, а потому ты исправишь то, что испортил, а я помогу тебе.
       – Точно! – речь Элиота разогнала во мне хандру и показала новые возможности. – Я исправлю свою ошибку, и, более того, я сделаю так, что язык этого мира будет самым прекрасным языком во Вселенной!
       – Да будет так! – Затем, почесав затылок, друг добавил: – Но в этом есть и кое-что полезное: мы узнали, что перед созданием Варианта можно изменить его под свои нужды.
       – Вот только в каких пределах? – спросил я. – Да и из-за моей просьбы изменить язык Варианта мне чуть мозг не сломало, а если бы я попросил чего посложнее?
       – Чем дольше я тебя слушаю, Орион, тем больше радуюсь, что не полез в Считыватель, – улыбнулся Элиот. – Ну, пора наряжаться.
       Потратив остатки воды на то, чтобы избавиться от похожести на ходячих энтов-недоростков, мы надели футболки и даже нательники – чтобы выглядеть внушительно, а не как полуголые дикари. Я сместил свои ножны так, чтобы они не сильно бросались в глаза. Элиот же прицепил плащ и спрятал свои короткие клинки под ним.
       – Выглядим вроде грозно, но не слишком опасно, – подвёл итог Элиот. – Нас точно полюбят.
       – Надеюсь. Всё-таки мы незнакомы, а потому от нас всякого нужно ожидать.
       – Ну, пойдём, а то там нас, поди, заждались.
       – Пошли.
       Примерно через километр лес кончился, и нашему взору открылось довольно большое селение в двух километрах от нас. В полукилометре от него текла небольшая река. Приблизившись к нему ещё на километр, мы смогли различить пасущихся на соседних полях коров, коз, овец и лошадей. Выйдя на широкую укатанную дорогу, мы стали неспешно приближаться, чтобы к нашему приходу успели приготовиться.
       Когда до входа осталось совсем ничего, нас уже окружила со всех сторон набежавшая бойкая ребятня. Приглядевшись к ней, я отметил, что кожа, волосы и глаза у детей сплошь светлые, а значит, мы на русской земле.
       – Глядите, какие мечищи, – восторженно произнёс, указывая в мою сторону, какой-то мальчуган.
       – Ничего! Когда яз вырасту, у меня будут ещё больше! – тут же похвастался кто-то.
       – А тот дядя на медведя похож, – дошла очередь и до Элиота, который лишь улыбнулся такому сравнению.
       Так, в окружении детворы, мы вошли в первый встретившийся нам населённый пункт этого мира, на ходу подмечая множество различных деталей, таких как общее устройство селения, строение его домов, одежда, речь, поведение местных жителей и, что не менее важно, их отношение к двум странным незнакомцам, то бишь нам с Элиотом.
       Идя по главной улице, мы в среднем на пару голов возвышались над местным населением, хотя в Исконе, как назывался исходный по отношению к Вариантам мир, из которого мы прибыли, это значение приблизительно равнялось полуторной величине самой верхней человеческой конечности. Мимоходом мы ловили реакцию людей на нас: страха, как и недоброжелательства, не выказывал никто, лица большей части селян выражали любопытство, хотя взрослое мужское население выглядело довольно настороженно, а молодые парни смотрели на нас с восхищением, откровенной завистью и, что мне очень понравилось, желанием померяться удалью молодецкой. Всё, можно сказать, мы тут уже почти свои.
       "Ты заметил, что-то девок здесь почти не видать?", – мысленно спросил я Элиота.
       «Конечно, заметил», – ответил друг. – «Но если их где-то нет, значит, они где-то есть. Потом узнаем.»
       Я повнимательнее вгляделся в женское население. Взрослые женщины смотрели на нас, как и большинство, с любопытством, а юные красавицы смотрели... смотрели... ну никак не смотрели – как будто вместо нас с Элиотом два обычных валуна. Они что, уже все сосватанные? Ладно, потом разберёмся...
       «Теперь подождём», – мысленно сказал Элиот, и мы остановились посреди улицы, продолжая жадно глазеть во все стороны.
       Наши надежды и ожидания оправдались: весть о нашем появлении уже достигла местного главу, и менее, чем через десяток минут к нам, степенно шагая, подошёл седой старец довольно крепкой наружности.
       "Старейшина", – мелькнуло у нас с Элиотом в головах.
       – Здравствуй, дедушка! – произнесли мы одновременно и поклонились ему.
       – И вам здравствовать, добры молодцы! – ответил он.
       – Меня зовут Орион, – представился я.
       – А меня зовут Элиот, – назвал своё имя друг.
       – Позвольте тогда и мне представиться, – произнёс старейшина. – Моё имя Радогаст. Яз есмь глава этого селения. Вижу, из дальних краёв вы прибыли, устали с дороги, а потому милости прошу погостить в моём доме, – и он сделал приглашающий жест в сторону, с которой пришёл.
       Я и Элиот последовали за старейшиной. В дороге он развлекал нас рассказами о том, какой в прошлом году был большой урожай, как местный кузнец Микула создал дивный инструмент для окружной резьбы по дереву, сколь в этом году девок на выданье... Так мы и не заметили, как подошли к дому старейшины. Его дом был типа "изба-пятистенка" и сбоку имел довольно обширный двор. За домом старейшины был большой огород, или даже не огород, а, скорее, сад.
       – Ну, вот и мой дом, – указал взглядом старейшина. – Проходите, гости дорогие. – Он открыл перед нами сначала ворота, и мы оказались в сенях, а потом он распахнул двери своего дома и повёл рукой, приглашая войти внутрь, что мы и сделали.
       – Мир этому дому! – произнесли мы с Элиотом и поклонились. Не знаем, принято ли здесь так поступать, но вежливость вряд ли будет не к месту.
       За нами вошёл старейшина и закрыл дверь, после чего стал разуваться. Мы, стараясь не упустить ни малейшей детали в поведении старейшины, старались делать всё так же, как он, чтобы потом случайно не обидеть его своим "неприличным" поведением. Однако на снятии сапог ритуал входа в дом для Радогаста и закончился, а нам с Элиотом следовало ещё разоружиться и снять нательники. Я снял рюкзак, поставив его у стены так, чтобы он как можно меньше мешался, отстегнул ножны и поставил их к стене по тому же принципу, затем снял нательник и повесил его на крюк, что торчал из стены у входа.
       Откуда-то спереди послышались шаги, и вот из прохода во внутренней стене вышла бойкая старушка.
       – Здравствуйте, добры молодцы! – сказала она и поклонилась нам.
       – И тебе здравствовать, бабушка, – ответили мы с поклоном.
       – Это суть Арион и Элиот, – представил нас хозяин дома. – А это есть моя жена Людмила.
       – "Арион" – хоть и необычное имя, но понятное, а вот "Элиот" – имя точно нездешнее... – про себя сказала Людмила.
       – Иди лучше стол накрой, или гостей хочешь голодом заморить? – сказал ей Радогаст.
       – Да, да, сейчас, – тут же ответила Людмила и побежала куда-то в сторону печи.
