Прицел. Выстрел

 Солнце в очередной раз скрылось за тучей. Тучей пепла, пыли и дыма.

– Ложись! – прогремело в ушах бойцов наряду с грохотом пушек и свистом свинца... Пятая ударная армия Первого Белорусского фронта прорывалась к Берлину.

Второй день за третьей полосой обороны на окраинах немецкого города шли бои, ожесточенные и кровопролитные. Теплое апрельское солнце приветливо улыбалось, не понимая бед и страданий, которые выпали на долю тех, кто внизу бился не на жизнь, а на смерть. Кирзовые сапоги седых мальчишек проваливались в грязь, выцветшие истертые гимнастерки висели, словно мешки, но в глазах горел огонь – на кону была Победа.

Грохот и… крик рядом с пулеметом.

– Колька! – послышалось откуда-то снизу, и наводчик, скрипя зубами от боли и сжимая ладонью истекающее кровью бедро, опустил взгляд вниз. – Колька! Ты меня слышишь?

На земле, прикрывая лицо, лежал Махмуд. Он с нескрываемым страхом следил за лучшим другом, который, пошатнувшись, упал на колени, не сумев схватиться за пулемет. Махмуд вскочил на ноги и, подхватив под руки совсем молоденького наводчика, довел его до ближайшего дерева.

– Пулемет, – отчаянно зашептал Колька, - пулемет…

– Я заменю! – попытался перекричать взрывы Махмуд и, ободряюще хлопнув наводчика по плечу, стремительно понесся к оставленному оружию.

Двадцатипятилетний парень, будучи дважды ранен сам, встал у пулемета. Кое-как перевязанное плечо беспрестанно ныло, лодыжку ломило так, будто в нее была заряжена очередь. Но боль забывалась при воспоминаниях о событии прошлого дня, которое подарило бойцам надежду на спасение и веру в скорое освобождение. Два дня назад, двадцатого апреля, Германия праздновала день рождения Гитлера, а двадцать первого числа русские установили первое советское знамя в Берлине.

– Вот и наш подарочек подоспел! – потирали руки солдаты пятой ударной армии накануне вечером, празднуя это знаменательное событие. – Ай да третья ударная, ай да молодцы!

А сейчас окрыленная успехом двести тридцатая дивизия заняла Каульсдорф, пригород Берлина.

Прицел. Выстрел.

Махмуд удивленно опустил глаза на гимнастерку: на груди во все стороны расползалось темно-красное пятно. Жгучая боль пронзила тело, руки сжались в кулаки, и парень, покачнувшись, рухнул на землю. Как будто откуда-то издалека донесся полный боли нечеловеческий крик Кольки, вокруг забегали товарищи. Махмуда оттащили от пулемета и уложили под деревом, и в это мгновение для него все перестало быть хоть малость важным. Перед глазами плыли круги и воспоминания.

– Я доброволец.

Это было четыре года назад, когда только началась война. Махмуд стоял перед комиссаром в военкомате, полный решимости отправиться на фронт. В кресле напротив сидел усталый мужчина, внимательно осматривавший парня с ног до головы.

– Профессия, место работы, – заученно пробормотал он, опустив глаза и начав перебирать бумаги.

– Слесарь, вагонное депо станции Батраки, – отчеканил Махмуд.

Комиссар вскинул брови, отложил ручку:

– Не допущен. Железная дорога – это тоже фронт.

А через некоторое время на войну отправился старший брат Михаил. Проводы были горькими, слезы и мольбы матери навсегда врезались в память Махмуда. И только твердый характер парня, его безграничная любовь к родительнице и стремление облегчить её страдания помогли пережить год лишений и непосильного труда. Письма солдат писал редко, а хуже этого, казалось, ничего и быть не могло. Но в 1942 году дом Аиповых потрясла пришедшая «похоронка»: Михаил в бою с врагом пал смертью героя.

Тогда Махмуд и пообещал себе во что бы то ни стало попасть на фронт и отомстить фашистам за брата. Став пулеметчиком, боец воевал мужественно и смело, был награжден двумя медалями «За отвагу». А через некоторое время нашел хорошего друга – Кольку. Но ни на секунду не забывал о своей самой любимой женщине, которая осталась в далеком родном селе Кирюшкино.

Перед Махмудом вдруг явился образ матери, воскресли её последние слова.

– Береги себя...

У порога старого, но аккуратного домика, стояла маленькая старушка в худом выцветшем платье, концом старого цветастого платка, под которым прятались редкие седые волосы, вытирая слезы. Она старалась улыбаться и выглядеть сильной, но у нее ничего не получалось. Из заплаканных глаз то и дело срывались соленые капли, которые, пробегая по морщинкам на бледном исхудавшем лице, добирались до мелко дрожавшего подбородка. Старушка стояла, ломая руки, и смотрела на сына, гордо подняв голову.

У Махмуда от этого воспоминания встал ком в горле. Он вдруг подумал, что оставил беззащитную и слабую мать совсем одну. Парень вдруг осознал, что был её единственным утешением, смыслом жизни. Гордость за товарищей и желание во что бы то ни стало защитить родину смешались с жалостью к матери, и от этого ему стало невыразимо больно.

Махмуд через силу открыл глаза и устремил взгляд в небо.  Солнце в последний раз скрылось за тучей. Тучей пепла, пыли и дыма…



*Посвящено памяти Махмуда Илачевича Аипова, Героя Советского Союза (посмертно).