       – Ну, усаживайтесь пока, – указал нам Радогаст на лавку сбоку от большого стола, что стоял в этой половине дома, а сам уселся во главе стола. Отказываться не стали.
       «Орион, ты заметил, что здесь вместо «я» говорят «яз», да ещё добавляют глаголы существования?» – мысленно спросил меня Элиот.
       «А то как же», – ответил я. – «Не сказать, что неприятно слуху, но… как-то не привычно, что ли…»
       «Это ты верно подметил. Так что постарайся не выходить за местные речевые правила.»
       «Ты тоже.»
       Я пока решил осмотреть дом старейшины. В нём было всего две комнаты, разделённых друг от друга внутренней стеной с соединяющим их проходом. В той, где мы находились сейчас, стояла большая печь с дымоотводом, возле которой сейчас хлопотала Людмила. Рядом с этой печью стоял небольшой стол, который, видимо, предназначался для приготовления пищи. Также в этой комнате стоял со всех сторон обставленный лавками большой стол в форме вытянутого прямоугольника, за которым мы сейчас сидели. Было ещё много всяких мелочей, но в целом я сделал вывод, что это обычный деревенский дом без водопровода и электричества – и в моём мире в моей стране таких домов было немало.
       А тем временем Людмила накрывала на стол. На нём появились хлеб с тёмно-серым мякишем, блины, мёд, стояли кувшины с квасом и молоком. Также на стол была выставлена широкая тарелка с яблоками, а ещё стояла такая же тарелка, но с ягодами: малиной, земляникой, смородиной, крыжовником. Когда Людмила поставила перед нами деревянные тарелки с грибным супом, Радогаст кивнул нам и, достав откуда-то снизу ложку, принялся за еду. Я пошарил рукой под столом – вдруг ложки крепятся к нему снизу, но так ничего и не нащупал. Я уже было хотел сказать, что нам забыли дать ложки, но в это время Элиот встал из-за стола, подошёл к нашим рюкзакам и что-то стал в них искать. Вернувшись, он молча протянул мне мою ложку и сел за стол. На этом наша с ним трапеза началась.
       Доев суп в прикуску с хлебом, по вкусу которого мне так и не удалось определить состав, я переключился на блины. Взяв блин, я смазывал его сверху мёдом, затем сворачивал в рулон и ел. После блинов я почувствовал, что в моём желудке осталось уже мало места, поэтому после я, съев одно яблоко и запив квасом, решил как следует заняться ягодами. Когда место в желудке совсем закончилось, я облизал ложку и довольно откинулся на спину.
       В целом я сделал вывод, что еда была вкусной и питательной. К тому же от меня не ускользнуло то, что в этой трапезе отсутствовало мясо. Интересно, здесь его совсем не едят?
       Когда Элиот и Радогаст доели, Людмила собрала со стола пустые тарелки. Поскольку Радогаст вставать пока не спешил, мы тоже не торопились этого делать. Наконец, старейшина начал разговор:
       – Вижу, вы сами есте вроде как руссы, да только зело странные. Сколько лет на Земле живу, в каких краях только ни бывал, а таких, чтоб как вы рядились, ещё не встречал...
       – Дак одёжка-то на заказ сделана, в такой и в наших краях никто не ходит, – с улыбкой ответил я.
       – А в какой же у вас ходят? – спросил старейшина.
       – В разной. Обычно стараются надевать то, что удобно. Разве что только зимой больше обращают внимание не на удобство, а на тепло.
       – Ну так то же и у нас. А что же ещё есть интересного в ваших краях?
       "Всё", – так и хотелось мне ответить. Эх, старейшина, чего ж ты такие каверзные вопросы задаёшь?
       – Наши края довольно сильно отличаются от местных. Начни про них яз говорить, за небылицы примешь ты мои рассказы...
       – А отчего бы мне и не послушать их? Мне любо слушать небылицы, коль интересные они...
       Ну ладно, Радогаст!.. Я не хотел, но ты сам напросился... Будут тебе твои небылицы...
       – Люди летают по небу и даже далеко за небом, живут под водой и под землёй, перемещаются в странных телегах без упряжи со скоростью многие тысячи вёрст в... день, могут видеть то, что происходит за тысячи вёрст, могут разговаривать за тысячи вёрст друг от друга и многое-многое другое.
       Радогаст молчал. Молчал с раскрытым ртом – видать, не ожидал подобных небылиц. Или поверил в них, но в это мне как-то не верится. Наконец, он закрыл рот и спокойно произнёс:
       – Арион, мог бы и поинтересней рассказать.
       – Ну уж как получилось, – пожал плечами я.
       – Вот будешь девкам рассказы про свои ратные подвиги молвить – сколь бы великими они ни были, но если скучен будет твой рассказ, то не надейся девкам ты особо приглянуться.
       – Ну так ты ж еси не девка, – ответил я, на что старейшина рассмеялся.
       – Твоя правда. Да только велеречие не только для девок надобно... Эй, Элиот, а чего же ты расскажешь про свои края?
       – Да вроде как добавить особо нечего. Я… ещё довольно плохо знаю эти края, но, как мне кажется, даже если учесть то, что сказал Орион, разница между нашими краями мала, ведь что такое есть Русь? – спросил Элиот. – Русь есть земля, русский народ. А коль они и там и тут, так чего ж сравнивать?
       – Мудрые речи ведёшь, Элиот. Ну и как там у вас, часто воюете?
       – Часто. Хотя войны у нас несколько изменились в последние полтора века, но от этого не стали менее сложными и опасными. Пока затишье. К тому же многие враги вроде как одумываться начали, что нас лучше любить, чем ненавидеть, однако другие ещё пуще злобятся, да только в последнее время ничего не выходит у них.
       – Ну, теперь яз точно убедился, что вы есте с русской земли. Хотя дивные сказки вы мне рассказали. Даже и не верится, что такое может быть на русской земле...
       – Русь большая, Русь разная... – заметил я.
       – Это точно, – согласился Радогаст. – Да яз вот только не понял – где же края ваши дивные лежат?
       Ну всё, приехали. Надо как-то выкручиваться, да только как? Узнай местные, откуда мы на самом деле, всё может пойти наперекосяк. Не поверят – засмеют, поверят – и того хуже может быть – разойдётся по земле слух о двух пришельцах из иного мира, и не будет нам нигде покоя...
       – Края наши таковы, что непросто ни попасть в них, ни покинуть, – начал Элиот. – В какую сторону ни иди, а не найдёшь их, а вход в наши края надёжно спрятан и открывается лишь раз в год, всего лишь на один день. Сегодня лишь третий день, как мы прошли сквозь те Врата, и через год мы снова должны будем к ним прийти, чтобы домой вернуться.
       – Ага! – не удержался старейшина. – Раз вы здесь есте лишь третий день, значит, Врата не далее, чем в двух днях пути отсюда! Понятно, понятно...
       "А не сболтнули ли мы лишнего, Элиот?" – мысленно спросил я друга.
       "Расслабься, тут все свои. К тому же ты такого наговорил, что я сам не знал бы – не поверил. Продолжай и дальше говорить правду – и все будут думать, что ты шутишь."
       "Или сочтут за сумасшедшего..." – про себя подумал я, но уже так, чтобы Элиот не мог это услышать.
       – А по какому делу вы путь-дорогу держите, молодцы? – спросил Радогаст.
       – Ну дак по какому нам, молодцам, полагается, – ответил я. – Людей посмотреть, себя показать. Чего ж дома на печи лежать?
       – А и то верно, – согласился старейшина. – Яз в ваши годы был точно такой же: молодой, горячий... Пока не встретил ладушку свою... – Тут он с улыбкой и теплотой посмотрел на Людмилу, которая доселе слушала нас, сидя на лавке у печи. Она ему так же улыбнулась, подошла сзади, приобняла и опустила голову ему на плечо. Так они с закрытыми глазами некоторое время молчали, видимо, вспоминая что-то своё, что-то, о чём знали только они, и по их счастливым лицам я видел, что их прошлое было прекрасно, что их любовь даже сейчас нисколько не угасла. Когда Людмила уходила, Радогаст с задором шлёпнул её по попе, и она, по-девичьи ойкнув, подпрыгнула от неожиданности.
       Мы с Элиотом заухмылялись, а Радогаст, словно ничего и не бывало, продолжил:
       – Коли так уж хочется людей посмотреть да себя показать, то яз бы на вашем месте не стал здесь долго задерживаться, а направился в град Полежье, что отсюда совсем недалеко.
       – А в какую сторону нужно идти? – спросил я.
       Старейшина улыбнулся и хитро спросил:
       – А чего ж ты сам не посмотришь? Сам же говорил, что люди у вас могут видеть на тысячи вёрст вокруг. Вот и погляди…
       «Вообще-то не могут, – подумал я. – Они видят лишь близкие картинки, которые повторяют то, что происходит за тысячи километров.» А Радогаст-то зрит в корень… Видит, что всё это лишь тонкий налёт, под которым скрывается истинная ценность человека, его настоящие возможности.
       – Не могу, – честно признался я. – Мне до такого ещё учиться и учиться.
       – А другие могут? – продолжал давление Радогаст.
       – Могут. С помощью плодов общественного разума и труда.
       – Стало быть, нету у вас сейчас этих плодов. А то бы яз на них с удовольствием поглядел. Чего только человеки не придумают… чтобы самим не делать.
       – Ты это так намекаешь на то, что ты можешь без посторонней помощи видеть то, что происходит далеко вокруг? – удивлённо спросил Элиот.
       – Очень даже может быть… – таинственно ответил Радогаст. – Чувствую в вас большую жажду премудростей, а потому в другом бы случае и взял бы вас к себе в ученики…
       – Но что?! – хором воскликнули мы.
       – У вас здесь только год. А моё обучение подольше будет. И яз не хочу терять из-под надзора недоучек, ведь ответственность за то, как они будут применять свои веды, лежит на мне, учителе.
       – А что такое веды? – спросил я.
       – Видать, вы действительно из дальних краёв прибыли, раз не знаете, что это есть такое. Веда есть знание в единстве с мудростью и верой, есть понимание, ощущение и даже единство с этим знанием.
       – Хм… Яз думал, что веды есть что-то связанное со страной, которую у нас называют Индия…
       – Ты об Инде?
       – Там ещё с севера горы, а с юга океан.
       – У нас эту страну называют Индом. На полночь – большие высокие горы, на полдень – окиан. До неё идти надобно далеко на утро, преодолев степи, пустыни и горы, но быстрее будет по морю добраться.
       – Да-да, это есть она самая! – воскликнул я.
       – В Инде зело неправый взгляд на веды: они в них слепо верят, но мало кто на деле чувствует и понимает, и уж тем более владеет ими. Лишь жрецы, правители да немногие из тех, кого там называют йогами, по-настоящему владеют ведами, что мы им принесли.
       – Кто «мы»? – не понял Элиот.
       – Арии, кто ж ещё?
       Арии… Хм… Читал я о таких… Да только многое противоречиво было. А сейчас вдруг попалась такая возможность узнать информацию из первых уст, что упускать её – великая глупость.
       – А поподробней можно? – спросил я.
       – А стоит ли рассказывать это тому, кто сам должен это знать? – с усмешкой спросил старейшина.
       – Сам? – удивился я. – Но почему?
       – Потому что твоё имя само так и говорит «арий он».
       «Вообще-то меня зовут Орион», подумал я. «Неужели он думает, что меня зовут Арионом? Однако я сам виноват – нужно было произносить своё имя в соответствии с написанием. Признаться в этом или нет? Впрочем, «Арион» звучит очень даже неплохо, да и в моём мире большинство произносило моё имя как «Арион», и если здесь так чувствительны к правильности произношения имени, то мне будет куда привычней, если меня будут звать Арионом, а не Орионом… Эй, Элиот, ты слышишь, я теперь Арион, а не Орион», – мысленно сказал я Элиоту.
       «Слышу, слышу…» – буркнул он в ответ.
       – Радогаст, расскажи ещё об ариях. Мне очень стыдно признать, но я даже толком не представляю, кто они суть такие.
       – Ваши края кажутся мне всё более дивными, если живущие в них даже не знают, кто суть они... Впрочем, слушайте. Арии жили в самых полуночных землях, но когда несколько тысячелетий назад природа Земли стала резко меняться, холод пришёл на их земли, и им пришлось перекочевать на полуденные земли, откуда они затем множеством племён расселились по большей части сего земного края. Эти племена получили название "руссы". Мы есмы потомки ариев. Такова наша быль.
       – Яз и не знал… – поражённо выдохнул я. Вырисовывающаяся картина мира несколько шарахнула по моим мыслям, приведя в возбуждение. Выходит, нашими предками, предками руссов, являются арии, и мы, руссы, и есть те самые арии, только несколько веков спустя. Хотя я этому нисколько не удивился, а всего лишь получил подтверждение того, в чём и так был почти уверен. Другое дело то, откуда взялись арии...
       – И это удивительно... – выразил своё мнение старейшина по поводу нашего малознания в столь важной теме. – Похоже, в ваши края действительно трудно попасть, раз там об этом так мало знают. Или позабыли уже?
       – Может быть. У нас с ведами, мягко говоря, напряг.
       – Как же так? Но ведь яз по вам вижу, что вы владеете некоторыми из них.
       Мы с Элиотом переглянулись.
       – Какими, например?
       – Похвально, что у вас есть такое единство с ними, что вы даже не выделяете их из себя. Стало быть, сказав о них, могу вас привести к тому, что вы начнёте помышлять о них отдельно от себя, и в итоге можете утратить власть над ними.
       – А тогда скажи, в ком больше вед – во мне иль в Элиоте? Если можешь, хочется услышать точное число.
       – На счёт сего яз не могу сказать, но зато точно знаю, в ком неведения больше… – насмешливо ответил Радогаст.
       Это он что, обо мне, что ли? Я ведь и обидеться могу. Вот прям сейчас возьму да и заплачу!
       – А ты, значит, владеешь многими ведами? – серьёзно спросил старейшину Элиот.
       – Можно и так сказать, – последовал ответ.
       – Так значит, ты еси ведун?
       Старейшина уважительно посмотрел на Элиота. Похоже, Элиот уже делает первые шаги в освоении этого мира, а я не должен от него отставать.
       – Да, – кивнул Радогаст.
       – Расскажи тогда о ведунах.
       – Да что о нас особо говорить? Не такая уж мы есмы и редкость. Обычно в каждом селении есть ведун, а то и не один, однако большинство из нас скитается по свету, собирая мудрость да делясь ею с другими. Именно ведуны по-настоящему связывают прошлое и будущее, отвечая за развитие людей, ведь веды можно получить только живым путём – в попытках самообучения или от мудрого ведуна-наставника. Нельзя сказать, какой из этих путей лучше, какой хуже. Первый путь сложней намного, но каждый, кто его пройдёт, откроет новые веды. Второй путь легче и быстрей, но прошедшие его не сдвинут мир вперёд, оставляют в прошлом. Поэтому все ведуны одновременно идут сразу по двум путям, не прерывая ни на миг движенья.
       – А ведь помимо ведунов существуют ещё и колдуны? – спросил я.
       – А кто суть это?
       Он что, не знает? Или, помимо ведунов, здесь нет больше крутых мудрецов?
       – Не знаешь? Ну, тогда, может, маги? – допытывался я.
       – Маги… – медленно повторил Радогаст, словно пробуя на вкус это слово. – А ведомо ль тебе, кто они суть такие?
       – Примерно представляю. Впрочем, мои представления больше основаны на слухах, поэтому яз с удовольствием послушаю, что скажешь о них ты.
       – Что ж… Вам известно, на чём держится Мир?
       Я только раскрыл рот, но Элиот опередил меня с ответом:
       – Существуют особые правила, законы, в соответствии с которыми и существует мир.
       – Всё верно, – кивнул Радогаст. – Свет звёзд, притяжение Земли, движение Жизни и даже наши души – всё это и всё остальное существует благодаря законам, которые мы в целом именуем магией.
       – У нас это называлось физикой… – пробормотал Элиот.
       – Так вот, те, кто научился намеренно управлять магией, суть маги.
       – В таком случае все мы есмы немножко маги.
       – Верно. Развиваясь, совершенствуя своё умение использовать магию, маги могут стать очень могущественными, но быть даже самым могущественным магом – это ещё не значит быть ведуном.
       – А в чём разница? – спросил я. – Сильные маги, насколько яз понял, ведь тоже владеют ведами?
       – Нет, – покачал головой Радогаст. – Маги как раз отличаются от ведунов тем, что не владеют ведами – они лишь только могут. Но, может быть, не понимают, как происходит то, что они делают, или же не чувствуют единства с тем, чем могут управлять, или у них нет ещё чего-то, что свойственно тем, кто владеет ведами. Но зачастую бывает так, что маг оказывается могущественней ведуна. Однако всё познаётся в сравнении, поэтому обычно магами и ведунами называют тех, кто ушёл дальше большинства среди себе подобных.
       – Выходит, мы ещё не есмы ведуны, хотя, как ты сказал, и владеем какими-то ведами. И даже не маги. Жалко.
       – Да, – наигранно посочувствовал мне старейшина. – Зато какие возможности для развития!..
       – Но мы ведь есмы умные люди, оба понимаем, что чем сильней ты развит – тем больше у тебя есть возможностей для развития… – подмигнул я ему.
       Радогаст кивнул с серьёзным выражением лица. Видать, мне всё же удалось показаться ему умнее, чем он меня считал. Правда, его оценка моих умственных способностей до моей всё ещё о-о-очень не доставала…
       Так за беседой незаметно пролетел целый день. Мы много и жадно расспрашивали Радогаста о здешнем быте, о правилах поведения, о традициях и культуре. Ну и, конечно, о всяких необычностях тоже. В целом мы сделали вывод, что этот Вариант довольно глубокий – здесь ещё не было многобожия, ни одно из природных явлений не обожествлялось – с ними просто как-то… ладили, что ли, однако считалось, что этот мир был сотворён Родом, который дал своему лучшему творению – человеку – весь этот мир в безраздельное пользование, что уже мне было довольно знакомо. Я имею ввиду, знакомо не безраздельное пользование миром, а людское видение его создания…
       Желая дать мозгам немного отдохнуть от обилия полученной информации и переварить её, мы с Элиотом решились прогуляться по селению, которое, как мы узнали, называлось Вешь. В Веши жило около тысячи человек. Здесь в основном преобладало натуральное хозяйство, однако же были и мастеровые люди, вон как кузнец Микула. О, может, сходить к нему?
       Элиот от моего предложения не отказался, и мы, расспросив людей, как добраться до местной кузни, отправились к Микуле. Оказалось, его кузня находится за пределами Веши, на берегу местной речушки Вельги. Подойдя ближе, мы рассмотрели, что здание кузни на метр приподнято над уровнем земли, видать, чтобы уберечь её от затопления во время весеннего половодья. Из трубы на крыше густо валил чёрный дым, а значит, кузнец ещё трудится. Впрочем, вечер ещё только-только вступает в свои права. Поднявшись по лестнице к двери, мы постучали и вошли внутрь.
       Внутри было жарко, душно и дымно. Пойдя на ритмичный звон ударов молота, мы, наконец-то, увидели кузнеца. Он был широк в плечах, жилист, растительность на лице была опалена. Поверх обнажённого до пояса тела был надет фартук из грубой ткани, на руках были толстые рукавицы. Волосы были покрыты чем-то вроде платка, однако я заметил выбившуюся русую прядь, покрытую слоем сажи. На вид кузнецу было около тридцати. Видно было, что он заметил наше появление, однако даже не посмотрел в нашу сторону, продолжая своё дело. Вскоре он произнёс:
       – Эй, молодцы, поддайте-ка жару!..
       Элиот кивнул и пошёл в сторону мехов. Мехов, как я заметил, было двое, они были какими-то, как мне показалось, очень уж большими. Они имели одно общее сопло, их нижние крышки были неподвижно закреплены, а верхние были соединены рычагами с противоположными краями большого колеса над ними, и это почти полностью совпадало со строением двухцилиндрового топливного двигателя, только здесь усилие передавалось в обратную сторону. Большое колесо походило на велосипедную звёздочку великанских размеров и было связано с вдвое меньшей звёздочкой такой же большой велосипедной цепью. У меньшей звёздочки даже были педали, предназначенные для держания руками (высота, на которой они находились, говорила сама за себя), с помощью которых сейчас Элиот вращал меньшую (язык не поворачивается назвать её маленькой) звёздочку, от которой вся эта простая, но гениальная система преобразовывала усилие в движение мехов в противофазе, которое давало мощную и равномерную струю воздуха.
       А Микула-то головаст, оказывается! Такую систему наворотил, что прям хоть сейчас памятник выставляй! Похоже, он ещё много чего сумеет изобрести, поэтому надо бы уговорить Элиота подтолкнуть в кузнеце инженерную мысль. Впрочем, судя по восхищённому взгляду Элиота, которым он, не отрываясь от вращения звёздочки, осматривал содержимое кузни и подмечал, где и что он бы усовершенствовал, уговаривать и не придётся.
       – Стой, стой! Хватит! – произнёс Микула. – Ты мне так горн расплавишь…
       Элиот прервал своё занятие, а я тем временем повнимательнее рассмотрел то, над чем сейчас трудился кузнец. Это была простая железная палка, заострённая с обоих концов – проще говоря, лом. Одной рукой кузнец держал его клещами, а второй мерно наносил удары по раскалённому участку, светящемуся золотым светом.
       – Углей! – потребовал Микула.
       Я подошёл к большому ящику с углями, зачерпнул их совком и подкинул в горн, тут же отскочив назад из-за большого жара, что шёл от него. После этого я с резко возросшим уважением взглянул на кузнеца, ведь ему приходится вплотную работать с этим жаром целый день, а я едва выдержал несколько секунд. Видать, кузнец сам и есть какой-то огнеупорный сплав.
       Кузнец тем временем переложил лом с наковальни на горн и дал отмашку Элиоту, который сразу же пустил в дело меха. Выждав, пока лом снова накалится до нужной величины, кузнец сказал «Хватит!», подхватил его клещами, переложил на наковальню, и по кузнице вновь стал разноситься громкий звон ударов молота. На следующий раз он, раскалив равномерно лом по всей длине, окунул его в большую ванну с водой, немного подержал в ней, резко вытащил, вновь накалил, после чего аккуратно опустил его на дно ванны и так в ней и оставил. После этого он накрыл горн большой крышкой, предотвращая доступ воздуха к углям, что, как я понял, означало, что на сегодня он закончил.
       – Меня зовут Элиот, – представился Элиот, – а это мой друг Арион.
       – А меня зовут Микула, – произнёс кузнец, снимая фартук, – но вы это, поди, уже знаете.
       – Мы к тебе пришли по делу. Радогаст сказал, а мы, придя сюда, воочию убедились, что ты смышлён и изобретателен, а потому мы можем дать тебе несколько хороших советов…
       – И каких же? – насмешливо спросил Микула.
       – Можно, к примеру, на крыше кузницы установить лопасти как у ветряной мельницы, которые, вращаясь, могут качать меха или же заставлять бить особый молот. Запустить или остановить меха или молот можно будет простым сдвигом рычага, не отрываясь от дела, то есть очень удобно будет работать даже одному, не перебегая от одного инструмента к другому.
       – Думал о таком, – кивнул кузнец. – Да только хитра эта задумка, непросто будет сие сотворить.
       – Но ведь смотри, как ловко у тебя с мехами вышло! – указал рукой Элиот. Тут не намного сложнее будет. К тому же есть у меня кое-какой опыт в подобных делах. Давай-ка яз тебе объясню…
       И Элиот пустился в краткие, но информативные объяснения устройства задуманного механизма. Кузнец понимал его с полуслова, время от времени произносил фразы типа «Ага… Вот, значит, как…» или озадаченно спрашивал «А это для чего надобно?». Я в это время пока решил подетальней ознакомиться с содержимым кузни. У кузнеца был целый набор молотов различных размеров и форм, в одном месте обнаружился склад с заготовками, а рядом на длинном столе я заметил формы для литья. Они были разного назначения: для гвоздей, для плоских листов, для длинных цилиндров и даже для мечей. Они были изготовлены из разных материалов, в основном были железные, стальные, глиняные и каменные. Я собирался пройти дальше, и вдруг что-то привлекло моё внимание. Я не сразу понял, что, но продолжал смотреть в ту сторону. Мой взгляд сфокусировался на сероватых кристаллах, напоминающих мутный хрусталь. Я взял тот, что поменьше, и внимательно осмотрел. Нет, это всё же не хрусталь, а похоже, что…
       Внезапная догадка пробила мой разум, и я, желая подтвердить или опровергнуть её, решил просканировать этот минерал браслетом. На голограмме отобразились многочисленные данные о кристалле, среди которых я прочитал одно слово, которое было именно тем, о чём я подумал: «магнезит».
       Похоже, Микуле сегодня везёт на открытия. Я развернулся и вместе с кусочком магнезита направился к кузнецу.
       – …можно сделать из прочного дерева, но вот трущиеся части лучше сделать металлическими, – услышал я голос Элиота. – Конец одного рычага делаешь раздвоенным, то есть состоящим из двух съёмных частей, расположенных друг напротив друга, между которыми должен быть зазор для второго рычага, на конце которого прикована поперечная перекладина…
       – …которая продевается в отверстия на концах развилки первого рычага, – закончил кузнец.
       – Да. А чтобы уменьшить трение, нужно заменить трение между перекладиной и развилкой на трение между перекладиной и катающимися по особой дорожке внутри отверстия каждого конца развилки стальными шариками одинакового размера. Края дорожки при вдетой перекладине будут мешать этим шарикам выскочить через отверстие.
       О, уже и до шариковых подшипников дело дошло? Прогресс, прогресс… Мне аж самому интересно.
       – А чтобы было проще изготавливать развилку, она должна быть из двух симметричных частей, где разрез проходит через оба отверстия, то есть каждая часть будет иметь половину каждой части развилки. Таким образом не возникнет больших затруднений в изготовлении дорожек для шариков внутри отверстий. Просто изготавливаешь одну форму для литья, выплавляешь по ней две части, соединяешь их – и развилка готова. Правда, одновременно с этим придётся поместить в проёмы отверстий перекладину второго рычага, заблаговременно заполнив дорожки отверстий шариками, иначе не соединить. Каждый конец развилки в таком случае называется шариковым подшипником. Это самая простая идея создания шариковых подшипников, но позже ты при желании можешь легко её усовершенствовать.
       – Шариковые подшипники, значит… Вроде как всё запомнил.
       – Ну, в таком случае, советую завтра же приняться за дело. Тяжело одному – позови других мужиков, ведь в случае удачи выгода будет не только тебе, но и им.
       – Ага, так и сделаю.
       – Микула, а это у тебя для чего? – спросил я, наконец то дождавшись, когда Элиот закончит со своими поучениями, и протянул кузнецу кусочек магнезита. Он принял, недолго рассматривал, затем вернул мне.
       – Купил недавно у купцов, хочу своей жене бусы сделать.
       – А если яз предложу с помощью запасов этого камня улучшить горн?
       Кузнец серьёзно задумался, раздумывая, что выбрать – горн или жену. Затем он осторожно спросил:
       – А для горна сколько этого камня потребуется?
       – У тебя его достаточно много, на бусы останется.
       Кузнец облегчённо выдохнул. Видать, очень хотел улучшить горн, но и жену без задуманного подарка оставлять не собирался.
       – Этот камень называется магнезит, и яз могу научить тебя, как с его помощью сделать горн более жароустойчивым, что, думаю, расширит твои возможности в кузнечном деле…
       – Конечно, расширит! Ну так как сделать такой горн? – жадно спросил кузнец.
       Похоже, в Микуле была такая же жажда познаний, как и в нас с Элиотом, а когда речь заходит о любимом деле, тут уж и вовсе никак не остановить…
       – Тебе ведь приходилось раньше работать со сталью? – спросил я.
       – Да, приходилось.
       – В таком случае при темпе… то есть при том же жаре, который необходим, чтобы расплавить сталь, пережигаешь магнезит до спекания, когда получится вещество белого цвета, называемое периклаз. Так вот, периклаз плавится при жаре, в два с лишним раза большем, чем нужно для плавления железа, однако он есть хрупкий, поэтому сложно заставить его держать какую-либо форму. Для этого растираешь его в порошок, а затем смешиваешь его в соотношении пятьдесят к одному с мелко размолотым глинозёмом, или же корундом, что по своему составу одно и то же, затем добавляешь воды в размере пятидесятой части смеси, перемешиваешь, придаёшь смеси форму. Затем эту форму сжимаешь под давлением… э-э… каким только сможешь и оставляешь в каком-нибудь сухом и тёплом месте примерно на седьмицу, для того, чтобы из формы вышла вся вода и исчезла пыль, однако при этом нагревать форму нельзя. После этого форму нужно обжечь, плавно разогрев до жара, при котором плавится сталь, после чего получившееся вещество будет способно выдерживать жар чуть меньший, чем периклаз, но примерно равный ему и, в отличие от него, будет более стойким к повреждениям. Так что если сделать из этого вещества покрытие горна, формы для литья или же поверхность плавильни…
       – …то это будет великолепно! – закончил Микула. – Как, говоришь, тебя Арионом звать?
       – Да.
       – Это ты мне с этим… как его… магнэзитом зело помог. Теперь яз такого выкую…
       – Ну что ж, удачи, – пожелал ему я.
       – Ага, благодарю… А вы откуда, парни, такие умные будете?
       – Издалека, – ответил я. – Здесь про наши края даже не слыхали.
       – Ко мне жена днём приходила, сказывала о вас. Странные, говорит. Но, как вижу, умные!
       – О, яз же ещё вспомнил! – хлопнул я себя по лбу. – Глинозём – он ведь тоже жар хорошо держит. Правда, не так хорошо, как периклазовая смесь, но близко. Так что, если не хочешь маяться с периклазовой смесью, можешь просто выложить поверхность глинозёмом – плавку стали легко выдержит. Глинозём можешь получить из обычной глины, обожжённой при жаре плавления стали, так что с этим особых затруднений не возникнет.
       – Для опыта и так попробую сделать, – кивнул Микула. – А вы в Веши задержитесь или проходом?
       – Думаю, завтра дальше пойдём, – ответил Элиот.
       – Жалко. А то, может быть, вы бы мне ещё что подсказали…
       – Да ты ведь и сам всё можешь! – подбодрил кузнеца друг. – Больше думай, больше экс… делай опытов – и вскоре сам будешь удивляться своему умению. А ещё яз бы на твоём месте уже завёл ученика.
       – Сына хочу научить, но малой пока, пять осеней всего.
       – А что, в селении годных отроков нет, что ли? Али не желают кузнецами становиться?
       – Да яз как-то не думал об этом…
       – Подумай. Негоже это, когда такое мастерство живёт только с его владельцем – оно должно быть повсеместно, чтоб больше пользы миру принести!
       – Твоя правда. Так раз вы только завтра уходите, может, у меня заночуете?
       «Я лучше у Велислава заночую, – мысленно сообщил я другу. – Он ведь ведун, у него многие премудрости можно почерпнуть. Да и вроде как о мире знает он побольше.»
       – Извини, Микула, – поклонился Элиот кузнецу, – да только мы у Радогаста решили задержаться. Нам его ещё о многом надо расспросить.
       – Ну что ж, не буду настаивать.
       Закончив свои инженерные речи, мы все вместе направились в селение. Солнце уже нависло над горизонтом, готовое погрузить мир в ночь, чтобы затем вновь взойти и победно сиять, а прохладный ветер после духоты кузни казался одним из самого лучшего, что только есть на свете.
       В селении наши пути разошлись. Когда мы с Элиотом вернулись в дом старейшины, там нас ждал вкусный и сытный ужин, приготовленный Людмилой, после которого мы вновь продолжили беседу с Радогастом. Из разговора с ним мы, к примеру, узнали, что руссы этого мира делят сутки на шестнадцать часов, каждый из которых имеет своё название, и используют их при обозначении сторон света. Так, к примеру, север, запад, юг и восток здесь называют соответственно полночью, закатом, полднем и восходом, а северо-восток, юго-восток, юго-запад и северо-запад – ночью, утром, днём и вечером. Были ещё и другие часы типа часа сумерек, часа зари, часа тумана, но названия многих из них изменялись в зависимости от местности и времени года.
       Когда речь зашла о местном самоуправлении, Радогаст рассказал нам о вече, но информация по нему мне уже была довольно знакомой, поэтому, как он закончил свой рассказ о нём, я решил кое-что уточнить по нему, чтобы лучше вникнуть в местные межличностные отношения:
       – А почему в вече участвуют только мужчины? Неужели нет достойных женщин?
       Радогаст посмотрел на меня, словно как на распоследнего глупца, но вежливо ответил:
       – Именно потому, что есть достойные женщины, в вече и участвуют мужчины. Мужчины, а не тряпки. Участвовать, конечно, могут и женщины, но зачем участвовать женщинам, когда для этого есть мужчины? Ведь заботиться о будущем есть прежде всего обязанность мужчины, а не женщины. Дело же женщины есть семья, уют, встретить и накормить мужа и так далее. И если вдруг муж на вече вместо себя отправил жену – то какой он мужчина, если не выполняет своего предназначения – заботиться о будущем? Тряпка он, а не мужчина. И если в вече будет участвовать замужняя женщина – то какая она женщина, если её муж – тряпка?
       А несемейные в вече участвуют очень редко, ведь только семейный человек не просто понимает, а ведает, за что ему нужно бороться, ведь он уже почувствовал, что такое иметь свою семью, а потому и действовать будет осторожно, так, чтобы и успеха добиться, и не допустить, чтобы остальные подверглись опасности, а также, что очень важно, не подвергнуться опасности самому, ведь на нём теперь лежит ответственность не только за себя, но и за свою семью. Несемейный же человек зачастую мыслит и действует более безрассудно, а потому обычно семейный человек мыслит и действует более мудро, чем несемейный. Однако бывают и исключения: если человек несемейный, будь то юноша или девушка, на деле доказал, что мудр и умён, что к его советам стоит прислушиваться, то старейшина лично извещает его о том, что его присутствие будет важным на предстоящем вече, и с тех пор тот человек получает право участвовать в вече.
       Права у мужчин и женщин одинаковы, только действуем мы по-разному: там, где мужчина проявит жёсткость, женщина проявит мягкость, где мужчина покажет личный пример, женщина вдохновит на новые свершения, где мужчина скажет, что нет ничего невозможного, женщина скажет, что даже если что-то и невозможно, это совсем не означает, что к этому не стоит стремиться. Именно потому, что мы такие разные, мы так сильно нуждаемся друг в друге, ведь цели-то у нас одни и те же.
       – Ах, да, я понял! – воскликнул Элиот. – Одни – как электроны, другие – как позитроны, и несмотря на то, что они такие разные, я бы даже сказал, противоположные, хотя и имеют в своём строении одинаковые кварки, друг без друга они аннигилировать не могут. Или могут, но я даже не представляю, в каких условиях это должно произойти...
       – Не обращай внимания, Велислав, – сказал я, – сие есть попытка объяснить мужчин и женщин на примере квантовой физики. То есть квантовой магии.
       – А что есть сие?
       – Это магия, касающаяся чего-то настолько мелкого, что мельче вроде как уже некуда, но постоянно выясняется, что очень даже есть куда…
       – Но ведь неправильно разделять знания о магии на части, – высказался Велислав, – ведь каждая из них не существует без любой другой, и лишь в единстве можно магию понять. Деля знания на части, решенья не найти – лишь больше всё вопросов новых будет возникать. И не понять одним лишь разумом всего – для полного видения нужны ещё и чувства.
       – В последнем яз тебя хорошо понимаю, Радогаст, – произнёс я. – Разум слеп без чувств, а чувства неуправляемы без разума.
       Когда разговор зашёл о Руси в целом, то мы узнали, что своей валюты на ней не было, в ходу были только иноземные монеты. Однако, ежели подумать, то особой потребности в собственной валюте и не было, поскольку денежные обращения в целом были довольно редки, ведь на кой сдались деньги людям, в большинстве своём живущих собственным хозяйством, когда у них и так всё есть? Изредка лишь понадобится прикупить что-нибудь по хозяйству, или же присмотреть себе какую обнову, воспользоваться услугами искусника, какого не нашлось поблизости, а то и самим продать плоды собственного труда, и тогда они грузили телеги своим товаром и ехали в город, где деньги и помогали им в обмене товаров, хотя стоит также отметить, что нередок был и натуральный обмен.
       Мы узнали, что города здесь были в большинстве своём деревянные и возникали в основном для того, чтобы люди могли приобрести редкий товар, а также продать свой, а потому постоянных жителей в городах было мало: в основном это были городские торговцы да объединения ремесленников. Городские торговцы представляли собой своеобразное связующее звено в перемещениях товаров от одного человека к другому, проще говоря – посредники. Если кто-то желал продать свой товар, но не знал, кому, или же на этот товар не было спроса, или же просто торопился с продажей, то тогда он продавал этот товар городским торговцам, которые покупали его по сниженной цене. Также и в случае, если покупатель не мог найти искомый товар у частных торговцев – тогда он мог найти его у перекупщиков. Объединения же ремесленников создавались для расширения возможностей производства, обмена опытом. Хотя, как ни странно, лучшие среди мастеров любого ремесла не были горожанами. Управление городом осуществлялось сообща старейшинами селений, которые были прикреплены к данному городу. Для этого старейшины при необходимости собирались на вече и обсуждали вопросы, касающиеся города.
       Раз уж речь зашла о городах, то стоит также упомянуть, что не все они имели преимущественно торговое значение: многие из городов, особенно на границах Руси, ставились как ключевые военные точки, позволяющие в случае войны укрыть жителей окрестных земель, а также дать ворогу сильный и слаженный отпор. Конечно, и обычные, торговые города позволяли сделать то же самое, однако военные города, в отличие от них, были куда больше, укреплённей, вооружённей, населённей, обязательно имели внутри себя городскую дружину, источники воды и большой обновляемый запас пищи на случай осады, позволяющий укрывшимся в городе многие месяцы не испытывать голода, а за это время подмога успеет прийти не один раз, да и сами враги устанут держать осаду. Как пополнялся этот запас? Старейшины прикреплённых селений раз в год собирали десятую часть урожая с жителей, включая самих себя, и отвозили её в город на склад. Там продовольственные запасы сортировались по срокам хранения трудящимися склада – складовщиками, и, когда истекало две трети срока, запасы отправлялись на городской торг, где продавались за пол цены, что горожан, коих в таких городах было куда больше, нежели в других, вполне устраивало и даже радовало. Десятая часть выручки города шла на оплату дружины и складовщиков, остальное тратилось на поддержание и развитие города, его укрепление, в случае необходимости – и расширение. Иногда возникали излишки денег – тогда они хранились в городской казне до тех пор, пока не понадобятся. А ещё военные города отличались от торговых тем, что имели князя, избираемого раз в год старейшинами прикреплённых селений. Князь был кем-то вроде городского управленца, и хотя торговые города без него легко обходились, то близость от границ обязывала военные города иметь при себе того, кто мог быстро принимать мудрые и решительные действия, ведь не ждать же, пока старейшины соберутся?
       Касательно городской дружины мы узнали, что она преимущественно состояла из горожан. Вступление в неё было добровольным, и для того, чтобы в неё попасть, нужно было пройти некие испытания.
       Так как врагов у Руси, также по старой памяти именуемой Арией, было много, то и военных городов тоже было много, а ежели учесть ещё и торговые города, которых было гораздо больше, то становилось вполне понятно, за что впоследствии урмане прозвали нашу Родину "страной городов". Однако, помимо торговых и военных, были в Арии и другие города.
       Например, гораздо более редким видом городов были лесные города. Как и следовало из названия, такие города скрывались в лесу, подальше от посторонних глаз, и находились они преимущественно рядом с враждебными соседями. Как известно, никто из врагов Руси почему-то не любит соваться в её леса, поэтому лесные города в случае нападения обезпечивали укрывшимся в них людям полную недосягаемость для врага и, помимо этого, играли роль своеобразной партизанской базы, позволяющей неожиданно совершать стремительные и короткие набеги и так же внезапно скрываться в глубинах леса, а затем, в случае необходимости пополнив запасы, повторить снова. А ежели враг и удумывал устраивать преследование убегающих в лесу, то тем было хуже для него: лес был для него труднопреодолимой преградой, где опасности можно было ожидать из-за каждого дерева и каждого куста, а лесные лазутчики, знающие лес как свои двадцать пальцев, оставаясь недосягаемыми и даже невидимыми для врага, осыпали его стрелами, совершали ночные набеги, заманивали его в различные ловушки. Таким образом, даже небольшое количество лесных воинов могло успешно истреблять огромные армии противника, но даже и без лесных воинов лес мало кого из врагов желал отпускать, ведь они не знали, что такое русский лес, не знали, где найти в нём источники воды, не знали, какие опасности он в себе скрывает, не знали даже, в какую сторону нужно идти!..
       Однако самими редкими и, пожалуй, самыми интересными были потаённые города. Таких городов, как сказал Радогаст, было всего несколько на всю Русь, однако сколько их было и где они находились, знали, пожалуй, только сами жители этих городов. Радогасту были известны только слухи о приблизительном расположении нескольких из них. Как нам довелось от него узнать, один из них находился близ ледяных морей, второй на Урале, а про третий было только известно, что он расположен далеко за Каменным Поясом. Он также рассказал, что потаённые города хранят в себе многовековую мудрость, что в них куётся будущее Руси.
       Наш разговор затянулся до глубокой ночи. Мы спорили, шутили, удивлялись. Потом, когда со сном стало бороться совсем трудно, мы решили, что на сегодня хватит, и, разлёгшись на лавках, приступили ко сну.

* * *

       Я проснулся рано – солнце только-только показалось из-за горизонта. Элиот ещё дрых, Людмила уже хлопотала у печи, Радогаст куда-то запропастился. Я встал и, стараясь не шуметь, выскользнул во двор.
       Решив получше изучить достопримечательности жилья старейшины, сначала оглядел весь двор, затем вышел в сад, и в нём я наконец-то отыскал то, что сильно так искал – нужник. Торопясь к нему, я на ходу отметил, что выглядел он точь-в-точь, как и в моём мире. Видать, он уже достиг совершенства развития и потому за столько веков нисколько не изменился.
       Забежав внутрь, я захлопнул дверцу и приступил к серьёзному облегчению организма. Закончив своё дело, выполнил гигиеническую процедуру кусочками мха, что лежали рядом в ящике, натянул штаны и, заметно посвежевший, вышел наружу.
       О, этот свежий и прохладный ветер, приносящий с собой запахи цветов и трав!.. А сколько их в саду тут было!.. После стерильного городского воздуха, к которому я привык в своём мире, эти запахи казались мне чарующим дурманом… Аж голова закружилась. Пожалуй, на пока что хватит.
       Я подошёл к кадушке с водой, что стояла неподалёку, вымыл в ней руки, умыл лицо, остатки воды выплеснул на землю, затем подошёл к колодцу, что тоже рядом был, начал раскручивать его ворот, опуская закреплённое на конце цепи ведро. Дождавшись, пока ведро зачерпнёт воды, начал крутить ворот в обратную сторону. Это действо почему-то привело меня в состояние, близкое к медитации. Возможно, этому ещё и способствовал весь окружающий меня сад, очаровывающий своей красотой, шелестящий кустами и травами ветер, а также ощущение тепла ко всем людям этого селения, даже несмотря на то, что я с ними почти не знаком.
       Набрав воды, я наполнил кадушку и пошёл обратно в дом. Во дворе навстречу мне попался сонный Элиот.
       – Ты на верном пути! – подбодрил его я, стараясь добавить пафоса в голос. – До цели осталось совсем немного! Ты сможешь, я верю! Иди, и придёшь!
       Но Элиот только молча махнул рукой на мои насмешки, быстрым шагом проходя мимо меня. Вот что значит целеустремлённость.
       Едва я вошёл в дом Радогаста, от множества запахов вкусной еды мой аппетит взлетел до космических высот. Людмила заметила, как я молча давлюсь слюной за её спиной, и с улыбкой понимающе произнесла:
       – Уже скоро, Арион. Скоро вернётся Радогаст, думаю, к его приходу всё уже будет готово.
       "Надеюсь", – про себя подумал я и сел на лавку, раздумывая о будущем. Сегодня мы покинем Вешь и, следуя совету Радогаста, отправимся в город Полежье. Так как до границы отсюда далековато, хоть и не очень-то далеко, град этот является торговым, хотя нас с Элиотом больше интересовали военные города, не говоря уже о лесных и, тем более, потаённых. Но пока выбирать особо не из чего, поэтому, как говорится, приходится жрать, что дают.
       Через несколько минут задумчивого ожидания я услышал, как скрипнула раскрывающаяся дверь – это вошли что-то обсуждающие между собой Радогаст и Элиот.
       – ...могу принять это решение, – говорил старейшина Элиоту. – Кто знает, как их использование откликнется в будущем?
       – А кто может принять это решение?
       – Мудрецы из потаённых городов.
       – И как мы их найдём? Ты ведь не знаешь, где находятся эти города…
       – Как яз вам уже говорил, мне известно только их приблизительное место. Ведь неспроста ж эти города называют потаёнными?
       – Понятно… – вздохнул Элиот. – Что ж, будем искать… – Сев на лавку радом со мной, друг мысленно мне объяснил:
       «С семенами пока придётся повременить. Сперва необходимо узнать мнение о них местных сверхавторитетов, о которых никто и слыхом не слыхал.»
       «Ясно. Надеюсь, мы на них всё же нарвёмся.»
       Постепенно стол начал наполняться различными яствами, среди которых были мёд, пирожки, по запаху которых я определил, что они были с луком и яйцами, малиновое варенье, лепёшки, овсяная каша и, конечно же, румяный, одурманивающий своим без преувеличения божественным запахом хлеб, только что вынутый Людмилой из печи.
       Усевшись за стол, Радогаст вновь откуда-то снизу (как я заподозрил, из кармана штанов, а может, из-за пояса), достал ложку и произнёс:
       – Налетай!
       Налетели. Прям как истребители – истребили всю так чудесно приготовленную Людмилой еду в окрестности стола. Я сыто откинулся назад на стену, к которой прилегала лавка, и мысленно сказал Элиоту:
       "Пора."
       "Не торопишься ли ты?" – последовал вопрос.
       "Есть какие-то причины, по которым ты хочешь задержаться?" – в свою очередь спросил я.
       "Радогаст – ведун. Даже не становясь его учениками, мы можем многому у него научиться."
       "Мы ведь сюда не учиться пришли, ты помнишь?"
       "И всё же считаю, что на пару дней здесь стоит задержаться. Мы ещё слишком мало знаем об этом мире."
       "Теория познаётся на практике, разве нет?"
       "Рискованно..."
       "...оставаться на месте, – закончил я. – Ты ведь хочешь найти потаённые города? А Радогаст признал, что не знает, где точно их искать. У нас каждый день на счету, не забывай."
       "Я помню. Хорошо, будь по-твоему."
       – Какие советы нам дашь на будущее, Радогаст? – спросил я старейшину.
       Радогаст взглядом указал на стоящее возле двери наше оружие:
       – Небось, не для красоты носите?
       – Вообще-то для красоты, – признался я.
       – Правда, не только для неё одной, – добавил Элиот.
       – Что ж, ежели считаете себя достаточно подготовленными воями, то на полуденных границах нынче неспокойно... – туманно намекнул ведун.
       – Управимся, – пообещал друг. – Думаю, за месяцок-другой потаённые города никуда не убегут…
       – Где лучше всего можно показать себя, как не на поле боя? – согласился я. – Так себя покажем, так, что неподготовленным лучше не смотреть…
       Не засиживаясь долго, мы приступили к сборам. Людмила щедро снабдила нас снедью, так, что в наших рюкзаках почти не осталось свободного места, и мы, попрощавшись с хозяевами приютившего нас дома и поблагодарив их за гостеприимство, продолжили свой путь. Радогаст так и не сказал нам, где находится град Полежье, поэтому перед тем, как покинуть Вешь, мы узнали у встречных местных, как до него добраться. Оказалось, он находится не так уж далеко, всего в семидесяти вёрстах на юг, или, как это прозвучало в устах местных, "на полдень". Выйдя за пределы Веши, мы выбрали нужную дорогу и, взяв разминочный темп, побежали к намеченной цели.